Её зовут Судьба

Берт вернулся ближе к вечеру, когда Ганс уже напился до зелёных Ситхов и мог быть как безмерно добрым, так и бесчеловечно жестоким. Эти два состояния чередовались, согласно желанию подсознания хозяина, не имея при этом хоть какой-нибудь упорядоченности. Но сейчас, кажется, был благоприятный период, ведь из окна дома Ганса звучали громкие песни и восторженный смех, его самого и ещё не ушедшего гостя. Значит, в дом заходить пока нельзя, придётся временно сидеть во дворе, ожидая, когда принесут еду, но прежде непременно загнать стадо, чем Берт и занялся. Банты спокойно пошли к хлеву, зная, что там их сейчас накормят. Животные уже хорошо запомнили, что не стоит сразу всем скопом бросаться к загонам, следует подходить по одному и подождав, пока оттуда выйдет пастух, мирно зайти. Вода уже стояла в поилках, а слой свежего сена устилал пол. День был не слишком жарким, значит, расчесывать им шерсть было не нужно. Что ж, хоть какой-то радостный момент. Убедившись, что все питомцы устроились, Берт вышел из хлева и опустился на скамейку, стоявшую между ним и домом. Только сейчас мужчина понял, как сильно он устал. Солнца, закончив свою дневную работа, уже медленно плыли за горизонт, оставляя за собой тонкую розовую дорожку на выжженном небосклоне. Глядя на них, Берт вспоминал сегодняшнюю странную встречу с тем мальчиком, с Люком. Как легко он починил его кар, причём делал это совсем не сомневаясь в том, что делает это правильно и знает как надо, а ведь не знал. Или просто не помнил? У тела же есть своя память, работавшая отдельно от мозга. Но если бы это была только она, было же ещё что-то такое, что мелькало перед глазами, не позволяя схватить. Вот, например, сейчас перед прикрытыми глазами снова возник какой-то невысокий светловолосый мальчик. Не Люк, другой, просто очень похожий, такой же бежевый комбинезон, отросшие, выжженные на солнцах русые волосы и открытый наивный взгляд больших голубых глаз. Он стоял посреди пустыни и точно так же, как сегодня Люк, возился в перевёрнутом вверх днищем каре, перекручивая какие-то провода и меняя положения некоторых деталей. Но кто это там, с ним рядом? Какие-то смутно знакомые малыши, а это ещё кто? Высокий, с длинными кожистыми ушами и вытянутым лицом, он суетливо скакал вокруг и не столько помогал, сколько мешался. Гунган, кажется так называется эта раса, но что он делает на Татуине. Вот мальчик повернулся к нему и что-то сказал, а тот в ответ скорчил презрительную гримасу. Потом, пока товарищ не видит, нагнулся и высунув длинный узкий язык, просунул его между колёсами, чтобы достать упавшую деталь. И вылетел оттуда, очумело тряся головой и пытаясь что-то сказать. Берт словно услышал его высокий, писклявый голос, произносимый с явным трудом. Вот он уже как-будто слышит даже слова: — Эни! Эни! Моя язык онмел! Это пищал растерянный и явно испуганный гунган. Интересно, кто же такой этот Эни? Хотя в общем-то ясно почему так уж вился этот гунган, ведь между колёсами проходят электрические контакты, попав в которые рукой, ногой или, как этот бедняга, языком, запросто заработаешь онемение примерно на час. Каждый ребёнок знает об этом, вернее тот, кто живет на Татуине с рождения, к числу которых этот явно не относился. Что это такое? Откуда эти воспоминания? Кто все эти участники событий? Вопросы полетели, как вспугнутые птицы и роем пронеслись перед глазами, поймать ни один нельзя, до того быстро проносятся, хотя, нет, одну почти получилось, с большим хвостом и крыльями, идущими в стороны, ввиде двух крестов. На одном из них нарисован какой-то красный символ, похожий на арку, обвивавшую неизвестную фигуру. Чем-то боли родным веяло от этой эмблемы, таким, что хотелось вытянуть руки и дотронуться до неё, чтобы ухватившись за крылья, улететь туда, где нет рабства. Где сразу же станет легче жить. Ему и маме. Мама. Стоп. У него есть мама? Где она? И почему от мыслей о ней становится так пусто и холодно? Тёплые родные объятия так резко менялись на горькое ощущение пустоты и непоправимой утраты. Это продолжалось из года в год, изо дня в день. Говорить и недоговаривать. Устал. Надоело. — Хватит! Больше я не буду терпеть эти издевательства! Если не хочешь говорить мне ничего прямо, то лучше вообще молчи! Не нужно мне твоих жалких подачек! Я и без памяти жить смогу, жил ведь как-то до сих пор! — встав со скамейки, решительно произнёс сам себе Берт, адресуя этот грозный выкрик неизвестно кому, возможно своему подсознанию, а скорее всего самой Силе, так не вовремя от него отвернувшейся. Но услышать этот крик смог только маленький дроид красно-белого цвета, похожий на перевёрнутую мусорку, державшуюся на двух металлических конечностей. Он подкатился прямо под ноги Берта и толкнулся ему в колено, словно желая обратить на себя внимание, мигая красной лампочкой и что-то попискивая. — Сломали тебя? Вот не повезло — ответил мужчина, отчего-то поняв его писк, так как если бы это была человеческая речь — Если ты не против, могу посмотреть. Дроид радостно затряс макушкой, давая понять, что будет только рад и Берт, присев на колени, начал открывать верхнюю крышку, чтобы взглянуть на отошедшие контакты. Внутренности его оказались крайне знакомые, такие какие и должны быть у астромеханика. Работы оказалось немного, не понадобились даже инструменты, вот только пришлось вытащить микросхемы и потом, по одной, вставить их обратно. При этом, однако, случился небольшой «побочный эффект» — из каждой микросхемы вылетали старые сообщения, оставшиеся на них от прежних хозяев дроида. Их, правда, оказалось не так и много, всего-то пять, по одному в каждой микросхеме. — Доставить груз на Орт-Сестас — вылетело из первой раздражённым женским голосом — Я, по-моему, это ясно сказала! Как можно было не понять? Так, это не очень интересно, всего лишь просьба. Вторая тоже не особа примечательна: — Отнеси в пятую несколько свёртков, там давно уже тебя ждут! — сказал уже мужской голос таким же тоном. За то с третьей микросхемы началось что-то явно значимое, заставлявшие слушать внимательнее: — Ты это всё-таки сделал? — сказал судя по тембру голоса, какой-то юноша — Я же сказал, не меняй пискунов! Мэндес если узнает, голову снимет! — Да не трясись ты так — ответил второй юноша, более уверенный — Ничего он не узнает, за то эти Бриджеры таких денег всем нам отвалят за то, что ребёнка хорошо приняли, они обеспеченные люди, а эта Тано, ну кто она такая? Наемница, одиночка, не работы постоянной, не мужа. Ещё и рада будет, что от лишней обузы избавилась! — А не заметят подмены? Говоря же, мать всегда ребёнка своего узнает — попробовал ещё возразить первый юноша, но уже не так уверенно. — Нет, на всех сто уверен! — успокоил его второй товарищ, суда по шлёпающему звуку, хлопнув его по плечу — Посмотри на Миру и на пацана. Мира черноволосая, голубоглазая, пацан такой же. Не подкопаются. — Кровь другая, четвёртая отрицательная группа, у родителей не такая — снова влез первый, но второй его легко заткнул: — Да плевать на эту кровь, наплетем им с три короба, да они так ребёнку обрадуются, что даже и спрашивать ничего не будут, я тебе говорю! Первый ничего не ответил, явно дав понять, что согласен путём кивка головой или взмаха руки, ведь следующая фраза адресовалась явно дроиду: — Чего стоишь? Отнеси мертвяка в морг, а то народ испугается! Берт замер без движения, даже не стал сразу вставлять следующую микросхему, до того многое царапнуло его в этом сообщении. Особенно ударяла одна из фамилий, что назвали парни. Тано. От неё ваяло чем-то тёплым и невероятно родным. При одном звуке душу затапливала нежность и невероятное желание любить и быть любимым. Возможность излить чувства через край, зная, что они попадут в благодатную почву и после расцветут прекрасным цветком взаимного чувства. Но откуда ему это известно? И почему на память приходит какой-то далёкий сон про девушку-тогруту? И отчего сейчас опять, как иногда ночью звучит эта фраза: «Её зовут Судьба?» Кровь четвёртой отрицательной группы? У самого Берта была такая. Между всем этим есть связь. Определено, только какая? Кстати и на перстне, подаренном сегодня мальчишкой, стоит гравировка именно с этим словом. И думая так, Берт вставил следующую микросхему. — Ты отлично сработала, инквизитор — прозвучал скрипучий, чуть хриплый голос — Бриджеры уже в застенках, пока не раскололись, но я уверен, за этим дело не встанет. — Да, милорд, я всё выполнила, вот только мальчишку упустили, он смысля в окно — как бы виновато произнесла инквизиторша. — Не переживай, мы его ещё достанем, я знаю. Ты мне лучше скажи, отчего ты всё время следишь за этой Тано? Чем она так зацепила тебя? Вроде бы это ничем не примечательный агент — выразил недоумение тот, кого она назвала милордом. — Ошибаетесь, милорд — вновь назвала она его этим странным титулом — Она непростая, она явно копает под нас, она и в Ордене была такая, всюду совала свой нос. Думали раскопали правду и после этого меня казнили, и всё, и нету больше Баррис, а Баррис, вот она, тут, живая и здоровая! И скоро она отыграется за прилюдное унижение! — Конечно, дорогая, не зря же тебя назвали Седьмая сестра, это числу всегда приносит удачу! — ответил ей этот хриплый голос. После этого запись оборвалась, оставив Берта в ещё большем недоумении. Он чувствовал сейчас, что очень близко подошёл к разгадке какой-то большой тайны. Возможно влекущей за собой и иные. Баррис, Седьмая сестра, Милорд. Связь очевидна, только в чем она? Может последняя запись прольёт свет на предыдущие? — Мама, у меня получилось! — послышался восторженный голос девочки-подростка — Я теперь штурмовик! Самый настоящий! — Я знала, что ты сможешь — раздался в ответ спокойный голос, он принадлежал явно взрослой женщине, но был высоковат и до сих пор хранил немного детские интонации — Ведь ты понимаешь, насколько многое зависит от нашего мастерства. Кто, если не мы, иначе не сломить Империю. — Я справлюсь, мама, но ты тоже будь осторожна — ответила ей девочка — Я так волнуюсь каждый раз, когда, ты отправляешься на задания. — Не переживай обо мне, милая — успокоила её женщина — Ты ведь знаешь, я стала опытным агентом, как же иначе, меня же зовут Судьба. Запись закончилась, благодарный дроид весело запищал, а Берт остался в недоумении. Всё услышанное привело его в возбуждение, побуждая одновременно куда-то бежать, искать корабль и немедленно позвонить определённому контакту. И одновременно на пути всех этих действий вставал один вредный вопрос — куда? Бежать. Лететь. Звонить. Надо это сделать, но и вместе с тем невозможно. Но может быть станет легче, когда за дроидом явится хозяин?