Наташа так и не узнала, есть ли в особняке подвал. Мысль о нём волновала её лишь единожды и мимолётно, в момент опасения, что в следующий раз её запрут именно там. Тем не менее: ни на какой винный погреб она пока не натыкалась. В отличие от небольшого, домашнего спортивного зала.
Вход в комнату располагался в библиотеке. И если бы всё было так просто, Наташа не была бы сильно удивлена: в таком поместье как минимум должно сыскаться свободное пространство, которое жильцы оборудовали бы по своему усмотрению, а, глядя на телосложение Роджерса и того же Барнса, мысли о комнате со спортивным инвентарём закрадывались подкорку естественным образом. Изумлял процесс, благодаря которому в неё можно было попасть.
Нат чувствовала себя маленькой девочкой, случайно оказавшейся на съёмочной площадке шпионского боевика. Место, которое показал ей Стивен, располагалось… за книжным шкафом. Вернее, за муляжом одного из книжных шкафов. Книги, что выглядели очень натурально, представляли собой «пустышки», намертво прибитые к полкам, и только один зелёный томик, потрёпанный больше прочих, скрывал в себе механизм, какой она встречала только в фильмах. В первый раз Стив наклонил книжку, и послышался щелчок, напоминающий отпирание двери ключом. Он, конечно, объяснял ей, как тут всё устроено, но Наташа не сильно вслушивалась, куда более поглощённая «тайной комнатой», которой тут же моментально дала новое определение — красная.
«Красная комната», — буквально всё, что пришло ей на ум при виде серых бетонных стен, не самого яркого освещения и спортивного инвентаря в красном оттенке. Нат подумалось, так обустроить помещение мог только скрытый или явный садист с особой тягой к разжиганию агрессии, однако вскоре вспомнила, с кем имеет дело, и всё встало на свои места.
Не то чтобы она относилась к хозяину дома с былым недовольством. Скорее, мысленное ворчание становилось делом зарождающейся привычки.
А ещё здесь была неплохая душевая, где можно было запереться и точно не беспокоиться о том, что кто-нибудь потревожит твоё уединение.
Именно эта мысль посетила её первым делом, когда она выкрутила кран с водой похолоднее, ибо в голову влезло непрошенное воспоминание об игре в правду или действие.
Весь следующий день она не видела Джеймса. Спросить о том, куда тот пропал, подмывало, однако, когда выпала возможность пообщаться один на один со Стивом, Наташа отчего-то так и не решилась, хотя отваги ей в жизни было не занимать, и излишняя робость не входила в число её пороков.
Кажется, он вернулся поздним вечером. В любом случае, то было после ужина, а Нат, наспех приняв душ, уже не захотела выходить из комнаты.
Нынешнее утро она посвятила стакану воды на голодный желудок, льняной каше с мёдом и паломничеству к книжному шкафу. Она пока только осторожно разминалась, дабы в самом деле не навредить. У неё в запасе оставалось чуть меньше двух недель до возвращения на тренировки в полную силу, и ей оставалось лишь уповать на чудо. Вариант с тем, чтобы потерять партию, но сохранить здоровье, не рассматривался ею по умолчанию.
Пробежку пришлось заменить ходьбой на беговой дорожке. Прыжки — покачиваниями на носках. Шпагаты — упражнениями на гимнастическом коврике с резинками и блоками для фитнес-тренировок, дабы уж совсем не растерять форму.
Она честно делала весь зависящий от себя максимум. Тренировалась до стонов и мокрых волос, держала статику растяжек до того момента, пока тело не начинало дрожать от напряжения. И всё равно этого было мало.
А ещё в голову лезли слова Барнса — слишком, чтоб его, правильные — о том, что выше головы не прыгнешь, какой бы изящной плясуньей она не являлась. Соглашаться с ним не хотелось. Из чистого упрямства. Но фразы так удачно вливались в ничем не занятую во время тренировок голову, что вымыть их не получалось ни в одной душевой.
Как тот… момент.
Она знала, как это называется. Химия. Маленький разряд.
Это всё застой в личной жизни, говорила она себе. Наташа ведь дала обещание, что не вернётся к Рамлоу, а другой подходящей партии «на замену» в её жизни не наблюдалось. На фоне минувших событий это ощущалось особенно ясно.
Мысли то и дело возвращались к позавчерашнему вечеру, и это было практически неконтролируемо — она почти хотела этих мыслей. Хотела их даже в больших количествах, чем они были. Но поклялась себе никогда в жизни не признать этого — даже для себя.
Несмотря на отрезвляющий прохладный душ, эти мысли воскрешались с удвоенной силой каждый раз, когда она приказывала себе не думать о произошедшем. Его кончик носа на её шее. Лёгкий укус. Тугой и горячий комок тепла внутри.
Хватит.
Наташа резко провела ладонями по лицу и закрутила кран. Боже, как же легко было с Рамлоу. Никаких лишних вопросов — только действия, простые и понятные. Брок вообще был понятным. Среднестатистический мудак.
А вот чего ожидать от Барнса, она не знала.
Могла только представить, воскрешая в памяти не самый лучший момент, когда он впервые перекинул её через плечо и волоком затащил в спальню. Варварский момент. Да она до сих пор до зуда в ладонях бесится, когда вспоминает.
Но, если взглянуть на ту ситуацию под другим углом…
Почувствовав разливающуюся в животе эйфорию, она шумно вздохнула и поспешила обтереться полотенцем. Ей бы домой. Пусть хоть Брок бы подвернулся под руку — плевать уже на обещания.
Только вот соврёт она, если скажет, что дело было исключительно в застое личной жизни. Дело было в запретной и неизведанной территории, которая, как известно, слишком манит.
Чёртов азарт, редко доводивший её до чего-то хорошего.
Наташа прошла мимо пустующих тренажёров к выходу. Ноги держали её чуть крепче, либо она саму себя в этом старалась убедить, но, в любом случае, чувствовала она себя лучше.
Нат уже почти покинула «красную комнату», как механизм щёлкнул, и в дверь… буквально влетел. Он.
Злющий, как чёрт.
— Доброе утро, — прозвучало почти виновато. Наташа мысленно прикусила язык.
«Доброе утро!»
Она просто дура.
— Сделка отменяется, — рыкнул он, спустя какое-то время, и если и взглянул на неё, то лишь мельком, исподлобья.
— Чья?
— По поводу дома. Человек, который собирался его выкупать, в последний момент дал заднюю. Сад слишком разбитый!
Он выругался, подошёл к тренажёру и переставил вес в раза два больший, чем тот, с которым тренировалась Наташа. Проделал ту же процедуру с экстензией. Словно хотел занять руки да не знал, куда себя деть.
Казалось, он вот-вот взорвётся, и только ищет, на чём бы или на ком оторваться.
Наташе было знакомо это чувство. Особенно, когда начиналась полным ходом подготовка к выступлению, а у неё, в придачу, шалили гормоны на почве нервов, недоеданий и затяжного стресса.
В такие моменты она, как правило, доводила тех, кто попадался под горячую руку, до состояния конфликта. Не специально, конечно, боже упаси. Но так выходило само собой. Потому, наверное, шестое чувство подсказывало ей уносить поскорее ноги и дать Барнсу поколотить с особым остервенением какую-нибудь грушу, однако Наташа, вопреки собственным намерениям, присела на спортивный инвентарь, где ещё недавно медленно качала пресс.
— Ты говорил, у вас в запасе есть месяц-два. Сейчас лето, сезон ремонтов. Можно быстро со всем управиться и параллельно подыскать новых покупателей. Разместить объявления с фотографиями облагороженных участков на сайтах. Это не сложно.
Он отбросил висевшее на шее маленькое полотенце в сторону, и Наташа явственно прочувствовала затопившее её ощущение, очень похожее на ту панику, которую она испытала в их первую встречу.
— Конечно. Это же не сложно — найти нового покупателя, тогда как я искал этого полгода. — Наташа поняла, что ткнула палкой прямо в эпицентр осиного гнезда, но отступать было поздно: его понесло. — Ты хочешь, чтобы всё было просто. Просто: потянула ногу — приложила лёд, пошла танцевать, как раньше. Просто: приехала сюда, посмотрела, по расписанию уехала. Ведь у тебя выступления. По заученной схеме. А тут всё пошло не по плану. Не так идеально, как в твоём прекрасном кукольном мире, со всеми этими прилизанными балерунами. Ты знаешь, что на завтрак выпьешь воду, на обед съешь суп без соли, а поужинаешь салатом без заправки, но здесь, о, ужас, вмешался случай, и твой совершенный мирок треснул! — тренажёр жалобно скрипнул под его рукой, резко врезавшейся в инвентарь. — Оказывается, не все мужчины будут носить тебя на руках, и не встанешь ты на ноги, пока не приложишь к этому двойные, тройные усилия. Ты ведь привыкла делать то, что получается у тебя лучше всего? Танцевать в первых рядах, пудрить мужикам мозги. Тебе не нужен кто-то постоянный рядом, тебе нравится, когда тебя задаривают цветами и, — он запнулся, — какими-нибудь дрянными конфетами. Но знаешь, дорогая, — он почти ударил её этим словом. Джеймс присел перед ней и с большей, чем нужно, силой сжал её колени. Наташа, дышавшая поверхностно от рвущегося наружу возмущения и ответного негатива, да державшая себя в руках из последних сил, стиснула зубы, чтобы не показать, что ей неприятно, — ни хрена не бывает просто. — Жест выбил из колеи. Резкая близость и словесная издевка мешала нормально дышать и соображать, оставляя только ощущение его запаха и собственной разбуженной злости. — Ты не можешь просто так ворваться в чей-то чужой мир, потревожить его и исчезнуть без последствий. А с чего бы я так легко и просто нашёл нового покупателя в этой богом забытой глуши? Какой ещё идиот согласится купить этот дом даже за полцены от того, сколько он стоит на самом деле? — Он тряхнул её за колени, вынуждая посмотреть в глаза. Веки пекло, но она из принципа не отвернулась. — Знаешь, почему Квилл так хотел, чтобы ты осталась? Он — некто, вроде законченного оптимиста. Такой есть в любой компании. На него метеорит падать будет, а он начнёт восхищаться его свечением от вхождения в атмосферу. Он всегда надеется на лучшее, и в этом его проблема, потому что порой он видит спасение в ком-то, вроде тебя. Я как-то задумался: а почему собака? Почему не кролик или грёбаный хомяк? Позже понял: таким и был бы Квилл, родись он животным. Привязчивым, верным, счастливо машущим хвостом. Стив — он другой. Если Сэм всегда стремился к новым высотам, то Роджерс — кто-то, кому хочется тепла, семейного уюта и насиженного места у камина. У него ведь была девушка. Питер был влюблен. А я их всех подвел. На мне — все их непрожитые годы и нереализованные жизни. Ванда, — он вдруг улыбнулся, и на фоне яростной волны негатива эта горькая усмешка почти физически прыснула ей в лицо кислотой, — совсем ещё девочка. Ей бы в колледж поступить да мир повидать. А что она? Ищет паршивый заповедник, где бы ей провести остатки своих дней. И тут — ты. Как снег на голову. Вся такая идеальная, аж тошно, — он практически выплюнул эти слова. — Даёшь им надежду на будущее, которого у них нет. И сбегаешь обратно в свой совершенный мир. Даже не думая, что после себя оставишь.
Наверное, это стало последней каплей. Наташа сбросила его руки резко, гневно подалась вперёд и едва не зашипела:
— Хватит скидывать ответственность за свои проблемы на кого-то, кроме себя. Это ты подвёл их — не я. Но подвёл в одном. Знаешь, в чём? Никто не будет тянуться к тому, кто выпускает шипы и бежит прочь. Говоришь, у меня всё просто? — она раздражённо передёрнула плечами. — Возможно. Возможно, в чём-то — на какое-то крошечное мгновение — ты был прав, и мне проще… упрощать. Ну, а ты? Чем лучше ты со своим желанием всё усложнить, довести до коллапса и сложить руки? Ты ведь… смирился с тем, что всё закончится плачевно. Небось завещание уже составил. Ты сдался, вместо…
— Даже не думай, — он стиснул первое, что попалось под руку — её пальцы — так резко, что Наташа сбилась с мысли, — говорить о том, что я не пытался. Уверен, Квилл растрепал тебе про мою бывшую девушку. Ту, что жила здесь до тебя. Все думают, я не знаю, что с ней стало. Не говорят об этом, травмировать меня не хотят, — у него зажглись глаза. — Как я мог не беспокоиться о ней, когда мы разошлись? Пусть я не любил, пусть она не испытывала тех самых чувств. Она была человеком, с которым я прожил определённое время. Не чужим мне человеком. Как, скажи, пожалуйста, я должен попытаться снова, зная, что уже не уберёг одну? Запри я её в доме и начни задаривать всеми благами на свете — никому не стало бы лучше, пусть она не повстречала бы своего жениха. Отпусти — получи то, что получил. Что бы я ни сделал, всё привело бы к провалу! И как мне после этого, разместить анкету на сайте знакомств и разрушить ещё несколько жизней? Заодно закинув парочку объявлений на сайты с продажей недвижимости?!
Наташа, ещё несколько минут назад желавшая врезать ему, да посильней, неожиданно даже для самой себя потянулась навстречу. На уровне инстинктов.
Просто — заткнуть. Прекратить тот поток бреда, в который стал выливаться разговор, представлявший собой банальную перепалку на пустом месте. Когда переполняющей горечи настолько много, что хочется ужалить любого, кто подвернётся, да побольнее. Когда накипело. Когда нервы — через край. У каждого — со своей трагедией. И резко схлестнулись, не найдя иного выхода, кроме как именно здесь и сейчас, в небольшом спортивном зале.
Всему виной красный цвет. Такой же агрессивный, как тот, кого он пытается ей показать.
А является ли таким на деле?
Незнание и осознание. Щёлкнуло, перемкнуло. Что-то, заставившее тихо шепнуть: «Ш-ш-ш» и потянуться навстречу.
Джеймс перехватил её за плечи в попытке отстранить, не дать приблизиться. Как будто случилось бы нечто непоправимое, когда бы к нему кто-то посмел прикоснуться. Но Наташа успела заключить в ладони лицо, совершенно сбив его с толку.
Холодные, такие холодные пальцы на такой обжигающе-горячей коже.
Горячий лоб. Он весь будто горит.
— Хватит, — носом к носу. Руки сами двигались по щекам и шее, неосознанно. Успокаивая. — Тише.
Упираясь лбом в его лоб. Он ещё какое-то время держался напряжённо, а затем вдруг расслабился. Устало выдохнул, обдавая её лицо теплом.
— Тише, — наверное, она говорила это больше самой себе. Голос прозвучал низко, слегка задушено, будто она произнесла слово мысленно.
Баки заговорил полушёпотом, когда Наташа уже успела отвлечься, и голова забилась всем подряд и ничем одновременно.
— Тише, мыши, кот на крыше.
— Знаешь эту считалку?
— Нет. Вернее, не помню, откуда знаю. Приснилось.
Мысль о том, что Джеймс Барнс, кажется, впервые вспомнил нечто из происходившего с ним в ту ночь, коснулась было сознания, но исчезла непозволительно легко, не задержавшись в черепной коробке.
Так обычно упускается из фокуса внимания что-то важное.
Пока Наташа продолжала бездумно поглаживать затылок, он вдруг обнял её за лодыжки. Столь нетипичный для него и странный для почти незнакомого человека жест. Быть может, он сам не сильно тревожился о том, что делает и как. Может, искал защиты, которая нужна всем. Даже таким, как он.
Только таким, как он — в первую очередь, от самого себя.
Джеймс заговорил отчего-то шёпотом.
— В другой раз я бы всё уже здесь разнёс. Орал бы, как ненормальный. Искал, с кем бы подраться. Но это с теми, кого я знаю лучше и ближе.
— Это комплимент или не совсем? — получилось в тон ему.
Барнс почти улыбнулся, но в миг сделался угрюмым. Меж бровей залегли напряжённые морщины, губы поджались.
— Однажды я сделал больно Ванде. Вышел из себя. Она тоже была расстроена и старалась задеть поглубже. Она ведь подросток, в конце-концов… но это уже не важно. Близким людям свойственно периодически смешивать друг друга с грязью. Это обычное дело, хоть и неправильно. Я… сильно схватил её за плечи. Встряхнул несколько раз и толкнул.
Тогда она поняла, что это был за шёпот. Горечь. Сожаление такое сильное, что хочется отмахнуться от него ближайшей тряпкой, метлой, да чем угодно.
Наташа не представляла, что ответить, но, казалось, ему пока того не требовалось.
— Может, это влияние всего, что с нами произошло. А, может, я просто одна большая генетическая помойка. Это уже не важно. Мне стыдно за то, как я зверею с друзьями. Жутко стыдно. Но держать себя в руках с каждым разом всё сложнее. Даже когда я просто человек. Не знаю, — он сконфуженно хмыкнул, а затем отстранился от неё и поднялся на ноги. — Не знаю, — повторил задумчиво, себе под нос, обведя рассеянным взглядом тренажёры. — Я уже не понимаю, где заканчиваюсь я, и начинается это. А сейчас, с твоего позволения, я хотел бы потренироваться.
Он демонстративно кашлянул.
Весь вид Джеймса Барнса говорил о том, что её позволение здесь не интересовало никого.
***
Наташа не могла с уверенностью утверждать, нравилось ли ей новое положение вещей, при котором ничем не занятого времени стало значительно больше. Её прежний ритм жизни не предполагал долгое сидение на одном месте, а потому ей казалось, что она начинала понемногу сходить с ума.
Слоняться из угла в угол, разминаться — дело благое. Однако долго этим заниматься становилось проблематично. И скучно, на худой конец.
Она приняла ванну. «Долгую», как любила. Расставила, словно трофеи, все свои баночки с косметикой. Короткое ли путешествие намечалось у неё (или внезапно затянувшееся), а дух маленькой «барахольщицы» она носила с собой в каждый уголок земного шара. Наташа развела пену, разлеглась в просторной ванне. Вставила в уши наушники, прикрыла глаза. На два раза промыла голову, нанесла на волосы питательную маску. Свернула косу в пучок, промокнулась свежим, белоснежным полотенцем; с ног до шеи намазалась мягким скрабом и, как советовала инструкция, составленная грамотными маркетологами, «насладилась запахом зелёного чая». Сделала пилинг лица, намазалась маской с розовой глиной, смылась… промыла волосы с бальзамом. Снова вылезла из ванны, подсушила голову полотенцем, смазала шевелюру парфюмированным маслом для блеска. Нанесла на лицо тоник, увлажняющий крем, вся обмазалась лосьоном.
А вечер никак не желал заканчиваться.
В конце концов, поскользнувшись и чудом удержав равновесие, она решила, что уже достаточно гладкая во всех возможных и с трудом вообразимых местах, а потому с водными процедурами пора заканчивать.
Наташа нырнула в большую мужскую футболку — её футболку, комфортную и домашнюю. Безразмерную одежду она любила не меньше, чем платья. А ещё тут красовался крутой принт с инопланетянином и надписью «Мы верим в пиццу».
В комнате царила вечерняя прохлада. Нат собиралась было закрыть окно, как заметила, что что-то не так.
Не на своём месте. Вернее, изменилось.
На прикроватной тумбе стояла стеклянная ваза, которой раньше, определённо, не было.
Совершенно беспечная улыбка успела тронуть губы прежде, чем она взяла бы себя в руки.
Взяла бы, да только не хотелось.
Наташа поскорее приблизилась к цветам. То был нежный букет с маленькими пионовидными розами, бледно-розовой и пушистой, как облака, гортензией, и «пыльной» зеленью эвкалипта. Вдохнув тонкий, слегка кружащий голову аромат, она позволила себе прикрыть глаза и бережно приобнять цветы. Пальцы скользнули по бархатистым, почти невесомым лепесткам.
Давно ей никто не дарил цветов. Не тех безвкусных букетов, что вручают в какой-то почти мещанской манере некоторые толстосумы на сцене, когда артисты балета выходят на прощальный поклон. Не потому, что кто-то очень сильно провинился и теперь пытался задобрить рассерженную и глубоко раненую женщину. А просто так, от чистого сердца.
Наверное, тут же одёрнула она себя.
Мысль о том, кто мог их принести, пока она принимала душ, закралась Нат в голову, и, к собственному нежеланию, она поняла, что безумно хочет не ошибиться.
Такая же безумная мысль, как желание, с которым становилось всё сложнее бороться.
Мягко мазнув носом по гортензии, напоследок вдыхая аромат, она отстранилась от букета и взялась за маленький листок, уголок которого прижимала к тумбе ваза.
«Вечером мы собираемся в гостиной. Спускайся, если будет желание».
Её не сильно заинтересовало, кто входил в число этих «мы».
Куда больше голову занял колючий, косой почерк.
И почти девчоночья, давно позабытая улыбка от того, что она не ошиблась.
***
Питер, Джеймс и Рокет собрались в гостиной перед телевизором. Первые двое играли в приставку, усевшись на ковре, последний — жевал попкорн и комментировал каждое действие. Не сказать, что к нему сильно прислушивались, но, когда экран загорался серым, и персонаж Квилла падал на землю, винил в произошедшем он непременно Рокета.
— Если б ты не говорил мне под руку, я бы выстрелил, куда надо!
— Ты прёшь напролом, тебя бы убили и без моей помощи!
— Я знаю, что делаю! Жди свою очередь молча!
Баки лишь взглянул на неё и молча ухмыльнулся, отложив джойстик в сторону.
— Получила послание?
С её появлением споры не прекратились, хотя приутихли.
— Это было очень неожиданно, но приятно, — чувство, крайне похожее на смущение, коснулось теплом её лица. Наташа пообещала себе, что подумает об этом позже. Она прошла в центр гостиной и села на диван недалеко от Рокета. — Во что играете?
— «Неизведанный». Квест и экшн, — Джеймс размял ноги, присел рядом. — Приключенческий боевик, иными словами. Главный герой с напарником отправляется на поиски Эльдорадо, по пути отстреливается от наёмников. Напарника уже убили, теперь мы спасаем журналистку, которая сунулась сюда с нами.
— Опять все проблемы от женщин?
Барнс шутку понял и слабо улыбнулся.
— Не сказал бы. Но женщина точно из тех, кто ищет проблем.
— Где-то я встречала подобный сюжет.
— Ума не приложу, где, — Наташа поняла, что начинает учиться различать его улыбку по крошечным мимическим изменениям.
Далее какое-то время она наблюдала за ходом игры. Питер объяснил принцип использования джойстика. Она запомнила, как он передвигался, менял угол обзора, прыгал или прятался в укрытии. Прежде играть в приставку ей не доводилось (не считая 16-битных, «Денди», которые были, как ей думалось, у каждого ребёнка или подростка из семьи, в которой баловали своё чадо), и потому Нат с искренним интересом следила за событиями, происходившими на экране.
А затем её глаза вовсе загорелись ребяческим задором, когда Квилл предложил попробовать поиграть самостоятельно.
Она не обратила внимания, как они с Рокетом, не прекращая беззлобной словесной перепалки, перебрались в сторону кухни, полностью поглощённая процессом.
Интуитивно ей удалось понять, как заставить главного героя бежать, а как — идти пешком. С подсказками Джеймса у Наташи начало получаться прыгать по камням и перебираться по отвесным выступам скал. И вдруг из-за угла показались наёмники.
— Как нажать на паузу! — она не столько спрашивала, сколько начала паниковать. — Тут есть пауза?
Барнс нажал на одну из кнопок, и игровое поле исчезло.
— Смотри, — он вновь перебрался на ковёр, усевшись рядом с ней. — Когда ты зажимаешь вот эту кнопку, — Джеймс подкрепил слова действием, — он прицеливается. На эту — стрелять. Зажимаешь прицел. Видишь белый кружок? Это цель. Настраивай её. И стреляй.
Наташа попробовала. Раздалась череда выстрелов, экран завертелся. Персонаж стрелял во все стороны, кроме той, куда нужно было ей. Вскоре всё стало серым, герой упал, и начал свой путь на лестнице в тот же момент, когда из-за угла посыпались, точно тараканы, наёмники.
Она попробовала снова. Несколько раз попала, однако наёмник не упал, сражённый наповал, а продолжил палить в ответ.
— Почему он не умер?! Ты должен умереть! — Дробь выстрелов. Писк гранаты. Серый экран. Возвращение к точке сохранения. — Да чтоб тебя!
А вот это был смех. Самый настоящий, искренний. Нат даже отвлеклась от игры, глядя на Барнса и проверяя, не показалось ли ей.
— Смотри, — он нажал на паузу и приблизился к ней настолько, что Наташа смогла ощутить тёплое дыхание недалеко от своего лица. Джеймс почти обнял её со спины, но всё же не прижался вплотную. — Мы уже помним, что они бегут оттуда. Сейчас бежишь вперёд, — ей стоило бы следить за тем, на какие кнопки он жал, но Наташа наблюдала за сюжетом игры, с почти-обидой отмечая, как легко ему всё удаётся. — Прицеливаешься, стреляешь. Вот, на нолик, прячешься в укрытие. Видишь, откуда они бегут? Прицеливаешься, стреляешь, снова в укрытие. Попробуй.
Наташа попробовала. Безуспешно. В ней начало закипать иррациональное раздражение.
Все стреляли в неё, но у неё не получалось перестрелять всех.
— Граната под тобой, назад беги!
— Да какая разница, он всё равно нежилец.
Природная упёртость не дала ей опустить руки ещё пару раз.
После очередного провала она не выдержала.
— Дурацкая игра! — Наташа в сердцах отбросила джойстик. Джеймс рассмеялся. — Не смешно!
Вопреки её словам, он на секунду замолчал совсем, а потом прыснул ещё сильнее.
— Знаешь, есть такое изречение. Если женщина говорит «всё нормально», значит, ничего не нормально. Если женщина говорит «всё плохо», значит, всё ещё хуже. А если женщина говорит «не смешно», то тебе лучше заткнуться и поскорее.
Наташа рассмеялась с абсурдности ситуации, но злость на наёмников и обида на игру пересилили временное веселье.
— Я не могу нажимать на все кнопки одновременно!
— Так тебе и не нужно нажимать на все кнопки одновременно. Спряталась в укрытии — отпустила кнопочку. Настроила прицел. Стреляешь, и снова в укрытие. Давай вместе, я буду бежать, а ты — нажимать на кнопочки.
— Не буду я больше в неё играть, — она буркнула, но не посмела вырваться, так как Барнс вновь заключил её в кольцо со спины, беря в руки джойстик.
— Ты всегда такая злюка?
— Не надо мне помогать, я хочу сама убивать людей! Это не смешно! — от короткого молчания Джеймса и его недавней реплики Наташу, против воли, пробило на смех.
— Так я хочу помочь тебе убивать людей.
— Я не буду больше играть, у меня не получается, — она ворчала, но искренне улыбалась. В какой-то момент его руки отпустили джойстик и переместились на её бедра.
Нат откинулась спиной назад, прислоняясь к его груди. Теперь жест походил на полноценное объятие.
— Хочешь, я скачаю тебе другую игру?
— Не хочу. Хочу эту.
— Тогда давай поиграем вместе.
— Не хочу играть вместе, — ей даже начало нравиться, что её пародийный «детский каприз» так легко поддержали.
— А что хочешь?
Баки лишь слегка двинул ладонями, а ей уже стало сложнее думать.
— Мороженое хочу, — она ляпнула первое, что пришло в голову.
— Какое?
— Шоколадное.
— Как насчёт завтра?
— Хочу сейчас.
— Ой, вредная…
Наташа тихо засмеялась, но смех застрял в горле.
Это было очень короткое и меж тем — словно замедленное движение. Он убрал одну руку, но лишь за тем, чтобы сдвинуть с её шеи волосы и коснуться носом скулы.
— Спасибо за цветы, — Нат повернула к нему голову и замерла.
Носом к носу. Слишком опасная близость.
Такая, когда начинают закрадываться подозрения, что это может что-то означать.
— Захотелось сделать что-то приятное.
— Было весьма приятно.
— Как твои ноги, — он выдохнул и упёрся лбом в лоб, одновременно огладив её бедро.
— Ноги? Уже лучше.
Его реплика сбила с толку. Барнс уловил перемену в настроении, подхватил её и качнулся назад. Совсем немного, но слишком ощутимо.
И чувство, кольнувшее внутри, было до одури похоже на обиду.
Он убрал руки и двинулся в сторону.
— Я не об этом.
Джеймс Барнс переключил всё своё внимание на джойстик, а где-то на кухне Питер сообщил Рокету, что нашёл в холодильнике пакет с мороженым, и предложил разделить порцию.
Только спустя какое-то время она поняла, что его фраза была ничем иным, как комплиментом и полноценным флиртом.
