***
— Тут оставалось мясо, ты его съел? — спрашивает Чанёль у Кёнсу, который никак не может сообразить, что от него хотят. Он на протяжении всей своей жизни вставал с первыми лучами солнца, но сейчас солнце уже стояло в зените, а он никак не мог заставить себя подняться. Кёнсу чувствовал необъяснимую усталость, словно он не спал ночью, а бегал по лесу в поисках нечисти. И будь он сейчас более настроен на размышления, сразу же заподозрил неладное. — Я вчера только пару рисинок в рот взял, — широко зевает, пытаясь нащупать рядом мальчика, но обнаруживает лишь пустоту. — Ты ребёнка видел? — сонливость снимает как рукой, а глубоко внутри рождается беспокойство. — Я думал он спит рядом с тобой, — Чанёль начинает заглядывать в самые очевидные места, где мог спрятаться мальчик. — Ты же не думаешь, что он сбежал? Он ведь так к тебе привязан. Кёнсу на это ничего не ответил, лишь поднялся и вышел из дома, не потрудившись одеться и собрать волосы. Сейчас ему абсолютно всё равно, что о нём подумают окружающие, ведь ребёнок где-то там, снаружи, один в незнакомом месте. И тут встал вопрос о том, как его искать, если он даже имени у него не спросил? А было ли у кинжала имя? Вероятно, было, но память вернётся не сразу, как сказал лис. Впрочем, Кёнсу быстро выбросил эти мысли, об этом он ещё успеет подумать, когда мальчишка будет рядом с ним в безопасности. Они искали его несколько часов, прошли все окрестности, но всё тщетно, ребёнка и след простыл. Кёнсу устало присел на ступеньки дома Чанёля, не совсем понимая свои чувства сейчас. Разочарование в себе? Да, этого было сполна. О каком отцовстве речь, если он потерял ребёнка уже на следующий день? Не уследил, не проснулся, когда тот уходил, это он виноват. — Не кори себя, он сам ушёл, нет следов взлома, — пытается успокоить его Чанёль, но получается плохо. — Сам или нет, я должен был беречь его, а что в итоге… — Он небесное создание, не пропадёт. — Он всего лишь ребёнок. — Хозяин… — Я уже слышу его голос, — страдальчески закрывает глаза Кёнсу, — совсем спятил. — Нет, не спятил, я тоже его слышу, — Чанёль поднимается и прищуривается, указывая на горизонт, туда, где садилось солнце. — Вот он! Ты не пойдёшь ему навстречу? — удивляется Чанёль, глядя на сидящего на месте Кёнсу. — С чего бы? Как ты и сказал, он сам может о себе позаботиться, — безразлично пожимает плечами Кёнсу. — Непонятный ты, зачем тогда ноги в кровь стёр, если он тебе безразличен? — Чанёль кивает на ступни Кёнсу и скрывается в доме. Кёнсу же смотрит на ноги и осознаёт, что да, действительно, в кровь. И как только не заметил? — Хозяин, — тем временем мальчик добежал до Кёнсу и прижался щекой к его плечу, слегка потираясь. — Где ты был? — строго спрашивает Кёнсу, прикрыв ноги полами своей накидки. — Я съел мясо, что стояло на столе утром, — мальчик, опустив голову, ковырялся носком в земле, всем своим видом показывая полное раскаяние. — Вот я и решил взамен принести что-нибудь. Только сейчас Кёнсу заметил возле себя тушки трёх кроликов и пучок каких-то трав. Кёнсу полностью и бесповоротно разбит и, наверное, покорён этим ребёнком. Его не то, что ругать, наоборот, обнять надо. Но Кёнсу насильно давит в себе эти чувства, ведь каким же отцом он будет, если будет потакать прихотям этого ребёнка? — Тебе нельзя было вот так одному уходить, — хмурится Кёнсу, — обещай мне, что больше никогда так не сделаешь! — Обещаю, — шмыгает носом мальчик, а затем резко поднимает голову, обеспокоенно рассматривая своего Хозяина. — Хозяин ранен? — Нет, — Кёнсу подавляет в себе желание поправить полы накидки. — Что это у тебя? — он кивком указывает на пучок трав, пытаясь отвлечь его. И Кёнсу мысленно себя хвалит за сообразительность, потому что мальчишка вмиг забывает о своём вопросе и, взяв пучок в руку, протягивает ему. — Хозяин был слишком уставшим сегодня утром, эти травы помогут, — он застенчиво продолжает держать руку, пока Кёнсу не забирает травы. — Откуда знаешь, что они помогут? Память возвращается? — он с сомнением поглядывает на корешки и почти засохшие стебли трав. Он не был травником или лекарем, но даже его скудных знаний было достаточно, чтобы не использовать эти подозрительные травы, вид которых он даже определить не может. — Не знаю, просто я думал над тем, как помочь Хозяину и нужные травы вспомнились, — пожимает плечами мальчик, вновь прижимаясь к плечу Кёнсу и почти вися на нём. — А с чего ты вообще взял, что я устал? — Просто я очень хочу поскорее вырасти, а Хозяин к этому совсем не готов, — тихо отвечает мальчик, боясь, что его снова будут ругать. И Кёнсу бы отругал, если бы понял, о чем тот говорил. Однако, он был сообразительным и всё понял уже на следующее утро, да и попробуй не сделать соответствующие выводы, когда вечером засыпаешь с ребёнком, а просыпаешься с подростком, который ростом догнал тебя. Отойдя от первого шока и приведя себя, не без помощи Чанёля, в порядок, Кёнсу посадил всех за стол и хмуро уставился в одну точку. — Когда Бэкхён сказал, что ты быстро вырастешь, я не думал, что настолько быстро, — задумчиво разглядывает мальчишку Чанёль. Тому на вид было уже лет тринадцать, слишком высокий для своего возраста, с крепкой мускулатурой, от ребёнка у него остались разве что округлые черты лица, пухлость щёк, да не исчезающая сверкающая, невинная улыбка. Из одежды, что была на нём вчера, он вырос, поэтому Чанёль нашёл в своём шкафу чудом уцелевший ханбок, который он носил в детстве. Мальчик не так высок, как Чанёль, но наряд подошёл идеально. — Ты поглощаешь мои жизненные силы, чтобы расти? — нарушает тишину Кёнсу, на котором сейчас лица нет. Под глазами пролегли глубокие тени, черты лица заострились, а руки дрожали. Он создавал впечатление не спавшего несколько дней человека, истощённый физически и морально, он мало походил на того статного мужчину, которого Чанёль однажды встретил на рынке. Только подумать, а ведь это было всего неделю назад, а кажется, будто с того дня прошла вечность. Оно и не мудрено, учитывая сколько всего произошло за столь короткое время. Вся жизнь Чанёля протекала размеренно, без неожиданностей и неприятностей, если не учитывать постоянное терроризирование Царём. В остальном Чанёля всё устраивало, ему нравился тихий темп его жизни. Однако, за эту неделю он успел так много, от этого безумного ритма жизнь, кажется, окрасилась в ранее ему не известные краски. Чанёль чувствовал глубинную удовлетворённость ею. Впервые. Так много впервые. Кёнсу бы с ним согласился. В его жизни тоже многое было впервые. Впервые не справиться с лесным чудовищем. Впервые потерять так тщательно оберегаемый им фамильный кинжал. Вернуть его в человеческой форме и впервые ощутить ответственность за того, кто меньше, слабее, уязвимее. Вот только этот «меньше, слабее, уязвимее» сидел сейчас напротив, сверкая своей улыбкой и с преданностью глядя на него. Взрослый. Когда как сам он чувствовал себя хуже некуда. Это ему сейчас нужна защита, а не наоборот и от осознания этого хотелось выть волком. Больше собственного неведения он ненавидит беззащитность. Этого он пытался избежать пока рос, ради силы он тренировался с восхода солнца до его заката и какому-то мальчишке он не позволит сделать себя уязвимым. — У Лесного царя было больше сил, он даже не почувствовал, как я питался от него, да он и не против был, — охотно делится мальчик, кажется, совсем не замечая подавленного настроения своего Хозяина. Он не знал, что так делать нельзя. Он ведь только физически подросток, а морально он родился всего два дня назад. Его нельзя ругать, нельзя винить, — так себя мысленно успокаивал Кёнсу, но смотря на счастливое лицо мальчика, он чувствовал, как глухая ярость поднимается внутри, ведь… его использовали. — Ты не должен так больше делать, — строго говорит Кёнсу, с трудом усмиряя дрожь в руках. Этой ночью мальчишка забрал слишком много его энергии, он еле говорит, а сидит за столом только благодаря своему природному упрямству. — Ты должен был спросить моего разрешения, прежде, чем забирать столько моих сил. Если я буду слаб, то не смогу защитить се… тебя, — он вовремя одёргивает себя, но Чанёль заметил эту оговорку, оттого и смотрит сейчас так недовольно. — Но Хозяину не придётся меня защищать, если я вырасту, — Кёнсу видит, как влага собирается в глазах напротив, но не чувствует из-за этого своей вины. Он сейчас на грани обморока и слишком уязвим. Его так огорошила эта мысль с отцовством, что он не подумал о потенциальной опасности такого усыновления. Он забылся. Это непозволительно. — Я хочу стать взрослым и сильным, чтобы защищать Хозяина. — Иди, погуляй, дай нам минутку, — просит Чанёль, чувствуя негативную ауру, сгустившуюся над Кёнсу. Мальчик нехотя, но встаёт и выходит на улицу, где над деревней сгустились низкие грозовые тучи. — Просто хочу убедиться, что ты не собираешься сказать какую-нибудь глупость, о которой пожалеешь, когда тебе станет лучше. — О чём я вообще думал? Зачем ввязался в это? Ты видишь в каком я состоянии. — Ты не можешь винить парня. Он делает это ради тебя, если ты не заметил, и думает тоже только о тебе. Давай, ложись, тебе нужно поспать, а потом ты с ним поговоришь и будешь взрослым и рассудительным, а не этим вот, — Чанёль неопределённо помахал рукой, припоминая аналогичный жест Кёнсу в его сторону. Тот, кажется, оценил, уголок рта приподнялся, или же это просто мираж темноты, окутавшей дом. Мальчишка врывается в дом как раз тогда, когда Кёнсу засыпает. Он мокрый с ног до головы, с носа капает, но лицо его всё равно донельзя довольное. Чанёль бросает в него полотенце и заражается его улыбкой. Ну ребёнок, что с него взять?***
— Как там твой друг? — Бэкхён задумчиво жуёт соломинку, прислонившись к стволу дерева у кромки леса. — Оказался не готов к тому, что мальчик вырастет так быстро, — Чанёль присаживается напротив, каждый нерв его тела словно натянутая струна, а голова гудит от внезапной тишины, сменившей стук молота о металл. Он работал два дня кряду с рассвета до заката, изнуряя себя, но в итоге нисколько не жалел об этих выматывающих днях, ведь он заработал достаточно, чтобы купить Бэкхёну заморских фруктов, что привезли торговцы вчера утром в их деревню. — Он в порядке? — слишком неправдоподобно интересуется Бэкхён и как бы между прочим добавляет, — забыл предупредить. — Кёнсу в порядке, спит у меня дома, паренёк присматривает за ним, — устало улыбается Чанёль, пряча руку за пазухой, он почти достал небольшой свёрток, когда расслышал в голосе Бэкхёна обиду: — Своего дома у него нет? Чанёль немного растерян и не понимает, что послужило резкой перемене настроения Бэкхёна. Да и вообще сегодня он сам не свой, какой-то отрешённый. — У тебя случилось что-то? — С чего ты взял? Я тут замечательно провожу время, гуляю целыми днями, бегаю за бабочками, часами купаюсь в озере. Что может быть лучше? — Я? — Что ты? — переспрашивает Бэкхён не уверенный в том, что правильно понял Чанёля. — Я могу быть лучше, чем наполненные бездельем дни в лесу, — под конец голос Чанёля уже не звучал так уверенно как вначале, но он всё же озвучил эти мысли. — Согласен, — ухмыляется Бэкхён, отбрасывая изжёванную соломинку в сторону, — но ты не приходишь. За эти дни, я смотрю, ты стал слишком храбрым, — продолжил Бэкхён, не давая Чанёлю задуматься над его словами, всё же не стоит ему знать силу его ревности и власти над ним. — Скучаю по твоему смущённому лицу, — он медленно и грациозно на четвереньках приближался к Чанёлю, словно кошка, демонстрируя своё изящество. — Да, вот про это я и говорю, — Бэкхён провёл пальцем по скуле Чанёля. — Вообще-то я принёс тебе кое-что, — попытался соскочить с опасной дорожки Чанёль, всё ещё проигрывающий в памяти слова Кёнсу про кумихо и человеческие сердца. Не сказать, что он был напуган, просто осторожен. Бэкхён скрывает своё разочарование под маской заинтересованности, но вскоре необходимость в ней отпадает вовсе, потому что его действительно интригует свёрток и сладкий аромат, что доносится изнутри. — Я работал, чтобы купить тебе это, — тихо говорит Чанёль, уже не настолько уверенный в своей затее. — Попробуй, торговец сказал, что это самый вкусный фрукт из всего что у него есть. — Ты купил это мне, — повторяет Бэкхён, беря в руки подарок, не открывает, потому что в голове не укладывается происходящее. Чанёль трактует это по-своему, лицо его мрачнеет, отчего усталость отчётливее видна. — Если тебе не нравится… — Мне нравится, просто… никто ещё не делал подобного для меня, — признаётся Бэкхён, не видя причин скрывать. — Позволь мне насладиться этой заботой. Чанёль весь подбирается, окрылённый столь честным ответом и завороженно следит за тем как Бэкхён откусывает кусочек. Фрукт оказался действительно сочным, потому что сок стекает прямо по подбородку лиса, вынуждая того слизать его языком. Ни одно движение не остаётся незамеченным Чанёлем. Из-за этого поедание фрукта становится похоже на какой-то ритуал соблазнения, ведь Бэкхёну весьма льстит такое внимание, и кто он такой, чтобы отказывать своему любимому в зрелищах? — Хочешь попробовать? — вдоволь насладившись взглядами Чанёля, предлагает Бэкхён, протягивая фрукт. Чанёль, всё ещё завороженный, протягивает руку, но кто сказал, что лис позволит откусить? Его губы всё ещё хранят вкус этого невероятно сока, так почему бы не испробовать с них? Уж сегодня никто не помешает Бэкхёну исполнить задуманное и сорвать первый поцелуй с губ Чанёля. — Чанёль! — слышится вдалеке, разрушая волшебство между ними. — Да вы издеваетесь! — разочарованно ударяет Бэкхён по стволу соседнего дерева. — Не охотник, так малец! Чанёль нервно улыбается, вытаскивая из-за пазухи ещё один свёрток и оставляя рядом с расстроенным Бэкхёном, не отрывающим взгляд от его губ. Он бы многое сейчас сказал. Сказал, что тоже разочарован таким исходом, что тоже ждёт этой возможности побыть наедине, но лицо паренька слишком взволнованное, а сердце Чанёля слишком доброе, чтобы оставить друга в беде, поэтому вместо всего того, чего хочется до дрожи, лишь тихое «я вернусь».