Вероятность ничтожна

            Потратив где-то около двух непередаваемо долгих часов на то, чтобы сбить с себя въевшийся, казалось бы, почти под самую кожу шоколадный запах Ви, с невероятным трудом отпустившего его в ближайшую прачечную, покорно взяв на себя нехитрую обязанность «стоять на стрёме», Чонгук ещё довольно долго просто собирался с духом, прежде чем наконец приступить к выполнению самой главной операции всей своей жизни – тайному проникновению в самое сердце Вселенского Зла.             Именно так он называл жуткий отцовский особняк ещё мальчишкой, ведь это незамысловатое название полностью себя оправдывало.             Хотя нет, оно, можно сказать, отражало лишь восемьдесят процентов той ужасной картины, что на самом деле в нём творилась.             В остальные двадцать были посвящены лишь он и Лиен.             И это простое на первый взгляд осознание, сшибающими с ног волнами периодически накатывавшее при том или ином воспоминании о прошлом, порядком выбивало омегу из колеи.             Если не сказать, что каждый раз морально ломало.             Два года назад             - Что за…ерунда? – судорожно задыхаясь от внезапно возникшей буквально из ниоткуда дикой рези в животе, кое-как выдавил из себя Чон, безвольным мешком падая со стула, на котором ещё каких-то там секунд тридцать назад спокойно учил тригонометрию, по которой в их «элитной» школе для «одарённых» вечно задавали чересчур запутанные функции.             Тщетно пытаясь подняться на ноги, да и вообще пошевелить хоть какой-то конечностью тела, брюнет только и мог, что невидяще смотреть в одну произвольную точку на серых безжизненных обоях, да чувствовать запах.             Свой запах. Только почему-то приумноженный вдвое.             Слишком сильный для его обычного состояния.             Слишком сладкий для того, чтобы хоть кто-то из альф или омег в радиусе километра его не учуял.             - Да что…за… Ай! – инстинктивно схватившись за адски болевший живот, который словно кто-то начал хаотично полосовать наточенным лезвием, Чонгук вдруг почувствовал как задняя часть боксеров и домашних кремовых штанов стремительно намокает и, не в силах сдержать так и рвущийся из груди протяжный стон из-за неожиданно нахлынувшего на него возбуждения, заставившего член предательски набухнуть, а пальцы ног поджаться от непонятного нетерпения, чертовски здорово испугался, дав полную волю жгучим слезам, всё это время терпеливо выжидавшим своего часа.             - Что со…мной? – отчаянно проскулил омега в пустоту, чувствуя, как мелкая дрожь во всём теле начинает медленно, но верно переходить в крупную, а температура тела поднимается с такой чудовищной скоростью, что он УЖЕ чувствует себя в самом пекле пустыни Сахара, даже думать боясь о том, какие ЕЩЁ ужасы могут произойти с ним в следующее мгновение.             Но следующее мгновение, к его великому счастью, принесло ему не что иное, как надежду в виде перепугано ворвавшегося в комнату Лиена, оторопело застывшего на пороге на несколько нескончаемо длинных секунд, а после взволнованно подбежавшего к любимому чаду, рывком опускаясь рядом с ним на колени.             - Всё хорошо, малыш. Всё хорошо, - дрожавшим от неподдельного испуга голосом прошептал мужчина, приподняв Чонгука в «сидячее» положение и заставив опереться спиной о боковину кровати, успокаивающе поглаживая одной рукой по волосам, а второй заботливо вытирая со щёк влагу, мысленно же лихорадочно пытаясь вспомнить, куда именно он перепрятал от Чжин Хо (альфа очень любил рыться в его вещах и закатывать продолжительные истерики почти из-за всего, что там находил, вплоть до лишней пары категорично запрещённых (без причины) маленькому омеге конфет, которые он однажды припрятал на десятилетие сына, зная как тот чуть ли не с пелёнок хотел попробовать настоящий шоколад) заранее приготовленные для ребенка подавители течки, что ему так удачно (а точнее, тайно) удалось купить на прошлой неделе.             - Что…со мной…пап? – еле ворочая языком прошептал брюнет, по бледному лицу которого уже чуть ли не градом начал лить пот, а хватка рук на животе стала настолько сильной, что ногти больно впились в кожу даже сквозь плотную ткань растянутой белой футболки.             Хотя он этого даже и не почувствовал.             - Это течка, родной. Всего лишь течка, - стойко пытаясь сохранять внутреннее самообладание и ясность мыслей (и не впадать в преждевременную панику, что очень важно), как можно мягче заметил Лиен, выжав из себя некое подобие подбадривающей улыбки. – Сейчас я сбегаю в столовую и принесу тебе таблетки. Ты их выпьешь, и всё пройдёт. Отец на работе, так что даже ничего не… Ай! – цепкая хватка толстых пальцев в русых волосах и резкий рывок, жёстко опрокинувший растерянно вскрикнувшего мужчину на пол, заставили сердце Чона всего на мгновение испуганно замереть, а потом с громким вскриком безнадежности трусливо рассыпаться в прах прямо у ног самодовольно ухмыльнувшегося альфы, с силой потянувшего стиснувшего зубы от ноющей боли в волосах Лиена вверх, сердито прорычав ему в самое ухо:             - Хотел скрыть от меня такое важное событие в жизни нашего сына?             - Это просто течка…             - О, нет! Это не ПРОСТО течка, ДОРОГОЙ, - пренебрежительно перебил его Чжин Хо, пристально окинув корчившегося на полу от боли сына изучающим взглядом, а потом улыбнулся настолько похабно, что двум омегам мгновенно стало не по себе.             Ведь она абсолютно ничего «хорошего» не предвещала.             - Это великий день, когда он официально может прочувствовать себя в великодушно предоставленной ему природой роли подстилки. Ведь вы, омеги, именно ими и рождаетесь, не так ли? – грозно рыкнул мужу в лицо альфа, с силой потянув его за волосы, на что тот лишь сильнее стиснул зубы чуть ли не до хруста, изо-всех сил стараясь сдержать предательски подкатившие к глазам слёзы, чтобы их, ни дай Бог, увидел Чонгук.             Ведь сейчас его мальчик как никогда ДОЛЖЕН быть сильным. А для этого у него просто ОБЯЗАН быть живой «бесстрашный» пример.             - Знаешь, я сначала думал, что сам развлекусь с ним, когда он созреет, - с нескрываемой надменностью заметил Чжин Хо, вырвав из груди Лиена храбро задушенный на корню всхлип, сопровожденный его презрительным и гневным: - Только через мой труп!             А ещё очень широкими и потрясёнными глазами Чона, мысленно молившего всех существующих на свете богов, чтобы всё это – невообразимо мерзкие слова отца, умело скрываемая, но всё же очевидная боль папы и его собственная, буквально раздиравшая в мелкие клочья боль – скорее прекратилось.             Оказалось всего лишь безобидным немного незадавшимся сном.             А не одним из самых худших РЕАЛЬНЫХ кошмаров.             - Ооо, это я могу устроить, ЛЮБИМЫЙ, - без тени сомнения парировал альфа, впившись грубым поцелуем в губы протестующе упёршегося руками ему в грудь мужа и намеренно прокусив его нижнюю, заставив судорожно вздрогнуть и мучительно поморщиться. – Только вот твоя задница мне ещё нужна, - хрипло выдохнул он, разрывая поцелуй и с довольной ухмылкой наблюдая за тем, как тонкая струйка крови бежит по подбородку омеги, быстро скрываясь где-то в области кадыка, прыгуче дёрнувшегося из-за нервозного глотка. – А вот ЕГО я хочу поделиться с нуждающимися, - ехидно оскалился Чжин Хо, без предупреждения потащив истошно закричавшего Лиена за волосы прочь из комнаты.             - Папа! - только и смог жалобно выдавить из себя Чонгук, у которого всё вокруг уже не просто плыло – бешено скакало перед глазами, которые, к слову, и так толком ничего не видели из-за плотной пелены слёз, с удвоенной силой побежавших по щекам сразу же, как оба родители скрылись из виду.             - Нет, пожалуйста, не трогай его! Прошу тебя Чжин Хо! Ради всего святого! Он же твой сын! – умоляюще вопил уже в голос рыдавший Лиен (храбрость храбростью, а бессилие – убивает) из коридора, пока, после душераздирающего звука удара чего-то тяжёлого об пол, звонкого хлопка с силой захлопнувшейся двери и едва слышного щелчка дверного замка, его крики резко не стали заметно приглушёнее, и к ним с задержкой в несколько секунд не добавился лихорадочно-неистовый стук, по которому едва живые искорки сознания брюнета пришли к весьма логичному выводу, что отец где-то запер папу.             И что сейчас их личный профессиональный садист придёт и по его несчастную душу.             Тяжело сглотнув, Чон всё же попытался хоть как-то пошевелиться из последних почти не оставшихся в чересчур ослабевшем организме сил, с грехом пополам встав на четвереньки (уже что-то), и уже было собрался мысленно приказать правой руке начать робкое движение вперед, как вдруг до жути противная пухлая рука отца бесцеремонно подхватила его прямо под зверски пульсирующий живот, вынудив громко вскрикнуть от обжигающей молнией прорезавшей всё тело надвое боли, выбившей из омеги последние чудом сохранившиеся крупицы сознания, беспощадно окунув в такую страшную темноту, в какой он ещё никогда раньше не оказывался.             Все последующие два года живя исключительно на одних только детальных воспоминаниях о ней.             Томительной неизвестности, в которой он пребывал вплоть до того самого момента, как кто-то, грубо схватив его за волосы, цинично поволок в тот роковой переулок.             Оробелого бессилия, что с лихвой накрыло его, бездумно смешавшись в какой-то дьявольский коктейль с бесконечно усиливавшейся воистину нечеловеческой болью.             Людском безразличии, не нашедшем абсолютно никакого, даже самого крохотного, отклика на его оглушающе-громкие рвано раздиравшие, казалось бы, сам воздух безнадежные крики.             Судном дне, что напрочь изменил его, превратив совершенно в другого человека, безжалостно убившего того невинного шестнадцатилетнего омегу, которым он был, бесстрастно позволив огромной чёрной дыре в сердце разъесть его целиком.             Ни единой частички не оставив от него даже на память.             Ни единой секунды об этом судьбоносном решении не пожалев.             Наше время             Успешно преодолев массивное препятствие в виде высокой ограды чёрного кованого забора, Чонгук осторожно начал красться по заднему двору, умело скача по «мертвым» зонам (камеры их не видят), которые он успел изучить ещё подростком, целенаправленно пробираясь к небольшому квадратному окошку, ведущему в подсобку, через которое он однажды, будучи дико злым на отца, открыто привёдшего в дом одного из (наверняка) многочисленных любовников, которого он представил как своего нового «личного» секретаря, сбежал из дома.             Правда, Чжин Хо его потом очень быстро нашёл, пригрозив избить Лиена до полусмерти, если он ещё хоть раз осмелится «своевольничать».             Железный аргумент, что сказать.             Будто избиение взрослого омеги и без этого «отцовского наставления» не было его вполне себе «обыденным» делом.             До скрежета стиснув зубы из-за невольно всплывших в памяти мучительных воспоминаний, Чон пару раз глубоко затянулся прохладным мартовским воздухом, чтобы хоть как-то привести предательски скакавшее по грудной клетке сердце в хоть какую-то мало-мальски «приемлемую» норму, прежде чем, сделав последний резкий рывок, наконец оказаться рядом со злополучным окошком, которое, как всегда (к счастью), было не заперто на щеколду.             Аккуратно протиснувшись (благо габариты позволяли) внутрь подсобки, омега облегчённо выдохнул, ведь самое на его взгляд сложное «поле боя», а именно камеры, он благополучно преодолел.             Дело оставалось за малым – украдкой пробраться в кабинет отца (хорошо, что он сейчас в Сеуле), не попадаясь на глаза никому из прислуг, найти ключ от этого долбанного ящика, похитить компрометирующие Чжин Хо документы (в том, что именно их он найдёт брюнет был почему-то стопроцентно уверен) и так же по-тихому смотаться из этого кошмарного особняка, безбожно «похитившего» долгих шестнадцать лет его жизни.             И жизни его папы тоже, к слову. Хотя нет, у папы он забрал их семнадцать.             Благословляя «недалекость» своего отца и его самолюбивое желание выглядеть в глазах окружавших его зажравшихся снобов по-геройски, удачно вылившееся в полное отсутствие видеонаблюдения в самом доме (а то, ни дай Бог, кто-нибудь увидит его «настоящие» геройства), Чонгук как можно беззвучнее приоткрыл дверь подсобки, осторожно выглянув из-за двери на треть и внимательно осмотревшись.             Коридор подвального «технического» этажа, где Чжин Хо великодушно «разместил» всех своих слуг, включавших в себя десятерых охранников, повара, прачку, уборщицу, садовника и дворецкого (особо не любимого Чоном, так как тот вечно смотрел на него как на полное ничтожество, мастерски дублируя ненавистный ему пренебрежительно-горделивый взгляд отца), встретил его на удивление мёртвой совсем несвойственной ему тишиной.             Очень странной. И не менее пугающей.             Не в состоянии (обстоятельства как-то не способствовали глубоким замудрённым размышлениям) думать о причине столь необычного для этого стабильно кишевшего хотя бы той же болтливой старой прачкой без царя в голове и её лучшей закадычной «подружкой» уборщицей, просто обожавшей перетереть косточки всем в радиусе десяти километров, омега медленным бегом прошёл почти через весь коридор, машинально замирая на месте из-за громкого скрипа входной двери этажом выше, от которого его лихорадочно бившееся под рёбрами сердце тихонечко так ухнуло в пятки, но тут же храбро вспомнив о том, зачем оно вообще вернулось в этот затхлый гадюшник, мгновенно подобралось, верно сменив учащенный пульс на более расслабленный и ритмичный.             Вновь позволивший ему свободно дышать.             Смиренно подождав, пока все звуки наверху полностью не затихнут, брюнет наконец добрался на цыпочках до деревянной лестницы, ведущей на первый этаж, и, постаравшись подняться по ней как можно неслышнее (хотя скрипела она просто чудовищно), с опаской выглянул из-за неприметной коричневой двери на полголовы, пристально прошерстив взглядом периметр первого этажа на предмет «человеческого» присутствия, в очередной раз удивившись тому, что даже вездесущих охранников (вечно смотревших на него с искренним сожалением, но каждый раз молчаливо стоявших на месте, покорно закрывая глаза на все те зверства, которым подвергал его и папу отец) и тех нигде нет.             Будто они все разом вымерли, так и не сумев перебороть губительное влияние почти что круглосуточно окружавшего их несусветного ада.             Словно он их всех мгновенно убил, не оставив от их трупов даже жалкой маленькой косточки.             Будто они никогда и не были живыми людьми.             Словно их никогда не существовало.             Настороженно озираясь по сторонам (кто-то же всё-таки открыл входную дверь в дом каких-то две минуты назад), Чонгук быстрым бегом добрался до заветной двери отцовского кабинета (к счастью, замок на ней по-прежнему отсутствовал), грациозно проскочив внутрь и расслабленно выдохнув от осознания выполненности задуманной миссии на добрую, но отнюдь не решающую половину процентов.             Стараясь не терять даром ни единой секунды драгоценного времени (а то мало ли, уборщица решит сделать незапланированную уборку или дворецкий, по просьбе отца, зайдёт за какими-нибудь деловыми бумагами), Чон пытливо начал осматривать каждый уголок давящего-угрюмого кабинета в красно-коричневых тонах, который он с превеликим удовольствием скорее сжёг бы дотла, нежели чем усердно обыскивал на предмет ключа, если бы не содержимое злосчастной кроваво-красной тумбочки, насмехающеся подглядывавшей за ним из-за угла стола.             Твёрдого куска дерева, хранившего все самые грязные и ужасные секреты Кана Чжин Хо.             Ящика, что наверняка милостливо приютил не один десяток загубленных человеческих жизней, сухо укомплектованных по разноцветным папкам ни одним мускулом не дрогнувшей рукой альфы.             Его прямой и неизмеримо желанной погибели, тесно сопряжённой с «абсолютной» свободой, о которой до этого самого момента брюнет мог только отчаянно мечтать.             Свободой, что была сейчас катастрофически близко.             - Да где же ты, засранец?» - раздражённо прошипел сквозь зубы Чонгук, в казалось бы сОтом по счету ящике (различных по стилю и габаритам шкафов в просторном кабинете было как минимум семь) так и не находя буквально жизненно необходимый ему предмет, уже в следующее мгновение испуганно подпрыгивая на месте из-за внезапно-громкой поступи уверенно приближавшихся к кабинету шагов, мгновенно заставивших его серое вещество неистово забурлить, пулей бросая омегу к плотным красным шторам до самого пола, за которыми он как раз вовремя успел спрятаться, чтобы вошедший в комнату «неизвестный» его не заметил.             Боясь лишний раз вздохнуть, не говоря о том, чтобы хоть как-то, пусть и незначительно, пошевелиться, Чон с оголтелым трепетом в груди пытливо прислушивался к чьим-то размеренным шагам за произвольной преградой из бархата, как вдруг дверь кабинета снова, но уже более резче открылась, скрипуче впуская внутрь ещё одну пару шагов – тяжёлых и каких-то уж чересчур нервных.             - Добро пожаловать, господин…             - Мне хотя бы раз нужны были твои жалкие приветствия, а, Мэй? – злобно рявкнул до боли знакомый голос, от одного звука которого кровь почти что молниеносно отлила от и без того бледного лица брюнета, коленки которого сразу же предательски подкосились, «волшебно» держа его на ногах, ей Богу, на одном только честном слове.             Не мог же он так сильно опроволоситься, правда же?             Ведь Кан Чжин просто НЕ ДОЛЖЕН был прилететь раньше предположенного им времени.             Или это была лишь его слепая догадка?             Ничтожная вероятность, которую он даже не удосужился предусмотреть.             Беспросветная ошибка, в одночасье погубившая весь его «замечательный», на деле оказавшийся поистине никчёмным, план.             Наиглупейшая оплошность, грозившая стоить ему как минимум жизни.             - Да, господин, я…- договорить всегда услужливому дворецкому не дал надрывный звонок в дверь, сопроводившийся его скорыми торопливыми удаляющимися шагами.             Шаги же альфы напротив стали медленно, но верно приближаться к шторам, за которыми стоял стойко пытавшийся не впадать в стремительно овладевавшую им панику Чонгук, с силой стиснувший руки в кулаки, больно впившись ногтями в мягкую кожу ладоней.             Рвано вздохнув из-за появившихся в поле зрения толстых пальцев отца, цепко схватившихся за край шторы, чтобы её отдернуть, Чон уже было приготовился бить «наобум» и бежать, однако этого (хвала небесам) не понадобилось, так как к шагам дворецкого прибавилась ещё одна почти неслышная пара, на которую Чжин Хо не преминул всецело обратить своё «дорогостоящее» внимание, отпуская штору, тем самым позволяя омеге наконец опустошённо выдохнуть, крепко зажмуривая глаза, чтобы хоть как-то сосредоточиться на возможных вариантах продолжения своей «увлекательно-косячной» миссии, параллельно пытаясь договориться с собственным телом, чтобы оно так сильно не тряслось.             Ну или хотя бы попробовало это «гиблое» дело не делать.             - Сам Ким Тэхён собственной персоной! Чем обязан такой честью? – с нарочитой радостностью воскликнул альфа, выбив из груди брюнета весь кислород, перекрывая горло колючим комом из первобытного страха и вселенской взволнованности, опасно грозившей перерасти в самую настоящую нервозную истерику.             В порыве которой он наверняка самолично убьёт Тэхёна за то, что он полез, куда его не просили.             Даже если это и было из самых что ни на есть благих намерений.             - Я хочу принять ваше предложение о покупке фирмы моего отца, - решительно произнёс Ким, заставляя глаза Чонгука шокировано округлиться, а его самого инстинктивно податься вперед, немного «выпячиваясь» из-за штор, но уже через секунду вновь прижать своё тело к кайме резного подоконника, мысленно матеря сероволосого альфу за его полнейшее совершенно суицидальное безрассудство.             Мало того, что этот беспечный болван просто ВОШЁЛ в этот треклятый дом Франкенштейна, автоматом поставив себя под прицел русской рулетки, так он ещё и дело всей жизни своего отца на кон поставил.             Да он вообще понимает НАСКОЛЬКО сильно ВСЕМ сейчас рискует?             Понимает, КАК сильно Чон о нём сейчас беспокоится?             КАК обескураживающе сильно его любит?             - Надо же! Этот великий день наконец-то настал! Я достану все бумаги, и мы…- начал было Кан, но Тэхён безапелляционно его перебил, твёрдо отчеканив: - Хочу обсудить все детали в более «располагающей» обстановке. Мы можем где-нибудь отужинать, а то я дико проголодался?             «Обманщик хренов, ты же за две щеки бургеры уплетал, когда мы прощались!» - тепло улыбнулся омега вскользь промелькнувшему в мозгу «умильному» воспоминанию об их недавнем расставании, мысленно дав себе внегласную установку отблагодарить Ви «по полной программе», когда весь этот лютый пиздец наконец закончится.             Ведь сероволосый наверняка просто тянул время, чтобы он мог спокойно осмотреть кабинет в поисках ключа и явно не был намерен продавать за копейки фирму своего отца, тем более человеку эту самую фирму и разорившему.             Не говоря уже о том, что этот самый «человек» параллельно с этим и его семью «заодно» уничтожил.             - Да, конечно! Я знаю один хороший ресторанчик неподалеку! – воодушевлённо согласился Чжин Хо. – А пока мы отсутствуем, Мэй, опустоши-ка начисто мой стол. Хочу перебрать «макулатуру», что там уже довольно прилично скопилась.             Вот оно. Тот самый «поворотный» момент, который был так нужен брюнету.             Удача, что хотя бы на мгновение, но всё же повернулась к его «не заслуживавшей абсолютно никакого внимания» персоне лицом.             Шанс, что выпадает «любимцам» фортуны лишь раз в столетие.             Случайность, решавшая буквально ВСЁ. А может, и чуточку больше.             - Да, господин. Приятного вам аппетита, - учтиво поддакнул ему дворецкий, и Чонгук уже даже весьма красочно представил, как мастерски нокаутирует этого старого брюзгу, когда он достанет ключ и откроет уже этот ёбаный ящик Пандоры, как вдруг его отец произнёс то, что медным гонгом громоподобно ударило по барабанным перепонкам омеги, полностью затмив собой жалостливый звук его разлетевшегося вдребезги сердца, окончательно и бесповоротно уносящего в блаженное небытие единственно живое, что в нём ещё некогда теплилось – надежду.             На светлое будущее и взаимную любовь.             - Как там, кстати, поживает твой жених, Тэхён? Давно хотел с ним снова поздороваться.