1.
Тима редко выбирался из дома для того, чтобы погулять. В этот раз он застал то самое время, когда вечер уже уступил место ночным сумеркам и тусклым пятнам света уличных фонарей. По улицам всюду были люди. Все они куда-то торопились. Последний рабочий день закончился, и людей ждали выходные — для кого-то яркие, а для кого-то унылые. Тима выходным не радовался. Для него эти два дня без занятий значили только то, что ему предстоит сидеть в четырех стенах, слушать вопли сестры и листать страницы учебников. Но пока что Тима не хотел об этом думать. Он брел вдоль улиц в самой гуще толпы. В его голове роились и мешались друг с другом мысли о матери, о Мироне Яновиче, о Никите. Он не мог зацепиться ни за одну из этих мыслей. Потому Тима стал смотреть по сторонам. Кругом — витрины, витрины. Все они сияют, влекут взгляд. Будучи ребенком Тима часто останавливался возле витрин и долго-долго их разглядывал. Его мать вечно куда-то спешила и торопила его, а он все смотрел, как зачарованный. Он не понимал, как можно покупать, присваивать себе эти великолепные вещи из-за стекла. Он думал, что на них можно только смотреть, любоваться издалека. Нельзя на себе носить эти вещи, казалось ему. Ведь тогда люди будут смотреть на них, а не на тебя. Но Тима вырос и перестал разглядывать витрины. Их заменили люди. Он смотрел на людей, любовался ими, но себе не присваивал.2.
Тима бесцельно блуждал по городу. В один момент он обнаружил себя у небольшого магазинчика, где, судя по школьным слухам, можно было купить сигареты, не показывая паспорта. Тима пошарил по карманам и нашел пару купюр и мелочь — как раз хватало на пачку сигарет. Изнутри магазинчик представлял собой типичное заведение для бедных районов города. За прилавком стояла женщина средних лет с ярким макияжем и искусственной завивкой волос. Она и не повела своей нарисованной бровью, когда Тима попросил у нее пачку LD. Выйдя из магазина, Тима зашел в ближайший проулок и тут же закурил. Где-то послышались мужские голоса и громкая ругань, а затем продолжительное гоготание. В проулок из-за угла свернула компания парней. Тима насторожился. Встреча с гопниками в таком районе не сулила ему ничего хорошего. Он торопливо потушил сигарету и, набросив на голову капюшон, поспешил убраться. — Э, пацан! — голос эхом прокатился по проулку. Тима прибавил шаг. — Пацан, стой! Наверное, лучше было и правда остановиться. Тима обернулся. К нему направлялась компания из пяти парней. И среди них был Карелин. — Ох, ебать! Так это же тот утырок! — Славка помахал Тиме рукой. — А я еще хотел у него сигареты стрельнуть. Надо же, такая встреча… Один из парней, чье лицо Тима где-то точно видел, обратился к Славе: — Это тот, которого широта ебет? — Он самый, — Славка сплюнул. — А я уже и не ждал снова увидеться. Они шли прямо к Тиме. Он понимал, что они явно не руку ему пожать хотят. И Тима не придумал ничего лучше того, чтобы развернуться и дать стрекоча. Ему вслед полетели свист и хохот.3.
За ним никто не погнался. Но Тима зачем-то бежал. Воздух свистел в его легких. Сердце колотилось с бешеной скоростью. В ушах гудело. А он все бежал. Когда он, наконец, смог остановиться, то с удивлением посмотрел на свои ноги. Зачем он бежал? За тем, что его телу необходима была разрядка. Ему и правда стало как-то легче после пробежки. Он осмотрелся по сторонам — все те же высотки и вывески магазинов. Но они были незнакомыми. Тима понял, что не знает, где оказался. Усмехаясь собственной глупости, он сел на какую-то лавочку и достал телефон. Что теперь делать, он и не представлял. Заблудиться в ночном городе — что может быть лучше? Тима снова закурил. Он все также пялился на экран телефона, словно он мог подсказать ему, что теперь делать. Кому можно позвонить среди ночи и попросить помощи? Никите? Прежде чем набрать его номер, Тима выкурил еще одну сигарету. Потушил ее о холодное сиденье скамейки и нажал на кнопку вызова. Гудки тянулись один за другим, пока вокруг шумел никогда не спящий город. Тима уже собрался сбросить вызов, но на том конце вдруг раздался хриплое: — Чего тебе? — Никита, спишь? — Нет, а что, хочешь уложить меня? Тима невольно усмехнулся и после паузы сказал: — Я походу заблудился… — В жизни? — В городе. — А че ты ночью шляешься? Не сидится дома и ты решил погулять с гопотой?.. — Никита замолк на мгновение, а потом сказал уже более серьезно: — Ладно, извини. Тебе моя помощь нужна? — Ну, если тебе не трудно… — Не трудно, — оборвал его Кондратенко. — Так, ты видишь хоть какие-то опознавательные таблички, вывески? — Тут какой-то магазин… Написано «Огурчик». И еще кальянная рядом. — Так-с, там еще рядом сквер, да? — Да, чуть дальше, между детскими площадками. — Отлично. Я знаю, где это. — Ты приедешь? — Жди, принцесска. Тима убрал телефон в карман и плотнее запахнул куртку. Кажется, он начинал замерзать.4.
— Ну и что у тебя стряслось? В салоне сильно пахло никотиновым дымом. Никита открыл окно и впустил внутрь свежий прохладный воздух. Тима потушил сигарету. — Не знаю, — произнес он, пытаясь собраться с мыслями. — Что-то не то с самого утра. В школе случайно наткнулся на Карелина и… — Карелина? Надеюсь, этот урод не опустил тебе почки? — Нет, все нормально, — отмахнулся Тима. — Просто весь день я чувствовал себя ужасно. Мне так хотелось спать, ты не представляешь. Еще и голова болела… В общем, я поругался с матерью и свалил из дома. — Это не так страшно, — Никита мельком взглянул в зеркало, чтобы убедиться, что с его прической все нормально. — Все ругаются с родителями. Придешь домой, извинишься, и все будет окей. Тима сосредоточенно разглядывал собственные пальцы на слишком больших, широких ладонях. Он тихо произнес: — Я не хочу идти домой, понимаешь. Там я вижу только вымотанную мать и слышу непрекращающиеся вопли сестры. Мне это уже осточертело. — А что с твоим отцом? Он с вами не живет? — спросил Никита. — Последний раз я видел своего отца, когда мне было лет шесть. Сейчас я даже его лица не могу вспомнить… — Оу, извини. Не стоило мне спрашивать об этом. Никита аккуратно положил ладонь на плечо Тимы и легонько похлопал его по куртке. В темном салоне, освещаемом лишь блеском от фар редких проезжающих мимо машин, этот жест казался таким интимным. — Знаешь, — голос Никиты стал тихим, но Тима хорошо его слышал. — У меня дома тоже неладно. Я вообще своего отца не знаю. Раньше я пытался выведать у мамы, кто он, где живет и почему не с нами. Она каждый раз рассказывала мне сказки о нем. А когда сказки перестали действовать, на мои вопросы она лишь улыбалась. Потом стала злиться. Как-то раз, когда я опять донимал ее вопросами, она в запале, видимо, сказала, что он повесился еще до моего рождения из-за того, что проебал все деньги, какие имел, и влез в долги. И знаешь, с тех пор я ничего не хочу о нем знать. Он свалил — это его выбор. Я не хочу знать, почему он это сделал. — Ты… Ты смирился? — Нет, я забил, — Никита отвернулся к окну, глядя куда-то за крыши многоэтажек. — Плевать на него. И так, из-за того, что он свалил и бросил нас с матерью, у меня куча проблем. < Тима молча смотрел на идеально уложенные волосы Никиты и снова не мог найти в себе силы, чтобы сказать хоть что-то. Кондратенко так откровенно разговаривал с ним, и это вгоняло Тиму в какой-то ступор. Он боялся сказать или спросить что-то не то. Но Никита заговорил сам: — Знаешь, что произошло из-за этого урода? Мало того, что он оставил нам свои долги, и мама годы доказывала в суде, что не должна их выплачивать. Мало того, что из-за него мама угробила свое здоровье. Этого мало! — Никита забыл, что разговаривает с Тимой. Он обращался к кому-то другому. — Из-за него и у меня что-то пошло не так. Из-за него я, блять, ебаный гей! Никита резко толкнул дверь и вышел из машины. Тима поспешил за ним и застал его сидящим на железном ограждении какой-то клумбы. Он нервно перебирал пальцами сухую ветку дерева. Тима смотрел на его сгорбившуюся фигуру — жалкую на фоне городского пейзажа. И Тима обнял его за дрожащие плечи. Обнял потому, что ему самому нужно было человеческое тепло.5.
В тишине Тима аккуратно прикрыл входную дверь и остановился в прихожей. Из прохода, ведущего на кухню, лился резковатый электрический свет. Тима разулся и нерешительно побрел туда. Мать сидела спиной к проходу. Сильно пахло сигаретным дымом. Она всегда курила, когда нервничала. Она сидела за столом, обхватив руками плечи. Ее спина под шелковым халатом казалась спиной античной статуи, изображавшей человеческие муки. В ее позе было что-то надломленное, что-то, заставившее Тиму почувствовать вину. — Мам, — позвал он и заметил, как она вздрогнула.- Мам, почему ты не спишь? Она, пряча лицо встала и поспешила к окну, чтобы открыть его и проветрить кухню. На ходу она говорила: — Просто что-то… Не спится сегодня. Надо бы таблетки какие-то купить, а то эта бессонница… Наконец, она обернулась. Она натянуто улыбнулась. Ее глаза были воспаленными. Тима нерешительно подошел к ней, опустил взгляд, боясь встретиться взглядом с ней. — Я знаю, ты не спала из-за меня, — проговорил он. — Прости, мам. Ей и не нужно было большего. Она обхватила его голову и прижала к себе. Тима услышал, как быстро и гулко колотится ее сердце. Он слышал только биение ее сердца, хотя она что-то говорила. Он уже очень давно не обнимал мать. Наверное, он и сам не знал, почему. Ведь это так просто — раскинуть руки, прижать к груди. А так трудно дается. Но этой ночью все было легко. Легко и просто, без лишних вопросов и объяснений. Как и должно быть у матери и сына.