Вероятность ничтожна

            Тэхён его любит. Тэхён его любит. Тэхён его любит.             Эта фраза бесконечно назойливо крутилась в неимоверно тяжёлой голове Чонгука, целых три часа тщетно пытавшегося переварить услышанную от Юнги РЕАЛЬНУЮ информацию.             О том, что Ви ПРИШЛОСЬ сотворить с его несчастным сердцем все эти кошмарные ужасы, причём самым безжалостным образом.             И что он ни за что в жизни бы на самом деле не причинил омеге такой чудовищной боли, потому что горячо обожал его каждой, даже самой крохотной, клеточкой своего нещадно бившегося об каждое произнесённое им жестокое слово сердца.             Каждой фиброй своей нечеловечески уставшей безмерно измученной чрезвычайно тягостно сложившимися обстоятельствами души.             Каждой клеточкой своего, казалось бы, в любую секунду охотно готового взорваться от сумасшедшего давления из вне мозга.             ВСЕМ, чем только возможно было представить. ВСЕМ, чем только можно было бескрайне любить.             Поэтому-то и без того дикое желание встретиться с сероволосым альфой и воочию увидеть всё это в его всё ещё любимых (кого Чон вообще обманывал – даже если бы все эти злосчастные слова оказались долбанной суровой правдой, он бы всё равно не смог окончательно и бесповоротно убить в себе все трепетные чувства к Тэхёну) шоколадных глазах с оглушительно-громким треском проломило красную шкалу с жирной курсивной надписью «максимальный показатель», незатейливо превратившись в самое настоящее лихорадочное наваждение.             Которое безумно хотелось воплотить в волшебную явь, вновь очутившись в до болезненного хруста в рёбрах и мучительно сжавшихся от оробелого неверия лёгких родных крепких объятиях Тэхёна.             Не говоря уже о том, чтобы снова попробовать его чумовые невероятно мягкие губы на вкус – это бы было несомненно запредельным блаженством.             Ну а про жаркий секс, по которому брюнет, честно говоря, изрядно изголодался и вовсе говорить не стоит, так как это вообще для него сраная манна небесная в свете всех последних «мрачно-пиздецовых» событий.             Ни в какое сравнение не шедшая с многочисленными позорными дрочками и неустанно следовавшими за ними слёзно-надрывными истериками в подушку, которые Чонгук смиренно позволял себе в воистину дьявольски прошедшие три дня его бурной течки, из раза в раз прокручивая в памяти недавние воспоминания об умелых ласках Ви и его донельзя сексуальном теле, на которое он свято готов был молиться, самозабвенно отдавая этому фанатичному пристрастию всего себя с потрохами.             Так до конца и не в силах поверить, что всё это время им параллельно мог владеть кто-то другой.             Тот, кого сероволосый непоколебимо уверенно назвал своим «женихом».             В действительности давно уже немилосердно вычеркнув его со страниц своей жизни.             По той самой неохотно озвученной им в номере мотеля «Айсберг» в Пусане причине.             Зверски полоснувшей по тогда ещё всецело не сломленному и уж никак не намертво растоптанному сердцу Чонгука, сейчас же медленно, но верно благополучно (чудесно) возвращавшемуся к жизни.             Потому что внутри уже не просто какой-то там слабый зелёный росток прорастал – благодаря правде (до неё омега всё ещё продолжал беспокойно сомневаться в правдоподобности собственных умозаключений на счёт Ви и испытываемых им к нему чувств), подчисто развеявшей все его самые вероломные догадки и вселенские страхи, он в одночасье в цветущее зелёное дерево превратился, могучие корни которого без малейшего остатка впитали в себя весь смертоносный едкий яд из облегчённо вздохнувшей с необычайной признательностью почвы, губительно его нейтрализовав и неприхотливо создав (вернув) все необходимые благоприятные условия для здорового и, что самое главное, мирного созревания семимильными шагами росшего на одной из его толстых веток НОВОГО, пусть пока и толком не функционировавшего, сердца брюнета.             Заставить живо биться (да и в целом дозреть) которое мог один лишь чёртов Ким Тэхён, местонахождение которого до сих пор оставалось полнейшей загадкой.             Сам факт которой Чона несусветно страшил. Потому что он понятия не имел, что сероволосый сейчас делал, о чём думал и насколько плохо себя чувствовал – альфа ведь был не дурак и прекрасно понимал, что сразу же после завтрашней сделки Чжин Хо от него, и мускулом лица не дрогнув, избавится.             И вряд ли он к этому роковому моменту сможет придумать хоть какой-то мало-мальски «выигрышный» сценарий для своего спасительного отступления, потому что у них пятерых, рьяно дискутировавших и мокро плевавшихся друг в друга желчными (в своём репертуаре) аргументами на протяжении двух незаметно пролетевших мимо часов, ничего не получилось.             Ну, если не считать детального и, не побоюсь этого слова, гениально разработанного плана по храброму спасению сероволосого, в котором была всего одна малюсенькая, но весьма значительная загвоздка – Ви был в ней самой что ни на есть ключевой фигурой.             Без его непосредственного участия всё моментально разваливалось словно хрупкий карточный домик.             На который к тому же ещё и свирепый серый волк разъедающе-зловонно дышал, обыденно нажимая большим пальцем кнопку ручного детонатора и торжествующе скалясь из-за заведомо вставшей на его сторону громогласной победы – заложенных им бомб было чересчур много; их НЕВОЗМОЖНО было разом разминировать, даже если невообразимо постараться.             Да и отцовский нотариус (одна из составляющих их наполеоновской операции «Во все тяжкие» - Чимин тот ещё сериальный задрот) был человеком верным и до безобразия принципиальным – если честно, хоть брюнет и клятвенно убедил всех в том, что в его (скудном) арсенале найдётся весомая управа на этого низкорослого черноволосого альфу с безобразной коричневой родинкой под глазом (которой он кичливо гордился будто почётным орденом за доблестные заслуги перед отечеством) и фантастически странным запахом жжёной тыквы – брюнет совершенно не знал, чем его можно было переманить на их сторону, ведь в этом наверняка напрасном деле даже большие деньги и те никак не помогли бы, потому что их у него и так было в достатке.             Так что если говорить начистоту – они все сугубо безвыходно находились в критичной ни капли не обременённой и толикой обнадеживающего оптимизма заднице.             И это пока ещё толком ничего глобального не случилось.             До него у них, кстати, осталось менее суток.             - Чонгук! – чей-то мелодичный голос резко вырвал омегу из глубокомысленных размышлений, заставив его поднять взгляд на своего обладателя, неловко замявшегося на пороге просторной по-домашнему уютной стеклянной веранды, почти полностью заставленной всевозможными кустовыми деревьями и цветами, казалось бы, всех существовавших в мире форм и размеров. – Можно присоединиться? – нерешительно спросил Бэм, легонько кивая на зажатую между его пальцев сигарету, скрытно «одолженную» из пачки, соблазнительно выглядывавшей из кармана висевшей на вешалке в прихожей куртки Югёма.             - Да, конечно, - миролюбиво улыбнулся Чон, участливо протягивая наполовину выкуренную сигарету омеге, уже через пару секунд нерешительно опустившемуся рядом с ним на витиеватую белоснежную скамейку.             - Даже и не думал, что Юнги всерьёз увлекается цветоводством. Мне он почему-то показался немного…резким для подобного нежного рода занятий, - через несколько мгновений гробовой неуютно давившей на плечи тишины, сопровожденной едва слышным звуком глубокой затяжки и сразу же последовавшим за ней удовлетворенно-расслабленным выдохом, как можно непринужденнее заметил красноволосый, отдавая сигарету иронично хмыкнувшему Чонгуку, в который раз изучающе окинувшему шикарную оранжерею гаммы внимательным (восхищённым, только Мину не говорите, а то сверх меры зазнается) взглядом.             - Тебе не спроста так показалось. Лучше беги отсюда, пока он не увидел, как ты тут со мной на его дражайших детишек дым пускаешь – представление будет не из приятных, уж поверь, - безрадостно выдохнул Чон, блаженно затягиваясь редко позволяемым себе последние полтора года «деликатесным» вкусом никотина – того самого мЕньшего знатно успокаивавшего зла, наносившего минимальный, но всё же разрушительный вред организму.             - Да, я…прости, больше не буду тебе мешать, - виновато дрогнувшим голосом произнёс Бэм, быстро вставая со скамейки, но тут же послушно садясь обратно из-за уверенно вскинутой вверх руки брюнета, цепко успевшей схватить омегу за запястье и призывно потянуть его вниз.             - Я же не в этом смысле. Просто Юнги из половины этих самых детишек свои дурацкие вонючие сигареты скручивает, вот и чахнет над ними, как над персидскими сокровищами. Ты же сам видел, как заносчиво он расхваливал нам свой небольшой «подпольный» бизнес (на котором гамма, как оказалось, неплохо зарабатывает) – не удивлюсь, если остальные деревья и цветы здесь только в качестве завуалированно скрывающих его «дьявольское мастерство» декораций, - укоряюще объяснил Чонгук, смотря на пристыженно и уж как-то совсем кисло улыбнувшегося ему красноволосого (неестественно зажато и нарочито нелюдимо вёдшего себя с самой их встречи в больнице) своим самым снисходительно-располагающим взглядом. – Здесь все свои, Бэм. Перестань уже чувствовать себя не в своей тарелке и…             - Но я ведь действительно здесь никого толком не знаю, а с тем единственным, кого знаю хорошо, даже разговаривать и то не хочу, - надломившимся от всепоглощающей обиды голосом перебил его омега, смотря на Чона глазами, полными отчётливо сквозившей в них щемящей боли и неприкрытого досадного огорчения.             - Видимо, теперь моя очередь извиняться за то, что втянул вас двоих в свои непутёвые проблемы, - неприятно поморщил нос заметно поникший в плечах брюнет, спешно затушив так до конца и недокуренную сигарету о металлическую пепельницу (честно спизженную им из гостиной), вытягивая лицо Бэма в растерянно-взволнованную струнку.             - Нет, Чонгук, ты здесь совсем ни при чём! – сконфуженно выдохнул красноволосый, непроизвольно хватаясь за его коленку и подбадривающе её сжимая. – Просто…я много раз какими только способами не пытался отвлечь Югёма от плачевного состояния Юонга, но всё было бестолку, а потом внезапно появился запыхавшийся Юнги, и он охотно согласился помочь тому, кому даже не нужна была эта пресловутая помощь. А когда я настойчиво начал отговаривать его от этого бесшабашного и явно уж несвоевременного (жизнь его младшего брата буквально висит на волоске, и каждая секунда его жизни может в один миг стать последней) рыцарства, он всё равно упёрто стоял на своём и даже голос на меня раз двести повысил, - удручённо вздохнул омега, сокрушённо покачав головой и понуро опустив взгляд на свою руку, тут же ошпарено оторванную от коленки Чона и стыдливо спрятанную под собственную ляшку.             - Югём тот ещё тугодум и ты, как никто другой, об этом знаешь, - без тени сарказма заметил брюнет, умильно усмехнувшись боязливой стеснительности красноволосого, судя по потерянно-грустному виду чувствовавшего себя случайно забрёдшим на чей-то дружный праздник ЛИШНИМ ребёнком, который к тому же ещё и обоих родителей из поля зрения потерял – а это не что иное, как целый колоссальный стрессовый фактор, бесхитростно провоцирующий на стремительно накрывающую с головой оголтелую панику.             Которую омега, к слову, усердно пытался от всех скрыть. Вот только получалось это у него довольно хреново.             - Этот факт не оправдывает того, что меня одного ему недостаточно…мало. А может, я просто не так важен для него, как… - с заунывной печалью в голосе начал было Бэм, однако Чонгук его категорично перебил.             Потому что даже незначительные сомнения со временем глубоко въедливой червоточиной перерастают в масштабную катастрофу, разгрести которую становится невыносимо проблемно – их жизненно необходимо беспощадно рвать прямиком с корнем на первоначальной только-только «созревающей» стадии.             Ведь не зря учёные врачи по всему миру со слюной у рта доказывали, что нельзя держать в себе то, что сильно гложет тебя изнутри – это влечёт за собой уйму негативных физических и эмоциональных последствий.             Не говоря уже о том, что разительно портит всю психику. А как раз от этого люди частенько перестают улыбаться.             - А может, ему жутко нравятся вспотевшие бесцеремонно вклинивающиеся в его жизнь мятноволосые бестолочи, - скептично выгнул бровь Чон, накрывая ладонью плечо парня и пристально заглядывая в его испуганно сверкнувшие тёмно-зеленые (линзы) глаза. – Так и будешь безрезультатно гадать, пока в лицо обо всём не спросишь и всеми своими переживаниями на этот счёт не поделишься. Каким бы дурнем твой альфа не был – он всё поймёт, вот увидишь. Но лучше будет начать разговор по душам во время секса – что-то мне подсказывает, что именно в этот момент он наиболее всего умственно сконцентрирован, - не преминул поглумиться над другом брюнет, вырвав из груди красноволосого нервозный смешок, на щеках же вызвав красноречивый смущённый румянец.             - У нас вообще-то ещё не было секса, - робко сглотнул Бэм (тема-то всё-таки щепетильная, а он на такие даже с отцом ультимативно не разговаривал), широко округляя антрацитовые глаза Чонгука от неподдельного потрясения, а его самого заставляя одобряюще присвистнуть, внегласно отдавая дань уважения поистине железной (из ряда вон выходящей) стойкости Югёма, казалось бы, и вечера не представлявшего без этого немудрёного чертовски приятного занятия.             Хотя, может, альфа просто слишком хорошо и долго играл скрупулёзно продуманную им до мелочей роль блядского Казановы, что уже, можно сказать, вросся в неё вплоть до самых капилляров.             Вот никто другим его себе и не представлял, даже и не задумываясь о том, КАКОЙ альфа на самом деле человек и КАКИЕ романтичные качества (наверняка хочет, чтобы всё было не так сухо и корыстно, как со всеми остальными) может скрывать под густым слоем театральной штукатурки.             - Я, конечно, в любви не сказать чтоб эксперт, но в том, что Югём тебя ОЧЕНЬ сильно любит только конченый кретин усомниться, - так, словно это было непреложным заветом произнёс Чон, изгибая губы красноволосого в признательно-светлой улыбке и легонько сжимая его плечо не пойми от чего мелко задрожавшими пальцами, тут же наскоро убранными в карман синего (а самое главное, свежего) худи, не иначе как божественным благословением удачливо отыскавшейся в одном из сливовых деревянных ящиков высокого платяного шкафа Мина. – И как ты умудрился в него втюриться? – как можно беспечнее выдохнул брюнет, опасливо сглатывая из-за ощутимо нараставшей дрожи в левой руке (та, что в кармане), незаметно сжимая её в кулак, с силой впиваясь в мягкую ткань ладоней ногтями.             Вот, для полного счастья, только успешного продолжения его адской течки не хватало и это при том, что Сокджин строго-настрого запретил (только в самом крайнем случае) Чонгуку использовать слёзно выпрошенный у него подавитель, так как он, видите ли, запросто может нарушить ход естественного восстановления его и без того чудовищно травмированного организма, а это автоматом повлечёт за собой непредсказуемые плачевные последствия.             О которых Чон и секунды раздумывать сейчас не хотел – потому что салатово-неоновым ярко светившееся на повестке дня спасение Тэхёна было в сто крат приоритетней и в миллион раз тупиковей. А его предательский организм, капризно решивший съехать с катушек в самое неподходящее для сумасбродства время, вполне себе мог немного и подождать, так что брюнет, не колеблясь, готов был вколоть себе в живот безбожно обхаянный Кимом подавитель, если бы это только понадобилось, чтобы не потерять здравость мысли и сосредоточенную связность суждений.             Потому что НИЧЕГО не должно было отвлекать его от безотлагательной помощи сероволосому альфе.             В том числе и собственное шаткое здоровье, которым он самоотверженно рисковал, всеми правдами и неправдами упрашивая свой (пока ещё незначительно и слава богу) бунтующий организм подождать хотя бы до завтрашнего обеда, к которому наверняка вся эта хаотичная катавасия и решится.             Вот только в чью пользу – это уже совсем другой вопрос.             Ответ на который пока что очевидно перевешивал в сторону отнюдь не безобидного Диснеевского злодея, а самого настоящего феноменально ЗЛОГО убийцы.             - Думаешь, я знаю? – прискорбно скривился Бэм, пожимая плечами и задумчиво смотря на цветущее апельсиновое дерево, стоявшее поодаль в нескольких метрах от них – невероятно красиво обрамлённое мягко падавшими на крупные оранжевые плоды полуденными солнечными лучами. – Я просто увидел его и сразу же понял, что это МОЙ альфа. Что только его я хочу видеть рядом с собой. Ну знаешь, о таком обычно пишут в фанфиках, хотя я и не очень-то верю в само понятие истинности. Но это действительно патологическая мания какая-то. Я ведь даже номер его телефона из анкеты в столе отца тайком стащил, а первое смс решился написать лишь через месяц (на которое, кстати, вечно холодный, а местами и беспочвенно агрессивный, альфа так и не ответил), когда он уже вовсю раздражал меня своими бесконечными придирками – будто специально искал до чего можно докопаться и издевательски ткнуть меня в это носом, - уязвлённо пробубнил красноволосый, обречённо вздохнув и очень мило надув полные губы.             - Да уж, вы прямо «Красавица и Чудовище» на новый лад, только без замка и поющей посуды, но зато в стильных фартуках и с телефо… - сочувствующе начал было Чонгук, по голове которого словно пудовая наковальня ударила - так внезапно и оторопело он осёкся, поражённо посмотрев на недоумённо нахмурившего брови Бэма, в глазах которого видимо промелькнули пугливо насторожившиеся искорки.             - Боже мой, и как я раньше до этого не додумался! – радостно воскликнул Чон, резко дёрнувшись к инстинктивно попятившемуся назад красноволосому и бесцеремонно заключив его в крепкие порывистые объятия. – Большое спасибо тебе, Бэм! – с искренней благодарностью выдохнул ему на ухо Чон, уже через мгновенье стремглав бросившись в сторону выхода с веранды, на самом её пороге (противно скрипя резиновыми подошвами домашних тёмно-зелёных тканевых тапочек) затормозив, несогласно чертыхнувшись себе под нос и развернувшись лицом к ничего непонимающему часто хлопавшему ресницами омеге.             - Больше никогда не смей думать, что ты здесь никому не нужен или что тебе совсем здесь не рады. И поговори уже с этим беспросветным олухом о своих чувствах, а то до него и вправду намёками долго доходит, - наставнически заметил брюнет, уже с концами скрываясь за белой деревянной дверью, профессионально расписанной акриловыми разноцветными тюльпанами, оставляя обескураженно усмехнувшегося Бэма одного.             В тягуче пропитанной никотином, но теперь уже умиротворенной тишине оранжереи.             Десятью минутами ранее             - У тебя очень… милая комната, - как бы невзначай заметил Чимин, любопытно рассматривая с десяток фотографий широко улыбавшегося Юнги и маленькой симпатичной черноволосой девочки-подростка, любовно расставленных в замысловатом порядке на широком дубовом комоде. – И сестрёнка очень хорошенькая, - умильно улыбнулся фотографии, на которой они оба забавно гримасничали Пак, судорожно вздрагивая из-за холодных ладоней гаммы, бережно заскользивших по его талии, цепко сомкнувшись на животе в произвольный замок.             Да так, что волнующие мурашки тотчас побежали вниз по спине омеги, великолепно прочувствовавшего свербяще зачесавшейся в ответ задницей почти уже готовно вставший член Мина, которым тот ненавязчиво упёрся в одну из его упругих половинок.             - Она сейчас в том же театральном лагере, куда нас с Ви возили всё детство. Меня принудительно, а этот мелкий самоуверенный засранец ездил со мной за компанию, умудрившись выклянчить своими невинными глазками-бусинками (не зря же он был первым по успеваемости на актёрских курсах, которые там преподавали) у родителей деньги ещё и на Хосока. Вот только его родители те ещё конченые твари, которые так ни разу и не позволили ему с нами поехать, - с отчётливыми нотками злостного негодования выдохнул мятноволосый, плотно стиснув зубы и чуть ли не зарычав, но тут же обуздано оставив свою закоренелую неприязнь к этим ублюдочным подонкам, из раза в раз только и делавшим, что доводившим своего ни в чём не повинного неустанно продолжавшего слепо верить в их родительскую «любовь» ребёнка до слёз, в далёких (слава богу, Джей-Хоуп сразу же после наступления девятнадцати (совершеннолетие в Корее) свалил от них как можно дальше (не без помощи лучших друзей, щедро оплативших его съёмную квартиру на год вперед) и больше с этими мерзкими скотами не общается) воспоминаниях, шумно вздохнул, приблизившись губами к пунцовому уху Чимина и заговорчески в него прошептав:             - Я обязательно познакомлю тебя с ней, но только в качестве своего парня. Ты же мне в этом не откажешь? - как можно невиннее спросил Юнги, намеренно задевая губами мочку и едва весомо прикасаясь к ней языком, пуская по телу скованно напрягшегося омеги тысячевольтный разряд, пронзающей молнией прошивший всё его мелко задрожавшее от нестерпимого желания нутро, сосредоточив всю свою остаточную энергию внизу живота и стремительно налив заинтригованно дёрнувшийся в тесноте узких синих джинсов и кремовых боксеров член Пака, казалось бы, всей имевшейся в его организме алой кровью.             - Ты действительно думаешь, что для этого сейчас самое подходящее время? – предательски дрогнувшим от накатившего возбуждения голосом спросил розоволосый, с грехом пополам освобождаясь из крепкого захвата рук Мина, быстро отходя в противоположный конец комнаты, как можно ближе к сливовой деревянной двери в бежево-чёрную полоску. – Хосок в больнице, Тэхён чёрт знает где, все остальные мои друзья за стенкой, а ты хочешь меня трахнуть – просто блестяще! Лучше прямо ну вот никак не придумаешь! – в сердцах прыснул от скептичного возмущения Чимин, обречённо присев на большую двуспальную кровать с чёрным шёлковым балдахином и таким же, но уже из велюра, покрывалом в тон, устало потерев ладонями лицо, полностью покрытое ярко-красным румянцем.             - Я не хочу тебя ТРАХНУТЬ, Чимин, - с неприкрытыми нотками осуждения заметил гамма, подходя к Паку и участливо опускаясь напротив него на колени. – Я хочу заняться с тобой ЛЮБОВЬЮ, - так, будто он пятикласснику объяснял, что тройка это тоже вполне себе неплохая оценка и вовсе не нужно из-за неё настолько отчаянно убиваться добавил мятноволосый, смотря на недовольно нахмурившего брови омегу снисходительно-насмешливым взглядом.             - Каким таким хером эти два абсолютно одинаковых по итоговому смыслу понятия друг от друга отличаются?! – раздражённо процедил сквозь зубы розоволосый, стойко пытаясь не дать невообразимо сильному желанию смачно врезать по этой наглой чертовски смущающей своим наверняка из самого космоса видимым в обсидиановых глазах обожанием физиономии обрести весомую форму и твёрдую плоть, ну а если проще – вылиться в реальные совершенно излишние для данной ситуации (гамма ведь не виноват в том, что для Чимина подобные «встречные» эмоции в не иначе как диковинную новинку) действия.             - Хммм...Послушай, Чимин, - кротко вздохнул Мин, доселе беспечный взгляд которого всего за мгновение стал непоколебимо серьёзным – саму душу метко пронзающим, да так ощутимо, что Пак машинально напряг плечи и взволнованно сглотнул, понятия не имея чего ожидать от этого неординарного уникума в следующую секунду. – Хосок не для того всю свою жизнь терпел бесчувственную холодность ни капли не любивших его утырков-родителей, чтобы глупо помереть от одной несчастной пули в живот от какого-то там сраного гавнюка, а если это всё же произойдёт, и его бесспорно сильный организм (ей богу, всё как на собаке заживает) решит сдаться, а жалкая душонка феерично укатит в багряный закат на упокой – я самолично воскрешу этого несносного олуха и снова прибью, за сам факт того, что он слабовольно позволил этой убогой херне с ним случится. А Ви у нас взрослый и самостоятельный альфа – зуб даю, глупостей не наделает. По крайней мере, до завтра. А к этому моменту мы обязательно что-нибудь придумаем и поможем ему, потому что одного друга я уже и так не защитил – никогда больше не наступлю на эти дурацкие грабли, - с отчётливо сквозившими в голосе нотками непомерного сожаления, выдохнул мятноволосый, улавливая в тёмно-карих глазах напротив яркие блики сочувствующего понимания, облегчённо расслабляя плечи и кладя ладони на колени ласково улыбнувшегося ему одними уголками губ омеги.             – Ну а про всех остальных ТВОИХ друзей – стены этой комнаты звуконеприницаемы (так как я люблю очень громко слушать музыку, а это сильно мешает Сонми заниматься), так что они ничего не услышат, даже если ты сорвёшь себе голос, - как ни в чём не бывало простодушно пожал плечами Юнги, заигрывающе ему подмигнув, тем самым нещадно выбив из груди потрясённо офигевшего от столь самоуверенной дерзости розоволосого гортанный стон, больше похожий на механическую запись варварских мук умирающего под стальным прессом дельфина.             - Как же ты меня временами бесишь, дебилоид! – жалобно завыл в голос Чимин, плашмя падая на кровать и закрывая лицо маленькой чёрной кружевной подушкой, задушевно крича в неё все известные ему матерные ругательства.             - Могу я расценивать эту прелестную реакцию как согласие на отношения со мной? – без крохи иронии спросил Мин, поднимаясь на ноги и аккуратно забираясь на кровать, всем телом нависая над омегой и, несмотря на рьяное сопротивление, убирая с его лица неудачно попавшую под «оскорбительную» раздачу подушку.             - А ты как думаешь, умник хренов?! – с откровенным вызовом в голосе ответил вопросом на вопрос Пак, в глазах которого было столько лютого протеста, что любой другой бы сражённо передёрнулся, покорно оставив все попытки по заведомо тщетному завоёвыванию этого не на шутку выбешенного и явно уж не настроенного на какие-либо «светлые» чувства омеги.             Вот только гамма был из совсем иной категории храбрецов-камикадзе. Тех, что не отступали даже перед самыми сложными категорично упёртыми сказочно красивыми препятствиями.             - Думаю, ответ очевиден, - горделиво улыбнулся его очаровательнейшему «кипению» мятноволосый, уверенно накрыв поцелуем пухлые губы Чимина, в одночасье проникнув между ними своим проворным языком, трепетно защекотавшим нёбо протестующе застонавшего на этот нехитрый маневр омеги, бойко попытавшегося оттолкнуть от себя этого самолюбивого обалдуя, что одновременно зверски вымораживал его своей вечно надменно ухмылявшейся рожей и безбожно нравился до суетливо дрожавших коленок и лихорадочно бившего под рёбрами «окрылённого» сердца.             Которое, сейчас, кстати, с ума сходило – потому что ему, как никогда, было тепло и комфортно, а ещё непередаваемо жарко, потому что ловкие руки Юнги успели пробраться под белый свитер Пака, капитулирующе (да пошло оно всё нахер, у него четыре года, кроме банальной дрочки, ничего не было – после истории с Хонгом и Ваном розоволосый просто-напросто боялся похоже оступиться, вновь примерив на себя злополучную роль козла отпущения – старался сближаться только с бетами, правда, встречал их реже, чем представителей «основных» классов, да они и особо не горели желанием хоть как-то контактировать с чрезмерно зажатым почти всегда молчавшим и без конца что-то жевавшим омегой) прекратившего все попытки какого-либо мало-мальски весомого сопротивления и страстно ответившего на поцелуй, игриво проходясь языком по верхнему ряду зубов победно улыбнувшегося гаммы, уже в следующую секунду с немереным энтузиазмом сцепившего с ним языками в причудливом танце, в котором ни один из них не готов был уступить оппоненту «ведущую» роль.             Молниеносно накаляя градус до критичного показателя по шкале Цельсия.             - Аххх….ненавижу…тебя, - затравленно выдохнул розоволосый, стоило Юнги с великим трудом оторваться от его крышесносных губ и переключиться на не менее сексуальную шею омеги, мокро пройдясь шершавым языком по видимо бившейся под бархатной кожей сонной артерии, рукой же накрыв его каменный стояк и больно его сжав, да так что у Чимина тёмные звёздочки перед глазами заплясали от одурительных ощущений и он инстинктивно впился зубами в нижнюю губу, чтобы прямо здесь, на крайне удобной кровати, в позорный обморок не грохнуться.             Потому что раньше не было ТАК хорошо. Потому что с Ваном его сердце НАСТОЛЬКО смятённо не билось.             - Юнги, мне срочно нужно тебя спро…- без какого-либо (а зачем?) приглашения ворвался в комнату Чонгук, оторопело застыв на её пороге с широко открытыми от безмерной озадаченности глазами (вот фиг его знает, радоваться ему за испуганно подорвавшихся с кровати друзей, наскоро начавших поправлять местами замявшуюся одежду, или обоим по печени надавать за то, что хер знает чем занимаются, когда жизнь Тэхёна под угрозой), которые омега тут же неловко опустил в пол, неуютно передёрнув плечами и виновато добавив: – Простите, не хотел вам помешать.             - Только в привычку это не превращай…Ай! – непринуждённо начал было Мин, щедро получая локтём по рёбрам, мучительно морщась от острой боли и укорительно смотря на украдкой показавшего ему кулак Пака, испепеляюще прожигавшего взглядом своего горе-недолюбовника-парня (целенаправленно собравшегося его «завалить», но непредусмотрительно глупо забывшего запереть дверь в комнату), даже в такой «щекотливой» ситуации не изменявшего излюбленному чёрному юмору.             - Мы же не голые, Чонгук. Ты что-то хотел? – пристыженно сглотнул розоволосый, переключая всё своё внимание на друга и сразу же заметно смягчаясь.             - Дда, я…Юнги, ты ведь говорил, что мой отец забрал ваши с Хосоком телефоны, - послушно подняв взгляд, не стал ходить вокруг да около Чон, выжидающе посмотрев на мрачно сглотнувшего гамму, в глазах которого ослепляюще ярко вспыхнуло вселенское презрение к мерзопакостному Кану Чжин Хо.             - Ага. Что-то типа страховки на "всякий" случай. Там ведь вся наша жизнь, да и номера родителей тоже, - с прискорбным огорчением ответил мятноволосый, легонько кивнув.             - Ну а Тэхён? Его телефон он ведь не забрал? – дрогнувшим от боязливого волнения голосом спросил омега, безотчётно затаив дыхание в ожидании ответа Юнги, по лицу которого мимолётно проскользнула тень понимания конечного пункта назначения этого своеобразного допроса.             - Нет, не забрал, - с различимыми нотками недоумения в голосе произнёс Мин, вырвав из груди брюнета вздох несусветного облегчения. – Но он не берёт трубку, Чонгук. Я ему сотню раз звонил…             - Но гудки-то всё равно были, - торжествующе улыбнулся Чон, бегом бросаясь в сторону кухни, где на янтарной столешнице мирно заряжался его телефон.             - Ну наконец-то, а то я уже всех потерял! – насуплено жуя час назад заказанную Чимином пиццу (семь коробок, три из которых молниеносно слопал розоволосый омега - не в коня корм - довольно набивая щёки тестом и различной начинкой), пожаловался Югем, бессознательно провожая взглядом чуть ли не врезавшегося в столешницу брюнета, злобно матюкнувшегося себе под нос из-за мертвенно-чёрного экрана своего телефона.             - Ну почему ты всегда отключаешься, даже если я вовремя вставляю в тебя зарядку! – нервозно шикнул на свой нерадивый гаджет Чонгук, долго удерживая кнопку включения и наконец ощущая под пальцами желанную вибрацию, боковым зрением подмечая вернувшегося с веранды Бэма, грузно опустившегося на стул возле Кима и вяло начавшего жевать большой кусок остывшей пиццы с копчёными колбасками, демонстративно игнорируя украдкой бросаемые на него покаянные взгляды шатена.             - Кому ты хочешь позвонить? Сокджину? Чтобы он своего суперкрутого дядю напряг? – любопытно спросил вошедший на кухню Юнги (державший за руку растерянно хлопавшего глазами толком ничего не понимавшего Чимина), немудрёно догадавшийся о причине крайнего воодушевления Чона, который моментально будто бы зрительно посвежел.             Не говоря уже о том, что антрацит в глазах буквально лучился, казалось бы, уже немыслимой ярой надеждой.             - Нет, не ему. Так в два раза быстрее и затронет чуть меньше людей, жизнями которых я эгоистично рискую. К тому же я и так уже Намджуна ко всему этому адскому дурдому подключил, и он на всех парах мчится сюда с другого конца города, потому что я своим сопливо-умоляющим звонком выдернул его с юридической практики, - обвинительно (в адрес самого себя) произнёс брюнет, измученно закатывая глаза из-за насмехательски долго настраивавшего приветственное изображение на экране телефона. – К тому же я и так отлично подставил мистера Рина с этими грёбанными папками, когда его друг из полиции приехал за ними в Сеул из самого Пхеньяна, а обратно уехал с большим и невкусным кукишем с маслом, так что меня элементарно мучает совесть повторно его о чём-то просить, - со сломленной грустью в голосе добавил Чонгук, бегло пролистывая список контактов и решительно нажимая на кнопку вызова, прикладывая трубку к уху и настороженно замирая.             Как, впрочем, и все остальные присутствовавшие на кухне парни.             - Здравствуйте, Джунг. Надеюсь, папа сейчас не рядом с вами? Хорошо, – выжато выдохнув от звука знакомого голоса по ту сторону линии, произнёс Чон, краем сознания невольно подмечая, что левая рука уже ничуть не трясётся, и он вообще напрочь об этой тревожной дрожи позабыл благодаря своевременно перенаправившему поток его и без того загруженных основательно спутанной кучей ВСЕГО мыслей в новое русло Бэма (красноволосый омега вряд ли до сих пор понял, чем именно помог ему на той веранде), а после незначительной «морально собирающейся с духом» паузы как можно спокойнее добавил: – Кажется, мне снова нужна ваша помочь.