***
Inon Zur - What remains (Fallout 3 OST) https://www.youtube.com/watch?v=xRwRe_vej_A Потягиваюсь, доставая сигарету из пачки. Приятный воздух продувает наши потные тела. Любимая, мёртвой хваткой прижавшаяся ко мне... И я, стискивающий её, зацеловывающий голые аппетитные плечики, макушку и с перерывами на затяжку-выдох, курящий. Мы укрылись белоснежной простынкой. Я смотрел в залитый лучами блекло-рыжего заката, деревянный потолок. Вдыхал аромат любимых волос. И курил. -Котя... - тихо позвала кошечка, трясь о мой подбородок, в поисках ласки. Я поцеловал Ману в висок, опьянённый счастьем, начал целовать её щёчку и, надеясь, что любимая меня не прогонит из-за курения прямо здесь и сейчас, да и поцелуев, и дым не попадёт в её, такие прекрасные, глазки, спросил: -Что? Мана сползла чуть ниже, вдоль моего торса, позволяя нашим глазам встретиться и, барахтая в воздухе босыми ножками, улыбаясь счастливо, сказала: -Давай увезём родителей в город? Они так там толком и не посмотрели ничего, можно сказать и не были вовсе, а в газетах прочитали, мол... Там оборонительной армии, памятник в центре поставят. И мы там тоже будем... Я улыбнулся шире, выдохнул затяжку ноздрями и, увидев, что уже начался фильтр, затушил бычок, притягивая кошечку к себе и жадно зацеловывая, тиская, переворачивая её на спину и оказываясь сверху, в перерывах между поцелуями, повторял лишь: -Конечно... Конечно поедем, милая... И мне по работе там надо будет на недельку остановится... Мана отвела взгляд в сторону и, уже едва грустным голосом сказала: -Как здорово... Всё сошлось... Я оторвался от груди любимой и, закрыв дверку в сад, откуда к нам поступал свежий воздух, продолжая зацеловывать кошечку, повторял: -Не переживай, это всё бумажная работа... А твои суеверия не оправдались, ничуть... Иди ко мне... - я вновь жадно прильнул к груди любимой, теребя языком сосочек. Мана сладко застонала и, вялыми руками пытаясь отстранить меня, сказала: -По...Подо! По-од-д-дожди! Да...Ах! Д-дай д-договорю... Оставив с горестным вздохом, любимую упругую белоснежную, идеальную грудь, повис над лицом Маны, глядя в пьяные от удовольствия и счастья, серо-голубые океаны. Поцеловал губы, от которых невозможно удержаться. Углубил поцелуй. Прервал его. Затем повторил и, убеждаясь, что любимой больше нечего говорить, поцеловал её максимально жадно и глубоко, с счастьем чувствуя, как волны гипнотического удовольствия и лёгкой чистой радости воссоединения, смывают с моей души всю оставшуюся со службы, грязь.И я вновь счастлив... И я вновь, почти-почти... Чист...
Мана опять отгоняет меня. Если б не два сеанса секса с порога, я б и не заметил её вялый протест. Но, с протяжным вздохом, отстраняюсь, прижимая к себе белоснежную изящную ручку и целуя её, с щенячьим, наверное взглядом, глядя на Ману. А та, (я же вижу!) наигранно хмурится и говорит слабо: -Чем это от тебя пахне...Нет! С-с... Ч...Чьи это дУхи? А вообще, ещё я у тебя в... Ф-ф-ф-ф-орме видела в-в-в-в-в-в-волос! Женский, рыжий! И к-где эт-то ты шлялся, а я уж-же! Дальше я не слушал, а светло улыбался. Оттого, что видел - это не её, а науськанное. А ещё больше - оттого, что она сама не верит, что говорит. Так мило и забавно - всё как я люблю, шлёпает себя ладошками по багровым щёчкам и прячет взгляд. И бубнит какую-то чушь, изображая ревность. А я едва не смеюсь. Потому, что чиста у меня совесть и помню весь свой путь от и до. -Любимая! -А? Что? - тут же её взгляд - внимательный, слегка испуганный, нервный, но отчаянно-покорный, с распахнутыми глазками, смотрит на меня. А я смеюсь и лишь осторожно, нежно целуя её белоснежную кожу, ложась рядом и, закидываю ногу, как в номере отеля, надеясь, что девушке не тяжело... -А ты с чего это всё взяла, родная, милая моя. Мышка-малышка... Или ты правда думаешь, что я променяю на кого-то самую красивую девушку, на всей планете земля? Ту единственную, кто является моей семьёй, отличительно лучшей стороной меня самого, ту от которой хочу деток и чем больше - тем лучше... А? Мана же надулась и тут же, опустив веки, всё сдала: -Папа мне говорил и мама поддакивала, что я с тобой слишком мягко себя веду и сначала мама говорила, чтобы я пожаловалась на зарплату и что машина и всякое такое, но папа запротестовал и сказал, что это бесстыдство, а потом научил чего надо говорить, и ты бы, говорит, оправдывался и тогда я с тобой должна была бы быть строгой, и так всякий раз, когда ты на задании и потом... Потом... Я бы была строгой, а ты бы подчинялся, а если, папа говорит, не подчинялся бы, значит и не любил вовсе никогда и обещал, что у соседей мальчик, а он погиб и... Я прервал её болтовню, приподняв подбородочек любимой своим полусогнутым пальцем и, полюбовавшись горящими стыдом и любовью, серо-голубыми глазками, жадно поцеловал Ману. Ещё секунду мы не опускали веки, впитываясь в глаза друг-друга. Потом, когда серо-голубые океаны опьянели окончательно и скрылись под веками, я закрыл свои глаза. И лишь поцелуй набирал обороты и прервался он только по одной причине - хлопнула входная дверь. Эх, значит всё равно не успели бы... Подумал я, с улыбкой глядя на всё ещё виноватую мордочку любимой. А та робко объяснила: -П-просто... Всё что я хотела... Это чтобы ты побыстрее вернулся домой, любимый...Ведь... Я чуть с ума не сошла за те полутора суток, что ты опоздал... -Это не от меня зависит, любовь моя. Мана прижалась ко мне, я обнял свою кошечку в ответ и, уложил нас как обычно: себя - на спину, любимую - на мой торс. А последняя, водя пальчиками по моим шрамам и целуя их, тихо рассказывала: -Верю. Верю, что не от тебя зависит. И очень сильно люблю, котя... Все твои раны, все твои шрамы, наизусть помню... Разве такого, м о е г о котю, можно обижать? А за что? Ты же такой у меня ласковый и нежный и очень добрый... А папа говорит и мама с ним согласна, что балую тебя. И... И что ты так ко мне интерес быстро потеряешь... Им я не верю котя... А твоим глазам, когда ты называешь меня самой красивой и... И правда смотришь так... Я и не сомневаюсь, что для тебя, я самая красивая девушка на всём белом свете и это главное для меня! Чтобы я была для тебя самой красивой... И на всё готова, ради тебя... А давай... Давай уедем... Котя? - Мана, до сего момента лежащая щёчкой на моём торсе и пальчиками гладящая очертания шрамов, подбородочком уткнулась в мою грудь и вопросительно посмотрела своими серо-голубыми глазками. -Уже? В город? -Нет, котя... Увези меня к себе... Очень хочу посмотреть откуда мой любимый появился... Такой ласковый, добрый и нежный... И самый-самый преданный! Я очень хочу увидеть Россию. И... Не мааат-рьёж-ку... А там, где ты живёшь... И быть с тобою до конца нашей жизни там... Опять я с мамой поругалась, из-за этих нарядов дурацких! А ты сказал: "не хочет - не надо" и вы с папой тогда чуть не подрались, помнишь? Тьмокнув любимую в лобик и, уставившись в потолок, спросил: -Это тогда я ещё это саке ваше отказался пить? -Да, сказал, что горячее. И что-то про водку и морозильник и что греть нельзя... Улыбнувшись, ответил: -Вот это вечер был конечно... И я от саке отказывался и ты, их дочка, от моего влияния, наверно, в это платье наряжаться отказалась... Дальше Мана рассказывала: как не любила японские народные одежды, и приметы с ними связанные, и всякие обычаи, традиции, и что мама была такая же, но ни за что в этом не признается, а папа её подкалывает этим, мол, бабушка с дедушкой по материнской линии хотели из матери Маны гейшу сделать, а она терпела-терпела, потом "связалась с дурной компанией" состоящей из одного лишь отца Маны, который хоть и полицейский, мало чем от хулиганов отличался, да и вообще на роду у него корейцев много... А я всё слушал, как ручеёк прекрасный журчит - голосок моей любимой и глазки у неё закрываются уже и чуть ли не сопит кошечка, а всё разговаривает. Я спрашиваю, перебивая совсем невразумительные бормотания: -Платье тебе понравилось? Я тебе купил, маме твоей... -Оч-ч! Т-ток-ка...Л-луч...Шебы ты сразу... До... - Мана зевнула и, словно игрушку, проворно и резко, цапнула мимо проходящего котёнка, прижимая к щеке и гладя, пока тот не смирился окончательно, начав мурлыкать. Зевнув, девушка договорила: -...домой бы быстрее шёл... -Ну что, какие-нибудь полчаса изменили бы что-нибудь? Мана, милой упрямостью, буркнула: -Да. Оть...Оччень много... Я тихо посмеялся и, тьмокнув любимую в лобик, прошептал: -Спокойной ночи, солнышко ты моё, ясное... -Спо...кой...ной... Ноть...Ти... Я прижал к себе кошечку мёртвой хваткой, подобно мальчишке, прижавшему любимую плюшевую игрушку. Рылся носом в океане каштановых волос, дыша этим ароматом... Даже поцеловал котёнка в пушистую чёрную голову. И, улыбаясь сопению любимой, тьмокнув напоследок белоснежное плечико, сам не заметил, как задремал.