Come back to me, my boy

Так одиноко… в этом саду мне… здесь шипы лишь… – тихо поёт Царь, пропуская сквозь пальцы длинные волосы Чанёля и наслаждаясь их мягкостью. Однажды, пробудившись от вечного сна посреди бескрайних белых песков, под палящим солнцем, тогда ещё совсем юное божество, осознал, что жизнь его будет наполнена одиночеством. Он долгие годы бродил по пескам в поисках жизни, в поисках себе подобных, не нуждающихся ни во сне, ни в еде, ни в воде, не страшащихся ни холода, ни жары – бессмертных. Все поиски оказались тщетными, лишь пески сменились такой же безжизненной степью с глубокими трещинами в мёртвой земле. Он был абсолютно один на этих забытых и никому не нужных просторах, обдуваемых ледяными ветрами, приносящими с собой запах пустоты. Особенно одинокой ночью, когда луна стояла в зените, слепя своей яркостью, божество разглядывал усеянное миллиардами звёзд небо и не мог поверить, что во всей вселенной не найдётся ни одной души, которая скрасит его существование. Выводя пальцем на земле замысловатые узоры, он следил за следом очередной падающей звезды, которая сгорала за тысячи миль отсюда. Всё в этом мире имеет своё начало и конец. Она умирала, чтобы на её месте родилась новая, ещё более яркая, стало быть и у него есть своё предназначение? Может он и есть та самая новая звезда? Что если он был послан сюда, чтобы вдохнуть жизнь в эту мёртвую землю? Стоило ему осознать эту простую истину, как вслед за движениями его пальцев по песку начали прорастать первые ростки. Божество задержал дыхание, не веря собственным глазам. Он осторожно прикоснулся к тонкому стеблю, пока ещё не распустившегося цветка, чтобы в следующее мгновение преисполниться, давно сгоревшей внутри него, надеждой. За тысячи лет эти земли преобразились до неузнаваемости. Бескрайние пустыри и пески сменились пышными лесами, ветер более не приносил с собой запах пустоты, он подхватывал семена многочисленных растений, перенося их на множество миль, позволяя лесу разрастаться ещё больше. Этому миру больше не нужна была помощь божества, он прекрасно поддерживал жизнь самостоятельно, заботясь о себе и той крупице жизни, что появилась здесь. Божество был доволен проделанной работой, но мерзкое чувство одиночества не покидало его. Он знал, что способен на большее, поэтому в одно прекрасное, наполненное волшебством, утро из озера, спрятанного глубоко внутри леса, вышла его первая дочь. Она была прекрасна в своей невинности, легкости и красоте. Они провели вместе много лет, заботясь о лесе и его обитателях, пока её время не подошло к концу. Несмотря на божественные силы, которые она унаследовала от своего отца, жизнь её оказалась слишком скоротечной. Погружённый в собственное горе, Царь не заметил, как его слёзы послужили основой созданию новых жизней. Так появились первые духи леса, что разлетелись по всему миру, неся в себе последнюю волю ушедшей навсегда дочери божества. За всю его долгую жизнь у Царя было много детей, он любил и оберегал каждого из них, но все они рано или поздно оставляли его, чтобы обрести вечный покой. Ветер подхватывал их последнее дыхание, унося высоко ввысь и обретая собственное я. – Я хочу держать за руку тебя, – продолжает свою песнь Царь, вспоминая, как впервые почувствовал присутствие Чанёля в своём лесу, который был его домом уже многие столетия. В тот роковой день он впервые почувствовал, как одиночество, наконец, отступило, ведь в этом ребёнке было нечто, что заставило сердце божества трепетать. Он тогда не раздумывая подарил себя и своё сердце Чанёлю, прося взамен лишь остаться подле него. Однако, ребёнок был слишком напуган, его страшила та неведомая сила, которую нёс в себе Царь. Поэтому он отпустил его, обрекая себя на муки. Годы, потраченные на попытки изменить отношение Чанёля к нему, казались вечностью. Царь наблюдал за тем, как ребёнок превратился в прекрасного юношу, а затем и мужчину. Из года в год он не давал тому забыть о себе, постоянно находясь поблизости, оберегая. Однако, чтобы ни делал Царь, страх Чанёля лишь креп день ото дня. Они страдали. Оба. Царь от неразделённой любви, Чанёль – от неизвестности и непонимания того, что вовсе не магия Царя из раза в раз заставляет его вернуться. Это сама его сущность тянулась к тому, ради которого он был рождён. Царь вдыхает сладкий запах трав и цветов, покрывающих всю поляну, призывает всё своё терпение, уговаривает себя не делать глупостей и продолжать ждать того дня, когда Чанёль признает свою сущность и их, созданную на небесах, связь. – Отец, – прерывает его мысли одна из дочерей, в руках у неё блестит отобранный у незваного гостя кинжал. – Я чувствую опасность, исходящую от него. – Дитя моё, – Царь, оставив невесомый поцелуй в уголке губ Чанёля, нехотя поднимается с колен. – Присмотри за нашими гостями, я должен отлучиться ненадолго, – он отбирает кинжал и скрывается за ближайшим дубом, держа путь к тому самому озеру, из которого появилась его первая дочь. Нимфа занимает место своего отца подле пребывающего в глубоком сне Чанёля, разглядывая его лицо. Она не понимает одержимости Царя этим жалким, хрупким человеком, который никогда не сможет сравниться с кем-нибудь из них. И никогда не поймёт, ведь она всего лишь песчинка в этом мире, в отличие от этих двоих. Чанёль не спешит открывать глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Под руками он чувствует мягкость цветов, тело обдувает уже знакомый ветерок, несущий в себе свежесть и прохладу. Чанёль впервые за долгие годы действительно дышит полной грудью, позволяя воздуху наполнить свои лёгкие, пропитать себя с ног до головы. Он дарит долгожданную свободу и лёгкость. Долго наслаждаться этой успокаивающей тишиной и умиротворением Чанёлю не позволяют, рядом раздаётся настойчивый щебет. Повернув голову, Чанёль натыкается взглядом на небольшую птичку с ярким жёлтым опереньем. Она сидит, нахохлившись, на расстоянии вытянутой руки от него и внимательно разглядывает. Чанёль же поражён её красотой, никогда в своей жизни он ещё не видел подобных птиц и, вероятно, никогда больше не увидит, поэтому, пользуясь подвернувшейся возможностью, во все глаза рассматривает это маленькое пёстрое чудо, игнорируя ту осознанность в глазах-бусинках, с которой рассматривает его птичка в ответ. – Привет, – Чанёль осторожно протягивает руку, чтобы погладить ту по холке, – что забыла такая красавица как ты в этом ужасном месте? – птичка с громким и возмущённым, как показалось Чанёлю, вероятно, во всём виновата ядовитая пыльца этих алых цветов, на которых я лежал неизвестно сколько, мерещится уже всякое, щебетом срывается ввысь, исчезая в глубине леса, так и оставив его без ответа. Удовлетворённый своим предположением, Чанёль встал и осмотрелся. Темнота, что преследовала их с Кёнсу как только они переступили порог леса, отступила и теперь он не казался таким пугающим. На душе было непривычно спокойно и умиротворённо, а вспыхивающие то тут, то там огни светлячков, что кружили вокруг в замысловатом танце, лишь больше вселяли чувство безмятежности. И почему он так боялся этого леса? Ведь он… прекрасен. – Мой разум отравлен, не иначе, – пытался убедить себя Чанёль, но продолжал завороженно брести по лесу в неизвестном направлении, всё больше уходя в его глубь, всё дальше от деревни. Его вели всё те же светлячки, свет которых разгонял темноту ночи, шорох раскрывающихся при приближении бутонов, шелест ветвей, и мерцание воздуха, пропитывающего лес. – Магия, – Чанёль попытался поймать в ладони это мерцание, но у него, ожидаемо, ничего не получилось. Он не особо расстроился этому факту, разглядывая собственные руки, которые теперь тоже слегка мерцали. И это должно было испугать его. Должно было. Однако, вместо этого на его лице появилась блаженная улыбка и с губ сорвался первый смех. Когда в последний раз он смеялся? Возможно, всё это действительно объяснялось отравленным опиумом воздухом, но Чанёлю уже было всё равно. Он чувствовал себя как дома, впервые после смерти своего отца. Сбоку раздался подозрительный шорох, и в просвете меж стволов вековых деревьев блеснул белый мех. Чанёль заинтересованно последовал за видением, и вскоре затаился в высоких зарослях, наблюдая за вышедшим к озеру прекрасным белоснежным лисом. Мех ловил на себе лучи полной луны, переливаясь, отчего у Чанёля возникло жгучее желание провести ладонью по ней, проверить, так ли она мягка на ощупь какой кажется. Завороженный прекрасным созданием, он не смел пошевелиться, запоминая каждое грациозное движение, взмах пушистым хвостом, дрожь аккуратных ушек. Это было самое изящное животное, которое он когда-либо видел. Лес не перестаёт удивлять, сталкивая его с этими чудесными созданиями. Когда Чанёль решил, что пора бы двигаться дальше, оставив лиса наедине с собой, воздух загустел, а мерцание стало ещё более видимым. Лис описал круг вокруг себя и в следующее мгновение на его месте был не менее прекрасный юноша, облачённый в белую накидку. Он стоял спиной к Чанёлю, запрокинув голову вверх, отчего его длинные серые волосы струились жидким шёлком вдоль тела. Чанёль задержал дыхание, когда лис небрежно скинул с себя одеяние, обнажая острые лопатки, узкую талию и ямочки на пояснице... Чанёль смущённо отвёл взгляд, потому что лис был полностью обнажён, но не смог долго игнорировать своё желание. Он продолжил пожирать того взглядом, игнорируя собственную совесть, что без устали кричала о неправильности происходящего. Однако, не смотреть на лиса казалось невозможным… Нереальным. Тем временем лис, не замечая, или просто не обращая внимание на незваного гостя (Чанёль был уверен, что от чуткого слуха этого невиданного существа не могло ускользнуть его прерывистое тяжелое дыхание), перешагнул лежащую в ногах дорогую ткань, и погрузил ступни в воду. По телу Чанёля прошла дрожь, ведь температура воды ночью, вероятно, слишком низка, чтобы в ней купаться. Он с трудом подавил в себе желание выйти из-за зарослей арчи, в которых он прятался, и накинуть на лиса его одежды, чтобы согреть, а если этого будет недостаточно, он готов предложить себя и свои тёплые объятия. Ты такой дурак, Пак Чанёль, – ругает мысленно себя, продолжая, как вор, наблюдать, пока лис полностью не скрывается под толщей воды. С каждой прошедшей минутой сердце Пака билось всё чаще. Лиса не было слишком долго, мерзкие щупальца беспокойства успели дотянуться до внутренностей Чанёля и сжать в смертельных тисках. Когда сил ждать не осталось, а рука уже отодвигала ветви, чтобы выйти к озеру, раздался оглушительный всплеск. Чанель было дёрнулся обратно в свое укрытие, но встретился взглядом с лисом. – П-привет, – глухо прошептал Чанёль, неуверенный в том, что будет услышан. На большее его в любом случае сейчас бы не хватило, он словно под чарами не смел шевельнуться, дышал через раз, отчего чувствовал нехватку воздуха, ведь сердце продолжало бешено стучать, почти выпрыгивая из груди. Желание сбежать было таким же сильным, как и желание упасть к ногам этого невиданного существа. – Ты кумихо? – спросил Чанёль, не смея оторвать взгляд от пронзительных серых глаз лиса. Видимо, его чары оказались не такими сильными, или разум Чанёля был более устойчив, потому что отдалённым краем сознания он продолжал ясно мыслить. Почему-то казалось очень важным уточнить опасен ли лис для него или нет. Чанёль много слышал легенд о тварях, наполняющих окрестные леса, особенно его впечатляли пьяные истории кузнеца, которыми тот охотно делился. Одной из них были легенды про кумихо, что питались сердцами юношей и девушек, так беспечно попавших под их чары. – Да, – ответил лис, когда молчание затянулось, – но тебе не стоит переживать из-за этого. Всё, что о нас говорят, не более чем просто миф, который, передаваясь из уст в уста, становится всё более неправдоподобным и кровожадным. Ты в порядке? Заблудился? – кумихо наклонил голову с интересом разглядывая Чанёля. – Э… – выдаёт Чанёль, пытаясь собраться с мыслями. Безуспешно. – А ты немногословный, – усмехается кумихо, проводя ладонью по глади озера. – Твой голос прекрасен, – честно признаётся, надеясь, что лис поймёт эту заторможенность. – О, – он кажется слегка удивлённым и озадаченным, подплывая ближе. Чанёль же с трудом сглатывает ком в горле, наблюдая за каплями, стекающими вдоль тела кумихо, который подходит слишком близко, почти вплотную, проигнорировав свои одежды, лежащие на земле бесформенной кучей. Чанёль же всеми силами старается не пялиться так открыто, с трудом отводит взгляд, рассматривая ягоды арчи. – Продолжай смотреть на меня, – шепчет лис, который оказался ниже Чанёля на целую голову, – мне нравится, как ты смотришь. Несчастное сердце пропускает удар, когда указательный палец лиса приподнимает подбородок Чанёля, вынуждая смотреть прямо на него. – Ты дрожишь, – улыбается, – тебе холодно? – Не в холоде дело, – в очередной раз сглатывает вязкую слюну Чанёль, уже беззастенчиво разглядывая каждую черту лица лиса, ведь тот сам разрешил. – О… Они молчат, полностью растворяясь в этом мгновении. Мир сужается до небольшого пространства вокруг них, время, кажется, замирает, запирая их наедине друг с другом и тем непонятным притяжением между ними. Чанёль не может понять этого, списывает всё на тот же опиум в воздухе, дурманящий его разум, но противиться выше его сил. Расстояние между ними неумолимо сокращается, приближая обоих к столь желанному и необходимому здесь и сейчас. – Чанёль, берегись, – раздаётся оглушительный крик Кёнсу, разрушая всё волшебство. Он бежит к нему, лицо его сосредоточенно, а намерения не трудно понять, ведь в лунном свете блестит лезвие ножа, что с ужасающей скоростью приближается к лису. Течение времени вокруг ещё не вернулось на круги своя, поэтому Чанёль толкает лиса за свою спину, получая удар вместо него. Сильные, несмотря на внешнюю хрупкость, руки ловят его и аккуратно устраивают на траве. Взгляд лиса кажется испуганным и взволнованным, и Чанёлю хочется заверить того, что всё в порядке и это всего лишь царапина, но боль, распространяющаяся по всему телу жгучая и невыносимая. Улыбка получается слабой и неправдоподобной. – Отойди от него, – чётко слышит он рядом Кёнсу, но лису всё равно на вторгшегося в их уединение незнакомца, он внимательно рассматривает воткнутый нож и расползающееся пятно крови. Ни один мускул на прекрасном лице не дрогнул. Чанёль решает, что за всю свою жизнь кумихо видал ранения и похуже. – Ты защитил меня, – шепчет, одним резким движением вытаскивая нож и прижимая ладонь к кровоточащей ране. – Очень глупо, меня не так просто убить. Чанёль на грани потери сознания, он пытается сосредоточится на серых глазах напротив, но выходит до безобразия плохо. Боковым зрением он замечает испуганное, потерявшее все краски лицо Кёнсу, прежде чем прикрыть, налившиеся свинцом, веки. Всего лишь на мгновение, так спать хочется, – думает про себя, а открыть не получается. Тело не слушается, скованное онемением. Чанёль не знает, как долго спал, но, когда возможность двигаться возвращается, он встаёт моментально, желая убедиться в том, что Кёнсу не сделал ничего непоправимого. – Спокойно, Чанёль, – его заботливо укладывают обратно, а нос щекочут кончики длинных серых волос. Он встречается взглядом с лисом и облегчённо выдыхает. – Чанёль, как ты себя чувствуешь? – спрашивает Кёнсу, появляясь в поле его зрения. – Всё хорошо, – хрипло отвечает, прислушиваясь к собственному телу. – Господин Кёнсу, больше так не делайте, – старается придать своему голосу твёрдости, но получается плохо из-за близости лиса, ведь голова Чанёля покоится на его коленях, а волосы перебирают его изящные пальцы. – Я беспокоился за тебя, – Кёнсу переводит взгляд на лиса, – думал, тебе грозит опасность. В этом месте никому не стоит доверять. – Сначала кидаешь кинжал, а потом задаешь вопросы, да, мальчишка? – ухмыляется уголком губ лис, но в глазах ни капли веселья. Они обмениваются напряженными взглядами, Кёнсу с силой сжимает челюсти, отчего становятся видны его желваки. – Будь на моём месте кто-нибудь другой, ты бы уже безжизненной кучей валялся здесь. – Что же мне тебе теперь спасибо сказать, демон? – саркастично приподнимает бровь Кёнсу. Чанёль же шокирован столь резкой переменой. Оказалось, что он вовсе не знал Кёнсу и теперь был совсем не уверен, какой же он настоящий. Тот, что выпивал с ним, разумный и уравновешенный? Тот, что сейчас откровенно провоцировал существо в разы сильнее его, безрассудный и дерзкий? – Мог бы поблагодарить, что друга с того света вернул, оказавшегося там, между прочим, по твоей вине, – не уступает лис и Кёнсу опускает взгляд, поднимая окровавленный нож. – В метании ножей мне нет равных, он бы попал аккурат тебе в шею, – Кёнсу вытирает кровь о подол своего ханбока, – вот только я не знал, что Чанёль рискнёт своей жизнью, чтобы спасти тебя. Сними с него свои чары, мы уйдём, и больше не потревожим тебя, даю слово До Кёнсу. Лис смеётся, вызывая на лице Кёнсу полное недоумение. – Он не очаровывал меня, – пытается объясниться Чанёль. – Будь я очарован, сказал бы тоже самое. – Просто поверь мне, – Чанёль поднимается, заключая ладонь Кёнсу в свои. Смех лиса резко обрывается, но никто не придаёт этому значения, как и взгляду, который ревниво прожигает чужие ладони. – Я сделал это, потому что захотел. Он не сделал мне ничего плохого. – Со стороны так не выглядело, – хмурится Кёнсу, но напряжение в его теле заметно уменьшилось. Он чувствовал некоторую необходимость в прикосновениях, поэтому был Чанёлю сейчас благодарен. – Он смотрел на тебя словно съесть хотел, а ты и рад был. Чанёль смущённо поджимает губы, боясь признаваться в том, чем это было на самом деле. К тому же он и сам до сих пор не понял, что за наваждение охватило его тело и разум, но одно он знал точно – лис не собирался причинить ему вред и это наваждение было обоюдным. – Спасибо, что хотел помочь, – от Кёнсу не ускользает эта заминка, поэтому он недоверчиво хмыкает, – наверное, будь я на твоём месте, поступил бы так же. – Я испугался, – Кёнсу не очень-то хотел открывать свою душу перед какой-то нечистью, но в данный момент он чувствовал острую необходимость сказать это. Он хотел получить прощение Чанёля за свой поступок, но заслуживал ли он его? – Я тоже, – Чанёль успокаивающе похлопывает того по плечу, поднимаясь. Повернувшись к всё ещё сидящему на траве лису (Чанёль благодарен богам за то, что тот соизволил накинуть на себя своё одеяние), он вновь потерял дар речи. Все жалкие попытки выдавить из себя слова благодарности за спасённую жизнь, ни к чему не привели, лишь выставили его ещё большим дураком, чем он казался раньше. – Можешь ничего не говорить, – сжалился лис, наблюдая за его потугами. – Пожалуйста, не попадай больше в такие ситуации, меня может не быть рядом. Чанёль чувствует, как щёки заливаются румянцем, поэтому он, в попытке скрыть смущающий факт, низко кланяется, выказывая своё уважение. – Идёмте, я проведу вас. Не говоря больше ни слова, лис отворачивается и ступает в тень деревьев. Кёнсу поражён тому, что демон столь безрассудно открывает свою спину потенциальному врагу. Либо он действительно не собирается причинять им вред, либо он настолько силён, что они не представляют для него никакой опасности. Оба варианта вынуждали насторожиться, ещё ни один демон, встреченный им за всю жизнь, не делал ничего из доброты душевной. Лис сдержал своё обещание и вывел их аккурат туда, откуда они вошли в лес. Кёнсу облегчённо выдохнув, вышел за пределы леса, и бодро зашагал в деревню, не сразу заметив отсутствие рядом Чанёля. Тот же неловко переминался с ноги на ногу, с тоской рассматривая силуэт лиса. Вероятно, они больше никогда не встретятся, и оттого на душе было мерзко и неприятно. Расстаться здесь и сейчас было сродни потери частички себя. Чанёль не мог объяснить своих чувств и этой одержимости, но одно он знал точно – уходить не хотелось. – Чего ждёшь? – спросил лис, вдоволь понаблюдав за его метаниями. – Мы ещё встретимся? – О, ты всё же заговорил? – широко улыбается. – А ты хочешь? – Чанёль кивает. – Тогда заходи в гости, я всегда здесь. – Пошли со мной, – просит, вспоминая причину того, почему всю свою жизнь избегал этот лес. – Мне опасно сюда приходить. – Опасно? – наклоняет голову лис. Чанёль заметил, что тот всегда так делает, когда что-то вызывает у него интерес. – Почему? – Лесной царь хочет убить меня, – Чанёль резко поворачивается на хруст веток. Видимо, безрассудство порок не только Кёнсу, но и Чанёля. Как он мог забыть о такой незначительной проблеме как Царь? Почему тот ни разу не появился? Почему не забрал, когда Чанёль был так уязвим? – Я не могу выйти за пределы этого леса, – от былого веселья в серых глазах ни следа, лишь скрытая под безразличностью тоска и боль. Они настолько хорошо сокрыты, что любой другой не заметил бы. Но не Чанёль. Он видит. – Так что, стало быть мы с тобой больше не увидимся, Чанёль. – Мне нравится, как моё имя звучит в твоих устах, – Чанёль не сдерживает очередной свой порыв сказать правду. – Мне нравится твоя честность. – Как мне тебя найти? – Просто позови меня, – Чанёль уверен, что во взгляде напротив блеснула надежда. Он активно закивал, улыбаясь широко, стараясь не показать своего страха от осознания того, что готов рискнуть собой вновь, лишь бы увидеть лиса. Даже Царь его не остановит. Чанёль нехотя разворачивается, находя взглядом вдалеке Кёнсу, что ожидает его. – Ты даже не спросил, как меня зовут, – доносится с порывом ветра и Чанёль смущённо поворачивается, коря себя за несообразительность. – Бэкхён. Меня зовут Бэкхён, – улыбается лис, превращаясь в животную форму и скрываясь в листве.

***

Царь обессиленно падает на подстилку из мха, с трудом снимая с себя личину лисицы. Он с трудом проталкивает в себя воздух, пытаясь совладать с болью, что наполняет каждую клетку его тела. Теперь он может не скрывать свою боль, что преследовала его каждую секунду со встречи с Чанёлем на берегу озера. – Отец, – рядом опускается его дочь, едва сдерживая собственные слёзы. Она ничем ему не поможет, это просто надо пережить. – Зачем ты сделал это? Знаешь же какая сильная отдача от воскрешения! Особенно после того, что ты сделал с тем кинжалом. Зачем тебе вообще этот человек, почему скрыл свою сущность? – Ты слишком молода, чтобы понять меня, – шепчет Царь, из горла которого вместе с кашлем выходит хрип. – Оставь меня, мне нужно побыть наедине со своими мыслями. Девушка оборачивается пёстрой жёлтой птичкой и упорхает ввысь, не смея перечить своему отцу, путь и желание остаться, облегчить его страдания слишком велико. Царь… Нет, отныне, Бэкхён прикрывает глаза и возрождает в памяти каждое мгновение сегодняшней встречи. Чанёль – его лучшее обезболиваюшее.