Come back to me, my boy

— Чанёль, — раздаётся мелодичное, с хрипотцой. Голос обволакивает словно патока, вынуждает коленки дрожать и опереться о ближайший ствол дерева. Чанёль снова в лесу, только он не помнит, как здесь оказался, и почему Бэкхён не встретил его как уже завелось между ними? Зато здесь была тьма, завывающий ветер и тот самый, гипнотизирующий, подавляющий волю голос, который Чанёль уже успел забыть. — Мой возлюбленный, — продолжал ласкать его слух голос Царя и Чанёль вздрогнул, когда порыв ветра коснулся его обнажённой кожи. Только сейчас он заметил, что из одежды на нём лишь хлопковые, нисколько не защищающие от ночной прохлады штаны. Грудь же его была обнажена, как и ступни его босы, отчего всё тело прошила сильная дрожь. — Чего ты хочешь? — спросил он у шелеста многочисленной листвы, хоть прекрасно и знал ответ. «Тебя» — прозвучало в ответ прежде, чем сильный порыв ветра опрокинул его наземь в листву опавших жёлтых листьев. Чанёль удивлённо сжал их в собственной руке, отдалённым уголком трезвого, не перепуганного до ужаса, рассудка понимания, что что-то здесь не так. Однако, пробирающийся под штаны, ветер выбивал все посторонние мысли, вынуждая полностью сосредоточится на этих нежных ласках разгорячённой кожи. — Ты боишься, — раздалось слишком близко, отчего Чанёль резко повернул голову, на мгновение решив, что, наконец, встретится со своим страхом воочию, но он был один. Он, ветер и голос, пронёсшийся с разочарованным стоном мимо него. Как и всегда Царь предпочитал оставаться незримым. Это было основной причиной страха Чанёля. Страх неведения перед мистической силой, которую невозможно понять, объяснить… ощутить. Возможно, он был бы более смел, сними Царь свой морок, встреться с Чанёлем лицом к лицу. Но Царь из раза в раз продолжал играть, словно кошка мышку загоняя в тупик, а затем давая лазейку для побега, чтобы начать свою охоту вновь. Кроны зашумели ещё сильнее, а небосвод пронзила яркая вспышка молнии. Чанёль боялся пошевелиться, парализованный ужасом и понимая, что смерть его близка. Ещё мгновение и Царь сожмёт его в своих объятиях, сорвёт первый и последний поцелуй, забирая душу Чанёля в свои золотые чертоги, как и обещал в далёком детстве, запирая навеки. Чанёль не считал себя трусом. Он всегда заступался за слабых, и давал отпор негодяям, коими кишела его деревня, но всё же битву против Царя он заведомо проиграл, ещё тогда, в детстве, когда его еле живого отец привёл к лекарю. Как можно сражаться с тем, кого ты не видишь? От которого не утаиться, не спрятаться, не сбежать? Глубоко внутри Чанёль уже давно смирился с концом, только не ожидал, что тот придёт так скоро, всё надеялся продержаться дольше. Но вот он здесь, в чёртовом лесу, наедине со своим ужасом. Судьба решила всё за него, вернув в руки того, кто однажды заявил на него свои права. Чанёль, с трудом проглотив ком непролитых слёз, прикрыл глаза пытаясь дышать глубоко, полной грудью, наслаждаясь последними минутами своей жизни. Ему даже попрощаться не было с кем. Разве что кузнец заметит его пропажу, да Кёнсу, с которым он неожиданно быстро сблизился, помянет добрым словом. От осознания этого становится так горько, больно и одиноко, что Чанёль уже сам просит побыстрее закончить с этим. Сознание медленно покидало его, когда щеки коснулось нечто шероховатое и влажное. Вздрогнув Чанёль открыл глаза и повернулся, чтобы в следующее мгновение облегчённо рассмеяться. Бэкхён решил проводить его в последний путь, не позволил проходить через это одному. А позволит ли Царь видеться с ним? Хотя бы иногда? — промелькнула мысль в сознании Чанёля прежде, чем лис лизнув его ещё раз обернулся в Бэкхёна, облачённого в струящийся, полупрозрачный, белоснежный шёлк. Чанёль видел, как перекатываются мышцы его рук под тканью, когда тот наклонился над ним, вглядываясь в самую душу. — Ты так напряжён, — прошептал он в самые губы, а затем, перекинув одну ногу, оседлал бёдра Чанёля. — Тебе всё ещё страшно? От Бэкхёна исходило приятное свечение, разгоняющее мрак вокруг, окрашивая лес в теплые краски. Чанёль не мог не согласиться, что присутствие здесь Бэкхёна успокаивало, но он всё равно не мог расслабиться, чувствуя на своей груди, рисующие замысловатые узоры и медленно спускающие к кромке штанов, пальцы. — Теперь нет, — признаётся, замерев в руках Бэкхёна, словно кролик в тисках змеи. Хотя это сравнение святотатство, потому что Бэкхён кто угодно, но точно не змея. И даже будь это так, в его объятиях не страшно встретить свою смерть. — Твои мысли ужасны, — хмурится Бэкхён и щипает Чанёля за сосок, отчего у того поджимаются пальцы на ногах. — Я не позволю тебя обидеть, — он наклоняется и прикасается языком к затвердевшей бусинке, словно прося прощение за щипок, — защищу от любой опасности, — Чанёль не выдерживает сладостной пытки и перехватывает Бэкхёна поперёк талии, притягивая вплотную к своей груди. Он не позволяет себе задумываться о своём неподобающем поведении, не позволяет усомниться в правильности своего решения, ведь губы их так близко друг к другу, а сердца бьются в унисон, вынуждая кровь жидким огнём бежать по венам. — Целуй же, — не просит, требует и Чанёль жадно целует податливые губы. Бэкхён позволяет вести, привыкнуть, прежде чем накинуться голодным зверем на самое желанное, углубляя поцелуй, показывая всю свою накопившуюся страсть. Руки Чанёля блуждают по спине Бэкхёна, наслаждаясь перекатывающимися мышцами, позволяют себе спуститься ниже, сжав бедро. Глухой стон мотивирует Чанёля продолжать. Он задирает накидку, проводя рукой вверх по ноге Бэкхёна. На нём нет белья. Чанёль замирает на мгновение переводя дыхание, встречаясь с уверенным взглядом серых глаз напротив, чтобы в следующее мгновение перевернуть Бэкхёна на спину, подмяв под себя. Очередной стон. Стон только для него, для Чанёля, не это ли самый прекрасный звук на свете? Щелчок рычага, натягивающего тетиву, Чанёль не спутает ни с чем другим, ведь арбалеты были его страстью… после Бэкхёна. Всё произошло слишком быстро: вот он повернул голову в сторону звука, наткнулся на ничего не выражающее, безэмоциональное лицо стрелка, и спустя мгновение стрела уже летит в их сторону. Чанёль не успел среагировать, в отличие от Бэкхёна, который сбросил его с себя и прикрыл свои телом. Из груди Бэкхёна торчало окровавленное острие, а ещё мгновение назад белоснежное, одеяние, окрасилось в бордово-красный. Кровь текла так быстро, что дрожащие руки Чанёля не могли её остановить. — З-зачем, — заикаясь шепчет Чанёль, вглядываясь в спокойные, нисколько не напуганные глаза Бэкхёна и не обращая внимание на вновь возводящего рычаг стрелка. — А как иначе? — приподнимает уголок губ лис и давится собственной кровью, что наполняет его рот, мешая дышать. — Не надо, не убивай его, — Чанёль заслоняет собой истекающего кровью Бэкхёна и умоляюще смотрит на приближающегося стрелка. — Он не сделал ничего плохого… — Все они заслужили смерть, — доносится из-под маски, прикрывающей нижнюю часть лица. Голос пронизан холодом, рука тверда и направлена прямо в грудь Чанёля. С таким человеком не договориться, не воззвать к совести и человечности. Такие люди пусты внутри, единственная цель — уничтожить тварей, и они будут идти к ней по головам, через тела других, таких же людей, как и они, если понадобится. — Защищаешь тварь? Будешь уничтожен вместе с ней. Чанёль не двигается с места, по-прежнему прикрывая собой Бэкхёна, дыхание которого уже почти не слышно. Пак Чанёль не трус и он будет защищать то, что дорого ему. Царь, я никогда не просил, но сейчас, пожалуйста, не дай ему умереть, я сделаю что угодно, пойду с тобой куда угодно, — впервые взывает Чанёль к своему личному монстру, но к своему ужасу не слышит ответ. Царь никогда ещё его не игнорировал, отчего сердце Чанёля пропускает удар. Неужели ты решил оставить меня сейчас? Когда так нужен мне?! Когда я готов отдать тебе всё, что у меня есть? Вокруг непривычно тихо, даже ветер замолк, время будто замерло, оставив Чанёля в этом кошмаре, с умирающим на руках Бэкхёном. Ему хочется кричать от несправедливости, хочется посмотреть в злобные, усмехающиеся глаза судьбы и попытаться договориться, заключить сделку, променяв свою жизнь, на ту, что сейчас так скоротечно уходит из тела кумихо. Однако, дыхание Бэкхёна уже не слышно, а сердце его сделало свой последний удар, как только свист сорвавшейся с тетивы стрелы послышался второй раз. Чанёль резко присаживается в собственной постели, хватаясь рукой за то место, куда ударила стрела и никак не может прийти в себя. Разум понимает, что всё произошедшее лишь сон, плод его больного воображения, но тело всё ещё чувствует ту боль… не физическую. Как только Кёнсу рассказал о ещё одном охотнике, приглашённом старейшиной деревни для расследования неожиданных смертей, Чанёль потерял сон. Каждая ночь была очередным персональным адом с умирающим Бэкхёном на руках. Каждую ночь Чанёль терял того, кто занял в его сердце особое место. Каждую ночь он умирал сам. Ву Ифань, как рассказывал Кёнсу, был самым жестоким среди них. Никто не знал, кто он и откуда пришёл, просто однажды маленький мальчик, весь в грязи появился на пороге храма, да так и остался там, доказав монахам свою духовную силу и непоколебимость. С каждым годом по мере взросления и обучения мистическим искусствам в нём всё меньше оставалось человеческого. На свою первую охоту он отправился едва ли ему исполнилось тринадцать. Он ушёл один, отказавшись от помощи более опытных охотников, и пропал на несколько дней, чтобы вернуться с первыми лучами восходящего солнца с зажатыми в руках отрубленными головами кумихо. Ифань вызывал восхищение, все в тайне равнялись на него, но не смели подходить ближе, чем на два метра, избегая странного мальчишки. Все обитатели храма ощущали эту губительную ауру, Ифаня всегда сопровождала жестокость и безжалостность, которые всегда ценились в рядах охотников, но он не поддавался контролю, а тот, кто не подчиняется прямым приказам представляет опасность. Однако, их сенсей слишком был привязан к своему названному сыну и не видел очевидных вещей… не хотел видеть. Чем и поплатился своей жизнью, когда разгневанные жители пришли требовать казни Ифаня за убитых в ходе охоты невинных. Однако, для Ифаня они были далеко не невинны, они укрывали в своих домах тварей, чем и заслужили жестокую, мучительную смерть. — Я помню, как сенсей принял на себя вину за Ифаня, — рассказывал Кёнсу, перебирая бусины собственного ожерелья, — его казнили прямо во дворе храма, кровь была везде, а Ифань, даже не удостоив взглядом тело своего отца, ушёл. Больше его никто не видел, но до меня доходили слухи о том, что он продолжает свою месть, охотится… Не думал встретить его здесь спустя столько лет. — Если он увидит его, то не поздоровится всем, — Чанёль прикусил нижнюю губу, бросив взгляд на паренька, что сидел рядом с Кёнсу, тесно прижавшись к его плечу. — Мне не хватит сил справиться с ним, не просто так он носит звание лучшего, — бормочет Кёнсу, расстроенный этим фактом. — Тебе лучше не ходить в лес, иначе он может заподозрить что-то. Чанёль понимал, что так и должен поступить. Это единственный способ уберечь Бэкхёна, но всё равно он слишком часто ловил себя на обращённом в сторону леса взгляде. Душа просилась туда, увидеть Бэкхёна, убедиться в его безопасности. Навязчивые мысли порождали его кошмары, выматывали морально, испытывали физически, вынуждая переживать собственную смерть. Когда Чанёль позволил себе мысль, как и во сне воззвать к Царю за помощью, в дверь постучали. Твёрдо и уверенно, несмотря на глубокую ночь. Кровь застыла в жилах и Чанёль обернулся в поисках поддержки тут же натыкаясь на ясный взгляд проснувшегося Кёнсу. Тот приложил указательный палец к губам, прижав свободной рукой к себе мальчишку. Сомнений в том, что за дверью стоит тот самый Ву Ифань не осталось. Вот только сейчас никто из них абсолютно не был готов к этой встрече, поэтому Чанёль видел лишь один выход и цена будет его высока. Царь, помоги. Я ждал тебя, мой мальчик, — самоуверенно прошелестело рядом.