...отдых
Усталая борьба с неотвратимым, паническая жажда жить и, всё это, вперемешку с нахлынувшими в потемнении взора, воспоминаниями ласковых девичьих ладошек, которые скользят по моему телу, тёплые любимые губы, целующие шрамы, нежность гипнотически приятного, аромата каштановых волос, в которые я зарываюсь, шёпота голоса любимой, одной-единственной, повторяющейся фразы:Я молюсь за тебя, чтобы ты вернулся живым, целым и невредимым, чтобы с тобой, всё было хорошо, котя...
И отголосками, шелест голоса Маны, будто ласково играясь, кусая за ухо, говорил: Я люблю тебя котя, очень сильно люблю. Почему ты так удивляешься? Ты просто не представляешь, как много значишь для меня, котя, ты моя семья, моя семья, котя... Когда меня, после одинокого детства, как и всех в деревне, забрали в армию, откуда никто почти не возвращается, я умоляла родителей, может, как-нибудь, для девочек, можно перевестись куда-то? А папа фыркнул, он всегда хотел сына, а не дочь... И сказал, что это гордость, а мама ему поддакивала, и меня забрали... А ты... Котя... Котя, а ты! Ругаешься со своим командованием, что меня, даже на пробный вылет, без всяких опасностей, выпускают, всякий раз, когда тестируют Валькирию... А про поле боя, я вообще молчу... Котя... Сколько раз, из-за тебя, я оставалась нетронутой, пока вся страна воевала? Сколько раз, ты жертвовал собой, чтобы спасти меня? А теперь ещё... И выяснилось, что ты любил меня, несмотря на предательство... Наивный и глупый... Думал, что я тебя не люблю, а всё равно жертвовал собой и, меня всегда, когда сбивали, защищал и спасал, собою рискуя... Котя... Я - твоя на веки веков, ты мой котик, я люблю тебя, моя жизнь принадлежит тебе и только тебе, котя, котичька, ты всё, что у меня есть в этом мире, и ты - мой мир, котя... Я люблю тебя, больше всего на свете, ты у меня самый-самый-самый сильный, ласковый, добрый, преданный, храбрый и нежный.... Мой... И только мой... Котичка...***
Vangelis - P.S. https://youtu.be/X5dQWLxATq8 Подняв веки, облегчённо и протяжно вздыхаю. Белоснежная, залитая солнцем, кровать. Моя любимая, бережно обнявшая меня слева. Память медленно возвращалась. Я лишь мельком приходил в сознание, поэтому всё, что знаю - весеннее тепло улицы. Ласковый ветер. Безоблачное небо. Яркое солнце, залившее потолок больничной палаты. Целую макушку спящей любимой, зарываясь в океан её волос... Моя девочка подняла веки и, со слезами счастья, в серо-голубых небесах любви, посмотрела молча, с пьянящей пылающей любовью и, не в силах что-либо сказать, подползла ближе, стиснула меня крепче и жадно поцеловала... Мы, мёртвой хваткой, стиснув друг-друга, плакали от счастья и, посреди тёплой радости, меланхолией вилась, в моей памяти, едко-чёрная мысль... Мысль, о моём единственном лучшем друге, кто улыбался, спокойно и уверенно, с сигаретой промеж зубов, вечно в своей голубой рубашке с засученными рукавами, галстуком и с хвостиком... О том, как я смотрел ему вслед, а спустя мгновение, от его спины не осталось ничего, только груда обугленных ошмётков, перемешавшихся с иссохшими и шипящими остатками крови, внутренностями его бойцов, на дне свежей воронки. О том, что я не помню, или не знаю - предстоит ли мне, ещё сказать об этом Мисато? И, как смотреть в глаза, любимой погибшего лучшего друга? И как найти слова, вопреки кому в горле и онемевшему языку? -А ведь они с Мисато только начали жить по-человечески, вместе... - едва слышно, сухими потресканными губами, произнёс я вслух, глядя на тёплую весеннюю улицу, полную сочно-зелёной, распустившейся листвы деревьев в алее. Голубое небо без единого облачка. Тёплый ласковый свежий ветерок. Отличный, если не самый прекрасный день. День, который он уже не увидит. Вот и первый рассвет, без него, моего лучшего друга на этом свете, я пропустил. Будут впереди ещё, горе и радость, ссоры, расставания и примирения, новое поколение сменит нас, а он... Всего этого не увидит. Для него всё кончилось. Там, на берегу. В грязи и слякоти. Под дождём. В мёрзлом тумане побережья. Он, не дожил всего пары часов, до конца атаки, когда воссияло солнышко и меня подобрали медики... Мана, подняв личико, посмотрела на меня и спросила едва слышно: -Чт-что? Я посмотрел на свою любимую. Счастливую и недоумевающую. И, внезапно, с ужасом представил, как в её, такое прекрасное девичье личико, бросили бы слова, об, уже МОЕЙ смерти. И, что бы, с моей кошечкой стало... Сглотнув липкую, как клей, почти отсутствующую в обезвоженном уставшем болящем, едва живом организме, слюну, я сказал тихим усталым хрипом: -Кадзи-сан мёртв. Мана, едва ахнула в ужасе. И, тут же быстро протараторила: -Мисато-сан знает? Тяжело вздохнув и, вновь глядя на залитую солнечным светом, улицу по ту сторону открытого окна, где во всю пели птички, я растерянно произнёс, повторяя: -Не знаю... Не знаю...***
Blue Oyster Cult - Veteran of the psychic wars https://youtu.be/jUwh-C5w7II В день моей выписки пошёл дождь. Я не стал узнавать о фронте, о передовой. Для меня, было одно ясно - не стало моего друга. И остальное, уже было не важно. Две недели реабилитации, уклончивое обещание докторов, что меня уволят, по состоянию здоровья, в запас (возможно); Мана, просидевшая со мною, целую неделю; всё это, уже не приносило радости. Я был, будто беспомощным, плюшевым мишкой. Кровь, обратилась в камень, а сам я, уже не жил. Повальная усталость, перебинтованное и, сотню раз спасённое с того света, моё тело, сейчас было облачено в шинель, да полёвку. Серые небеса. Дождь. Капли, падают на захоронение Кадзи - какую-то, блять, ничтожно неочёмную палку, с иероглифами имени. Левой рукой, я держу зонт, а правой - прижимаю к себе Ману, которая, всю дорогу, обеспокоенно смотрела мне в глаза, не решаясь нарушить, повисшее между нами, молчание. В зубах у меня, вспыхивая рыжим огоньком при затягивании, тонким серым дымом, вилась в небеса, дешёвейшая, привезённая морем (из-за закрытых воздушных границ) отечественная сигарета "сотка", именуемая одним островом, ничего с ним общего, не имеющая. А я стоял и думал обо всей этой, роящейся в черепе, хуйне... You see me now a veteran of a thousand psychic wars I've been living on the edge so long Where the winds of limbo roar And I'm young enough to look at And far too old to see All the scars are on the inside I'm not sure that there's anything left to me Don't let these shakes go on It's time we had a break from it It's time we had some leave We've been living in the flames We've been eating up our brains Oh please don't let these shakes go on You ask me why I'm weary, why I can't speak to you You blame me for my silence say It's time I changed and grew But the war's still going on, dear, and there's no end that I know And I can't say if we're ever... I can't say if were ever gonna be free Don't let these shakes go on It's time we had a break from it It's time we had some leave We've been living in the flames We've been eating out our brains Oh please don't let these shakes go on Уставший и потрясённый, с бешенным сердцебиением, которое своим ушком, слушает любимая, я смотрел на иероглифыКадзи Рёдзи
...и, до сих пор, не мог поверить. Губы, обожгла сигарета, отчего я, сжав пальцами, вынул бычок и, опустив руку, продолжил смотреть в захоронение. Не по-нашему, конечно, ни креста, ни памятника, вообще ничё общего. А чё поделаешь? Как тут ещё быть? Да и на похороны меня, доктора не отпустили. Мана на могилку и не глядела вообще, и не плакала, да только смотрела тоскливо, мне в глаза и, когда наскучивало, щёчкой прижавшись к моему торсу, ушком прикладывалась к сердцу, терпеливо дожидаясь, пока я, наконец-таки, двину отсюда прочь. Венок-то я положил уже. На этом кладбище, было предостаточно свежих могил... И матерей рыдающих, тоже хватало. Ещё на входе, я заприметил похоронку. Ну как. Японский аналог её, да тут дальше кладбища, через небольшой пролесок, мыс есть, откуда любят прах развеивать. А как Кадзи похоронили - этого уж, не знаю. Спросил у Ритцуко потому... Потому что, до Мисато не мог дозвониться. Осталась она дома одна с Синдзи-куном и Пен-Пеном, как говорят. Аска, на отдельной квартире по гос. программе, проживать начала. Вроде как, со слов блондинки, Мисато вспомнила, что и к рыжей, своего Кадзи ревновала, хотя, вроде, без повода.Блять, о чём я только думаю на могиле лучшего друга?
You see me now a veteran of a thousand psychic wars My energy's spent at last And my armor is destroyed I have used up all my weapons and I'm helpless and bereaved Wounds are all I'm made of Did I hear you say that this is victory? Don't let these shakes go on It's time we had a break from it Send me to the rear Where the tides of madness swell And been sliding into hell Oh please don't let these shakes go on Don't let these shakes go on Don't let these shakes go on Тьмокнув любимую в макушку, да положив затухший бычок в карман, произнёс тихо: -Пойдём домой, котёнок И, крепче прижав к себе, каштановое счастье моё, да держа зонтик выше, неспешно повёл нас к выходу...***
Joy Division - She's lost control (The Peel Sessions 1979) https://youtu.be/w_r2IKWZnIg Двери лифта закрылись, неся меня вверх. Тяжело вздохнув, я уже надеялся поскорее отрапортаваться и вернуться домой, к любимой, под одеялко... Запасаясь силами и, пряча оголённые нервы, куда подальше, я всё думал, как же быть и, с чего начать, да только нихера не помогало. Каша в голове, никуда не делась, вместе со смутно нагнетённым, напускным и выдуманным, чувством вины. Двери лифта раскрылись. Я вышел на лестничную площадку. Нашёл нужную дверь. Позвонил в звонок. Затем на телефон. Затем постучался. Сonfusion in her eyes that says it all. She's lost control. And she's clinging to the nearest passer by, She's lost control. And she gave away the secrets of her past, And said I've lost control again, And of a voice that told her when and where to act, She said I've lost control again. И только тогда, дверь распахнулась, а в меня, ненавистным взглядом, упёрлась взъерошенная, бешеная блондинка и рявкнула: -Нашёл, блять, время, старлей! Я ответил, показывая сложенный в несколько раз, документ: -У меня приказ. Предписано, "явиться к непосредственному командиру за дальнейшими указаниями... Не позднее сегодняшнего утра." Блондинка, хотела было, вырвать бумагу из моих рук, но я, чутка довернул торс, увернувшись. -ООоооООООоооООО! ГайДзин! - истеричной злобой, завопила Мисато, за спиной Ритцуко Блондинка опустила голову, пробурчав: -Ну пизда тебе, старлей And she turned around and took me by the hand And said I've lost control again. And how I'll never know just why or understand She said I've lost control again. And she screamed out kicking on her side And said I've lost control again. And seized up on the floor, I thought she'd die. She said I've lost control. She's lost control again. She's lost control. She's lost control again. She's lost control. Тяжело вздохнув, щенячьим взглядом, исподлобья пиля командиршу, в жопу бухую, еле держащуюся на ногах, да в фиолетовых трусиках и обтягивающей жёлтой майке, со спущенными лямками, отчего правая грудь некогда красивой женщины, была почти оголена, я перешагнул за порог. А Мисато, тут же впилась ногтями в мои щёки, навалилась, почти упала, если б я её не придержал, и, пепеля меня ненавистью, орала во всё пьяное горло, смрадом перегара, обдавая моё лицо: -НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! ЭТО ТЫЫЫ! ТЫЫЫ ДОЛЛЖЕН БЫЛ! ТЫ ДОЛЖЕН БЫЛ ПОЙТИ ВМЕСТО НЕГО И УМЕРЕЕТЬ! ГАЙЦЗИН! - Мисато, еле держащаяся на ногах, кинулась на меня, стараясь изорвать на части, своими вяло-беспомощными от запоя, руками и, видимо, задушить перегаром. Командир, вся багровая, блестя слезами, в тлетворном мраке душной, провонявшей перегаром, квартиры, ревела, всё менее злобно, смотря мне в глаза и, всё больше - с невыносимой болью. Будто пустую формальность, она повторяла монотонно: -Не...На...Виж...Жу... Ненавижуненавижуненавижу! Не...На... Well I had to phone her friend to state my case, And say she's lost control again. And she showed up all the errors and mistakes, And said I've lost control again. But she expressed herself in many different ways, Until she lost control again. And walked upon the edge of no escape, And laughed I've lost control again She's lost control again. She's lost control. She's lost control again. She's lost control. Вдруг, её голос дрогнул и она, заревев как раненый пьяный зверь, упёрлась лицом в мою грудь, начала стукать кулачками, всё более вяло с течением времени, а потом и вовсе, повисла, беспомощно обмякнув. Сухим жаром, горели мои исцарапанные щёки, где поверх кожи, щекотно бежали, ручейки крови. Я, прижимал к себе, ревущую командиршу, тяжело вздыхая и понимая, что тут мне придётся ох, как повозиться... Взяв на руки, рыдающую Мисато, которая, своими слезами, уже наверняка, намочила документ в моём нагрудном кармане, я направился на кухню. Там, сев на диван, надеялся что командирша, или уже доцарапает меня до конца или, что ещё лучше - отсядет. Но нет. В моих руках, рыдала девушка моего погибшего лучшего друга, ревела, конвульсируя, и, в те моменты, когда могла хоть что-то сказать, повторяла, что я виноват в смерти Кадзи и я, якобы, его убил, что умереть должен был я, Мана, Аска, все вокруг, даже сама Кацураги, а Кадзи, вмиг стал для неё святым и, обязан был, вообще никогда не умирать, а жить вечно. Тяжело вздохнув, я лишь гладил голову, вяло буянящей командирши, "в ожидании дальнейших указаний", блять...***
Joy Division - love will tear us apart (The Peel Sessions 1979) https://youtu.be/hdmrt72mib0 Окно было приоткрыто, дабы впустить хотя бы немного, свежего воздуха Мы с Ритцуко, сидели и делали вид, что пьём вместе с Мисато. Даже её, хлопающую рюмкой, воду из под крана, убедили, что мадам допилась до такой кондиции, что не отличает. Командир, бурчала что-то, едва разборчивое, вяло жестикулировала, здесь, на свету, было видно, что Кацураги, вмиг постарела как-то страшно - красивое женское личико её, испещрили морщины, появились синяки, под опухшими от отёка, безумно отупевшими глазами, немытые волосы были взлохмочены... When routine bites hard, And ambitions are low, And resentment rides high, But emotions won't grow, And we're changing our ways, Taking different roads. Then love, love will tear us apart again. Love, love will tear us apart again. Заплетающийся язык, произнёс первую, за долгие часы, разборчивую фразу: -Н-наша...Л-любовь привела нас в одну службу и... И... В конце-концов.... Наша же любовь, нас и разлучила... Why is the bedroom so cold? You've turned away on your side. Is my timing that flawed? Our respect runs so dry. Yet there's still this appeal That we've kept through our lives. But love, love will tear us apart again. Love, love will tear us apart again. Когда Мисато, каким-то резким неловким движением, попыталась встать, да тут же ёбнулась на пол и, заревев, осталась там лежать, щекой приложившись к полу, зовя отчаянно, вперемешку с рёвом, Кадзи, я осторожно взял командиршу на руки. Ритцуко открыла дверь кухни, а затем и спальни. Осторожно ступая, минуя разбитую посуду, осколки бутылок, смятые банки, пепел и прочий срач, царящий в доме, я донёс Мисато до её кровати. Ну как. Матрац на полу, местами прожжённый окурками. Ритцуко выгребла с него, все пустые стекляшки и банки. Я осторожно уложил Кацураги, то на несколько минут храпящую, то вдруг, кричащую сквозь сон:КАДЗИ!
...и просыпающуюся в слезах. Отстранившись, выпрямился. You cry out in your sleep, All my failings exposed. And there's a taste in my mouth, As desperation takes hold. Just that something so good Just can't function no more. But love, love will tear us apart again. Love, love will tear us apart again. Love, love will tear us apart again. Love, love will tear us apart again. Переглянувшись с Ритцуко, ненадолго оставили, убитую горем женщину, наедине с пьяным сном, предварительно повернув Кацураговну набок, (чтоб блевотиной во сне, не захлебнулась) да спину подперев, ворохом шмотья. На кухне, спешно закурив, спросил у той: -Кто зам Мисато? Блондинка, посмотрела на меня злобно, затем, видимо поняв, что я спрашиваю без сарказма, сказала: -Кадзи. -Блять. Тяжело вздохнув, отыскал нетронутую банку пива и, открыв её, жадно испив светлого, отстранился, глядя в окно, где пели птицы, на фоне сочно-зелёной, молодой распустившейся листвы деревьев, голубого безоблачного неба, а рыжее, по-летнему тёплое, солнце, уходило за горизонт, я сказал устало: -Значит, буду ждать. -Чего? -"Дальнейших указаний", блять***
Accept - The Best is yet to come https://youtu.be/VSHKPGI3fBc Эх Кадзи, Кадзи... -А Пен-пен где? Повар? Ритцуко, стряхнув пепел с дамской сигареты, уставившись в стену, произнесла тихо: -Ушли. Синдзи с Пен-Пеном, на отдельной квартире. -Мда Тяжело вздохнув, я опрокинул рюмку и, тут же закурил. Невыносимо ненавистная, ноюще-извечная, тягостная чернь траура, болью рвала меня на части, фибры моей души рвались на лоскуты, оголённые нервы, плавились и сгорали дотла, отмирая. И всё же, опрокинув следующую рюмашку, я всё больше, впадал в отчаянную, вопреки всему, веру, что всё будет хорошо. Once I was a man of fortune Lived my life with pearls and gold Had my time with wine and roses I never thought of getting old Time went by and I got wiser Loved and lost, along the way I found the meaning of forgiveness Pardoned enemies and prey When it rains, I look for rainbows When it's dark, I see the stars Call me a dreamer, call me naïve I will always say, the best is yet to come Call me a simple man, call me naïve On my dying bed I'll say, the best is yet to come Мы ещё повоюем, блять, с этой собачьей, поганой несправедливой и бессердечной, злобой жизни и рутины... Я, уже не знаю, доживу ли до утра, ведь доктора что-то пребывали в ахуе с моей "истории болезни". Возвращаться в мясорубку полей брани? Мисато, которая винит меня, в смерти своего любимого, ясен хуй, к гадалке не ходи, отправит меня на верную, сука, смерть... Many times, I feel like screaming Bang my head against the wall Watch my luck run through my fingers Losing faith in all Then I close my eyes in silence Feel the spirit, that I crave April showers, bring May flowers Growing on my grave When it rains, I look for rainbows When it's dark, I see the stars Call me a dreamer, call me naïve I will always say the best is yet to come Call me a simple man, call me naïve On my dying bed I'll say, the best is yet to come А неисполнение приказа Мисато - трибунал, да нахуй отсюда и, прощай, котёночек. Стиснув зубы, от боли несправедливости, режущей моё изрубцованное, уставшее старое от истерик, почти уже бесчувственное сердце, я опрокинул, очередную рюмашку. Мягкие сумерки вечера, опустились за окном. Где-то, у меня в России, сирень цветёт. Но, хуй я сдамся. Враг, ещё не разбит. А чтобы, эти блядские паскуды, не топтали мою Землю, я и воюю здесь. Вот так... За малыми порциями алкоголя и болтовни ни о чём, мы с Ритцуко, и не заметили, как наступил рассвет. И, к нашему удивлению, в первых лучах рыжего солнышка, в фиолетовом, под цвет волос, халате, на кухню, неслышно прошла Мисато, вся дрожащая и, лишь мельком глянув на меня, абсолютно нейтрально, а с натяжкой говоря, даже чуть дружелюбно, сказавшая: -Доброе утро, старлей. Затем, трясущимися руками, открыв холодильник и, достав оттуда банку пива, пшикнула крышкой. Мисато села напротив меня, отхлебнула чуток и, морщась, спросила: -Ты здесь... Сегодня, надо дальнейшие указания тебе дать, да? Я, доставая бумажку, сказал: -Вообще, ещё вчера, но я тут, в вашем расположении, пробыл с утра до утра, так что... Мисато, поставила банку на стол и, уткнув лицо, в раскрытые ладони, пробубнила: -Так мне, значит, не снилось, как я тебя царапаю, да? Это не Мана тебя так? -Всё вы, товарищ командир... - произнёс я, передавая женщине приказ. Мисато, тяжело вздохнув, да прочитав текст документа, сказала: -Так, насчёт распоряжений... Послезавтра в Геофронт к девяти. Всё. Я встал из-за стола, но тут, меня взяла за руку Мисато. Мы встретились взглядами. Лучик мягкого, почти летнего, рассвета, лёг на блестящие слезами, глаза командира и её руку, пальцами стиснувшую моё запястье. -Скажи...Он...Ведь не мучался...П-правда? Я отрицательно помотал головой, тихо сказав: -Даже боли не успел почувствовать. Мисато, облегчённо вздохнула, слабо и светло, улыбнувшись, и опустив голову. Я направился к выходу. За окном, рассветом наступал, нежный и, по-летнему тёплый, весенний день...