1.
Тима закрыл дверь своей комнаты и устало выдохнул. Мать еще спала, и ему удалось проникнуть в дом незамеченным. Осеннее утро во всю разгоралось за окнами, а город уже проснулся. У Тимы оставалось меньше часа до начала занятий в школе, и если он не поторопится, то рискует опоздать на контрольную работу по химии. Он быстро умыл лицо холодной водой и, бросив в рюкзак нужные учебники, пошел в школу. Из дома он выскользнул без лишнего шума. Ему удалось придти в школу аккурат к началу урока. Химичка только начала свою вступительную речь о том, что нужно проверить прочность знаний, сохранившихся в головах учеников после лета, когда покрасневший от смущения и спешки Тима постучал в дверь кабинета. Преподавательница разрешила ему войти и занять его место, хотя и поджала губы от раздражения. Тима сел за парту. Химичка раздала листы с заданиями контрольной работы, и в классе воцарилась тишина, лишь иногда прерываемая перешептываниями и шелестом листов. Тима пытался прочитать хоть одно задание, но в голове все путалось. Вчерашняя выпивка и плохой сон давали о себе знать. Прикрыв глаза, он попытался собраться с мыслями. Больше всего на свете ему хотелось очутиться в мягкой постели… День тянулся чертовски медленно. Уроки следовали один за другим, и во время каждого Тима тихо дремал за своей партой. Никиты, кстати, в школе не было. Вероятно, он отсыпался дома. Тима лишь тихо ему завидовал. Уставший и измотанный Тима оказался на пятом уроке — уроке литературы. Мирон Янович, как обычно сдержанный и серьезный, рассказывал у доски о начале серебряного века в литературе. Тима изо всех сил пытался его слушать, но усталость брала свое — он положил голову на согнутые руки. Голос Мирона Яновича поплыл где-то над ним, и Тима медленно погрузился в сон. Он вновь оказался сидящим на капоте машины под звездным небом. Но рядом с ним был не Никита. Тима не мог разглядеть, кто этот человек, но слышал его дыхание, ощущал его присутствие. Вот он — протянешь руку и дотронься до его кожи. И Тима прекрасно знал, чья это кожа — теплая. Но он протягивал руку, шарил в темноте. И ничего не находил. Пустота. А потом Тима услышал голос: — Белорусских? С тобой все в порядке? Сквозь сон Тима почувствовал чью-то ладонь на своем плече и мгновенно вынырнул в реальность. Рядом с его партой стоял Мирон Янович и аккуратно придерживал его за плечо. Тима уставился на него, не зная, что сказать или сделать. А кроме них никого в кабинете не было. Урок закончился.2.
Взгляд Мирона Яновича сверлил бедного Тиму. — Ты спал? — спросил он абсолютно ровным тоном так, что было невозможно понять, злится он или удивляется. Тима молча глядел на него. Ему казалось, что внутри, прямо под кожей, у него бушует пожар. Пожар испепелил все его органы, в том числе и легкие — он не мог вдохнуть. Так и не дождавшись ответа, Мирон Янович произнес: — Я, конечно, понимаю, что мои уроки не самые увлекательные. Но не до такой же степени, чтобы на них можно было самозабвенно спать, — он вдруг провел по своему лбу ладонью, словно желая что-то стряхнуть, и произнес уже более тепло: — Тима, мы с тобой очень мало знакомы, но я вижу, что у тебя есть способности к литературе… И я не понимаю, почему ты наглым образом их глушишь. Ты то сидишь в каких-то мечтах, то спишь… — П-простите, — наконец выдавил из себя Тима. Мирон Янович улыбнулся и сказал: — Что ж, я надеюсь, такого не повторится. — Не повторится, — тихо произнес Тима и стал подниматься со стула, чтобы уйти. Мирон Янович вернулся к учительскому столу и взял с него какую-то книгу. — Тима, — окликнул он его, — Возьми вот и почитай как-нибудь на досуге. Мне было бы интересно узнать твое мнение. Тима молча взял из его рук книгу, даже не взглянув на обложку, и поспешил покинуть кабинет. В нем все еще бушевало пламя пожара.3.
Наверное, если бы под кожу Тимы проникли потоки кипящей лавы, он бы ощущал тот же жар, что и охвативший его, когда он вышел из кабинета. Он прошел половину коридора и только потом сумел вспомнить, что ему нужно идти совершенно в другую сторону и спуститься на первый этаж. Где-то на фоне он услышал стук собственного сердца — громкий и частый. У Тимы был урок физкультуры. Он кое-как добрел до спортзала и зашел в мужскую раздевалку. Там как всегда раздавался грубый хохот, парни, не спеша, переодевались. Тима замешкался в дверях и тут же на него обрушился поток ругани. Это наконец помогло ему опомниться. Он захлопнул дверь и только тогда понял, что все еще сжимает в руках книгу, которую ему дал Мирон Янович. Тима уставился на обложку. «Над пропастью во ржи» Сэлинджер Вдруг в плечо Тимы что-то врезалось. Он не удержался на ногах и, стукнувшись спиной в стену, осел на пол. — Широкий дохуя? — донеслось до него. Тима ошарашено поднял взгляд и с удивлением обнаружил стоящего над ним парня из параллели. Этого парня знали абсолютно все ученики школы. Слава Карелин. Одно звучание его имени сулило неприятности. Задира, наглец, хам. Костяшки его пальцев никогда не были целыми. Усмешка никогда не сходила с его губ. И вот он стоял над Тимой, сунув руки в карманы треников. — Я не хотел… — проговорил Тима. — Я не понял, тебе проблемы нужны? Тима мотнул головой. Проблемы с Карелиным — смертельный приговор. И неважно, что Славка сам толкнул его. Прозвучал звонок на урок. Слава измерил Тиму презрительным взглядом и удалился. Оказалось, что урок физкультуры был сдвоенным. Это значило, что Тиме снова предстояло встретиться с Карелиным. Он не стал рисковать и тихо свалил с урока домой. В руках он сжимал книгу.4.
Все также избегая встречи с матерью, Тима быстро разулся и заперся в своей комнате. Единственное, на что он сейчас был способен — завалиться на кровать. У него жутко болела голова и ныло ушибленное плечо. Он положил книгу на стол и несколько мгновений сосредоточенно на нее смотрел. Нет, читать он сейчас не в силах. Потому он лег на кровать и достал телефон. Не долго думая, он написал Никите, который тоже был онлайн: — Тебя не было в школе. Как себя чувствуешь? Ответ пришел почти сразу: — Неплохо. Я отоспался и накурился травы, так что, жить стало легче. — Настолько легче, что ты сможешь поработать над рефератом, как и обещал? — Идея, конечно, так себе. Но раз обещал, то придется. Тима был рад, что Никита способен сдержать слово. Значит, ему не придется все тащить на себе. Он отложил телефон и прикрыл глаза. Веки казались такими горячими и тяжелыми. Под черепом что-то тягуче болело. Сон пришел к нему почти сразу и поглотил его полностью.5.
С пробуждением головная боль не только вернулась, но еще и усилилась. Тима надавил пальцами на виски, словно это могло помочь. Кое-как он встал с постели и дополз до ванной. Холодная вода позволила ему хоть как-то прийти в чувство. В дверь легонько постучали. — Тим? — послышался голос матери. Тима вымученно поморщился и еще раз умыл лицо прежде, чем промычать что-то похожее на «да». Из-за двери появилась фигура матери. Ее лицо на фоне серого кафеля казалось еще бледнее, а синяки под глазами — еще заметнее. Она устало прислонилась плечом к дверному косяку. — Тим, что происходит? Тима взглянул на ее отражение в зеркале. Он знал, что она рано или поздно решит-таки устроить с ним серьезный разговор. — Что происходит? — повторила она. — Ты ушел из дома на всю ночь и ничего не объяснил. — Ма… — Я волнуюсь за тебя. — Мам, послушай, — Тима посмотрел на нее в упор. Она вся как-то сжалась под его взглядом. — Я уже в состоянии самостоятельно выбираться из дома и самостоятельно распоряжаться своим временем. Резвее нет? Если тебе так хочется кого-то повоспитывать, то займись Полиной. Она замерла у дверного проема, виновато глядя в пол. Она прекрасно понимала, что Тима не станет с ней объясняться, но все же надеялась на что-то. А Тима то ли из-за головной боли, то ли из-за глупой юношеской вспыльчивости не стал ей больше ничего говорить и, выйдя из ванной, схватил куртку. Уже обуваясь, он услышал детский плач и через плечо увидел грустный взгляд матери, мелькнувший в проходе. Он снова ушел из дома в ночной город.