Вероятность ничтожна

            Тягостное ожидание – одна из самых нелюбимых Чонгуком на свете вещей.             А если оно ещё и с противоречивой неизвестностью тесно сопряжено – так это вообще тот ещё адский коктейльчик.             На дне которого блёкло, но всё же сияет неимоверно крохотная надежда на чудо, щедро заваленная взбитыми сливками из воодушевлённо подкидываемых отлично работающим воображением омеги опасливых чрезмерно угнетающих вариантов развития действий и мыслей Тэхёна (да и его вероятного местоположения тоже, так как Сеул город не маленький, а альфа ещё к тому же и на машине).             Ни один из которых, без реальных фактов, Чон не в силах был ни подтвердить, не опровергнуть, чувствуя себя настолько жалким и беспомощным, что руки сами собой от чертовски вымораживающего бессилия опускались.             А брюнет до противного скрежета в зубах ненавидел быть слабым.             Поэтому и не знал куда себя деть добрых тридцать пять минут крайне нетерпеливого и донельзя бесцельного маячания по просторной гостиной Юнги, профессионально выполненной в классическом пепельно-бежевом стиле.             - Какая сука курила на моей веранде?! – не на шутку разъярённо прокричал в буквальном смысле пунцовый Мин, бегом врываясь в комнату и изучающе окидывая на полном автомате напрягшихся горе-гостей, единогласно решивших перекочевать из кухни в самую большую по площади и количеству удобных для сидения предметов комнату дома, прожигающе-убийственным взглядом.             Да уж, а машинально остановившийся возле бежевого камина Чонгук ведь уже успел облегчённо вздохнуть от того, что украдкой смыл злосчастный окурок в унитаз и даже пепельницу сполоснул, прежде чем вернуть её на законное место.             Но, судя по всему, это его ничуть не спасло, потому что заметно контрастный запах никотина всё ещё продолжал как ни в чём ни бывало господствовать в оранжерее, неприятно перебивая гармоничное многообразие цветочных ароматов, даже несмотря на предусмотрительно открытую омегой боковую форточку.             – Твоих рук дело, Казанова ты сифилисный?! – гневно выплюнул сквозь плотно стиснутые зубы гамма, расчленяюще буравя взглядом непонимающе захлопавшего глазами Югёма, во весь рост развалившегося на широком тканевом сером диване.             - Эй, я-то тут причём?! И почему это я сифилисный?! – уязвлённо парировал Ким, принимая сидячее положение и неуютно передёргивая плечами, краем глаза замечая как Бэм на противоположном конце дивана испуганно сглатывает, робко бросая взгляд на невозмутимо и бровью не повёдшего Чонгука, которого скорее забавляла вся эта ситуация, нежели чем хоть как-то страшила.             А ещё он очень хотел посмотреть на её дальнейший ход развития, а точнее на пристыженно-сражённое лицо мятноволосого, когда до того всё-таки дойдёт, что принцип презумпции невиновности действует не только в пределах судебного заседания, но и с лихвой распространяется за его «правовые» границы.             - Потому что ты половых партнеров меняешь чаще, чем я успеваю видеть тебя с сигаретой во рту. А я эту картину, между прочим, в институте чуть ли не каждый день наблюдаю! – обозлённо (если уж зацепился за что-то, то уж в никакую не отстанет – как в хорошем, так и в плохом значении этой фразы) произнёс мятноволосый, вынуждая альфу раздражённо матюкнуться себе под нос и нехотя подняться на ноги (под обеспокоенным взглядом настороженно сидевшего на рядом стоявшем кресле Чимина, тело которого, казалось бы, секундным клеем намертво к его дорогой жаккардовой обивке прилепили – так рефлекторно сильно омега в неё вжался), нарочито медленно направившись к вызывающе сжавшему ладони в кулаки Юнги, вся «устрашающая» спесь которого незатейливо придавала ему образ низкорослого нахохлившегося тушканчика, охотно готового к заведомо неравному (шатен был выше и крупнее, хотя фиг знает – «маленький» синоним слова «увёртливый») бою с незаслуженно оскорблённым, но не менее забавным на вид чау-чау, отнюдь не любившим пустых ни одним ВЕСКИМ (каждый второй курит и что теперь – на всех наезжать?) доказательством не подкреплённых оскорблений в свой адрес, да к тому же ещё и с его сексуальными подвигами не пойми какими абсолютно нелогичными умозаключениями связанных.             - Ну во-первых – это совсем не значит, что у меня сифилис, так что прости, но уролог из тебя довольно хреновый! – с отчётливыми нотками негодования прошипел Югём в лицо Мину, подойдя при этом так близко, что их носы почти соприкоснулись друг с другом (однако стоит отдать гамме дань уважения – он стойко и мускулом лица не дрогнул, в отличие от красноволосого, взволнованно подскочившего с дивана и нерешительно замершего в паре шагов от них, морально готовясь в любую секунду бесцеремонно вклиниться посередине этого непутевого жарко накалившего обстановку бутерброда и словесно (если понадобится, и физически тоже) защитить невиновного Кима, единолично (Чонгука ведь необязательно сдавать, тем более после того, как тот радушно принял его в их компанию – своеобразная благодарность, так сказать) признав свою вину и прекратив наконец эту совершенно нелепую перебранку двух упрямых буквально на ровном месте умудрившихся знатно пересобачиться идиотов). – Во-вторых, как ты можешь утверждать о том, со сколькими людьми я сплю, если сам сказал, что только за моим курящим ртом зрительно следить и успеваешь, хотя меня немного от этого твоего мутного пристрастия и косоёбит, ведь я даже и не предполагал, что НАСТОЛЬКО шикарно из ноздрей дым выпускаю, что ты завороженно заглядываешься и на всё это дело, как конченый извращенец, слюни пускаешь! Но тебе же этого потрясающе-горячего зрелища явно недостаточно и ты прямо жаждешь, чтобы я тебе глаза и на жопу тоже натянул, для дополнительной фокусировки, так сказать, чтобы ты ещё и за моей сексуальной жизнью мог детальную фанатичную слежку вести, ведь до неё твой любопытный длинный нос всё это время никак не дотягивался, хотя ему этого и нестерпимо хотелось! – так, словно он дошкольнику нездорово похотливые мозги вправлял, а не взрослому мрачно сверлившему его взглядом парню предъявлял свои здраво-агрессивные претензии добавил он, искривляя губы мятноволосого в ехидной насмешке.             - Я его, в отличие от некоторых (не буду показывать пальцем), во всё подряд не сую и уж тем более не хочу опрокидывать эту венерическую помойку заболеваний на голову своего бедного не иначе как сказочным чудом появившегося в твоей убогой жизни парня, который, к слову, с тобой почему-то упёрто не разговаривает. Может, из-за того, что ты его уже чем-то благополучно заразил? Или просто член в штанах не удержал и изменил ему с первым встречным? – с откровенным (беспочвенным) злорадством отчеканил гамма, пристально смотря в карие ослепляюще-ярко блеснувшие яростным презрением глаза шатена, резко замахнувшегося для смачного удара по нагло ухмылявшейся физиономии напротив (под боязливый вскрик оторопело приросшего к полу Бэма и протестующий возглас не менее перепугано дёрнувшегося с кресла Чимина (страх страхом, а ему потом за избитым к гадалке не ходи ворчливо-ноющим от боли мятноволосым ухаживать), но тотчас остановившегося из-за пулей подскочившего к ним Чонгука, властно перехватившего его за запястье.             - Это я курил на твоей драгоценной веранде, бешеная ты истеричка! – укорительно цыкнул омега, безгранично осуждающим взглядом буравя моментально вытянувшееся от искреннего удивления лицо Юнги, который визуально будто сразу бы в два раза стал меньше (вся напыщенная бравада мигом сдулась, как феерично лопнувший воздушный шарик), сгорбленно опустив плечи и растерянно посмотрев на обиженно насупившегося альфу, демонстративно отвернувшего голову к висевшему на стене большому плазменному чёрному телевизору. – Прости, друг, не смог удержаться от того, чтобы стырить из твоей пачки сигаретку, - стыдливо произнёс Чон, легонько дёрнув Югёма за локоть, тем самым невербально попросив парня на себя посмотреть, и сожалеюще ему улыбнувшись (знал бы, что Мин в такой запущенной степени рьяно радеет за свои «золотые» цветочки – точно бы не позволил всей этой безвредной на первый взгляд однобокой (шатен лишь защищался от несправедливых нападок) ссоре стремительно развиться до серьёзного конфликтного конфуза).             - Ничего, Чонгук, ТЫ не виноват, - обвиняюще (в сторону сами знаете кого) ответил Ким, опасно придвигаясь к тяжело сглотнувшему (рациональная самоуверенность несомненно штука зачётная, но что-то, а собственные и заядлому кретину понятные косяки Юнги признавать умел) мятноволосому и с неприкрытой досадой прожёвывая в его изрядно смятённое лицо: - Заруби себе на носу, грёбанный ты неврастеник, что сказочно появившийся в моей жизни парень – лучшее, что в ней когда-либо происходило, и я бы ни за что на свете не позволил себе его хоть чем-то мерзким заразить, не говоря уже о том, чтобы изменить ему с кем-то левым, потому что я, мать твою, его ЛЮБЛЮ. А я подобными заявлениями, как ты знаешь, не разбрасываюсь!             Сказать, что зажато (он ведь так хотел их разнять, но даже с места сдвинуться и то трусливо не смог) стоявший рядом красноволосый выпал в воистину потрясённый осадок – ничего не сказать.             Да у омеги словно пушистые белые крылья за спиной облегчённо распахнулись, а губы невольно растянулись в светлой ликующей улыбке.             Потому что одно дело – бесчисленное количество раз душевно признаваться в любви друг другу и исключительно другое – делиться своими сокровенными чувствами со всем остальным «внешним» миром, поначалу состоявшим лишь из отца красноволосого, теперь же включавшим в себя ещё и всех здесь собравшихся.             А это уже было на целых три человека больше, чем Бэм мог в самых смелых мечтах представить, ведь где-то в глубине души он всё же порой ловил себя на предательской мысли о том, что альфа своенравно не захочет оставить свой кропотливо складываемый им на протяжении года образ заядлого Ловеласа в прошлом, а их трепетные отношения так и останутся для общества чем-то сверхтайным и дико смущающим.             И нет, в словах и эмоциях СВОЕГО (как же приятно звучит) парня Бэм ни капли не сомневался (по беспредельно влюблённым глазам шатена всё и так было ясно как белый день) - просто он по себе знал как тяжело порой бывает избавиться от той или иной привычки.             Не зря же омега невыносимо долгих три месяца пытался в наглую не пялиться на вечно делавшего ему по этому поводу колкие замечания тринадцатилетнего Югёма, или как славных полгода безрезультатно отучал себя от тактильных прикосновений к непоколебимо чёрствому объекту своего патологического обожания.             Теперь же во всеуслышание утверждавшего о том, что он ЕГО – жалкого, казалось бы, до конца своих дней безответно влюблённого в одного прекрасного неизвестно из-за чего (обременённый элементарным «правильным» родительским воспитанием подросток Ким не придумал ничего лучше, кроме как выразить свои ответные до конца непонятные ему чувства к симпатичному сынишке хозяина кафе посредством саркастичных издевательств) постоянно сердившегося на него тугодума, неудачника - Бэма.             Целиком и полностью, со всеми безбожно твердолобыми потрохами.             А подобного невообразимого счастья как с цепи сорвавшись скакавшее под рёбрами сердце омеги попросту не в силах было вынести, повелительно дав ему нецензурный пинок под зад, безотчётно направивший его ноги к разочарованно покачавшему головой шатену (уже было развернувшемуся, чтобы отойти от импульсивно-взбалмошного повинно склонившего голову низкорослого гоблина), в слегка обветренные мартовским ветром губы которого он целенаправленно впечатался своими, от всей души награждая их признательно-нежным поцелуем.             - Я тебя тоже очень сильно люблю, - ласково улыбнулся Бэм, неохотно отрываясь от любимых губ и заглядывая в молниеносно смягчившиеся глаза бережно обхватившего его поперёк спины Кима безмерно тёплым и совсем немножко горделиво торжествующим взглядом (все эти годы одни изощрённые ругательства из этого неебически манящего рта напропалую сыпались, а теперь вот целая воинственная тирада в защиту их (почти – секс никто со счетов не списывал) полноценных отношений).             - Боже, как это трогательно, - умильно вздохнул Чимин, но тут же спешно спохватившись, отвесил своему никудышному безосновательно запальчивому парню болезненную оплеуху, заставив его загнанно ойкнуть и посмотреть на него недоумённо-возмущённым взглядом.             - А ну живо извинился перед Югёмом, или нашим так называемым «отношениям» лиричный кирдык, - ультимативно произнёс Пак, кисло скривив лицо Юнги в мучительно-капризной гримасе.             - Я, если ты вдруг не заметил, не то, что голос не повышаю – вообще ничего плохого Чонгуку не говорю и это сугубо из-за того, что он твоя лучшая подружка, которая к тому же втихаря ещё и дым пускает на моей святейшей веранде, когда это можно спокойно делать и в гостиной (о странной приверженности парня к курению в замкнутых пространствах никто сейчас говорить не хотел)! Так что если ты собрался порвать наши едва начавшиеся великим трудом завоеванные чудесным мной отношения – милости прошу. Но если я из вредности начну наезжать на…Ай, да что за нахуй?! – поучительно начал было Мин, недовольно морщась из-за дерзко прилетевшего в его макушку смачного подзатыльника, но уже от брюнета, прожигающе вонзившего в него грозный взгляд.             - А я сейчас добросовестно не связываю тебя и отвожу как можно дальше в глухой жуткий лес, чтобы ты там нахрен заблудился и тебя живьём съели кровожадные белки (ты, кстати, им как раз по размеру) только из-за того, что ТЫ лучшая подружка МОЕГО парня, - многозначительно констатировал Чон, скрещивая руки на груди в замок и безапелляционно добавляя: - Извинись уже, и покончим с этим несмешным цирком. У нас сейчас, как бы это поделикатнее сказать, есть дела намного важнее, чем твой экзистенциальный кризис среднего возраста, - как можно небрежнее пожал плечами омега, выбивая из груди мятноволосого задетый смешок невооруженным глазом видимого из космоса ревностного несогласия.             - Эй, мне всего двадцать два! – укоризненно парировал гамма, но уже через пару жизненно необходимых для смиренного признания своей (весьма нетипичной для мятноволосого) неправоты обречённо вздохнул, театрально закатывая глаза и без особого желания бубня себе под нос: - Извини, Югём, я зря на тебя накричал.             - Ты что-то там сейчас вякнул? А то у меня как-то со слухом не очень, - невинно заметил Ким, наигранно прислоняя руку к уху и старательно делая вид, что всецело к нему прислушивается. – Повтори-ка ещё раз. Только погромче и с интонацией. Ну знаешь, чтоб прям душевно. До самого сердечка чтоб проняло, - с переигранным энтузиазмом добавил альфа, срывая с губ омег одобрительные смешки, а правый глаз Юнги заставляя нервно задергаться, его же инстинктивно вынуждая податься чуть ближе к всё ещё беззаботно обнимавшейся парочке и сквозь свою самую натянуто-учтивую улыбку желчно выдавить:             - А ручку тебе в задницу не затолка…- мелодичный звук входящего вызова, неожиданно прервавший животрепещущий вопрос Юнги, донесся из заднего кармана светло-голубых джинсов брюнета, у которого сердце опрометью в пятки сиюминутно сгинуло.             Потому что звонить могли всего два человека – папа или Джунг.             Хотя в сверхъестественном таланте второго появляться в нужное время в нужном месте даже на пиксельную йоту сомневаться не стоило.             - Слушаю, - натужно затаил дыхание Чон, прислонив трубку к уху и бегло окинув друзей, бессознательно рассредоточившихся по парочкам (Чимин осторожно гладил Юнги по дважды пострадавшей от назидательных люлей макушке (не фиг как дворовая шавка на каждого встречного бессмысленно лаять) и снисходительно улыбался его брюзгливому ворчанию в адрес победно скалившегося Югёма, призывно повернувшего Бэма к себе спиной, заботливо притянув смущённо залившегося розовым румянцем омегу к своей груди), оценивающим взглядом.             - Я ещё не нашёл Тэхёна, так что прости, если раньше времени своим внезапным звонком обнадёжил, - как можно деликатнее произнёс Джунг, выбив из груди брюнета выдох непередаваемого огорчения, за которым тут же последовало объясняющее друзьям его реакцию отрицательное мотание головой, ощутимо расстроившее всех собравшихся. – Но я не могу что-то делать для тебя в тайне от твоего папы, не зная при этом всех составляющих ситуации, в которой ты оказался. Пожалуйста, расскажи мне, что случилось Чонгук, и я клянусь тебе, что помогу всем, чем только можно…             - Вы и так мне здорово помогаете, Джунг. Простите, но большего я вам рассказать не могу, как бы настойчиво вы меня об этом не просили, - категорично отрезал омега, однако на том конце линии до него донесся лишь отчаянный вздох, за которым почему-то сразу же последовал музыкальный перелив звонка у входной двери. – Тогда тебе силой придётся выгнать меня с порога, потому что уходить отсюда я определённо не собираюсь.             Рвано выдохнув от несусветного шока, лихорадочно впрыснувшего в его кровь шибко расточительную долю ядрёного адреналина, Чон оцепенело сбросил вызов и положил телефон на небольшой стеклянный стол с резными серыми ножками, стоявший перед диваном, на негнущихся ногах загипнотизировано направившись в сторону злополучной входной двери, слыша в спину хмуро-вымотанный возглас Мина «Какого ещё сраного коммивояжёра сюда принесло?», после нескольких раздумывающе-колеблющихся мгновений покорно её открывая, широко открытыми от вселенской потерянности глазами смотря на дискомфортно передёрнувшего плечами и искусственно улыбнувшегося ему Джунга.             - Как вы узнали, что я здесь? – часто захлопал ресницами омега, чего угодно ожидая от этого вполне себе миролюбивого и, я бы даже сказала, безобидного на вид альфы, но отнюдь не шпионской и, что самое поразительное, плодотворной слежки за ним.             - После спасения твоего папы из могилы, я прикрепил к вашим телефонам жучки, чтобы всегда иметь возможность знать, где вы оба находитесь, - бесхитростно ответил мужчина, внимательный взгляд которого не смог не заметить четверку любознательно вперивших в него уважительно-восхищённые взгляды парней, заговорщески спрятавшихся (это только им так казалось – с таким инвалидным талантом к скрытности их бы и пятилетка через минуту нашёл) за одной из смежных стен прихожей, навалившись друг на друга корпусами тел и комично высунув из-за неё свои разнопёрстные головы. – Я тебе не враг, Чонгук. И переживаю за тебя точно так же, как и места себе не находящий от внутренне разъедающего его плохого предчувствия Лиен, который с самого твоего самовольного ухода из квартиры только и делает, что как проклятый дёргано тревожится о твоём РЕАЛЬНОМ состоянии.             - Я ведь объяснил ему…- скрепя сердце (перед папой и его огромным количеством потраченных на нерадивого сына нервов и вправду мегасовестно) начал было Чон, послушно останавливаясь из-за иронично хмыкнувшего на его нелепые оправдания светловолосого, на красивом моложавом лице которого не было ни намека на какое-либо осуждение или ту же порицательную немилость.             - Затяжное похмелье? Серьёзно? - так, словно это было самым неказистым из когда-либо придуманных человечеством оправданий заметил Джунг, удручённо вздыхая и вкладывая в свои следующие слова всю свою самоотверженную поддержку и какое-только можно себе представить ПОНИМАНИЕ. – Я как-нибудь обязательно научу тебя прилично врать (но только не Лиену – его врождённое чутьё, громогласным оргАном трубившее о стопроцентно надвигающейся, а то и того хуже – уже вероломно наступившей, опасности (семейная черта), при всём желании никак не обманешь, так что лучше это гиблое дело отныне и вовеки веков больше не практиковать), если ты мне, конечно, это позволишь. Ну а пока, может, наконец впустишь меня в дом и напоишь чашкой горячего чая (так-то на улице не май месяц и всё ещё довольно прохладно). Хотя нет, давай сразу тремя - что-то мне подсказывает, что разговор предстоит продуктивный и уж наверняка совсем не короткий.             - Да уж…даже и не предполагал, что у вас всё НАСТОЛЬКО плачевно, - с явственной иронией в голосе заметил мужчина, по истечении скоротечно пролетевшего часа кропотливо прожёванной ему во всех, даже самых незначительных, нюансах истории Чонгука, опечаленно вглядывавшегося в оставшиеся на дне своей чашки мокрые чаинки, безрезультатно пытаясь увидеть в них хоть какой-то намёк на завтрашний поистине судьбоносно-роковой день – слишком уж быстро наступавший на его и без того безжалостно оттоптанные случившимися горестями пятки.             И это притом, что они даже на дюйм в заветном спасении Тэхёна не продвинулись - на стороне их врага была полная карточная колода.             - Поиск местоположения его телефона можно как-нибудь ускорить? - надломившимся от шаткой надежды голосом спросил Чон, поднимая на альфу взгляд, полный оголтелой боли и душераздирающей тоски по Ви, бесценную жизнь которого он во что бы то ни стало ДОЛЖЕН был защитить – каких бы чудовищных жертв ему это гиблое (храбро прём уже на танк, но стабильно без оружия) дело не стоило.             Да омега с превеликой радостью собственную жизнь бы за него самозабвенно отдал, лишь бы им милостиво позволили попрощаться – лучше уж он с этим блаженным условием первым уйдёт в царство Аида, ну или куда там обычно люди после смерти попадают (после садистского изнасилования брюнет так и не смог хоть во что-то снова «духовно» поверить), чем потеряет горячо любимого альфу и будет вынужден однообразно существовать без него в иссиня-чёрной пучине беспросветного мрака (равнозначной самой нестерпимо-адской пытке на свете), изо дня в день просыпаясь с тошнотворно горьким осознанием того, что его ублюдок-отец ПО-НАСТОЯЩЕМУ победил.             Самые кошмарные из ужасов на этом холодящем кровь фоне кажутся не такими уж и страшными, так что Чонгук с боевой готовностью и их переживёт. На всё, что угодно подпишется, лишь бы избежать трагичного исхода для Ви – его омега ни за какие коврижки не допустит.             Даже если ему придётся пойти на самые что ни на есть «предельные» меры.             - Прости, Чонгук, но я и так каждые десять минут назойливо долблю своего друга из полиции (без лишних вопросов помогавшего альфе за большую бутылку дорогого коньяка и бесплатную рекламу для убыточного обувного бизнеса его брата), а у него таких номеров по работе вагон и маленькая тележка, но если это тебя хоть немного утешит, он клятвенно пообещал мне, что постарается вклинить номер Тэхёна в очередь на определение координат как можно скорее, - с играючи перечёркнутым пессимистичным посылом ответил Джунг, участливо кладя руку на плечо омеги и подбадривающе его сжимая.             - Вся соль в том, что даже если он его и найдёт, я всё равно понятия не имею, каким образом можно достучаться до отцовского нотариуса, а без него наш дурацкий план просто-напросто не сработает и всё красочно полетит ко всем чертям, если только я…если я не предложу себя взамен его, - с откровенной досадой начал было тараторить Чон, в голову которого вихрем прилетела ещё одна, даже на слух гадко прозвучавшая, но всё же та самая «запасная» идея. – У Тэхёна ведь получилось нехило так вывести его словами о скрытых чувствах ко мне, а это значит, что я могу…             - Даже думать не смей! – не терпящим каких-либо возражений тоном едва ли не рыкнул мужчина, заставив омегу испуганно подпрыгнуть на стуле, чуть с него при этом не свалившись (спасибо хоть рука Джунга, продолжавшая лежать на плече брюнета, героически спасла его от неуклюжего свидания с полом, уже в следующее мгновение ненавязчиво скрывшись под столом в стыдливом порыве).             Кстати, говорить о том, что Чонгук кротко позабыл о только что произнесённых им незадачливых (и совсем необдуманных) словах и вовсе не стоит, так как тут всё и без стереотипной банальщины вполне понятно.             - Думаешь, я позволю своему ребёнку прыгнуть в раскрытую львиную пасть и при этом слезливо помашу ему на прощание белым кружевным платочком?! – с неистово прущим из всех щелей беззлобным негодованием выдохнул Джунг, мгновенно повергнув оцепенело замершего Чона в ошеломлённо-сражённый катарсис, запоздало сменившийся недоумённым шоком из-за красноречивого смысла фразы железно убеждённого в каждом озвученном им слове взрослого.             - Ээээ…как бы так помягче сказать - я вообще-то НЕ ВАШ ребёнок и то, что вы встречаетесь с моим отцом не даёт вам никакого права…- выразительно подчеркнул свой кристально-прозрачный посыл брюнет и уже было хотел взбунтоваться против незадачливости сверх меры обнаглевшего любовника (у них наверняка уже был секс) своего папы (не хрен лезть туда, куда не зовут), однако тот произнёс то, чего омега ну вот никак не ожидал когда-либо услышать:             - Я хочу сделать Лиену предложение. И тебя тоже…хочу усыновить, - бескомпромиссно угомонив свою рьяную инстинктивно-защитную браваду, как можно спокойнее произнёс мужчина, всеми силами стараясь снова не дать душевным переживаниям за судьбу этого не в меру бойкого, но ещё такого юного парня вероломно одержать верх над здравым рассудительным смыслом, выжато выдыхая в конце предложения – на труднее всего давшихся ему двух нехитрых словах, внутренне не иначе как в оробелую панику альфу повергших.             Отнюдь не потому, что он боялся взваливать на свои плечи эту безусловно весомую ответственность в виде чрезвычайно упрямого подростка-омеги – наоборот, он добровольно и с проникновенным желанием этого хотел, а потому что дико страшился того, что Чонгук не захочет принять его в их семью. По каким бы то ни было причинам не пожелает видеть его в роли своего приёмного отца – брюнет ведь даже толком и узнать-то его не успел, не говоря уже о том, чтобы хоть какими-то светлыми чувствами проникнуться.             Хотя Джунгу этого времени с лихвой хватило, чтобы тепло прикипеть к этому очаровательному дерзкому созданию, которое он во что бы то ни стало жаждал защитить от редкостного подонка Кана Чжин Хо.             Навсегда вырвать двух безгранично дорогих его сердцу омег из до сих алчно тянувшихся к ним жирных пальцев этого зверского изверга.             Никогда больше не видеть на их неимоверно уставших от варварских мучений лицах жгучих слёз и всеобъемлющего огорчения – лишь одни радужные улыбки да весёлый звонкий хохот – то немногое, с чего он планировал начать их несомненно увлекательное путешествие в сладкозвучное понятие «Семья».             Если, конечно, обескураженно хлопавший глазами Чон, задница которого как никогда прочно приросла к тканевой обивке сидения стула, даст ему на это своё великодушное благословение.             - Слушай, я понимаю, что слишком неожиданно свалил на тебя всё это и… - виновато начал было светловолосый, однако омега его заторможенно перебил, потому что у него предательские мурашки по коже от принятия ситуации бушующими волнами бежали, а руки дрожали так, что он даже за чашку схватиться не мог, капитулирующе спрятав их в карманах худи.             Потому что этот альфа с ПРИЯТНОЙ внешностью, общительным характером и запредельно шикарным чувством юмора (за всю свою сознательную жизнь они с папой столько не смеялись, сколько за один устроенный Джунгом вечер кино) сказал, что ХОЧЕТ быть его родителем.             Да ещё и так волнительно нервничает, будто от ответа брюнета вся его дальнейшая жизнь зависит.             - По поводу папы – пожалуйста, я искренне рад, что он вас встретил и вижу, как сильно вы любите друг друга. Буду только за, если вы узаконите свои отношения. Но…вряд ли вам нужен такой здоровый довесок, как… - скептично начал было Чонгук, но был тут же решительно остановлен плавно вскинутой вверх ладонью мужчины, в жёлто-карих глазах которого ярко заискрило так много располагающего добродушия и сердечной мягкости, что у омеги где-то под рёбрами жалобно защемило.             Потому что ТАК на него смотрел Лиен. И Чон до больно сдавленных от колоссальной признательности лёгких ценил этот его всё на свете прощающий «родительский» взгляд.             Даже и не мечтая, что однажды кто-нибудь другой ХОРОШИЙ будет смотреть на него идентично.             Так, словно он действительно что-то да значит.             Так, будто никогда его не предаст или обидит.             Не говоря уже о том, чтобы причинить омеге хоть какую-то мало-мальски физическую или эмоциональную боль, эквивалентную вопиющему противоправному преступлению, за которое даже смертная казнь и та была бы недостаточно суровым наказанием.             Потому что жизнь брюнета была фантастически значимой и уникально «дорогой», как в прямом, так и в переносном смысле этого немудрёного значения.             - Ты не довесок, Чонгук, - без тени колебания выдохнул светловолосый, вымученно улыбнувшись ему одними уголками губ. – Ты невероятно сильный ребенок, которому пришлось очень много плохого в жизни пережить, и я…я очень хочу стать тебе хорошим отцом…             - Почему у вас нет своих детей? – непроизвольно сорвалось с языка брюнета, всеми силами пытавшегося сохранять показное хладнокровие, с силой сжимая мелко дрожавшие от трепетного неверия в поистине чудесное происходящее руки в кулаки под столом, старательно гоня взашей червоточные мысли о коварном подвохе, наверняка юрко прятавшемся в благом начинании Джунга, лицо которого в одночасье стало тоскливо-печальным.             Таким, что нередко разбивает сердца увлечённо смотрящих мыльную романтическую мелодраму телезрителей.             - У моих родителей была своя сеть пятизвёздочных отелей по всей Южной Корее и когда мне исполнилось восемнадцать, они…женили меня на сыне своего ВИП-постояльца в обмен на крупное вложение в их и без этого вполне себе процветавший бизнес, - с отчётливой толикой грусти вздохнул мужчина, понуро опуская взгляд на свои сцепленные в замок на коленях руки. – Как ни странно, но мой принудительно навязанный мне муж оказался чертовски хорошим парнем, с которым мы долгие годы крепко дружили, параллельно встречаясь с другими и…на протяжении десяти лет нас обоих это вполне себе устраивало, - удручённо усмехнулся светловолосый, поднимая голову и ожидаемо встречаясь с вопросительно-настороженным взглядом Чонгука.             - Он встретил альфу, которого полюбил, - как можно непринуждённее (объясняюще) пожал плечами Джунг, задумчиво улыбаясь каким-то своим далёким воспоминаниям. – Мои родители к тому времени знатно прогорели из-за часто ливших как из ведра дождей и появившейся после них в нескольких главных отелях чёрной (невыводимой) плесени, так что наш брак автоматом перестал быть выгодным для второй стороны, к тому же избранник Сео (так звали моего супруга) оказался выходцем из довольно богатой семьи, вот наши родители и сошлись на том, что его отец закрывает глаза на причиненные его финансам убытки, а я без всяких возражений соглашаюсь на развод, хотя я бы и без этого цирка подписал все необходимые бумаги, потому что на примере лже-мужа тоже очень захотел найти того, кого смогу правдиво полюбить без чьего-либо меркантильного принуждения. Правда, у меня почти девять лет ничего не получалось, пока в наше агентство не устроился твой папа, мало того, что сногсшибательно красивый, так ещё и без конца что-то ронявший и опрокидывавший в свой первый рабочий день, так мило при этом краснея из-за своей неповоротливости, что у меня при первом же взгляде на него сердце буквально ходуном заходило, а ноги сами по себе взяли и уверенно понесли меня к его столу, с которого он случайно спихнул локтём пятую по счёту стопку документов. Вот тогда-то, в общем, всё и произошло: я помог ему, а он едва слышно сказал «спасибо» – я прямо там и завис на его смущённой обворожительной улыбке как какой-то непутёвый краснеющий школьник, - умилительно хмыкнул мужчина, выбивая из груди Чона затравленный выдох, безотчётно подкатывающий к глазам омеги сентиментально-отрадные слёзы.             - Это вы его ещё с длинными волосами не застали, - как бы между делом заметил брюнет, широко округляя глаза Джунга от неподдельного изумления. – Ага, сам лично на фотографиях видел. Когда ему было пятнадцать и он ещё не был с отцом. Из-за него, кстати, и пришлось их отрезать. Слишком любил за них хвататься, - мучительно поморщился Чонгук, от зоркого взгляда которого не укрылась мимолётно пробежавшая по лицу мужчины рябь ярко выраженного лютого бешенства.             - Пообещай мне, что не наделаешь глупостей, Чонгук, - с нескрываемым беспокойством выдохнул светловолосый, выжидающе смотря на покаянно отвёдшего взгляд в сторону Чона, который явно был не настроен на подобного рода клятвы, потому что его сейчас даже папа бы не отговорил от донельзя рискованной игры в русскую рулетку, причём ещё и с самим хищно скалившимся от упоительного предвкушения фанфарного триумфа Дьяволом.             Потому что речь шла о Тэхёне. А за него омега даже душу и ту не поскупился бы на кон поставить.             - Хмм…ладно, подойдём с другого бока, - обречённо вздохнул Джунг, вставая со стула и подходя к инертно «вернувшему» на него взгляд брюнету, непонимающе нахмурившемуся из-за чересчур серьёзного лица напротив.             - Если хочешь дурить – скатертью дорога, но только при моём непосредственном участии, - требовательно произнёс мужчина, заставляя рот Чонгука приоткрыться в словесном протесте, но не давая ему его озвучить своими следующими непоколебимо твёрдыми словами: - Хочешь ты этого или нет, но ты МОЙ ребёнок и плевать, что это не оформлено на какой-то там ненужной формальной бумажке. И даже если ты весь оставшийся день будешь против этого непривычного для тебя статуса мятежничать, я всё равно буду рядом и от этого решения ни за какие мировые богатства не отступлюсь, даже если вы впятером будете гнать меня взашей, потому что я, чёрт возьми, переживаю за тебя и ни за что на свете не отдам обратно в лапы этого бесчеловечного ублюдка, потому что хочу быть тебе настоящим ЛЮБЯЩИМ отцом и надеюсь, что ты когда-нибудь…             Эмоциональную тираду мужчины прервал Чон, рывком вскочивший со стула и изо всех своих беспощадно вымотанных сил его обнявший – вложив в этот простейший, но в то же время многогранный жест внушительную долю благодарности и немного щепоток поражённой огорошенности, от макушки до пят пробравшей тело омеги феноменально «добрыми» мурашками, пустив по его бледным щекам обильный град из солёных подлинно счастливейших слёз.             Да он вроде как даже слабые отголоски своего старого мёртвого сердца в барабанных перепонках невзначай уловил. А может, это новое потихоньку биться пробовало – кто ж его знает.             Конечный итог витиевато вырисовывался на горизонте сам собой и максимально один – его кровный тиран-отец ни в какие подмётки этому заботливому светловолосому альфе не годился.             - Если бы я когда-нибудь и хотел себе нормального отца – до вас этот образ всё равно бы не дотягивал. С огромной честью буду считать себя вашим сыном, - надломившимся от подкатившего к горлу кома из всевозможных неведанных ранее благодушных чувств голосом выдохнул омега, выбивая из груди Джунга, под которой отчётливо билось его лихорадочно отскакивавшее от рёбер сердце, облегчённо-лучезарный выдох, призывно сподвигнуший его на пусть и слегка заторможенные, но не менее сильные ответные объятия.             - Знаешь что, я…съезжу-ка я к своему другу в полицию и очень сильно постараюсь чем-то получше дорогого коньяка его поторопить, - одухотворённо заметил мужчина, нехотя прерывая объятия и аккуратно вытирая со щёк отзывчиво улыбнувшегося ему брюнета влагу, с щенячьим восторгом в душе вглядываясь в его алмазно светившиеся радостным упоением антрацитовые глаза и наставнически добавляя: – Ну а ты пока, будь добр, научи своих чудо-приятелей адекватно сидеть в тайной засаде и, что самое главное, БЕЗЗВУЧНО подслушивать, а то один из них последние пять минут уж слишком палевно хрустит пачкой (скорее всего) чипсов, да ещё при этом и бессовестно громко чавкает. Ему, кстати, персонально от меня передай, что разведчик из него, увы, никудышно-хреновый.             Приёмный отец.             Чонгук и подумать не смел, что у него он когда-нибудь будет. Да притом ещё и такой – храбрый, смешной, мягкосердечный, бережно к нему и к папе относящийся - основательно противоположный его генетическому родителю-чудовищу Кану Чжин Хо.             С которым омега до сумасшедшего умопомрачения хотел покончить раз и навсегда.             Да так, чтобы уже совсем безоблачно не вспоминать и долгожданно успокоиться.             Вконец избавиться от этого безумно надоевшего красного лазерного винтовочного прицела на лбу, в любое мгновение готового нещадно пробить череп невообразимо измотанного обременительно-гнетущим ожиданием омеги стальной пулей, что красочно раздробит выходное отверстие, да ещё и с запасом что-нибудь (кого-нибудь) после «случайно» поранит.             Вот за это непредсказуемое «после» Чон сильнее всего и переживал. Потому что был бы уже мертв, чтобы хоть что-то в этом губительном следствии исправить.             Поэтому его во что бы то ни стало надлежало ПРЕДОТВРАТИТЬ.             Желательно с живым и невредимым Тэхёном под боком.             - Чего грустишь, красавчик? – намеренно безмятежно выдохнул высокий альфа, устало прислонившись к косяку входной двери гостевой комнаты второго этажа, смело выполненной в стиле арт-хаус, в которой брюнет уже двадцать минут как (спасибо докучливо выпытывавшим из него все мельчайшие аспекты разговора с Джунгом друзьям, что хотя бы на время услужливо соблаговолили оставить его одного в блаженном покое) пытливо собирался с мыслями, предусмотрительно оставив дверь открытой для спасительного хождения воздуха из настежь открытого окна, посредством которого его не иначе как магическим волшебством до сих пор жестоко не продуло.             - Намджун! – солнечно улыбнулся Чонгук, резво вскакивая с небольшого горчичного дивана и вприпрыжку подбегая к Киму, заключая его в стальные объятия.             - У кого-то хорошее настроение?! Носи почаще, оно тебе очень идёт, - одобрительно улыбнулся парень, сразу же как его выпустили из импровизированного плена оголяя милые ямочки и игриво трепля пальцами шелковистые волосы омеги, ненароком подмечая невиданный ранее глянцевый блеск чаяния в бездонно-чёрной глубине антрацита.             - Скажем так, день был весьма воодушевляющим, - загадочно подмигнул ему брюнет, незамысловатым жестом руки приглашая парня присесть на диван, выжато откидываясь на его ортопедически выгнутую спинку. – У меня даже теперь есть целый отчим, - так, словно это было восьмым чудом света констатировал он, вытягивая лицо альфы в удивлённую струнку, а его самого понуждая на автомате податься ближе к Чонгуку и нежно чмокнуть его в висок – Намджун всегда так прежде делал, когда не знал, как правильно выразить переполнявшую его бурю тех или иных положительных эмоции.             - Прости…не передать словами, как сильно я за тебя рад, - виновато потупил взгляд Ким, срывая с губ омеги снисходительный смешок, после которого Чон уверенно приблизился к нему и так же осторожно поцеловал в висок, мысленно улыбнувшись ярко-красному румянцу, стремительно залившему щёки широко открытыми глазами растерянно уставившегося на него парня, который, казалось бы, какой угодно реакции от брюнета ожидал, но уж никак не идентичного «чувственного» жеста.             - Перестань смотреть на меня так, будто я долбанный йети, - укоряюще заметил Чонгук, сорвав с губ альфы ироничный смешок, почти что мигом избавивший его щёки от следов стыдливой краски. - Мы ведь не чужие друг другу. К тому же ты единственный видел меня абсолютно ВО ВСЕХ моих худших состояниях и ни разу даже сбежать не попытался, - крайне признательно добавил омега, снова откидываясь на спинку дивана и утомлённо вздыхая.             - А, ты про кошмарный случай, когда ты блеванул на мои новые дорогущие брюки, а потом ещё и лицом в свою же собственную…- невинно начал было Намджун, но тут же был остановлен уязвлённо прилетевшей ему в голову вручную расшитой геометрическим узором мини-подушкой и осуждающе-противоборствующим Чона «Сам попробовал бы выжить после десятого «Секса на пляже»!», стихийно сопроводившимся их обоюдным задушевно-лёгким смехом, от которого на языке уже через пару десятков секунд мрачно поникшего брюнета горько засквозило приторное апельсиновое послевкусие, отнюдь не укрывшееся от проницательного взгляда Кима, прекрасно понимавшего, как далеки они все сейчас были даже от ничтожной крохи самого скверного из вариантов «успеха».             - Так что там с этим нотариусом? Так и не придумал, чем его можно подкупить? – как можно бесстрастнее спросил он (Чонгуку ведь и так фигово, лишняя экспансивность может всё значительно ухудшить), зеркаля недавнюю позу омеги, заморено (полуторачасовое героически-матерное стояние в адской пробке то ещё неблагодарное занятие, я вам скажу) откидываясь на тканевую спинку дивана и чрезвычайно расслабленно выдыхая.             - Да весь чёртов день только и делаю, что над этим блядским вопросом голову ломаю, - огорчённо пожаловался Чон, измождённо облокачиваясь корпусом тела на плечо альфы, привычно кладя на него свою пудово налитую свинцовыми нолями голову. – Понятия не имею, чем можно заинтересовать человека, у которого буквально есть ВСЁ. Жаль, не могу предложить ему свой запах – думаю, на него он бы даже спорить не стал согласился, - удручённо скривился брюнет, чувствуя на макушке едва осязаемый знакомый ветерок – Намджун частенько любил вдыхать ароматы его различных фруктовых шампуней, вот и в этот раз машинально не смог удержаться.             - У тебя и вправду замечательный запах, - простодушно заключил Ким, умиротворённо прикрывая глаза и с отчётливыми нотками недоумения добавляя: - Зачем тебе вообще ему его отдавать? Ни разу в жизни не встречал альф или омег, которым бы не нравились их феромоны.             - Скажи это тому, кто пахнет тыквой, обильно политой сверху жжёной резиной, - с неприкрытым сарказмом парировал Чонгук, заставляя Намджуна насмешливо ухмыльнуться, а после так энергично и озадаченно подскочить с дивана (опрометчиво оставив возмущённо ойкнувшего омегу без опоры, поневоле вынудив его плашмя раскинуться на диванном сидении), словно его не то, чтобы просто чем-то несказанно осенило – металлической гирей по затылку безбожно ударило.             - Однажды Сокджин рассказывал мне о своем «важном» пациенте с длиннющей родословной всевозможных ЗППП, который пах настолько отвратно, что у него даже глаза от этого смрадного запаха на первом приёме заслезились, - так, будто это всё на свете объясняло выдохнул Ким, изгибая бровь с грехом пополам принявшего сидячее положение омеги в скептично-непонимающем порыве. – С тех пор он принципиально не ест тыкву! - с театральным пафосом подытожил альфа, увеличивая в размерах обнадёживающе сверкнувшие ярчайшей верой в судьбоносные совпадения глаза Чона, молниеносно поднявшегося с дивана и вплотную подошедшего к ошарашенно улыбавшемуся Намджуну.             - Ты действительно думаешь, что…, - с толикой вероломного сомнения (где это было видано, чтобы им ТАК шикарно повезло) начал было брюнет, однако альфа его категорично перебил, бережно обхватив щёки парня ладонями и не допускающим каких-либо возражений тоном отчеканив: - Я не думаю – я в этом уверен. Только мне нужно твоё разрешение на то, чтобы подключить ко всей этой наполеоновской операции ещё и Сокджина, ведь лучше него никто не поможет нам с этим вонючим королём бензоколонки.             Прискорбно усмехнувшись, Чонгук целую минуту сосредоточенно раздумывал над тем, стоит ли ставить на чашу весов ещё одну косвенно причастную ко всему этому треклятому хаосу жизнь – чей статус сразу же сменится на «непосредственно участвующую в нём» - чрезвычайно опасный и смертельно безрассудный.             Вот только выбора у омеги особого не было. Потому что без центрального кусочка паззл было просто-напросто не собрать.             А им жизненно необходима была цельная живописная картинка, на которой чёрным по белому была детально описана инструкция по окончательному и бесповоротному уничтожению рогатого красноглазого копытного зверя.             - Не забудь напомнить мне в десяти последующих жизнях о неоплатных долгах перед вами двумя, которые даже двадцать моих проданных почек не окупят, - сражённо вздохнул Чон, изгибая губы Кима в обаятельно-ласковой улыбке, отрывая его тёплые руки от контрастно покрасневших щёк брюнета и направляя одну из них в карман синих классических брюк, из которых альфа тотчас достал телефон, спешно набирая номер любимого (крутого) парня.             - Если это не совпадение, и мы завтра всё-таки благополучно выживем, первым делом свожу всех в бар и заплачу за всю выпивку, - напряжённо замерев в ожидании, отрешенно пробормотал себе под нос Чонгук, запоздало чувствуя в заднем кармане джинсов нетерпеливую вибрацию, быстро хватаясь за телефон и не глядя нажимая кнопку приёма вызова, уже в следующее мгновение слыша на другом конце линии то, что так бесконечно продолжительно и чертовки несдержанно ждал:             - Чонгук, это Джунг. Я знаю, где можно найти Тэхёна.