Come back to me, my boy

— Почему мы здесь? — удивлённо спрашивает Чанёль, видя вдалеке собственный дом. — А где бы ты хотел быть? — немного грустно спрашивает Бэкхён, срывая пару ягод можжевельника и перекатывая их в руках. — Дай угадаю… Ты думал, что я затащу тебя к себе в пещеру и запру навеки. Так? — Не в пещеру, — отвечает Чанёль, тут же принимаясь смущённо ковырять ногтём кору. Ни один не может найти в себе сил поднять взгляд. Первый всё ещё чувствует отголоски пережитого ужаса, второй — поглощён горечью утраты. Да, Чанёль согласился, но это было вынужденным согласием, этого было недостаточно Царю. Он всего лишь хотел, чтобы его любили, а не боялись. Казалось, он безвозвратно разрушил то волшебство, что было между ними, когда Чанёль не знал, когда не видел его в гневе. Царь сам разрушил хрупкую идиллию, поддавшись эмоциям. Теперь на каждое его движение Чанёль испуганно вздрагивает. Не этого он хотел. Совсем не этого. — Сегодня был тяжелый день, — Бэкхён позволяет себе усмешку. — Иди поспи. Возвращайся, когда будешь готов поговорить. — Ты просто отпустишь меня? — недоверчиво спрашивает Чанёль, усерднее колупая кору, пока острый край не окропляется его кровью. — Доколупался, — вздыхает Бэкхён, находя в себе силы повернуться и протянуть руку. — Позволишь? Чанёль подозрительно смотрит на протянутую руку, словно это и не рука вовсе, а опасная ядовитая змея. Он не уверен, что готов довериться Бэкхёну снова, не после того, что произошло. Бэкхён же старается не подавать вида того как его эта заминка задевает. — Я не причиню тебе вред, Чанёль. Никогда не хотел, — его голос надламывается. Эмоции рвутся наружу, оставляя в маске безэмоциональности трещины. Чанёль видит их, видит, как их много, должно быть именно они убеждают его в искренности сказанных слов. Поэтому он медленно опускает руку в чужую прохладную и облегчённо выдыхает. Кровоточащий палец оказывается во влажном жаре рта Бэкхёна и время снова играет с ними, останавливаясь. Чанёль испуганным зверьком застывает в руках хищника, не зная, как поступить. То ли сбежать, то ли остаться… Оттолкнуть? Обнять? И чёртов взгляд Бэкхёна, переворачивающий всё нутро, нисколько не помогает в принятии единственно правильного решения. Есть нечто прекрасное и гипнотизирующее в том, как губы Бэкхёна плотно обхватывают его палец, как нежно тот проводит языком по ране, как сглатывает, пробуя Чанёля на вкус. Прежде чем Чанёль чуть было не совершает очередную ошибку, жар пропадает. — Я буду тебя ждать, — говорит напоследок Бэкхён, исчезая за деревьями. Чанёль смотрит на затянувшуюся рану и не может справиться со своими чувствами. Он слишком запутался и кажется никогда не разберётся в этих сетях Царя, в которые сам того не ведая добровольно шагнул. Дом встречает темнотой и сыростью. Раньше Чанёля не особенно беспокоило одиночество, он его вовсе не замечал и был рад этой уединённости. Теперь же, когда в его жизнь так неожиданно ворвался Кёнсу со своим кинжалом, Бэкхён и даже Ву Ифань, всё изменилось. Теперь пустота его дома казалась неправильной, чуждой. Он давит в себе чувство обиды на Кёнсу, который, судя по всему, решил уехать из этого гиблого места. В конце концов это жизнь Кёнсу и Чанёль в ней не более чем один из многочисленных незнакомцев внезапно появляющихся и незаметно исчезающих из неё. Но что делать с этим необъяснимым чувством утраты, сдавливающим грудь? Чанёль со стоном сел за пустой стол, потирая грудь там, где сейчас загнанной птичкой билось его сердце. Он слишком устал, чтобы трезво рассуждать и нести ответственность за свои действия. Спасительная темнота позволяет забыться, заснуть в неудобной позе с последними мыслями о Бэкхёне и его невероятных губах.

***

Просыпается Чанёль неожиданно и резко, на мгновение не понимает где он и как сюда попал. Перед глазами вновь жуткий оскал, полыхающие яростью глаза, и Чанёль не может справиться с нахлынувшим ужасом. Запутавшись в собственных одеждах, он отползает назад, пока спина не натыкается на стену. Дальше путь закрыт, а перед глазами когтистые лапы Бэкхёна и клацнувшие в опасной близости от горла острые клыки. — Чанёль, это я, Кёнсу, что с тобой? — Кёнсу не на шутку взволнован таким поведением и откладывает одеяло, которым хотел укрыть спящего Чанёля в сторону. — Слушай мой голос, тебе приснился кошмар. Это всего лишь сон. Давай же, — он осторожно протягивает ладонь к пылающей щеке, — проснись. — Кёнсу? — Чанёль пару раз моргает, пока образ монстра вовсе не исчезает. — Что ты здесь делаешь? Я думал, вы уехали из деревни… Кёнсу игнорирует вопросы, опуская ладонь на лоб Чанёля. Не показалось. — У тебя жар, Чанёль, тебе лучше прилечь. Чонин, принеси воды, — распоряжается он, пока Чанёль преувеличенно бодро поднимается, пытаясь показать, что здоров как бык, но это далеко не так. Его ведёт в сторону и Кёнсу вынужден подставить собственное плечо. — Ты дал ему имя? — борясь с ознобом спрашивает Чанёль, принимая помощь. Порой так хочется, чтобы о тебе позаботились, не думать ни о чём, просто отдаться в умелые руки и плыть по течению. И раз уж отдаться в руки Бэкхёна по-прежнему страшно, то руки Кёнсу отличная замена. — Я предложил, ему понравилось, — Чанёль чувствует, как Кёнсу пренебрежительно пожимает плечами. — Чуть в порыве счастья не придушил меня. Сильнее, чем кажется. С ним всегда надо быть на стороже, никогда не знаешь, когда выпьет все силы. Вырасти он хочет, паршивец, — ворчит Кёнсу, помогая снять ханбок. — Он тебя боготворит и никогда не причинит вреда, я вижу это, — Чанёль с облегчением опускается на постель, прикрыв глаза. Он нисколько не лукавит. Видит этот излучающий любовь и преданность взгляд Чонина и недоумевает, почему же Кёнсу его в упор продолжает игнорировать. Он погружается в беспокойную темноту прежде, чем мысль о том, что он тоже может не видеть очевидного, успевает закрепиться. — Хозяин, я принёс воду. Кёнсу смотрит на Чонина, такого взволнованного, держащего в вытянутых руках ведро с водой, а глаза действительно сверкают, жаждут одобрения и похвалы. Стало быть, Чанёль прав? Кёнсу хмыкает и треплет парнишку по волосам. Несколько дней проходят в бреду, несвязном бормотании. Кёнсу вначале пытался разобрать лепет, но вскоре забросил это дело, полностью погружаясь в приготовление отвара. Он был плохим врачевателем, но доверить здоровье этого парнишки кому-то постороннему не мог себе позволить. Почему-то. Так странно заботиться о ком-то. Кёнсу по-прежнему не уверен, что такое ему под силу. Он как раз добавлял стёртый в порошок корень златоцвета в бурлящий котелок, когда в дом забежал Чонин, сбивчиво сообщая о каких-то людях, что шли к дому Чанёля. Недовольный и подозрительный вид незваных гостей сразу не понравился Кёнсу. Было в нём нечто, вынуждающее проверить наличие острого ножа за пазухой. Прохлада камней коими были украшены ножны успокаивала. — Чанёль приболел, — бесстрастно говорит Кёнсу, разглядывая каждого из пришедших. Их лица ничего кроме отвращения не вызывают, разве что желание побыстрее распрощаться с незваными гостями, да искупаться в бадье, дабы смыть с себя их липкий взгляд. — Приходите позже. — А ты кем будешь? — хмурится один из мужчин, недовольный столь грубым отношением. Тонкий слух улавливает имя Чанёля в шёпоте двух тучных женщин. И не сказать, что голос их выражал какие-то тёплые чувства. — Это не важно, господа, — он делает акцент на последнем слове, надеясь на окончание разговора и даже разворачивается, вот только слова, сказанные пренебрежительным тоном, вынуждают остановиться. — Вот уж миновало несколько дней, а от охотника ни слуху ни духу, — сказал худощавый мужичок, тут же спрятавшись за более высоким и крупным соседом, который большей храбростью не отличался. Всё неловко переминался с ноги на ногу, да глаза беспокойно бегали, смотря куда угодно, но только не на Кёнсу. — В последний раз его видели на опушке с Паком. — А вам в голову не приходило то, что он просто охотится? — Кёнсу позволил себе некоторую издёвку и пренебрежение, не смог сдержаться, эти люди были ему более чем просто неприятны. — Или так, или он сбежал с вашими деньжатами, мир нынче неспокойный, и люди в нём ненадёжные. — Или его убили, — встревает женщина, подозрительно сощурив свои глаза. — Уж не на подмастерья ли Пака пали ваши подозрения, — прищурился Кёнсу, прожигая взглядом торговку, именно ту, которую он осадил в первый день пребывания в деревне. Кёнсу хорошо помнил лица и уж этот стервозный излом бровей он не забудет никогда. Торговка вопреки ожиданиям, выдержала его взгляд, чем несказанно удивила всех присутствующих. — Проходимцы, запудрили нам головы своими духами леса, а может и нет никаких духов?! — Госпожа Ли, что вы такое говорите? — схватила её за руку подруга. — Не гневайте их. — Это вы от малого ума такие невежи, всё придумываете небылицы. А в голову не приходило, что этот охотник сам подстроил все эти смерти, чтобы мы его позвали? А этот пацанёнок, что тут шныряет призраком, вполне мог ему помогать. Не удивлюсь, что поделили наши денежки между собой. Вторая женщина готова была рвать на себе волосы, во все глаза оглядываясь вокруг, страшась кары небесной. Мужчины тоже не особо прониклись гневной тирадой старой торговки, но от взгляда Кёнсу не ускользнул огонёк в глазах худощавого, трясущегося на поднявшемся ветру, старика. Заходит в дом Кёнсу крайне недовольным, Чонин сразу же оказывается рядом, прижимаясь к руке. Ладонь уже скорее по привычке, чем осознанно зарывается в короткие волосы мальчишки. Настроение жителей Кёнсу совсем не нравится. Деревня хоть и большая, но необразованная совершенно и люди здесь слишком восприимчивы к слухам. Уж если кто-то пустил слух о причастности Чанёля к пропаже Ву, то он будет разрастаться и дальше. А это значит, что у Чанёля проблемы.

***

— Я обещал дать тебе время, но ты продолжаешь искать меня в своих снах, мой мальчик, — Бэкхён сидит к нему спиной, пуская ладонью рябь на водной глади. Белоснежная накидка небрежно скинута, оголяя бледные плечи. Божество, — думает Чанёль. — Мне нравится твоё подсознательное желание моего покровительства и защиты. — Только здесь я могу укрыться от кошмаров, — честно признаётся, медленно подходя ближе и останавливаясь в нерешительном шаге от Бэкхёна. — Понимаю, — короткая прядь выбивается из пучка на макушке и Чанёль не может противиться своему желанию заправить её. Бэкхён даже вздрагивает, едва уловимо, от неожиданности. — Тебя раздирают противоречивые чувства. Поэтому спасаясь от кошмара, в котором я рву тебя на части, ты представляешь меня таким, каким увидел впервые. Голос очаровывает, обволакивает Чанёля, усмиряя сердце. Ему так спокойно сейчас, нет той неловкости, которая поглощает его каждый раз рядом с Бэкхёном, нет страха. Есть только они, вдвоём, под луной у прозрачного озера. Нормально ли бояться и желать одного и того же человека?.. Божества? В голове до сих пор не укладывается, что перед ним действительно кто-то настолько могущественный, что может вдохнуть жизнь во что угодно и даже… воскресить? Правильно ли Чанёль тогда расслышал? Неужели Бэкхёну под силу такое? — Ты бог? — голос хриплый и тихий не потому что он волнуется или боится, просто не хочет разрушить то волшебство, повисшее в воздухе между ними. Кажется, повысь голос, и оно растворится дымкой, Бэкхёна поглотит туман, а Чанёль проснётся с колотящимся сердцем в мокрой от пота постели. Был ли этот сон результатом его жара? Насколько всё это реально? Чанёль не знал ответов на эти вопросы, но решил воспользуется возможностью побыть рядом, и может даже прикоснуться, если Бэкхён разрешит. Что-то внутри подсказывало, что разрешит. — Один из многих, — Бэкхён откинулся назад, оперевшись на руки, открыв Чанёлю вид на свою обнажённую грудь. И совсем не понятно было, то ли это провокация божества, то ли желание хозяина этого сна. — Я ступил на эту бесплодную землю первым и долго бродил по пескам в поисках себе подобных. Прошедшие тысячелетия и стоптанные в кровь ноги ничего не дали. Тогда я создал себе семью сам. — Звучит чертовски одиноко, — Чанёль опустился рядом на колени, отметив, что и сам одет довольно непристойно. Такая же накидка только яркого алого цвета, выделяющая его среди всей этой палитры бирюзового в свете полной луны, да свободные белоснежные штаны. — Только ли я властен над своим сном? — Каюсь, — смеётся Бэкхён, — не только тебе меня раздевать в своих снах… Ты выглядишь бесподобно. Мне нравится смотреть на тебя. Чанёль чувствует как к щекам приливает румянец и ничего не может поделать с вновь ускорившимся сердцебиением. Невозможно оставаться спокойным, когда кто-то вроде Бэкхёна провоцирует и смущает тебя. — А тебе больше нравится солнце и яркие краски, но из раза в раз ты представляешь ночь и полную луну, — Бэкхён закрывает глаза, откинув голову назад, словно купаясь в свете бледной луны. — Хочешь узнать почему? — Почему? — Потому что в тебе живёт частичка меня, а ты даже не знаешь об этом, — глаза по-прежнему закрыты, но Чанёль всё же чувствует волны волнения, что исходят от Бэкхёна. От того ли он избегал сейчас смотреть на Чанёля, чтобы не растерять храбрость? Бог, который боится? Ну не абсурдно ли? — А мне очень… очень нравятся звёзды и луна. Однажды я был звездой, ты знаешь? Конечно нет, — качает головой, вновь усмехаясь. Горько. — Ты был самой яркой звездой. Я уверен. — Твоя непосредственность покоряет меня каждый раз, мой мальчик, — Бэкхён позволяет себе еле заметное движение в сторону Чанёля, но вовремя берёт себя в руки, ведь тот ещё не готов. В воздухе витает слабый запах страха и недоверия, такой приторный и тошнотворный, что лицо искажается против воли. — Я могу дотронуться до тебя? — вопрос Чанёля неожиданный и одновременно долгожданный. — Пожалуйста, дотронься до меня, — просит Бэкхён, потому что сам изнывает от желания ощутить в ладонях такое нужное сейчас тепло. — Я осторожно, — зачем-то уточняет, протягивая руку к груди. Он чувствует вибрацию, исходящую от тела напротив — Бэкхён беззвучно смеётся. — Я не стеклянный, Чанёль, — он накрывает его ладонь своей и проводит медленно вверх, туда где сердце. Бэкхён надеется, что в этом жесте Чанёль найдёт ответы на свои многочисленные вопросы, ведь говорить об этом почему-то так тяжело. — У тебя сильное сердце. — Вовсе нет, — качает головой Бэкхён, сокрушаясь над тем, что его возлюбленный всего лишь человек, да и к тому же совсем ещё ребёнок. Ему неизвестны жесты любви, да и знает ли он вообще, что такое настоящая любовь? Конечно нет. — Моё сердце очень слабое, ведь оно уже очень давно разделено на двоих. — И где же твоя вторая половина? — вопрос озвучен. Всю его бессмысленность Чанёль понимает в следующий миг, ведь он уже знает ответ. Бэкхён тянется второй ладонью к груди Чанёля. В этот раз тот понимает всё без слов.