Come back to me, my boy

Очнулся Чанёль ещё более сбитым с толку чем раньше. Приоткрытая завеса таинственного Лесного Царя оказалась слишком пленительна, чтобы не попытаться узнать ещё больше. Тело охватил неведомый ранее зуд, хотелось прямо сейчас отправиться в лес и расспросить обо всём, что Царь позволит. После недолгих раздумий Чанёль решил, что это нетерпение. Он испытывал это чувство впервые, будучи от природы спокойным и неторопливым, Чанёль плыл по течению жизни, не прыгая выше головы, не стремясь к чему-то, что было выше его сил. Встреча с Бэкхёном меняла его, глупо это отрицать. Виной тому была необъятная сила Царя, или же его харизма, перед которой Чанёль оказался беззащитен. — С бодрым утром, принцесса, — оборвал поток мыслей голос Кёнсу. — Вставай, ты мне многое должен объяснить. — И что же? — последствия жара всё ещё отдавались в теле слабостью, шевелиться, а тем более разговаривать совершенно не хотелось. К тому же объяснения предстоят долгие, если Кёнсу имел в виду его поход с охотником в лес накануне. — А ты открой для начала глаза и сам посмотри, а потом я требую подробностей, — не унимался Кёнсу и Чанёль впервые пожалел, что тот оказался не таким молчаливым и загадочным, каким казался раньше, при первой их встрече. При этом, при всей своей болтливости он по-прежнему оставался загадкой, ничего о себе не рассказывавя. С тяжёлым вздохом Чанёль открыл глаза, не понимая, что такого важного он должен увидеть. — Что это такое? — сонливость и усталость вмиг испарилась, когда взгляд наткнулся на покрытые зеленью стены. Чанёль плохо разбирался в лечебных травах, но почему-то сомнений в том, что это были именно они, не возникало. Стебли обвивали каждый предмет, на который натыкались, распуская бутоны прекрасных жёлтых, красных и оранжевых цветов. Один особо проворливый обвил запястье Чанёля, который пребывая в беспамятстве даже не заметил этого. Секундный испуг сменился осознанием, что всё это дело рук Лесного Царя. Под испытующим взглядом Кёнсу Чанёль в смятении поджал губы, не зная с чего начать. — Приходили жители деревни, — решил помочь Кёнсу, видя взгляд загнанного в ловушку Чанёля. Сейчас тот был так похож на невинного оленёнка, потерявшегося в лесу. И по сути это было не далеко от истины. — Говорили, что видели, как ты ушёл с Ву в лес, — виноватый кивок в ответ. — О чём ты только думал? Мне кажется я доступно тебе объяснил, что с этим человеком шутки плохи и от него лучше держаться подальше. Что в этом было тебе не понятно? — Он знал о нас с Бэкхёном, я не мог позволить ему навредить, — чувствуя себя нашкодившим ребёнком, Чанёль и мог только что оправдываться, не смея оторвать взгляд от тонкой веточки аконита, фиолетовые лепестки которого распустились на его ладони. — Ну и как? Не позволил? — Бэкхён сам неплохо себя защитил, — Чанёль поднял взгляд, ощутив в себе прилив уверенности. Кёнсу сидел, прислонившись к покрытой золотой листвой стене. Под глазами его пролегли глубокие тени, но несмотря на это вид у него был более чем просто довольный. Этот парнишка заставил понервничать, когда в одну из особо тяжёлых ночей его дыхание остановилось. Тогда и началась эта чертовщина с растениями, которые прорастая сквозь половицы и щели в стенах, зацветали прямо на глазах. Распускались редкие лечебные цветы, не выживающие в этих местах, травы, растущие не в свой сезон. Кёнсу решил удивиться этой странности после того, как ему удастся вернуть Чанёля к жизни. Когда тихий вдох и выдох раздался в оглушающей тишине хижины, Кёнсу с облегчением провалился в небытие. Очнувшись он ожидал, что травы исчезнут, словно морок, навеянный его истощённостью и бессонными ночами. Однако, растения не только не исчезли, но и успели разрастись ещё больше, покрыв все стены, немногочисленные шкафы и сундуки небольшого домика. Чонин что-то проворчал во сне, обратив на себя внимание Чанёля. Голова мальчика покоилась на коленях его хозяина. Рука Кёнсу сразу же зарылась в отросшие каштановые пряди, нежно поглаживая, успокаивая. — Не верится в то, что какой-то лис смог справиться с Ву, — с сомнением проворчал Кёнсу, прислушиваясь к ровному дыханию вновь безмятежно спящего Чонина. Тот отказывался спать, пока бодрствовал Кёнсу и бессонные ночи его сильно измотали. — Потому что Бэкхён не кумихо, а Лесной Царь. Чанёль ожидал любой реакции от неверия до требования доказательств, однако, Кёнсу удивил, с облегчением закрыв глаза. — Это многое объясняет, — широко зевает он и тянется руками вверх, разминая затёкшую спину. Ему пришлось провести в таком положении целую ночь, ведь при малейшей попытке встать, Чонин неожиданно выпускал когти и начинал рычать, не отпуская Кёнсу из своих объятий. Сам Кёнсу предпочёл это называть захватом, никак не иначе. Неосторожное движение руки тревожит дремавшие бутоны бирюзовых колокольчиков, которые в тот же миг раскрываются, выбрасывая в воздух серебристую пыльцу, что плотным слоем покрывает волосы Кёнсу. — Сколько бы я не пытался оторвать эту ветку от твоей руки, — чихает Кёнсу и вновь зевает, — она словно сорняк вновь и вновь обвивала те… — Кёнсу? — Чанёль с трудом встал и шатаясь опустился на колени рядом. — Он спит, — раздаётся голос Бэкхёна и Чанёль от неожиданности вздрагивает, пятясь к противоположной стене. Обычно чутко реагирующий на близость Бэкхёна, в этот раз Чанёль не ощутил его присутствия, застигнутый врасплох столь неожиданным появлением. Одно дело встретиться во сне и претворяться смелым, реальность же совсем другое. К этому Чанёль ещё не был готов и, судя по виноватому взгляду Бэкхёна, тот понял свою оплошность. — Я думал, что ты не можешь покинуть лес… — Я и не покидал. Это всего лишь иллюзия, навеянная пыльцой, которую ты вдыхаешь, — он раздражённо зачесал выбившуюся прядь волос. — Я по-прежнему там, где ты меня оставил. И столько в этой фразе было боли и обиды, что Чанёль ощутил острый приступ вины и сожаления за свою слишком яркую реакцию на сущность Бэкхёна. — Ты не должен чувствовать себя виноватым, Чанёль, я сам виноват в том, как всё обернулось и должен нести за это ответственность. — Однако, представься тебе ещё один шанс, ты бы поступил точно так же? — Чанёль совсем не уверен в том, какой именно ответ ждёт, но Бэкхён полностью оправдывает ожидания: — Да, — губы растягиваются в лёгкой коварной улыбке. — Мне нравится то, как отзывчив ты был к флирту Бэкхёна. Сомневаюсь, что как Лесной Царь я привлёк бы тебя… — Почему же? — Чанёль пытается подавить в себе этот поток вопросов, но это выше его сил. Несмотря на смущение и лёгкую неловкость, ведь Чанёль сейчас явно не в лучшей форме после болезни с этими лохматыми волосами и опухшим лицом, он продолжает спрашивать. Желание узнать настоящего Царя слишком велико, чтобы останавливаться сейчас, особенно когда тот сам плывёт в его руки. — Я не столь легкомысленнен и прозорлив как Бэкхён, но не буду лукавить, мне нравилось быть им. — Мне бы тоже понравилось, если бы пришлось тысячелетиями держать маску старейшего и мудрейшего Лесного Царя, прародителя всего сущего, — неожиданно хмыкает Чанёль и испуганно смотрит на Царя? Бэкхёна? Он уже и сам запутался как ему обращаться к этому божеству. Да и с чего он взял, что тот вообще надевает на себя маску. Прежде чем из уст Чанёля вырываются слова извинения, Царь широко улыбается: — Ты удивительно проницателен, а я думал, что ты не умеешь читать людей, — качает головой, поражаясь своему возлюбленному. Не просто так он тогда отметил его. Всё было не спроста. Не мог Царь учуять свою судьбу в обычном человеке. — Людей нет, но и ты не совсем человек, — пожимает плечами. Его всё ещё потряхивает, станет ли он когда-нибудь меньше нервничать? Чанёль закусывает нижнюю губу, решив, что никогда не сможет воспринимать божество как данность. — Порой я совершенно забываю, что ты не бессмертен, Чанёль, — искры веселья потухают в глазах напротив. — Ты чуть не умер этой ночью, а ведь это всего лишь человеческая болезнь. В памяти всплывает разговор во сне, тогда ли он умер? Почувствовал ли Царь, что сердце больше не бьётся, когда коснулся ладонью груди Чанёля? Оттого ли сон так резко оборвался? Что станет с Царём, когда Чанёль умрёт? — Столь много вопросов роем кружит в твоей прекрасной голове, Чанёль, — Царь протягивает руку и срывает спелый плод. Фрукт выглядит невероятно аппетитно, отчего Чанёль испытывает укол обиды. Сейчас его подарок выглядит глупо, ведь Царю потребовалось лишь ладонь протянуть, пожелать. Он может получить всё что угодно, когда как Чанёлю пришлось в поте лица трудиться несколько дней кряду, чтобы позволить себе нечто подобное. Чанёль очень сомневается, что персики, которые он принёс хоть отчасти так же вкусны как тот плод, запах которого сейчас вдыхает Бэкхён. — У тебя будет ещё время задать мне их, мой мальчик. А сейчас отдохни и не подвергай себя опасности, пожалуйста, — под внимательным взглядом Царя Чанёль чувствует себя неуютно, но заставляет свои плечи выпрямиться, посмотреть в глаза напротив так же смело как смотрел на берегу озера во сне. — С тех пор как в городе появились охотники, ты только и делаешь, что рискуешь собой ради других. Твоя размеренная жизнь мне нравилась больше, чем этот круговорот событий, что ураганом кружит вокруг тебя. — Да, медленно терять рассудок намного лучше, — Чанёль не смог удержаться от саркастичной усмешки, на мгновение забыв кто перед ним. И тут же об этом пожалел. Лицо Царя омрачилось, кажется даже черты лица вновь заострились. Тело Чанёля напряглось помимо его воли, готовое в любой миг сорваться на бег. Куда угодно, лишь бы подальше. Однако, Царь лишь хмурится сильнее. — Береги себя, — шепчет он прежде чем раствориться в серебряной дымке.

***

— Очень плохая идея, — Кёнсу стоял в дверях, не давая Чанёлю выйти за пределы дома. — Я никогда так надолго не исчезал, мне надо объяснить всё мастеру, — Чанёль попытался обойти Кёнсу, но тот упрямо мешал пройти. За ним семенил Чонин, не отходя от Хозяина ни на шаг. Прошло уже несколько ночей с тех пор как Чанёль пришёл в себя. Но ни в одну из этих ночей Бэкхён к нему не приходил. Не было и кошмаров, чему Чанёль был несказанно рад, но от полного отсутствия Бэкхёна в его жизни было не по себе. Даже в ветерке, что обычно приносил с собой запах лесных трав, больше не чувствовалось постороннего присутствия, словно Царь спустя все эти годы отпустил Чанёля. Или отказался. И он должен быть счастлив вновь обретённой свободе, но… нет, не счастлив. — Что во фразе «тебя подозревают в пропаже Ву» тебе не понятно? — Моё отсутствие лишь усиливает подозрения! Это недоразумение, всё образуется, когда я им объясню. Спокойный от природы Чанёль чувствовал поднимающееся внутри раздражение. Оно непредсказуемыми волнами накатывало вновь и вновь, приближая Чанёля к тому дню, когда полностью поглотит этот безмятежный берег, когда переполняемые его чувства вырвутся наружу. Чанёль знал причину. Бэкхён. Другой причины и быть не может. — Ты удивительно наивный, — Кёнсу скрестил руки на груди, нахмурившись. — Или же это просто причина подвергнуть себя опасности? Что? Надеешься, что твой Бэкхён нарушит эту тишину между вами, чтобы спасти тебя? Слова больно бьют по гордости. Внутренний голос, с недавних пор приобрётший собственное мнение, нашёптывает о правдивости сказанного. Тоска по исчезнувшему так неожиданно Бэкхёну провоцирует на глупости, боль от утраты же кричит сделать это сию минуту. — Нет, — врёт себе. — Можешь убеждать себя в этом, но меня не обмануть, — напирает на него Кёнсу, которому уже порядком надоели эти томные вздохи на луну и наполненные печалью взгляды в сторону леса. — Я не слепой, чтобы не увидеть эту борьбу внутри тебя. Хотя, от этой борьбы ничего и не осталось. Просто признай, что Бэкхён победил. Ты влюбился в свой собственный кошмар. Признай это Пак Чанёль и не мучай больше себя и окружающих тебя людей. — Это не любовь, — очередная ложь. Такая сладкая. С недавних пор Чанёль очень любит сладкое. Убеждать себя в этом — его новое развлечение, коим он поглощён днём, когда Кёнсу запирает его в четырёх стенах, коим он одержим ночью, в надежде увидеть сны, те самые, волнительные, пленительные и такие долгожданные. Но голос слишком громкий, а ночи всё такие же бессонные. Чанёль понимает, что проигрывает. Вот только не Бэкхёну, а самому себе.