Белый Волк

Оказывается, если долго и упорно колошматить дверь, на узких косточках можно набить синяки. Ей даже удалось на несколько минут отвлечься, пока она разглядывала покрасневшие кисти, сильную припухлость на сгибе среднего и безымянного пальца да расцвет фиолетовых мазков. Шевелить ладонью было неприятно, но всё перекрывала ослепляющая ярость. Сложа руки Наташа не сидела: в спальне был проверен если не каждый, то, как минимум, большинство углов, выдвинуты ящики комода, трюмо, распахнуты дверцы платяного шкафа, перевёрнуто содержимое маленькой угловой комнатки, коей оказалась ванная. Ветер из раскрытого окна трепал тюль. Неподалёку возвышался пуф — его она притащила, чтобы получше рассмотреть, как закреплены на кольцах шторы, однако затею связать любые клочки ткани между собой и спуститься по самодельному «канату» вниз Нат временно оставила: слишком высоко и слишком ненадёжно. Никакого острого, тонкого предмета в комнате тоже не сыскалось. Продолжать выламывать дверь было бесполезно — этим она без прочего методично занималась после ухода этого… этого… Да у неё слов не находилось от подобной степени бешенства! За рассмотрением всевозможных вариантов побега её застала Ванда. Вопреки Наташиным надеждам, она попросила её остаться хотя бы до завтрашнего утра. И говорила, что они обязательно что-нибудь придумают. Кажется. Наташа перестала слушать, как только поняла, что все её попытки воззвать к совести и прочему, прочему, прочему разбивались, точно о глухую стену. Не было у неё в запасе никакого «завтра». Был только обратный билет на самолёт. Были все мыслимые и невообразимые нарушения её личной свободы. И где-то там был телефон, заряд батареи на котором стремительно снижался. А ещё девушка приносила ей обед. Наташа к подносу не притронулась из принципа. Сутки без еды она как-нибудь осилит — в её профессии это было обычным делом. Но под условия этого сумасшедшего дома не прогнётся. Сильнее стремительно растущего ощущения пустоты в желудке была только бессильная злоба. На всех. Каждого. На свою жизнь. И на невозможность узнать природу звуков, раздававшихся во дворе, со стороны, на которую не выходили её окна: похожих на то, как если бы кто-то вознамерился развернуть масштабные строительные работы, что казалось ей из ряда вон, а потому доводило до ручки. Часов в комнате не было. Ориентироваться приходилось исключительно по движению солнца. Как в паршивом средневековье. Когда она осознала бессмысленность крушения всего, что попадалось под руку, Наташа упала на развороченную кровать и, что было духу, закричала в подушку. Звук получился глухим. А затем со всего размаху запустила ею в камин, наслаждаясь зрелищем, как с полки опрокинулась ваза и разлетелась на осколки. Она настолько увлеклась мыслями о том, какими способами можно навредить хозяину дома, что не заметила, как ключ в замке тихо провернулся, и в спальню бесшумно вошёл человек. Тот, который, в теории, при всём своём весе и комплекции должен был передвигаться без намёка на «грацию». Наташа обратила внимание на его присутствие, лишь когда человек перешагнул через одну из декоративных подушек, валявшихся на полу, и зашуршал тканью. Он держал ещё один поднос с едой. — Почему ты не пришёл раньше? — Наташа буквально набросилась на Стивена, но замерла, точно от удара, стоило ему коротко качнуть головой. — И ты туда же… конечно, — не зная, куда деть руки, которые внезапно и чересчур сильно зачесались, Нат запустила пальцы в волосы, приводя в беспорядок шевелюру пуще прежнего. — Надо было сразу… — Это, — Роджерс, перебив, запер за собой дверь, продемонстрировал ей ключ и положил тот на комод, — лучше держать при себе. Сэм выкрал, не знаю, как скоро Бак поймёт. Не теряй. На ванной тот же замок. Не думаю, что в этом возникнет необходимость, но предупреждаю на всякий случай. — Зачем меня здесь держат? — теперь она была сбита с толку окончательно. Стив ответствовал на предсказуемый манер: — Всё это — исключительно в целях безопасности… — Я была бы в безопасности, если бы прямо сейчас сидела в номере своего отеля и собирала вещи на утренний рейс! Стивен определённо не являлся тем, кто любил спорить на повышенных тонах, но молчаливой упёртости ему было не занимать. — Знаю, утро выдалось нелёгким… — Нелёгким?! — её нервы стремительно сдавали. — Какой-то незнакомый мужлан швырнул меня в эту чёртову комнату и запер снаружи! Без объяснений, без причин! Я застряла в сумасшедшем доме, где каждый мнит себя каким-то… животным! — Именно поэтому тебе лучше не покидать эту чёртову комнату. Он напоминал Наташе местного психотерапевта, который был кристально убеждён, что разговаривает с шизофреником, в придачу умственно отсталым. А посему страшно раздражал. — Да пошли вы все, — она стремительно направилась к комоду, глядя на ключ так, будто была готова испепелить оный силой мысли. Удивительно, однако Роджерс не попытался ни воспрепятствовать её порыву, ни вставить лепту. Даже несмотря на это, его невозмутимость бесила. Он только отошёл к окну и, пока Наташа яростно управлялась с замочной скважиной, раскрыл раму. — Квилл говорил правду: Баки не всегда такой. Ненадолго он слетает с катушек, но это… это не он. Он не подарок, но то, что случилось утром — он никогда бы так не поступил. — Без обид, но… господи! На мгновение она забыла буквально обо всём: о том, где находится, с кем говорит и что хотела сказать секундой раннее. Ключ выскользнул из пальцев и исчез где-то в ворсе ковра. Наташа ринулась к окну, запнулась об очередную подушку, выругалась и едва снова не потеряла равновесие, бросаясь вперёд опрометью. — Стивен! Силуэт, только-только возвышавшийся во весь свой немалый рост на подоконнике, скользнул вниз и исчез. Наташу резко замутило. Она смотрела сквозь тюль, оконную раму, ярко-рыжие лучи закатного солнца и не видела перед собой ничего. В ушах шумела кровь пополам с ненормальным грохотом сердца. — Стивен, — ослабевшие пальцы коснулись подоконника. Она буквально не хотела смотреть вниз, но тело словно жило отдельной жизнью и выполняло команды против её желаний. Порыв летнего воздуха, тошнота. И… ничего. Вообще ничего. Никого. Лишь на задворках — мысль, что она только что сошла с ума. — Стивен, — губы шевельнулись беззвучно. Зелёные глаза заторможено глядели перед собой, но не видели. А затем она отказалась им верить. Потому что рядом с окном, по выступу, тянущемуся вдоль стены особняка, топтался белоснежными лапами рэгдолл с большими голубыми глазами и ошейником, медальон на котором выглядел точь-в-точь как армейский жетон. Кот повернулся к ней спиной и зашагал прочь, задрав пушистый пипидастр хвоста. Идеально балансируя, он преодолел расстояние от одного окна до другого и ловко исчез из виду.

***

Наташа заперла дверь и решила немного поесть. Куриный паприкаш почти напоминал тот, что готовила в детстве мама. И хотя чай давно остыл, она всё же притронулась к кружке, позволяя себе самую малость согласиться с тем, что Ванда, быть может, была права. Если Стив — если на мгновение, исключительно теоретически предположить, — что Стивен, Питер и Сэм не лгали, и в этом доме на самом деле происходило что-то очень странное, то она могла бы не успеть добраться до города: лесополоса тянулась вдоль единственной трассы, по которой можно было уехать обратно, а там, где лес… на ум пришла старая русская поговорка: волков бояться — в лес не ходить. Да мало ли, кого можно встретить в позднем часу по дороге. Молодая девушка, совершенно одна, далеко от дома — завязка чуть ли не для триллера или истории в жанре хоррор. Одной встречи с этим чистым ужасом, рычавшим за дверью, её едва не пошатнувшейся психике хватило. Пусть Наташа его не видела воочию, с воображением у неё всё было в порядке. Небо сегодня было ясным. На чёрном полотне наблюдался так называемый кратковременный эффект противостояния: яркость лунного диска заметно возросла, несмотря на его неизменные размеры, благодаря полному исчезновению теней на поверхности планеты для глаза земного наблюдателя. Наташа задумалась, держа обеими руками кружку и прижимая ободок к губам. А потому рассеянно вздрогнула, когда за дверью кто-то тихо заскрёбся. От первой мысли в голову ударил жар; сердце на мгновение оборвалось и рухнуло в пятки. Звук повторился, и в следующую секунду она различила негромкий скулёж, переросший в короткий лай. Наташа подкралась к двери, надеясь, что её шагов не будет слышно, если она станет ступать медленно, почти на цыпочках. Ночной гость продолжал скулить, как если бы был самой обыкновенной… собакой. Визитёр обиженно гавкнул. Волки ведь не лают, верно? Да и, что-то ей подсказывало, будь там волк, он бы с приветствиями не расшаркивался. Наташа взяла с комода ключ и осторожно отворила дверь, выглядывая в образовавшуюся между деревянным проёмом щель. На ковре сидел золотистый лабрадор и часто дышал, высунув длинный язык. Пёс был довольно крупным, явно не из тех, чьи хозяева следили за питанием своего питомца и насыпали еду в миску из чашки, на которой чётко проставлялись отметки граммов. Но, безусловно, не страдающим ожирением; увидев её, собака громко забила хвостом и ловко подскочила на все свои четыре. Пёс ткнулся носом куда-то в ковер, и только сейчас Наташа заметила под дверью маленький бумажный пакет, обслюнявленный в том месте, где его, очевидно, держали в зубах. — Я должна тебя впустить? Лабрадор в ответ вздёрнул морду и завилял хвостом ещё сильнее. Наташа подняла пакет, а затем быстро отошла назад. Обрадовавшись, собака взвизгнула от нетерпения и потрусила в спальню. Нат поспешила запереть дверь обратно — на ключ. Ведомый запахом, пёс сунул свой любопытный нос под кровать, обнюхал что-то, обнаруженное там, и чихнул от пыли. — Будь здоров, — вырвалось у Наташи непроизвольно, и она, почувствовав себя глупо, принялась распаковывать бумажный пакет. Оббежав с дозором территорию просторной комнаты и порычав на лунный диск, словно это могло ускорить приход рассвета, лабрадор вернулся к двери и растянулся на коврике, уложив лобастую голову на скрещенные лапы. В пакете обнаружился старенький плеер Walkman, наушники и свёрнутый вчетверо лист бумаги. «От Квилла». Наташа присела на кровать, аккуратно положила плеер рядом и развернула письмо. «Привет. Это я — Питер. Прости за почерк, давно не было необходимости что-то писать, да и не мастак я строчить письма. Знаешь, с одной стороны я сочувствую, что тебя занесло сюда, но с другой — очень рад. Меня несколько лет подряд окружают одни и те же лица, это сводит с ума. Возможно, тебе это не интересно. Да и остальные были против, чтобы я втягивал тебя во всё. Но я решил рассказать, как оно было, если вдруг тебе это как-то поможет понять, что тут происходит. Мы с Рокетом вообще оказались здесь случайно. Я работал ведущим мероприятий, ну, знаешь, «давайте поздравим молодожёнов» или «выпьем же за то, что Джонни дожил до своих лет». Шевелил полумёртвую публику, песни пел. Рокет всегда был с техникой на «ты», хотя до встречи со мной подрабатывал в сервисном центре. Его уволили оттуда, когда прознали, что это он стащил списанный ди-ви-ди, да ещё всякого по мелочи. Короче, мы встретились в баре, он как раз глушил свои неудачи за бухлом, а потом полез ко мне с дракой. Щуплый такой, субтильный, мне аж жалко мутузить его стало. Но гонору — будь здоров. Я предложил ему работать на звуке. Не то чтобы я сильно нуждался в помощнике, но он явно упал на самое дно. Сердце у меня мягкое, наверное. Рокет говорит — сентиментальный шибко. Ну и ладно, я этого не стыжусь. Даже горжусь, а почему нет? В общем, однажды нам поступил заказ — совершеннолетие какого-то парня. Типичная молодёжная тусовка: литры алкоголя, загородный коттедж, куча гостей. Это уже потом я узнал, что домик достался Баки по наследству. Почивший дядюшка души в племяннике не чаял. Сам он жил с семьёй в Бруклине, поместье на другом конце Штатов ему было постольку-поскольку. Да и ухаживать за территорией — морока знатная. С дядей он был в отношениях хороших, но поместье решил продать. После дня рождения, правда. Двадцать один год — это повод для тусовки с размахом, ну, ты понимаешь, наверное. Я в его возрасте, по крайней мере, оттянулся знатно. До поры до времени всё шло, как надо. А потом в дверь позвонил какой-то индеец. Дочурка его объяснила на ломаном английском — сам папаша как воды в род набравши стоял, видать, совсем ни слова не знал, — что у них машина сломалась, попросила позвонить куда-то там, уже и не вспомню. Баки предложил им переночевать, всё равно с утра много кому надо было в город. Девчонку, из уважения, пригласил присоединиться к празднику. Уж не знаю, как там между ними всё закрутилось. То ли перебрал, то ли именинная вседозволенность голову вскружила. Насколько я его знаю, он не сторонник быстрых связей, любит добиваться недотрог, ухаживать, выставляться. Как и многие, в общем-то. Я это называю спортивным интересом. Но закрутилось, а девчонка оказалась во всех смыслах девчонкой. Да и Рокет в придачу учудил: я уже говорил, разбирать на детальки и собирать обратно вещи — его конёк, вот он и занялся поутру пикапом этого индейца. Натура его взяла своё: спёр из багажника какие-то цацки, сказал, их на антикварном рынке какому-нибудь лоху можно толкнуть за звонкую монету. К обеду следующего дня почти все разъехались. Остались только самые близкие — помогать с уборкой, да мы с Рокетом. Я под утро, признаться, сам хорошенько принял на душу. А что, своё отработал, ребята попались куражные. Рокет, как я говорил, провозился с пикапом. Не прошло и часа, как тот тип вернулся. Разорялся, что-то на своём языке выкрикивал — проклинал, надо полагать. Я в тонкостях мистики не особо силён. Чуть позже мы с Рокетом вернулись в город. А через неделю он превратился в енота, а я — в собаку. Сначала думали: алкоголь в баре палёный. Потом всё-таки съездили в тот особняк — теперь полноценно наш особняк. Ребята, как выяснилось, тоже не в своей шкуре спать легли. Быстро смекнули, что к чему. Отыскать того индейца, конечно, было трудно, но не даром я несколько лет проработал в сфере развлечений — обзавёлся самыми разными полезными знакомствами. Он снова был не особо-то разговорчив, та самая дочурка переводила. Признаться, я думал, Баки загрызёт её на месте, не обращаясь в свою звериную сущность. Старенькое проклятие, как она объяснила. Распространилось на всех, кто в тот момент находился в доме — кроме них, конечно, сама она тогда сидела в машине за оградой, у подъезда к особняку. Сказала, может, если его полюбит какая девушка — по-настоящему, взаимно, то тогда у нас будет шанс. Джеймс в тот день озверел натурально. Мы и сами, понятное дело, в восторг не пришли. Выкручивались, как могли. Баки потратил много времени, чтобы перевести то «проклятие», как я его зову с неохотой. И как только вспомнил? По существу, простой набор слов, вроде тех фокусов с гипнозом, только после этого мы не зашарованные ходили, а на всех четырёх лапах. Кроме Сэма — ему повезло больше всех, он может летать. Так вот, мы пробовали произносить эти слова и задом наперёд, и в обратном порядке — не срабатывало. Решили рискнуть и прочитать, как есть. Не на их языке — тут мы были бессильны, — но на английском. Не того эффекта мы ожидали, конечно. С дуру ляпнул наш «эксперимент» Рокет, я один был в библиотеке с ним. Превратился в собаку на добрый месяц. Весь извёлся! Дни тянулись бесконечно долго. Я грыз мебель, переворачивал миски, облаивал Стива (наверное, чувствовал на уровне инстинктов кошачью натуру), залезал в репейник, спал под крыльцом, чтобы никто не смог найти… да как только не сходил с ума. Один раз разодрал в хлам обувь Сэма. Он копался на чердаке, протекающую крышу досками заколачивал, а мне было ужасно скучно, все только знай что гнали меня: не стучи хвостом, не мешайся под ногами, не трогай чистую одежду, не прыгай. Я просто вздумал сунуться к нему на чердак, да был бит по уху. Хотя, может, не полез бы, и не попал бы Сэм себе молотком по пальцу. Правда, это не помешало мне дуться за оплеуху до самого вечера и отыграться на его кроссовках. Клянусь, я был самым счастливым человеком на свете, когда проснулся после очередного полнолуния в нормальном теле. Поначалу даже совладать с собой не мог: сбивал все углы, руки казались слишком длинными, земля — далёкой от носа. Больше мы с теми словами не экспериментировали. Мало ли, кто попадёт под раздачу, и как долго он пробудет в зверином обличие. Тогда Ванда придумала пустить в народе байку о том, кто живёт в лесу. Я спорить не стал — ей было виднее, на что ведётся молодёжь, особенно девчонки, сам бы я в силу своих лет и склада ума наоборот держался от такого леса подальше. Но, как ни странно, её затея сработала. Одна девушка тоже сюда приезжала. Года два назад дело было. Баки из кожи вон лез, в конце концов впечатлил её, но сам полюбить не смог. Да и в её чувствах, возможно, было недостаточно искренности: больше сказочных ожиданий и мечтаний о прекрасном принце и том, как она заживёт в поместье. Но время шло, Баки не становился старым Джеймсом Барнсом, злился, срывался, и она оставила свою затею. Он не держал — девочка уехала и больше не возвращалась. Не слушай, кстати, Рокета, всё это брехня, людей он не ест. Через полгода мы случайно узнали, что она вышла замуж за первого, кто сделал предложение, и с мужем ей не повезло. Он частенько прикладывался к бутылке, выезжал на охоту с такими же приятелями по несчастью. В общем, один раз ей не понравился его полуночный визит домой в невменяемом состоянии, а он по неосторожности пристрелил её. Баки мы решили не рассказывать — у него и так почти ничего хорошего в жизни не осталось. Сейчас мы закрыли глаза на надежды вернуться к нормальной жизни. Утешаю себя тем, что мы успели от неё отвыкнуть. Пятый год подходит к концу, характер Баки приятней не становится, а люди давно перестали заезжать в нашу глушь. Я смирился: потихоньку начинаю закупать корм, дрянь редкостная, но что делать. Если подумать, собачий век короче человеческого, а я уже не самый молодой. Тут нам со Стивом повезло больше, чем Рокету, Ванде и Сэму. Не в семью пристроимся, так хоть, глядишь, в приют попадём. С Баки всё и так понятно — он одичает во всех смыслах. Какая-то совсем унылая концовка вышла. Ты не беспокойся в любом случае: Бак вспыльчивый, но отходчивый. Уверен, мы разрулим всё, когда у него мозги встанут на место. Вообще-то, я изначально хотел заговорить о другом, но увлёкся воспоминаниями. С этой компанией особо не поболтаешь, все лица приелись, что жуть. В пакете лежит плеер. Думаю, ты уже это заметила. Это буквально самая дорогая для меня вещь. Она напоминает о прошлой жизни и маме — её последний подарок. Это — улётный микс. Круче, чем Кевин Спейси. Знаю, тебе сейчас вряд ли есть дело до музыки, но это то, что помогает мне, когда всё становится совсем паршиво. Я хочу, чтобы ты его послушала. Хотя бы немного. Письма обычно подписывают? Чушь, но ладно. Питер». Рядом с именем был нарисован улыбающийся смайлик. Наташа отложила письмо и взглянула на пса. Тот, казалось, дремал, но, стоило ей шевельнуться, поднял внимательные глаза. — Что случится, когда закончится пятый год? Вы навсегда останетесь такими? — Он грустно повёл мордой. — О, Квилл… — Нат тихо выдохнула. Лабрадор поднялся с коврика и посеменил к ней. Ткнулся мокрым, холодным носом в коленку, заскулил и положил морду на край покрывала, глядя на плеер с наушниками. Насколько бы сумасшедшей ей не показалась история, Наташе стало до щемящего сердца жаль это простое доверчивое создание. Она хлопнула рукой по покрывалу: — Запрыгивай. Пёс тут же подчинился, хотя, судя по тому, как неловко он ступал по мягкому постельному полотну, спать на кровати в подобном обличии он не привык. Наташа забралась на постель с ногами, аккуратно надела наушники, которые, наверное, уже ни в одном магазине не сыщешь, и легла головой на подушку. Лабрадор лизнул потянувшуюся дёрнуть его за ухо руку и ловко увернулся от трёпки. Эта непосредственность её тронула. Наташа нажала на кнопку проигрывания. Мелодичная песня полилась негромко. Квилл явно слышал знакомый мотив. Наконец перестав крутиться, точно заведённый, он улёгся в ногах, на краю кровати. Некоторое время он ещё беспокойно бил хвостом, или же попросту наслаждался отголосками любимой песни, а после утихомирился. Запомни этот день, когда я отпускаю тебя на свободу. Я говорил тебе, ты всегда можешь рассчитывать на меня, дорогая*. Пожалуй, впервые за всё время, что Наташа провела в этом месте, она почувствовала себя почти спокойно. В какой-то миг ей почудилось, что она различила долгий и печальный вой где-то в лесу, но Квилл лежал смирно, не шевельнув и ухом. Тогда она нащупала рукой покрывало, сбитое в комок на другом конце постели, и натянула ткань до самой шеи. Неужели ты не знаешь, что горы недостаточно высоки, долина недостаточно низка, а река недостаточно широкая, чтобы не дать мне добраться до тебя, детка?

***

Утро началось с того, что Наташа почувствовала себя сдвинутой на самый край и хорошенько придавленной. Подобное ощущение последний раз она испытывала, когда проснулась в постели Брока Рамлоу, закинувшего руку на её талию и навалившегося грудью со спины. Вопреки собственным ожиданиям, её не передёрнуло от ужаса, стоило обнаружить, что вдоль кровати растянулось крупное мужское тело. Питер вдавил в простынь одну её ногу, которой не посчастливилось попасть под раздачу, и колики в которой разбудили её. Развалившись на спине, он прижимал к груди подушку и безмятежно посапывал, приоткрыв рот. Не хватало только высунутого на бок языка, посетила её шальная мысль, но Наташа поспешно одёрнула себя; хватит с неё историй о животных. Ввиду немалого роста, его ноги на постели не уместились — они свисали, согнутые в коленях. Нат с трудом вытянула лодыжку из-под неподъёмного тела. Квилл заворочался, перевернулся на бок и продолжил беспробудно спать. Даже когда она умылась и покинула ванную, мужчина не сменил положения. Ладно, сказала она себе. Насколько печальной не казалась бы участь людей, которые, по большому счёту, не были виноваты в своей судьбе и не заслужили подобного, изменить что-либо не в её силах. Наташа с трудом удержалась, чтобы не обернуться и ещё раз не взглянуть на того, кто, возможно, скоро не будет столь беспечно валяться на кровати. Нет уж. Это не тот случай, когда сантименты уместны. Она выскользнула в коридор. Дом спал. Настенные часы в царящей тишине тикали чересчур громко. Наташа подумала о том, что, по-хорошему, ей бы стоило поискать Стивена или Ванду, но и заглядывать в каждую комнату — не вариант. Мало ли, на кого наткнёшься. Нат обошла все петляющие коридоры на втором этаже. Спустилась вниз. Гостиная, как и столовая, пустовала. В сонном молчании особняк даже показался ей уютным: солнце только поднялось, нежно-золотистые лучи тепло скользили по паркету, подсвечивали шторы и отражались от гладкой поверхности мраморного камина. Единственный звук, который нарушал тишину, доносился с улицы — с той отдалённой части поместья, которая напоминала сарай. Балетки обнаружились там же, где Наташа их оставила в последний раз. На столике у входа стоял её рюкзачок и телефон. Первым делом Нат на пробу нажала кнопку «домой»; потухший экран предсказуемо не засветился. Всё-таки разрядился. Помянув о том, что Барнс предпочитает запираться в своей комнате и не казать носа до обеда, Наташа понадеялась на лучшее. В конце концов, возможно, ей повезёт, и она встретит Стива. Тот, кто возился в сарае, явно занимался починкой чего-то. Она частенько слышала подобные звуки, когда отец с головой исчезал под капотом своего авто. Сердце ухнуло и стукнулось о гравий, незатейливо шуршавший под ногами, едва перед глазами мелькнула широкая спина в простой серой футболке и немного влажные, словно после душа, отросшие до середины шеи тёмные волосы. Джеймс Барнс возился с громоздким мотоциклом, не обращая на неё никакого внимания и будто бы не замечая совсем. Глупо, но Наташа боялась ступить назад и выдать себя звуком соприкосновения подошвы с мелкими камушками. Только впереди неё был твёрдый пол сарая. Оглядываясь в поисках путей отступления, она зацепилась взглядом за полуржавый гаечный ключ. Мысль, как импульс, моментально пронзила мозг: а ведь одним движением можно сразу решить столько проблем… Пульс от волнения забился, как ошалелый. Наташа, дыша поверхностно, выскользнула из балеток и на цыпочках ступила в сарай. Холодные доски не скрипнули, за что Нат была готова поблагодарить бога, если бы в него свято верила. Тихо подкравшись к бочке, на которой лежал ключ, она уже протянула пальцы… — Этим ты даже котёнка не оглушишь. Попробуй молоток, он правее, в чемодане. Даю одну попытку.