1.
Тима наблюдал за Мироном Яновичем. Не изменилось ли чего-то в его поведении, голосе, взгляде? Все было так же, как и обычно. Да и должно ли было измениться? Подумаешь, всего-то какой-то придурок сорвал урок, и пришлось с ним поговорить. Всего-то этот придурок Карелин теперь ходит с видом убитого жизнью. Говорят, он отшил своих товарищей и теперь гасится в одиночестве. Мало ли на это причин? Но Тима не мог перестать думать об этом. Он так зацикливается на всем, что связано с Мироном Яновичем! Тогда, в клубе, и теперь. Мирон Янович — обычный человек. Он имеет право на личную жизнь. И эта личная жизнь никак к Тиме не относится. Только бедному Тиме от этого ничуть не легче. Он снова и снова пытался угадать, что же происходит в жизни его учителя. Весь урок он напряженно пялился на Мирона Яновича. К собственному смущению он заметил пару мимолетных, но очень внимательных взглядов учителя, направленных на него. Со звонком Тима специально стал собирать свои вещи как можно медленнее. Он дождался, пока одноклассники покинут кабинет. Застегнул рюкзак и из-под опущенных ресниц посмотрел в сторону учительского стола. Мирон Янович сидел за книгами, сосредоточенно читая. Тима двинулся в его сторону. — Здравствуйте, — проговорил он, остановившись у первой парты. — А, Тимофей? Добрый день. Что-то ты как-то тих стал на уроках, — Мирон Янович взглянул на него пристально. — Мне даже не удается с тобой толком поговорить. Как твои дела? — Хорошо. А как ваши? Надеюсь, нет неприятностей с учениками, — Тима тут же проклял себя за эту фразу. — Неприятностей нет, так, небольшие проблемы, но решаемые… Тебе понравился тот литературный вечер? — Да, очень даже. — Ты рано ушел? — Появились кое-какие дела… — М-м, — протянул Мирон Янович, кивая. — Я хотел попросить тебя дать свой номер телефона. Я планирую провести еще один вечер, но пока не определился, когда именно. Надеюсь, ты не откажешься мне помочь? — Нет, что вы! Я только рад. — Ну и отлично. Мирон Янович протянул Тиме бумажку, на которой Белорусских дрожащей рукой вывел нужные цифры и трижды проверил прежде, чем вернуть учителю. Мирон Янович с улыбкой кивнул ему и обещал позвонить. Если бы к Тиме в этот момент подсоединили провода, то, наверное, излучаемой им энергии хватило бы на целый квартал. Он весь сиял.2.
— Хэй, чувак! Тима сбавил шаг. Он не был уверен, что это обращено именно к нему. — Белорусских! Пришлось обернуться. К Тиме спешил Никита. — Уф, ты куда так втопил? — спросил он, оказавшись рядом. — Ну, у нас же еще один урок… — Хочешь сказать, ты так торопишься на химию? Не смеши! Только сейчас Тима разглядел во внешности Никиты что-то необычное: синяки под глазами и растрепанные волосы на макушке. — Что-то случилось? — спросил у него Тима. — В общем-то, да. У меня проблемы дома. Они отошли к окну, чтобы не мешать потоку учеников, движущихся по коридору. Никита уставился в окно, собираясь с мыслями. Тима стоял рядом с ним и ждал. Он знал, что лучше ничего не спрашивать — если Никита хочет, то сам расскажет. — У меня проблемы, — повторил он. — Мне какое-то время лучше где-то потусить. Я хотел спросить… — Смогу ли я тебя вписать? — закончил за него Тима. — Именно. Если, конечно, это для тебя не запарно. — Какие могут быть запары? Вписывайся. Спать, правда, придется на одной кровати. И с мамой придется знакомиться. — Ой, прямо с мамой? А ты серьезный перец. Может, потом сразу распишемся? — Только не используй свадьбу как предлог, чтобы залезть ко мне в трусы, ладно? — Тима сам удивился этой своей шутке. Никита хохотнул и привычным движением руки поправил прическу. Он стал выглядеть оживленней. Тима же улыбался, хотя ему нужно было идти на урок химии.3.
Сразу после уроков Никита вместе с Тимой поехал к своему дому. Тима наконец-то узнал, где он живет. Правда, когда Никита пошел за вещами, Тима остался в машине. Он стал разглядывать обшарпанные стены домов. Это был один из бедных районов города. Большинство домов — коммуналки. Всюду стекла в окнах заменяют фанеры, на балконах висит невзрачное белье, возле подъездов кучи хлама — словом, классика бедного района. И здесь жил Никита — восемнадцатилетний гей с идеальной прической. Тима удивлялся такому контрасту. Никиты не было минут пятнадцать. Наконец, он вернулся с большой спортивной сумкой весьма потертого вида. Он снова выглядел подавленным. Тима притих на своем сиденье. Машина помчалась по городу. — Может, бухла купим, а? — спросил Никита, не отрывая взгляда от заполненной автомобилями дороги. Тима пожал плечами: — Давай. Спустя пару минут Никита остановил машину и, захватив паспорт, вышел. Тима постоянно забывал, что Кондратенко уже совершеннолетний. А когда вспоминал об этом, то начинал завидовать: с наступлением восемнадцати лет человеку становится можно все. Хочешь бухла? Покупай! Хочешь водить машину? Жми на педаль газа! Хочешь свалить в другой город? Вперед! Никита купил несколько бутылок джина и торт. Последнее он приобрел потому, что, как-никак, ехал в гости. Несмотря на опасения Тимы, мать приняла Никиту даже с какой-то радостью. Ведь присутствие Никиты означало, что у ее сына есть друзья. Тем более, такие вежливые и приятные друзья. — Понимаете, родители затеяли ремонт, — спокойно врал Никита. — Сами уехали в отпуск, а меня оставили, чтобы не пропускал занятий в школе. Но дома постоянно снуют рабочие и воняет краской, потому я имел наглость напроситься к вам в гости. — Ой, да какая наглость! — говорила мать, жуя кусочек торта. — Я только рада, что ты к нам приехал. А Тима молча сидел за столом, пока перед ним в кружке остывал чай. Он прекрасно понимал, что Никита лжет, но не собирался ему мешать. А еще ему отчего-то было стыдно. От того ли, что мать так радовалась факту наличия у него друга? От того ли, что Никита чуть ли не стелился перед ней, выставляя себя воспитанным мальчиком? Или щеки Тимы горели вовсе не от стыда, а от того, что где-то у Мирона Яновича лежал листочек с его номером телефона, и он мог позвонить в любой момент?4.
В этот вечер Полина как-то сумела улечься спать почти в то же время, что и обычные дети. Мать, возившаяся с ней, тоже раньше, чем обычно, затихла в спальне. Тима читал книгу, сидя за столом, а Никита залипал в телефоне. Кондратенко оказался идеальным гостем. Зайдя в комнату Тимы, он бегло осмотрелся и спросил можно ли занять постель. Тима не возражал, и он лег, бросив сумку на пол. Он ничего не спрашивал, ни о чем не говорил. Наверное, он попросту не хотел разговаривать. Сначала он молча лежал, разглядывая книжные полки на стене, потом достал телефон и окончательно отрезался от мира. Тима же и сам не очень хотел разговаривать. Он просто открыл книгу и погрузился в свои мысли, делая вид, что увлечен чтением. В квартире все затихло. За окном стемнело. В какой-то момент Никита тяжело вздохнул и отложил телефон. — Так и будем делать вид, что друг друга не замечаем? — спросил он. Тима ответил ему не сразу: — Прости… Я думал, тебе хочется побыть в тишине. — Хм, а ты, оказывается, тонкий душевный аналитик. Спасибо, конечно. Но лучше давай поболтаем, а лучше — еще и выпьем. Сказав это, Никита вытащил из сумки купленный джин. Он открыл одну из бутылок, и в комнате тут же запахло хвоей и какими-то ягодами. Никита сделал глоток и поморщился. — Бля, чел, надо бы чего-нибудь, чтобы запить, — проговорил он. — А то, боюсь, нас с тобой унесет с трех глотков. Тима послушно сбегал на кухню и вернулся с бутылкой газировки и двумя бокалами. Джин и правда оказался крепким. Тиме, до этого пьющему винцо и пиво, показалось, что это пойло прожжет ему глотку. Но вовремя выпитая газировка спасла положение. Он откашлялся и сказал: — Смерти моей хочешь? — Если бы я хотел твоей смерти, чувак, то притащил бы сюда текилы или еще чего полютей. Я тебя берегу, ведь кроме тебя, никто меня так не выручит. — А как же Галат? — Не хотел я о нем говорить, ну да ладно, — Никита сделал пару глотков джина. — Видишь ли, у меня с Галатом все совсем плохо. Я бы хотел сказать что-то вроде: похуй, найду другого, без всяких заскоков. Но не могу. Пока, наверное, не могу. — Ты с ним расстался? — Мы и не встречались особо. Так, трахались да обжимались по случаю. Его это устраивало, а я все ждал чего-то. Да, блять, и до сих пор жду. Тима притих. Никита протянул ему бутылку и подождал, пока он немного отопьет. Затем спросил: — Можно я окно открою? Покурить хочется. — Открывай. — Вот жду, жду. А какого хуя? И неужели он этого не видит? — Никита затянулся дымом. — У тебя с Яной такая же хуйня, да? — Да, — признал Тима. — Не мучай ее, чувак. Хуево и себе, и ей делаешь. Ты ведь ее не любишь, верно? Верно. Только я не поверю, что ты вообще никого не любишь. Ты не такой. И с ней ты хуево поступать не должен. Объясни ей все, чел. — Объясню. Обязательно объясню, когда сам хоть что-нибудь пойму. — Хули тут понимать-то? Никита потушил сигарету, но окно не закрыл. Выпил немного джина и стал говорить, глядя на ночной город: — Для Галата я, как для тебя Яна. Я это уже давно понял, и мне, по-хорошему, послать бы его, но… Я не знаю, чем потом его вытравливать из себя. Кондратенко сел на кровать рядом с Тимой. В полутьме глаза у него блестели не то от алкоголя, не то от слез. Тима смотрел на него в упор и чувствовал, как кружится голова. — Никит, — начал было он, но понял, что не знает, что сказать. Видимо, нужно было что-то сказать. Потому что Никита резко подался вперед и, обхватив голову Тимы руками, поцеловал. Вкус губ Никиты отдавал горечью сигарет и джина. По-пьяному нагло и рвано Никита толкался языком во рту Тимы. Но поцелуй был недолгим. Опомнившись, Никита отшатнулся назад. — Прости! — он снова рванулся вперед и упал на грудь Тимы. — Прости. Не нужно было этого делать. — Ничего, — шептал Тима, обнимая его плечи. — Ничего, я все понимаю. Только вот, он лгал — он ничегошеньки не понимал. И алкоголь снова будил в нем какие-то странные чувства.5.
Никита был пьян. Он лежал на спине, закинув руки за голову. Тима полусидел рядом с ним на кровати. Он смутно соображал. Они выпили весь джин и скурили пачку сигарет. Никита много говорил о Галате, иногда при этом сопел носом, словно пытаясь дышать как можно глубже. Тима почти все время молчал. А что ему было говорить? Он и в своих-то отношениях разобраться не может, что уже о чужих говорить. Уже несколько минут оба молчали, каждый думая о чем-то своем. Тима нарушил тишину, спросив: — А почему ты дома не хочешь жить? — Из-за матери, — Никита поправил сбившуюся набок челку. — Она нашла себе какого-то ухажера и притащила его в наш дом. А я видеть его смазливое ебло не могу. — Потому что он не твой отец? — Да в рот я шатал своего отца, — зло проговорил Никита. — Дело в том, что… Притащив этого гандона, она снова рискует во что-нибудь влипнуть. Как с моим отцом. — Ты просто волнуешься. — Волнуюсь. Кондратенко замолк и прикрыл глаза. Тима больше не стал у него ни о чем спрашивать. У Никиты была хуева туча проблем — у Тимы тоже. Но он не хотел о них думать. Алкоголь позволил ему расслабиться. Он уснул не сразу. Сначала он снова вызвал в памяти лицо Мирона Яновича. И пьяному Тиме казалось, что все, что он чувствует — правильно.