Вероятность ничтожна

            Прождав Ви в номере где-то около часа (в течение которого Чонгук только и делал, что нервозно мерил шагами комнату да тщетно пытался прийти со своими многочисленными, гоготливо смеявшимися над ним, тараканами хоть к какому-то мало-мальски приемлемому для обеих сторон компромиссу), омега устало плюхнулся спиной на кровать, вперивая немигающий взгляд в рельефный грязно-белый потолок, сосредоточенно фокусируясь на мелких едва заметных трещинках по всему его периметру.             Однако заниматься этим «интереснейшим» занятием ему благосклонно позволили всего каких-то пару минут, так как уже вскоре дверь в номер протяжно и как-то уж больно надрывно скрипнула, смиренно пропустив внутрь сероволосого альфу, аккуратно закрывшего дверь, робко замявшись на самом пороге.             - Привет, - как можно непринуждённее заметил Тэхён, зрительно пытаясь угадать настроение быстро принявшего сидячее положение брюнета, бросившего в его сторону всего один короткий взгляд, но такой, что его с лихвой хватило для того, чтобы альфа понял – все его самые худшие опасения подтвердились.             И от них уже невозможно было больше убегать.             - Привет, - не в силах скрыть предательских ноток горечи в голосе ответил Чонгук, неуютно передёрнув плечами, и опустил тяжёлый взгляд на свои колени, как можно бесстрастнее спросив: - Как прошёл обед с моим отцом?             - Неплохо, вроде бы. Я даже каким-то чудом уболтал его перенести подпись бумаг на неделю вперед, - неуверенно пожал плечами Ви, неловко переминаясь на месте с ноги на ногу и тяжело сглатывая, прежде чем произнести то, о чём бы он (с превеликим удовольствием) предпочёл не то что, никогда не говорить - даже не думать в этом «губительном» направлении. – Ты ведь слышал, да?             - А ты надеялся, что тебе подфартит, и я пропущу эту бесценную информацию мимо своих мощных локаторов? Или что меня там вообще не будет, и ты благополучно продолжишь мне врать? – раздражённее, чем ему хотелось бы парировал Чон, нервозным рывком запуская руку в волосы, слегка их ероша, и поднимая на мучительно поморщившегося от его слов альфу взгляд, полный откровенного непонимая и неприкрытой боли. – Ты всё ещё его любишь, да? Поэтому ты не хотел мне ничего говорить? – дрогнувшим (от всё это время зверски терзавшей его естество жестокой догадки) голосом наконец выдохнул омега, отводя разочарованный взгляд в сторону, с невероятным трудом пытаясь сдержать неистово прущие наружу, обильно скопившиеся в уголках глаз, жгучие слёзы. – Я что-то вроде разменной монеты перед воссоединением со своей настоящей любовью или просто способ убежать от…- договорить ему не дал Тэхён, молниеносно оказавшийся рядом и бережно обхвативший ладонями печальное лицо брюнета, припав к его губам в трепетном и очень нежном поцелуе.             Таком, от которого слёзы почти что мгновенно предательским градом потекли по бледным щекам, а сердце стало настолько лихорадочно биться, что казалось его в любую секунду намертво схватит дикий инфаркт.             Хотя в данном случае для Чонгука вся эта ситуация разрешится довольно «безболезненно».             А это, заметьте, очень даже заманчиво.             Особенно для того, кто ничего кроме этой самой боли в жизни толком и не видел.             - ТЫ – моя настоящая любовь, - безапелляционно отчеканил сероволосый, неохотно разрывая поцелуй и заглядывая в тёмную бездну антрацитовых глаз взглядом, полным искреннего сожаления и безмерно сильной теплоты. – Я никогда и ни к кому ничего подобного не чувствовал, Чонгук. Я…             - Тогда почему ты скрыл от меня, что был помолвлен? – жалобно всхлипнул омега, внутренне коря себя на чём свет стоит за такого рода «раздувание соплей» (он же мужик, в конце концов), мысленно же понимая, что как бы сильно он сейчас этого не хотел – морально собраться по кусочкам пока совсем не в состоянии. – Что плохого в том, что у тебя были до меня отношения? – уже более спокойно спросил Чон, не сводя расстроенно-грустного взгляда с изящно опустившегося на колени напротив Ви, каждый мускул тела которого был видимо напряжён.             Будто он был из сделан из мрамора, а не из хлипких кости и плоти.             - Я не хотел говорить тебе потому…потому что я очень боялся того, что если я открою тебе своё прошлое…ты больше не захочешь меня видеть, - скрепя сердце выдавил из себя альфа, взглядом, полным душераздирающей боли и неизмеримо глубокой тоски окидывая непонимающе нахмурившееся лицо брюнета, с всё ещё крупными, но уже более редкими дорожками серебристой влаги на щеках.             - Ты состоял в какой-то сверхсекретной секте, где каждые выходные пили святую кровь козла и расчленяли невинных девственниц? – на автомате предположил Чонгук (сарказм, мать его, всегда был и будет его лучшим другом номер один), сорвав с губ Тэхёна светлую усмешку, не преминувшую уже в следующую секунду превратиться в вымученную и какую-то уж больно обречённую улыбку.             - Нет, малыш, я…- взволнованно сглотнул сероволосый, нерешительно замявшись где-то на минуту (в течение которой он упорно пытался привести чрезмерно участившийся пульс в норму и слёзно вымолить у конечностей право на более мелкую, не такую очевидную, дрожь). – Как ты уже знаешь, четыре года назад моего отца посадили, - с грехом пополам собравшись с духом (с какой-то ничтожной его частью), начал свое «непростое» повествование Ви, невольно заставив Чона выжидающе затаить дыхание и инстинктивно потянуться к его плечу, подбадривающе его сжимая. – Целый год я тратил его деньги на самых лучших и не менее дорогих адвокатов, пока наконец не пришёл к ясному как день выводу, что они абсолютно ничем не могут мне помочь, так как против отца слишком много неопровержимых улик и подкупленных Каном присяжных. Вот тогда-то я и решил взять ситуацию в свои руки, - противно поморщился альфа и, не в силах больше смотреть в любимые непередаваемо огорчённые (по его вине) глаза, пристыженно опустил пудовый взгляд в пол.             - Наведя справки, я узнал, что у прокурора, обвинителя моего отца, есть сын. Омега, - не поднимая повинной головы продолжил Тэхён, все последующие слова буквально выжимая из себя с неимоверным усилием. – Тогда я решил как бы «случайно» к нему подкатить и влюбить в себя, чтобы постепенно выуживать через него необходимую мне информацию о НАСТОЯЩЕМ ходе следствия по делу отца, а не о тех жалких крупицах, что мне «официально» озвучивали. Я так сильно заигрался, что даже не заметил, как пролетело целых два года. А потом он так резко захотел познакомить меня с родителями, что я не придумал ничего лучше, кроме как сделать ему предложение, чтобы он хотя бы на время выбросил эту (катастрофически) бредовую идею из головы.             - Разве в этом случае не наоборот, ещё сильнее хочется с родителями познакомить? – скептично выгнул бровь омега, пребывая на одновременной грани обескураживающего шока и какого-то нездорового внутреннего удовлетворения от того, что каких-то светлых чувств со стороны сероволосого к своему так называемому «жениху» совсем не было.             По крайней мере, он отчаянно надеялся, что Ви примерно этой фразой своё повествование и закончит.             Если не сказать, что клятвенно об этом молил.             - Мне было девятнадцать, это были мои первые «отношения» и, если честно, я был не очень силён в тонкостях поведения омег. Почему-то думал, что это наоборот отвлечёт его от этой совершенно «ненужной» мне темы, - кисло поморщился альфа, удручённо качая головой. – Но он и вправду начал ещё чаще заговаривать о знакомстве с его родителями, а я любыми способами старался все эти попытки пресечь. Так продолжалось примерно около месяца, а потом…- напряжённо замер на полуфразе Тэхён, пытливо состраивая в уме слова в предложения.             Так, чтобы они лишь больно резали, но никак не убивали.             - А потом он пришёл ко мне и сказал, что…сказал, что ждёт моего ребёнка, - с великим трудом выдавил из себя сероволосый, поднимая голову и встречаясь неизмеримо виноватым взглядом с широко округлившимися не на шутку потрясёнными глазами Чонгука.             - Что ты…что ты сделал? - испуганно выдохнул омега, ясно предчувствуя не самое хорошее завершение всей этой «красочной» истории.             - Рассказал правду и отвёз в больницу сделать аборт, - вымученно улыбнулся Ви (красивое лицо которого исказила болезненная гримаса), вырвав из груди брюнета затравленный выдох, позволивший ему наконец отмереть, жадно затянувшись душным, но таким необходимым сейчас воздухом. – Весь последующий год я чувствовал себя хладнокровным чудовищем, напрочь сломавшим жизнь отличному парню, который и толики всей этой боли не заслуживал, рьяно заглушая день изо дня нестерпимо разъедавшие меня изнутри угрызения совести разовыми связями, бесконечными драками и исступленным самоутверждением своей никчёмной власти в стенах института, в который я и поступил-то лишь благодаря ему одному, - разбито усмехнулся альфа, нерешительно накрывая ладонью руку Чонгука, всё ещё терпеливо покоившуюся на его плече. – А потом я встретил тебя. Боевого омегу, вечно прятавшего лицо под капюшоном и на всё имевшего своё бесстрастное мнение, - с отчётливо уловимыми нотками сердечного прямодушия подытожил Тэхён, подаваясь чуть вперед и осторожно дотрагиваясь пальцами до мокрой щеки Чонгука, пристально смотревшего на него нечитаемым взглядом. – Я просто не смог в тебя не влюбиться. Да и вряд ли бы когда-нибудь этого не захотел.             Всхлип. Рваный и какой-то уж слишком выжатый.             Лишь через пару мгновений до Чона неожиданно дошло, что он САМ является источником этого сверх меры скорбного звука.             Как и то, что слёзы уже не градом, а буквально ручьем несутся вниз по щекам, старательно окрашивая белоснежно-синюю футболку в стремительно растекающиеся по ткани пятна более тёмного цвета.             Цвета оголтелой с головой накрывающей паники и страха.             Того самого, что омега, казалось бы, уже давно перерос.             На деле же ни на шаг в этом незатейливом занятии не продвинувшись.             - Эй, малыш, ты чего, я…- взволнованно начал было сероволосый, рефлекторно подаваясь вперед, чтобы заключить его в успокаивающие объятия, однако брюнет такого счастья ему не позволил, рывком сорвавшись с кровати в сторону двери, сконфуженно замявшись на самом пороге.             - Прости, я…Мне нужно на воздух, - бесцветно выдохнул Чонгук, пулей бросаясь вон из номера под донельзя опечаленным безнадежно сокрушённым взглядом шоколадных глаз Ви, даже и не предполагавшего, насколько глубокие струны хрупкой омежьей души он затронул своей незапланированной крайне ошеломляющей исповедью.             И какие душевные, заживо похороненные под цементными завалами из упорным трудом выработанной в себе храбрости и стойкого целенаправленного преодоления пережитых кошмаров, раны он разбередил.             Непроизвольным толчков возвратив сознание брюнета в жестокие события двухлетней давности, что безобразными шрамами отпечатались где-то на подкорках его и без того «потрёпанного» жизнью мозга.             Хотя нет, теперь эти шрамы не просто там БЫЛИ.             Они молниеносно начали гнить.             А после и хуже – медленно, но верно разлагаться.             Два года назад             Кое-как открыв, казалось бы, обильно залитые клеем ПВА веки, Чонгук где-то с пару минут не мог сообразить, где находится, пока наконец не наткнулся взглядом на заплаканное и очень уж перепуганное лицо Лиена, тщетно старавшегося натянуть на лицо хоть какое-то, пусть и совсем жалкое, подобие улыбки.             А ещё не заплакать. Оглушающе-громко так и навзрыв.             Чтобы сама вселенная наверняка бы услышала, понимающе зарыдав с ним в унисон.             Участливо притянув за собой парочку «сочувствующих» галактик.             - Пап, ты чего плачешь? – хотел было подняться с больничной койки Чон (омега пришёл к выводу, что именно на ней он и лежит, так как всё вокруг было неестественно белым, а в спёртом воздухе отчётливо витал замысловатый запах смеси многочисленных медикаментов), однако сделать ему это не позволила сильная резь в животе и острые вспышки удушающей боли АБСОЛЮТНО по всему телу, от которых вмиг захотелось на стенку залезть и там же самозабвенно на чём-нибудь и повеситься. – Что за…чёрт, - хрипло выплюнул сквозь плотно стиснутые зубы брюнет, невольно опустив взгляд на загипсованные пальцы своей левой руки, разящей вспышкой молнии вспомнив ЧТО с ним произошло и почему он вообще (где-то) здесь оказался.             – Боже… мой… пап, - судорожно начал задыхаться Чонгук, чувствуя, как слезы сплошной пеленой стремительно застилают глаза, а родительские руки заключают в такие крепкие объятия, словно долгие годы не ощущали тепла любимого чада и теперь навёрстывают упущенное время по полной программе. Хотя нет, они, скорее, в утроенном виде эту самую «потерю» возвращают. – Боже…мой….за… что…он…так…со…мной. Чем…я всё…это…заслужил, - воюще задыхался в рыданиях омега, уткнувшись носом в родное плечо Лиена, которого не то что просто била - крупно трясла нечеловеческая дрожь, сопровождавшаяся его тихими, но любому очевидными всхлипами, примерно (ради сына) сдерживать которые уже просто не представлялось возможным, ведь он и так уже шестнадцать лет пытался быть для него сильным.             Пытался? Да. Преуспел в этом заведомо проигрышном начинании? Да ни в жизнь.             - Прости меня…малыш. Пожалуйста…прости, - сбивчиво выдохнул мужчина, нежно целуя ребенка в висок и только сейчас осознавая, что если бы он хотя бы на минуту промедлил и вовремя не нашёл пребывавшего на тонкой грани жизни и смерти брюнета в том злосчастном переулке – вот так обнять своего единственного сына у него уже больше не получилось бы.             Как и жить дальше, ведь все причины «бороться» исчезли бы разом.             Прямо как семнадцать лет назад, когда Лиен уже было хотел наложить на себя руки, наглотавшись каких-то сильнодействующих таблеток, покорно отдав себя на волю случая, почти сразу же устроившего ему внезапный рвотный позыв, после которого его живот так сильно крутило, что хочешь не хочешь, а к врачу обратиться пришлось.             Как и узнать о собственной беременности, с ног на голову перевернувшей все его недалекие представления о жизни, невольно став её главным и единственным смыслом.             Смыслом, который у него каких-то пару дней назад чуть безмерно грубо не отняли.             Те же самые руки, что когда-то давно и подарили.             - Прости меня, родной. Прости, что увёз тебя из этого ада слишком поздно, - сокрушённо всхлипнул взрослый омега, ласково поглаживая уже менее сильно, но всё ещё заметно дрожавшую спину своего чада ладонью, вынуждая его чуть отстраниться, недоумённо заглядывая в самую глубь неимоверно изнурённых случившимся горем родительских светло-карих глаз.             - Ты сказал "увёз"? – неверяще переспросил Чонгук, всеми фибрами души свято надеясь на то, что он не ослышался и они с папой сейчас далеко.             Далеко от этого проклятого дома и свирепого монстра, добровольно заключенного в его жутких стенах.             - Да, малыш. Мы в Сеуле. Я привёз тебя два дня назад, - мягко улыбнулся ему мужчина, получив в ответ шумный вздох непередаваемого облегчения и безотчётную улыбку.             Вымученную, но в то же время искренне радостную.             - Папа, ты…             Договорить ему не дал резко ворвавшийся в палату Сокджин, оторопело застывший на пороге, во все глаза уставившись на двух обнимающихся и плачущих омег, разом сконцентрировавших всё своё внимание на столь нагло потревожившем их долгожданный покой госте.             - Господин Чон, простите, я не знал, что вы в палате, - пристыженно склонил голову блондин, уважительно поклонившись. – Медсестра только сейчас проинформировала меня о вашем сыне и я…             - Почему он назвал тебя Чоном? – озадаченно перебил поток слов Кима брюнет, вопросительно посмотрев на снисходительно улыбнувшегося ему в ответ родителя.             - Это наша новая фамилия, родной, - словно это было вполне себе обыденной практикой заметил Лиен, взмахом руки подзывая нерешительно замявшегося на месте Сокджина подойти.– Это доктор Ким, Чонгук. Он замечательный классовый специалист, который эти два дня, что ты здесь провёл, делал всё необходимое, чтобы ты пошёл на поправку, - благодарно улыбнулся ему мужчина, заставив и без того необычно зажатого блондина как-то уж больно мучительно поморщиться.             А потом и вовсе видимо огорчиться.             - Господин Чон…Чонгук…Я должен вам обоим кое-что сказать; и я бы честное слово охотно предпочёл бы ничего из этого сейчас не говорить или сказать обо всём этом чуть позже, но я и так решил подождать до момента пробуждения вашего сына, так что..             - Что не так, доктор Ким?! – с нотками предательски подкатившего к горлу первобытного страха перебил его Лиен, инстинктивно прижав ничего не понимающего брюнета ближе к себе и оробело затаив дыхание в преддверии ни секунды не заставившего себя ждать ответа (приговора) Сокджина, разношерстных эмоций на красивом лице которого было столько, что на пальцах десяти рук было не пересчитать.             - Чонгук, ты…ты ждешь ребёнка…и мне очень нужно, чтобы ты прямо сейчас лёг на сохранение, так как существует риск…             Нервный смешок, звонко сорвавшийся с почти полностью покрытых толстой багряно-красной корочкой губ брюнета, вынудил Кима машинально остановиться на полуфразе, а его последующий смех – совершенно дикий тесно граничивший со стремительно нарастающей истошной истерикой, растерянно отступить на два шага назад, невообразимо сожалеющим взглядом наблюдая за тем, как этот милый ни в чём не повинный подросток душевно ломается.             Да так, что «хруст» его души БУКВАЛЬНО слышно.             И этот звук намного острее любого, даже самого умело наточенного, лезвия.             - Чонгукки, родной…- утешающе начал было не на шутку обеспокоенный Лиен (который принял эту информацию гораздо «лучше» своего сына, умудрившись остаться в «здравом» уме и полностью «ясном» сознании), но Чонгук его тут же бесцеремонно перебил, бойко выпутываясь из бережливых родительских объятий.             - Это что…чья-то тупая несмешная первоапрельская шутка?! - заливаясь воистину сумасшедшим смехом произнёс брюнет, болевые рецепторы которого, будто по чьей-то незримой знАчимой команде, дружненько так отключились, разово перестав посылать доселе безостановочные вибрационные волны адовой боли по всему телу. – Сейчас откуда-нибудь выпрыгнет лыбящийся во все тридцать два зуба человек с камерой и скажет, что я попал в какое-то идиотское ток-шоу или…или нет? – к самому концу предложения потерянно стушевался Чонгук (словно он был плюшевой музыкальной игрушкой, внутри которой резко села батарейка), бегло окинув искажённое гримасой «понимающей» боли лицо Лиена и не менее сопереживающего ему Сокджина чрезвычайно напуганным напрочь «отвергающим» суровую реальность взглядом.             - Нет, нет, нет. Мне же…Мне же всего шестнадцать…Я не…я не могу…я…Только не так, - не в силах (да и без какого-либо желания) сдержать оробелую дрожь в голосе судорожно выдохнул брюнет, по щекам которого уже вовсю бежали горькие слёзы отчаяния, а сердце было на столь весомом пределе, что одно неумелое, пусть и аккуратное, прикосновение к его и без того кровоточившим изувеченным стенкам могло мгновенно и безвозвратно всё разрушить.             Безжалостно уничтожить. Выкорчевать с корнем. Морально убить.             - Вытащите ЭТО из меня! – предательски надломившимся от зверски нахлынувшего отвращения к сАмой своей природе голосом требовательно выплюнул Чонгук, взглядом, полным удушающей мольбы и ярко искрившей в глубине антрацита слепой надежды на «спасение» посмотрев в не на шутку встревоженные глаза Кима, нерешительно приблизившегося к нему на шаг и как можно мягче произнёсшему:             - Чонгук, послушай…сейчас тебе крайне противопоказано нервничать. Если ты потеряешь этого ребенка, то возможно уже не сможешь больше родить. Ты потеряешь запах и…             - Доктор Ким, я принесла успокоительное, о котором вы просили, - неожиданно вошедшая в палату медсестра, пребывавшая в самом что ни на есть прекрасном расположении духа, послужила для внутренне (да и внешне тоже) разбитого Чонгука неким спусковым крючком, а слово «успокоительное», без задней мысли беззаботно прозвучавшее из её уст – ничем иным, как красной тряпкой для разъярённого быка.             В прочном (не очень) теле которого и так уже торчало с парочку толстых гиперболезненно разящих острых копий.             Пулей бросившись в сторону открытой двери, Чонгук грубо оттолкнул возмущённо ойкнувшую медсестру, с громким хлопком закрыв прямо перед её носом дверь в палату, быстро заперев её на ключ, неосмотрительно оставленный в замочной скважине и, не взирая на громкий стук трёх пар кулаков по дереву и исступленные крики Лиена и Сокджина в спину, уверенным шагом направился в сторону ресепшена (по крайней мере, он свято надеялся, что он именно там и находится), чтобы взять уже эту грёбанную ситуацию в свои руки, избавив своё сверх меры настрадавшееся тело от мерзкой червоточины, наплевательски оставленной в нём одним из изнасиловавших его альф.             Пусть это и будет стоить ему слишком дорого.             Если он вообще сможет за это когда-нибудь расплатиться.             Приблизившись к ресепшену (благо предчувствие не подвело) и невольно подметив про себя абсолютно пустой холл (скорее всего клиника была уже закрыта, что было очень даже ему на руку), Чонгук уже было хотел просто пройти мимо разговаривавшей с кем-то по телефону медсестры, сидевшей за стойкой, как вдруг она подняла на него боязливо-настороженный взгляд, по которому и без сверхспособностей можно было понять, что позвонил ей никто иной, как сам Ким Сокджин.             А это ничего хорошего для Чона не предвещало.             Стоило изящной руке девушки инстинктивно потянуться к кнопке вызова санитаров, брюнет, недолго думая (на автомате подпитываемый дико раздиравшими его изнутри пагубными эмоциями), схватил пустую вешалку для верхней одежды, стоявшую рядом со стойкой, и со всей силы швырнул её в визгливо вскрикнувшую девушку, чудом успевшую отскочить в сторону, благосклонно отделавшись лишь лёгким испугом.             Хотя лёгким ли? Тот ещё вопрос.             - Даже не смей, - безапелляционно заметил Чонгук, когда она было снова дёрнулась в сторону «спасительной» кнопки. – Где хранятся медикаменты?             - Санитары уже должны вернуться с пересменки. Вы не сможете…             - ГДЕ ХРАНЯТСЯ МЕДИКАМЕНТЫ?! – грозно прикрикнул на неё брюнет, вынудив нервозно вздрогнуть и ошпарено дёрнуться назад, обречённо упёршись спиной в нежно-голубую стену.             - Налево по коридору, вторая дверь справа, - дрожавшим от неподдельного испуга голосом ответила черноволосая омега, по щеке которой непроизвольно побежала одинокая слеза.             Мигом отрикошетившая очередным рваным шрамом на зверски исполосованном в мясо сердце Чонгука, крохотные осколки здравого смысла которого уже было набрались достаточного количества сил, чтобы о себе хоть как-то напомнить, однако брюнет тут же пресёк эту ничтожную попытку на самом корню, мысленно полив их бензином и подпалив.             Ни единой капли о столь «холодном» безрассудстве не сожалея.             Спешно направившись в заветный кабинет и почти уже до него дойдя, Чон оторопело застыл у самой двери, широко распахнутыми от предательски сковавшего всё тело страха глазами уставившись на двух рослых широкоплечих санитаров, вышедших из двери в конце коридора, так же недоумённо застывших на месте при виде подростка в больничном халате, которого, по сути, не должно было здесь быть.             Да и мастерски приглушённый толстыми стенами чей-то глухой вскрик, который, как до этого момента казалось, наверняка им лишь послышался, теперь почему-то казался на удивление «живым».             А это очень так конкретно напрягало.             Из последних частиц каким-то волшебным образом, но всё же оставшихся в измученном организме сил брюнет, после пятнадцатисекундной «трусливой» задержки, наконец отмер, стремглав бросившись внутрь «сокровищницы» медицинских припасов, крупно трясущимися руками заперев дверь на внутренний замок, усердно стараясь не обращать внимания на (уже через несколько мгновений) заходившее ходуном деревянное покрытие (крепкой) двери, по которому санитары начали с силой стучать своими мощными увесистыми кулаками, категорично призывая его выйти и не совершать необдуманных глупостей.             Как их вообще можно не совершать, когда вся твоя жизнь плавно и очень целеустремленно катится под откос, а?             Досадно чертыхнувшись от вида множества запертых на ключ металлических шкафов, Чонгук твёрдо решил действовать по наитию, а если быть точнее, то напропалую, самозабвенно вцепившись в сплошную дверцу одного из них и потянув её на себя изо всех своих (оставшихся ли?) сил.             А, может, и потратив их при этом совсем на чуточку больше.             - Да чтоб тебя! – разочарованно простонал Чон, бросившись к соседнему шкафу и безотчётно повторив свои нехитрые махинации, опять-таки не увенчавшиеся абсолютно никаким успехом.             Тщетные попытки отпереть хотя бы один шкаф продолжались где-то ещё около пяти минут, пока неистовая злость и вселенская обида на этот ублюдочный ни хрена никого не жалевший мир полностью не поглотила его с головой, стихийно включив в мозгу омеги ослепительно-яркую зелёную лампочку с жирной чёрной надписью по центру «крушить».             И ничего, слышите, НИЧЕГО цельного после себя не оставить.             Опрокинув первый, самый большой по габаритам (и откуда только силы?), шкаф, приземлившийся на пол с оглушительным звоном разбивающихся вдребезги многочисленных ампул и пробирок, брюнет вдруг почувствовал какое-то непонятное облегчение и это относительно «хорошее» ощущение с удвоенным энтузиазмом заставило его продолжить своё, в прямом смысле этого слова, увлекательное занятие, опрокидывая шкаф за шкафом в каком-то диком наслаждающемся упоении, смакующе продолжавшемся до тех самых пор, пока все шкафы не были «сражены», а Чон затравленно не начал задыхаться от физического перенапряжения.             «Кабинет Сокджина. Там же наверняка должны быть какие-то лекарства» - внезапно промелькнула в мозгу до простоты очевидная мысль, всё это время лежавшая где-то на поверхности. Под самым носом.             Ведь ему же вполне хватит даже пачки безобидного антибиотика, выпитой за раз, чтобы хоть что-то произошло с его организмом.             ЧТО УГОДНО, лишь бы с этим, принудительно зачатым в настоящем кошмаре, «отродьем» хоть что-то случилось, а в идеале – сразу бы убило его нахрен, решив «неудобную» проблему Чонгука одним бесхитростным щелчком пальцев.             Больше похожим на громкий хруст двухста переломанных разом костей.             Хотя омегу сейчас даже сам чёрт не испугает и этот маленький «нюанс» для него всего лишь как мизерная соринка в глазу.             Огромным бревном же она станет чуть погодя. И своих масштабных габаритов уже больше не изменит.             Воодушевлённо сорвавшись в сторону выхода, брюнет уже было решительно настроился калечить всех, кто встанет на его пути к «освобождению» от навязанного ему беспощадными жизненными обстоятельствами «приговора», как вдруг деревянная дверь наконец поддалась упорному давлению со стороны, с протяжным скрипом сорвавшись с петель и приземлившись на чёрно-белый кафельный пол с гулким стуком.             Незамедлительно влетевшие следом санитары, на которых Чонгук чуть ли не с боевым племенным кличем отчаянно набросился, уже через мгновение скрутили ему руки за спиной, вколов что-то острое и болезненное в шею.             Что-то, после чего он сразу же начал медленно, но верно проваливаться в глубокий сон, перед полным погружением в блаженное и такое необходимое ему сейчас царство Морфея успев заметить только одно - лужу багряно-красной крови, стремительно растекавшуюся прямо под ногами.             Наше время             - Да, я слушаю, Сокджин, - стараясь звучать как можно непринуждённее выдохнул в трубку Чонгук, тыльной стороной ладони вытирая со щёк уже успевшие высохнуть дорожки серебристых слез, участливо сопровождавших его всю продолжительную «прогулку» по немноголюдным (был уже поздний вечер) и таким ненавистным ему улочкам Пусана, которые он, к слову, прежде даже ни разу и не видел, не говоря уже о том, чтобы по ним ногами ходить.             Хотя да, просто «в придачу» ненавидеть эти вполне себе красивые (к слову) места ему ведь эти факты и не мешали.             - Я ведь так и не рассказал тебе, ЧТО дядя Рин нарыл на твоего отца, - виновато произнёс на том конце трубки блондин, выждав некоторую паузу, прежде чем сказать то, о чём Чон никогда в жизни даже и не предположил бы подумать: - Его финансовое положение хуже некуда. Он в одном шаге от банкротства, Чонгук.             Вкопано остановившись на месте и вперив ошалелый взгляд в грязно-серую стену одного из многочисленных магазинчиков (почти пустынного из-за времени суток) торгового квартала, куда он пришёл по совершенно случайному наитию, омега не в силах был и одного слова произнести, не говоря уже о том, чтобы пошевелить хотя бы тем же мизинцем, потрясённо переваривая в голове только что услышанные от блондина слова, тягучим мёдом заботливо прошедшиеся по его сердечным шрамам и душевным рубцам.             Всего на одно мимолетное незначительное мгновение милостливо исцелив их.             Так, что стало можно даже ДЫШАТЬ.             Судорожно не задыхаясь от ядовито-разъедающего действия кучи побочных эффектов, что обычно приходили сразу же за абсолютно каждым, даже крохотным, облегчением следом.             - Алло, Чонгук?! Ты меня слышишь?! – обеспокоенно поинтересовался Ким, заставляя брюнета наконец выйти из своего отнюдь незапланированного транса и, растерянно хлопая глазами, ответить:             - Да, простите, Сокджин, просто в голове не укладывается, что…             Звуковое оповещение о параллельном входящем звонке с неизвестного номера, нагло прервавшего непомерное удивление новой (ценнейшей) информацией Чонгука, почему-то резко привнесло куда-то вглубь его и без того напряжённого естества весьма нехорошее предчувствие, буквально вынудившее омегу молниеносно принять этот «нездоровый» входящий звонок, с опаской поднеся трубку к уху и тут же испуганно затаив дыхание от сбитого протяжного плача по ту сторону.             Знакомого до садняще-ноющей боли где-то под рёбрами.             Родного до инстинктивно сжатой в кулак свободной ладони и озабоченно нахмуренных чёрных бровей.             Далекого до плотно сжатых от обидного огорчения губ и бешено заскакавшего по грудной клетке мучительно «переживающего» сердца.             - Чонгук…пожалуйста…помоги мне, - умоляюще выдавил в трубку Чимин, срываясь на такой душераздирающий рёв, что даже бесконечно подвергавшиеся чудовищным пыткам души грешников в аду бы искренне ужаснулись отчётливым ноткам исступлённой боли в его голосе.             А то и хуже – они бы ему с превеликой радостью искренне посочувствовали, мысленно благодаря всех существующих на свете богов, что оказались не на его месте.