История ее смерти

      Эту ночь я снова провела в пещере. Я пожертвовала уютом в угоду чистой совести и раздраженному любопытству. Первая не давала мне вернуться в деревню, поскольку новая ложь этим добрым людям была ей омерзительна; второе же крепко привязало меня к Бродяге. Подобно ему я легла на пустую землю, воспользовавшись кулаком как подушкой и быстро уснула: измотанная, с больною душой, но спокойная.       Посреди ночи меня разбудил Кайса. Он был ужасно испуган и подавлен. — Пса нет! — прошептал деймон. — Что-то недоброе происходит, у меня перья дыбом встали. — Что? — спросила я и слово вместе с паром вылетело изо рта. — Почему мне так холодно?       Я оглядела свои голые руки, покрытые гусиной кожей, и вздрогнула. — Нужно уходить отсюда, Серафина!       Я не стала спорить с Кайсой и, закинув за плечо лук, подхватила деймона и выбежала в темноту ночи. Воздух снаружи был сух и морозен, но ни звезд, ни луны на небе не было видно. Как будто что-то злое, что-то черное проглотило небесные светила. Тьма была плотной, бархатной, почти осязаемой. Жуткие мурашки побежали по моей спине.       Я вернулась обратно в пещеру и достала из потухшего костра подъеденную огнем палку. Слабый огонек еще сиял на ее обуглившемся конце. Я сосредоточилась на его свете и глубоко вздохнула — огонек вспыхнул, вздохнула еще раз — разгорелось пламя, поддерживаемое силой моей магии. Я подобрала с земли холщовую сумку Бродяги, усадила в нее Кайсу и перекинула лямку через плечо. Теперь мой путь был освещен, а руки свободны на случай если придется дать отпор неведомому врагу.       Но как бы я не старалась — огонь от моего факела не давал достаточно света. Потусторонняя тьма вокруг будто пожирала лучи, расходящиеся от него. И пробираясь почти на ощупь, я слышала лишь причитания моей напуганной души: — Мне страшно! Мне страшно! — повторял Кайса еле слышно, но успокоить его я не могла. — Тише! Слышишь? — я остановилась и напрягла слух. Что-то приближалось по снегу. Но Кайса продолжал свою «мантру», и я не могла определить направление звука. Я вертелась волчком, размахивая факелом, но свет так и уходил во тьму, ни за что не цепляясь. Но вдруг, подле меня возник черный пес. Он встал на задние лапы, а передними уперся мне в плечи, и не имея достаточной опоры, я провалилась в снег. Пес зубами рванул сумку, в которой сидел Кайса, клыками он зацепил немного кожи на моем запястье. Но скоро хлипкий ремешок сумки лопнул и Бродяга, подхватив добычу, рванул в неизвестном направлении. Я осталась одна.       Одиночество мое, правда, не продлилось долго. Кто-то еще был рядом и не один. Я поднялась на ноги и вооружилась луком. В ночном воздухе разносились чьи-то голоса. Они не говорили, но шептали и вздыхали. Тоскою, скорбью и могильным холодом веяло от их потусторонних речей. Я старалась прицелиться, выцепить из тьмы хотя бы одного; иногда в слабый свет факела попадали их одежды: черные и бесплотные. Иногда проскальзывали рядом со мною их костлявые руки, и тогда я оборачивалась, чтобы наконец увидеть врага, но в этот момент холодное дыхание обжигало мне затылок. Как хищная стая они окружили меня. Но все не решались напасть.       Мною вдруг овладели страх и тоска. Я опустила лук, так ни разу и не выстрелив. Все ужасные переживания моей прошлой жизни: от первой разлуки с Кайсой до расставания с Фардером и смерти нашего милого сына, — они разом всплыли в моей памяти. Все, что я хранила под надежным замком, дабы не сойти с ума, вылезло, как из ящика Пандоры. Я выронила из рук оружие и рухнула на колени. Огонь моего факела без магической подпитки стал гаснуть. Хищные тени подошли ближе и открылись мне. Страшнее фигур я не видела в жизни: уродливые тощие тела, туго обтянутые мертвенно бледной кожей покрытой мерзкими струпьями с сочащейся сукровицей и гнилью. Фигуры их были облачены в черные невесомые плащи, а их безликие головы, имеющие единственную прорезь — для ненасытного рта, были прикрыты капюшонами. Твари эти остерегались моего огня, но я не в силах была разжечь его сильнее. И они ждали пока он совсем погаснет.       «Вспомни самый счастливый момент своей жизни…», — появилась в моей голове не моя мысль. Кто-то подсказывал мне, кто-то говорил это моему деймону. И я последовала совету. …Мы лежим на дне шлюпки. Я и двое моих мужчин. Один крепкий, статный красавец, а другой — еще совсем крошка, уютно устроился на его груди. Меня никогда не трогал холод, а его кошачью душу это никогда не устраивало, и он закутал меня в шерстяное одеяло. Мы лежим в шлюпке вдали от корабля, потому что здесь наш маленький мир и никто не нарушит его границ…       Это воспоминание еще отзовется болью в моем сердце, но потом. А в этот момент я сконцентрировала все внимание на моем маленьком светлом миге и передала чувство, что он породил, огоньку на конце палки. И огонек разгорелся. Я вдохнула морозный воздух, чувствуя как противится мое нутро: ему хотелось сжаться, свернуться в клубочек и не выпускать счастье, но я выдохнула и отдала счастье свое огню. И сияние его грело, отгоняло тоску и страх, а с ними и монстров.       Я встала на ноги и подняла факел повыше. Злые духи резко, по-медузьи, отпрянули от меня. Теперь их шепот звучал напугано. Это придало мне сил. И я принялась размахивать своим оружием, кружась и прыгая в радостном ритуальном танце. И я засмеялась, как только мы — ведьмы, умеем: грозно, величественно, но счастливо. И скоро из тьмы показалась луна, а за нею зажглись спутники ее — звезды. Я победила — враг бежал.       Я подняла лук и стрелы и пошла в сторону, где чувствовала — меня ждут. И я нашла их за узкой, но высокой дамбой, когда-то служившей границей небольшой речке. Кайса испуганно прятал голову в длинной шерсти Бродяги. Куда больший враг заставил его полюбить меньшего. Завидев меня, пес обратился человеком. — Мне нужно бежать отсюда подальше, — сказал он уверенно, едва я была рядом, — а вам будет лучше идти в обратную от меня сторону. — Неужели эти твари приходили по твою душу? — спросила я и Бродяга ухмыльнулся. — Ты правильно сказала — душу. Знаешь кто на тебя напал? — Сначала ты, а потом… Ужасней тварей я не видела, а я много прожила и во многих мирах успела побывать. — Это дементоры — мои тюремщики. Ищут меня, сволочи. Они питаются страхами и сожалениями, но особый деликатес для них — души. Мужчина замолчал и взглянул на моего деймона. Кайса испуганно пискнул и я взяла его, дрожащего, на руки. — Они не страшны мне, если Кайсы нет рядом, — я взглянула на Бродягу, возможно через чур восхищенным взглядом, он смутился. — Ну не за сумкой с барахлом же я вернулся! — проворчал он. — Я не успел предупредить тебя: они отрезали мне путь к пещере. — Ты подсказал мне как их прогнать? — Иначе бы они тут всю ночь ошивались, в поисках твоей сбежавшей душонки. Я, если честно, не надеялся, что это поможет, но ты интерпретировала заклятье патронуса на свой лад… Мне бы стоило поучиться магии без волшебной палочки… — вслух подумал Бродяга, но тут же осекся. — Может когда-нибудь свидимся и ты мне покажешь пару приемов. — Боюсь, Бродяга, я не последую твоему совету. По крайней мере пока. На меня напал твой враг, и теперь ты должен рассказать почему. Это дело чести. — А что делают ведьмы, когда с ними поступают не по чести? — спросил Бродяга уже зная ответ. В подтверждение его догадки я показала ему одну из своих стрел. — Мне еще не время умирать. Но я не могу рисковать быть пойманным, а с тобой шансы на это увеличиваются, Серафина. И, кстати, Сириус, — он протянул мне руку, но я не заметила, поскольку подняла голову к звездам. — Да нет же, — мужчина тихо засмеялся, — меня зовут Сириус, Сириус Блэк.       Мы укрылись в сарае, принадлежавшем кому-то, кто жил на самом краю моей деревни. — Если хочешь пойти со мной, ты должна выглядеть соответствующе этому миру. — Сказал Сириус. — Твое платье, конечно, красиво, но… — Я понимаю…       Я подумала об Аманде. Наивная добродушная женщина наверняка еще не убрала чемодан. Я бы могла забрать его. Но делать это тайком мне ужасно не хотелось. Пока я раздумывала мужчина продолжал: — Но это меньшая из проблем, однако если ты настроена серьезно… — он глянул на меня вопросительно, ожидая видимо, что я передумаю, но я уже все давно решила, — Ладно. В паре миль на север проходит железная дорога. Она принадлежит магической Англии и ходит по ней всего один поезд. Он-то нам и нужен. Дементоры, что напали на тебя тут неспроста: они охраняют от меня железную дорогу. Каждый раз, как поезд проходит здесь, они его досматривают. Я уже больше недели наблюдаю за их работой и думаю, что знаю как незаметно пробраться на поезд во время остановки. Пока я собака — у меня есть на это шанс. Ты возможно тоже сможешь пробраться, но он, — мужчина кивнул на Кайсу, — как с ним быть решай сама. — Я отправлюсь с вами, чего тут решать! — возмущенно пискнул деймон, на что Бродяга криво осклабился. — Ты не был столь смел еще полчаса назад. В поезде бежать будет некуда, а спрыгивать с него я не собираюсь, уж лучше пусть тебя съедят. Есть кое-кто, чья жизнь возможно под угрозой и она мне дороже твоей.       Обиженный деймон прижался к моей груди покрепче. Он уже знал мои мысли и они не способны были его утешить. Я вздохнула и повернулась к дверям сарая. — Рисковать своей жизнью я тоже не намерена. Но я вернусь через десять минут и мы отправимся в путь. Жди.       Я окутала себя чарами невидимости и вышла на улицу. Чары требовали от меня больших усилий, хотя, похоже, и не были столь необходимы: престарелые жители крепко спали в поздний час. Я пробралась в дом моей подруги как неслышный сквозняк, и придав ногам невесомости поднялась в гостевую комнатку. Чемодан, как я и думала, стоял не тронутый.       Я сняла свое вычурное для этих мест сиреневое платье и облачилась в растянутый свитер и старые джинсы. Новая одежда сковывала движения и мучила меня. Но когда я надела пальто из коричневой валяной шерсти и заточила ступни в массивные ботинки, неудобство от штанов и свитера перешло на задний план. Уж лучше бы меня заставили ходить по раскаленным углям и битому стеклу. Но таковыми были правила этого мира и я должна была безропотно им следовать.       Порывшись в прикроватной тумбочке, я нашла кусок оберточной бумаги, пригодный для письма. Я растерла его изломы горячей ладонью, и вслед за рукой на бумаге стали проявляться черные пятна. Они становились ярче с каждым движением и складывались в ровные строчки букв: «Милая Аманда, Прости за мое столь внезапное исчезновение, но я итак причинила тебя достаточно хлопот. Однако я попрошу тебя еще об одной небольшой услуге. Этот маленький арктический гусь, которого ты найдешь утром очень дорог мне, но он сильно пострадал в неравной схватке. Прошу тебя — позаботься о нем ради меня. Когда крыло его заживет, просто выпусти его на волю и он вернется ко мне. От всей души благодарю тебя, И прощай. С.П.»       Я положила свое платье на кровать, и сняла с пальца мой талисман — перстень в виде серебряной змеи, изрезанной счастливыми рунами. Свернув письмо в трубочку, я продела его в это кольцо. Быть может оно принесет больше удачи новой хозяйке. — Не вздумай говорить при ней, Кайса, — прошептала я и положила послание Аманде на платье, — и убедись, чтобы она прочла письмо. — Я буду молчать, но только покуда она не вздумает сварить из меня суп! — деймон возбужденно топтался на месте и трепыхал здоровым крылом. — Она не станет, — я улыбнулась, — я же уже говорила, что ты ей понравишься.       Кайса только хмыкнул в ответ.       Как и обещала, я вернулась к Сириусу спустя десять минут. Возможно, он до последнего не верил что я приду, потому как глаза его выразили удивление, когда я показалась в дверях сарая. — Где Кайса? — спросил он заглядывая мне за спину. — В надежных руках. Тут о нем позаботятся, — я вздохнула от осознания невозможности сделать это самой. — Ты можешь остаться с ним пока не поздно. — Я уже встала на этот путь и не сверну с него, Бродяга. Да и других дорог кроме этой для меня нет.       Сириус глянул на меня с непониманием, вздохнул и вдруг непривычно тепло улыбнулся. Лицо его стало приятнее, а из глаз пропала тень загнанного зверя. Возможно теперь на меня смотрел тот, кем он был когда-то, до того как неизвестные мне пока обстоятельства надломили его. Надломили, но не сломали. — Твоим деймоном должна была быть утка, а не гусь, — усмехнулся он добродушно. — Почему? — Потому что такова особенность утят: они следуют за первым, кто попадется им на глаза сразу после вылупления. Глупые все что угодно примут за мать. Ты, считай, только родилась в нашем мире… И теперь ты следуешь за мной, как этот утенок.       Он сказал это предводительнице ведьм из суровой северной страны. Былая гордость еще не покинула меня и я вспыхнула в безотчетном гневе, которого долго после еще стыдилась: — И за меньшие оскорбления мужчины получали стрелу в грудь от моих сестер! Как ты смеешь… — Тише, — шикнул на меня Бродяга, оглядываясь на дверь, — я просто пошутил. Со мной такое случалось раньше… А насчет лука и стрел — придется от них избавиться. — Ни за что! — я подхватила оружие и как ребенок, прижимающий любимую игрушку, прижала лук к груди. — Тогда суй их сюда и чемодан свой тоже, как ты думала тащить его по сугробам? Сириус раскрыл передо мной свою маленькую сумку и кивнул головой. — Снова шутишь? — А ты попробуй, — ответил он весело улыбаясь.       Я посмотрела на него недоверчиво, но, все же, сунула в сумку лук. Он вдруг провалился внутрь, утянув заодно и мою руку по локоть, от чего я чуть было не упала. Бродяга не стал ждать пока я приду в себя и скормил ненасытному холщовому чудовищу и чемодан. — Нести это добро будешь ты, — сказал он и кинул мне в руки по прежнему невесомую сумку.