Вероятность ничтожна

            - Эмммм, я, конечно, понимаю, что тебе сейчас очень плохо из-за того, что с Лимом ничего не получилось, но вряд ли сейчас самое подходящее время для горестных потрахушек, - скептично заметил Чимин, опасливо скользнув взглядом по чёрной деревянной двери с золотым курсивным номером «504» на овальной табличке сверху по центру. – К тому же ещё и Тэхёну с Чонгуком нужно позвонить, а то они будут за нас беспокоиться, - как можно небрежнее пожал плечами омега, сердце которого самую настоящую чечётку в груди отбивало, с трепетным нетерпением предвкушая блаженную, но одновременно с тем очень уж боязливую (у него ведь так долго не было секса – а если он за это время всё на свете успел позабыть и Юнги с ним просто-напросто не понравится, и он резко перестанет быть «особенным» в его глазах? Бред бредом, конечно, но червоточные комплексы же ещё никто не отменял) близость с Мином, а коленки тряслись так, словно он университетскую королеву бала на медленный танец приглашал, причём делал это под сотней обращённых на него ехидно-насмешливых взглядов.             - Эти кролики наверняка сейчас в позе шестьдесят девять, так что единственное, о чём они сейчас беспокоятся - члены друг друга, - с неприкрытой иронией в голосе парировал гамма, уверенно стуча в дверь и смиренно замирая в ожидании, уже через мгновение слыша неразборчиво-ворчливое копошение откуда-то из глубины номера. – И как бы сильно я не хотел целиком и полностью сделать тебя своим – здесь мы совсем по другой более «приземлённой» причине, - безрадостно выдохнул мятноволосый, перед носом которого слишком уж нервозно распахнулась дверь, за которой набычено стоял растрёпано-полуголый и явно чем-то дико недовольный хозяин номера – низкорослый черноволосый альфа лет сорока пяти с горьковатым запахом хмеля.             - Какого чёрт…Юнги?! – лицо в одночасье растерявшего всю свою бранчливую спесь мужчины стало чудовищно перепуганным и донельзя бледным. – Что…что ты здесь делаешь?! – взволнованно сглотнул брюнет, бегло скользнув взглядом по смущённо зардевшемуся румянцем и неловко опустившему взгляд в пол Паку, инстинктивно прикрыв руками голый пивной животик, а после вновь встретившись с буравяще-спокойным взглядом Мина и неуютно передёрнув плечами.             - Ты же сам мне написал. Не помнишь? – провокационно вскинул бровь гамма, решительно переступая через порог номера и, несмотря на все физические (слабые) и словесные возражения (больше похожие на детский лепет аля «Но раньше ты ведь никогда не приходил!») направляясь прямиком в незапертую спальню, невозмутимо окидывая взглядом двух голых молодых омег, измотано распластавшихся на большой двуспальной кровати.             - Это не то, о чём ты подумал! – стыдливо взвизгнул альфа, цепко хватая мятноволосого за локоть и призывно утягивая его обратно в коридор, неприятно морщась из-за брошенного им в спину игривого комментария: «Эй, мы же на четвертого не договаривались! Хотя ради такого красавчика охотно согласимся, но опять-таки за отдельную плату!».             - О, так я зря восхитился тем, что тебя в твоём-то возрасте хватает сразу на двоих? – невинно захлопал глазами Юнги, в предплечье которого вцепился абсолютно ничего из происходящего не понимавший розоволосый, доселе на полном автомате захлопнувший за собой дверь номера, теперь же чувствовавший себя перворядным зрителем театра глумливой комедии и нелепого абсурда (а он-то понапридумывал себе долгожданной сексуальной нирваны, жалкий идиот!).             - Ты без сарказма, как без воздуха, - уязвлённо констатировал мужчина, хаотично бегая глазами по периметру коридора, отчаянно не желая встречаться с и без того неизменно холодно-укорительным взглядом Мина. – Я вообще-то их обоюдную сделку…             - Вот только не надо делать из меня последнего дурака, ладно? – обречённо закатив глаза, безапелляционно прервал его гамма, вскинув ладонь вверх в останавливающем жесте. – Я с двенадцати лет знаю о твоих «рабочих» командировках. Кстати, мама тоже частенько ездит в такие же, - наигранно улыбнулся он, выбив из груди брюнета потрясённый выдох, а его самого заставив конфузливо отступить на шаг назад и спасительно опереться рукой о бледно-персиковую стену.             - Ты сейчас так шокирован тем, что мама тебе тоже изменяет или тем, что вы оба довольно фиговые вруны? – и глазом не моргнув хладнокровно поинтересовался мятноволосый, боковым зрением подмечая стремительно побледневший цвет щёк Чимина, до которого ненавязчиво так дошло КТО ЖЕ всё-таки стоит перед ними.             Да уж, омега никогда в жизни бы не подумал, что этот мучительно поморщившийся и зажато сгорбившийся от безжалостных слов Юнги мужчина – его отец. Ведь мало того, что внешне они ни капли не были друг на друга похожи, так и по манере поведения аналогично разительно отличались – Инь и Янь, ей богу, только в самом плачевном смысле этого гармоничного выражения.             - Ну почему ты всегда такой?! – раздражённо шикнул на него альфа, поднимая на сына оборонительно-строгий взгляд и насуплено хмурясь.             - Какой такой? – с откровенным вызовом во взгляде ответил Мин, презрительно оскалившись и язвительно процедив сквозь зубы: – Такой же, как мама, которую ты на людях горячо любишь, а дома ненавидишь настолько сильно, что скулы сводит?             - Не смей так говорить с отцом! – повелительно прикрикнул на него брюнет, произведя при этом должное впечатление на одного только Пака, испуганно подпрыгнувшего на месте и уже ногтями болезненно вонзившегося в руку гаммы, на серьёзно-бесстрастном лице которого ни дрогнул ни один, даже самый крохотный, мускул.             - Ты мне четыре года уже не отец, - без тени колебания отбил его смехотворную нападку мятноволосый, пристально наблюдая за тем, как его пресловутый родитель противно кривится от его слов, а после недолгой сосредоточенно раздумывающей паузы разбито произносит: - Тогда что ты вообще здесь забыл?             - Хотел поговорить по душам, - с желчным сарказмом улыбнулся ему Юнги, прожигая мужчину пренебрежительно-глумливым взглядом. – Только, ради всего святого, для начала хотя бы оденься и впусти нас уже в чёртову кухню, раз уж на целый Люкс для своего ночного тройного рандеву не поскупился.             - И речи быть не может! – категорично отрезал альфа, на котором теперь был целый брючный костюм – самые ближние из вещей, висевших у входа в спальню на стуле, оказались рабочими. – Ты сам подписался под этими условиями и…             - А вы мне выбор-то оставили, а? – с нотками несусветной обиды в голосе перебил его Мин, порывисто запуская пальцы в волосы и слегка их сжимая. – Прямо как тогда, в пятнадцать, когда вы увезли меня и Сонми из Сеула, даже не спросив, хотим мы этого или нет! А здесь, между прочим, два моих лучших друга остались и институт, в который я всё своё сознательное детство мечтал поступить! И весь класс Сонми, между прочим, в котором у неё было много подру…             - Ей было семь – в Тэгу она уже через день нашла себе новых! – с подтрунивающей снисходительностью перебил его брюнет, смотря на обескураженно замотавшего головой гамму, как на пятилетнего ребёнка. – А твои ЛУЧШИЕ друзья ничему хорошему тебя бы однозначно не научили, особенно тот малахольный, у которого взгляд вечно такой побитый был, будто его денно и ночно в сыром сарае держали! – злостно огрызнулся мужчина, сопроводив свою реплику громким ударом ладони по овальному кухонному столу, непроизвольно побудив робко притихшего немного поодаль от них Чимина (поначалу мягкотело хотевшего переждать семимильными шагами наступавшую на пятки бурю в машине, но всё же отважно предпочётшего остаться рядом с гаммой, при этом нейтрально не влезая в его семейные разборки, а то мало ли потом ещё крайним останется, если ненароком ещё и под адский замес не попадёт - да уж, то ещё эпичное знакомство с отцом парня, хотя по факту их даже друг другу толком не представили - агрессивно настроенному на конструктивный диалог мятноволосому вряд ли сейчас было хоть какое-то дело до элементарных приличий) судорожно передёрнуть плечами и кисло поморщиться от осознания того, что описал альфа не кого иного, как Чон Хосока, в настоящем времени выполнявшего самое сложное и храброе из всех порученных им заданий – во что бы то ни стало бороться за свою поистине бесценную жизнь изо всех своих сил.             Даже если их почти уже не осталось.             - Это потому что у него не было богатых родителей, связи с которыми помогли бы вам с мамой найти «достойных» клиентов для своей несчастной адвокатской компании? – не на шутку возмущённо спросил Юнги, окидывая нерадивого родителя сердито-ошеломлённым взглядом.             - Благодаря этой НЕСЧАСТНОЙ адвокатской компании тебе есть чем платить за твоё бесполезное продюсерское образование! – ядовито процедил сквозь зубы брюнет, комично притопнув ногой и, вплотную подойдя к своему чуть ли не с самых пелёнок бесконечно надоедливо восстававшему против каждого их с женой мало-мальски весомого вмешательства в его «самостоятельную» жизнь отпрыску, чуть ли не по слогам ультимативно отчеканил в его лицо: - Мы с твоей матерью СЛИШКОМ много сил, времени и денег в твоё личностное развитие вложили. И не для того, чтобы ты вот так нахально к одному из нас в номер посреди ночи припёрся и самоуверенно снял со своих «бедных» плеч твои непосредственные сыновьи ОБЯЗАННОСТИ!             Обязанности – вот что значит в их нездоровом понимании принудительный брак с каким-то там левым незнакомцем.             Смешно, не находите. Настолько же, насколько и грустно.             - О да, отец, большое вам с мамой СПАСИБО за ежегодные актёрские курсы, многочасовые уроки по игре на фортепиано и совершенно НИКЧЁМНОМУ фехтованию, на которое вы меня записали только из-за того, что туда ходил сын какой-то там крупной шишки, с которым я обходительно ДОЛЖЕН был (а вы мне тогда буквально все уши об этом высокомерном мальчишке прожужжали) познакомиться! – с отчётливо уловимой на слух толикой оголтелого гнева выпалил Мин, сокрушённо усмехнувшись. – Да если бы не Сонми и мои НАСТОЯЩИЕ друзья, я бы уже давно на себя руки наложил, потому что быть сыном таких чёрствых эгоистичных выродков, как вы…             Договорить ему не позволила звонкая и весьма жёсткая отцовская пощечина, властно вынудившая его замолчать и инертно отступить на шаг назад, жестом руки остановив уже было участливо бросившегося на помощь Пака, напряжённо сглотнувшего, но всё же послушно замершего в шаге от него.             - Всё, что вы когда-либо делали для нас с Сонми – было исключительно ради вашей собственной выгоды, - уничижительно хмыкнул гамма, щёку которого пощипывало от незначительно-саднящей боли, потому что вся остальная – невыносимо жгучая и безмерно удушающая сидела прямехонько в его нещадно бившемся о рёбра сердце, неимоверно сожалеюще обливавшемся кровью из-за расчётливой бездушности родителей, которые по факту как раз-таки и ОБЯЗАНЫ были холить, лелеять, защищать и, что самое главное – ЛЮБИТЬ своих чад, а не обращаться с ними как с какими-то редкими чудом отрытыми в самой глубине изрядно захламлённого чердака предметами антиквариата, с поверхностей которых они бережливо счистили всю пыль, но и то лишь для того, чтобы впоследствии втридорога продать их на каком-нибудь чванливом аукционе. – Даже из Сеула уехали только из-за того, что здесь конкуренция больше, чем в Тэгу и там у вас больше шансов на выгодные контракты с известными фирмами. А я из-за этого вашего меркантильного переезда три года не имел никакой возможности увидеться со своими лучшими друзьями, потому что вы не разрешали мне слетать к ним даже на один грёбанный день, не говоря уже о том, что меня не было рядом с Тэхёном в самый трудный период его жизни. А мне ведь чертовски НЕОБХОДИМО было тогда его поддержать, поэтому-то я и сбежал из дома, но нет, вам обоим нужно было настырно отыскать меня в аэропорту и, несмотря на все мои умоляющие протесты, варварски разорвать мой билет, а после как ни в чём не бывало увезти меня на это треклятое фехтование! – надломившимся от досадной горечи голосом констатировал мятноволосый, удручённо качая головой и смотря на родителя так душераздирающе печально, что тот в один миг весь свой негодующий запал растерял, тяжело сглотнув и в бесспорно оправдывающемся тон, пролепетав:             - Что бы ты там в своей заумной голове себе не напридумывал, мы с твоей мамой всегда вас лю…             - Да вы оба понятия не имеете, что это за чувство такое! – в сердцах расстроено вскрикнул Юнги, тошнотворно поморщившись от громадного кома феноменального отвращения к незадачливым родителям, впритык подкатившего к горлу, безбожно перекрыв собой доступ живительного кислорода в его лёгкие. – Да вы ведь ни дня друг друга не любили! Откуда вам вообще знать…             - А откуда ТЕБЕ знать ЧТО между нами двумя было на самом деле! – истошно-затравленный возглас альфы моментально поверг Мина в недоумённое оцепенение, из-за которого тот даже машинально насторожился и сделал шаг назад, чувствуя осторожное прикосновение ладони с ума сходившего от яростного желания поскорее убраться отсюда (очень уж постылый осадок произвёл на него этот трусовато-кичливый мужчина) розоволосого к своей спине. – К твоему сведению, наши родители были хорошими знакомыми, и твоя дражайшая мать чуть ли не с самых пелёнок по мне фанатично слюни пускала. Вот только я к ней ничего, кроме безобидных сёстринских чувств, не испытывал, вот она меня однажды и споила, а потом взяла и бесстыдно изнасиловала, придя на следующий день к моим родителям с положительным тестом на беременность! – с жалобным роптанием и определённо нехотя (хотя это его нисколько не оправдывало) не иначе как ведром грязных помоев вылил на гамму суровую правду-матку (крючковато-зазубренной гнойно сочившейся занозой в виде длинного ржавого гвоздя колоссально долгих двадцать три года сидевшую в его тоскливо стонавшем от беспросветного «кабального» горя сердце) брюнет, выжато вздохнув и несмело подняв взгляд на огорошено замершего напротив сына, смятённо-пасмурное лицо которого говорило само за себя.             Сказать, что для мятноволосого эта новая (дурно попахивавшая затхлым трупняком) информация была своего рода прискорбным открытием – ничего не сказать (нет, он конечно знал, что его родители не по своей воле вступили в брак, но вот что мама была способна на подобного рода сумасшествие, а отцу слабовольно не хватило духа, чтобы хоть как-то этому явственному пиздецу противостоять – уж увольте, но даже его безгранично-красочная фантазия на такие кошмарные повороты не способна), вот он на минутку-другую даже как правильно слова в уме подбирать и то позабыл.             Хорошо хоть Чимин ему об этом незатейливо напомнил, положив руку на плечо Юнги и подбадривающе его сжав, а уже в следующую секунду спустив её вниз, бережно обхватив ладонью его тонкие пальцы и ласкающе их погладив.             - Хочешь сказать, что ты к Дьяволу похерил всю свою жизнь… из-за меня? – неверяще выдохнул Мин, у которого в голове не укладывалось, как можно быть таким рохлей и безропотно отдать всего себя в полноценное владение другого, причём всецело неприглядного тебе, человека. – Она же могла сделать аборт или…             - В то время об этом даже и речи не могло идти, Юнги! Мои родители очень критично к этому непредвиденному «обстоятельству» отнеслись и даже слушать мои слезливые увещевания не пожелали, а я их чуть ли не на коленях об этом просил, потому что последнее, чего хотел в жизни – так это насильно связывать её с девушкой, которую всем сердцем ненавидел за этот подлый поступок, – безотрадно пресёк его запоздалое наступление альфа, устало опустившись на один из тканевых коричневых стульев и чуть ли не траурно вздохнув – впервые полноценно эмоционально открыться, тем более родному сыну, оказалось невообразимо изнуряюще.             Если не сказать морально убийственно, так как на опустошённо-подавленное лицо своего старшенького смотреть было больно.             Вот мужчина и перестал этим гиблым делом заниматься, виновато потупив взгляд на свои морщинистые сложенные в замок на коленях пальцы.             - Тогда ЗАЧЕМ вам понадобилось заводить второго ребёнка? – с неприкрытой раздавленностью в голосе спросил гамма, у которого сердце в оголтелой истерике от грудных стенок отскакивало, бойко намереваясь её хрустно проломить, а после со всей дури целенаправленно прилететь прямиком в отцовскую унылую физиономию, меланхолично улыбнувшуюся вполне ожидаемому вопросу.             - Твоя мама где-то вычитала, что двое детей придают семье более…солидный статус, - мрачно усмехнулся брюнет, напрочь выбив всякую почву из-под ног сломлено выдохнувшего Юнги, в сознании которого ярко вспыхнули воспоминания о широкой счастливой улыбке Сонми (единственного светлого лучика тепла и доброты, что всегда скрашивал его серые однотипные будни в Тэгу, строптиво (вся в него) не давая ему опустить руки и покорно прогнуться под многочисленные безрассудные хотелки их «невменяемых предков»), когда он сказал ей о том, что они оба больше не под острым родительским каблуком.             Что теперь они взаправду СВОБОДНЫ.             Хотя в конкретном случае это понятие было для него достаточно абстрактным, вот только сестренке вовсе не обязательно было знать о его самоотверженной жертве, как и о том, почему мама с папой хотя бы изредка им не звонят.             Пусть они и вконец рехнувшиеся, но ведь всё-таки РОДИТЕЛИ.             А они, в свою очередь, их кровные ДЕТИ.             - Так значит я для неё всего лишь средство для вожделенного брака, а для тебя сраная удавка на шее, а Сонми для вас обоих лишь красивая декорация для более удачных светских снимков?! – предательски дрогнувшим от всеобъемлющего замешательства голосом чрезвычайно задето выдохнул Мин, которого, к слову, мелко трясло.             И всё это время державший его за руку омега эту его оробелую дрожь как никто другой превосходно ощущал, ободряюще стискивая обильно вспотевшую ладонь мятноволосого пальцами во внегласном порыве «Я с тобой».             Отлично давая гамме понять, что чтобы ни случилось - он не один.             И какие бы ужасные слова не вылетали изо рта его загнанно прижатого к стенке отца – вдвоём они непременно перед ними стойко выстоят.             Даже если для этого придётся нечеловечески постараться.             - Для твоей матери может быть, - кивнул альфа, утомлённо вздыхая, но всё же находя в себе физические силы для того, чтобы натужно подняться со стула. – Но не для меня, Юнги. Ты не удавка на моей шее, а мой СЫН. И я действительно ЛЮБЛЮ тебя, даже если ты в это упрямо не веришь, - поспешил добавить он, вложив в контрастно смягчившуюся интонацию своего голоса все имевшиеся в его упаднически вялом на радужные эмоции сердце «высокие» чувства к своему нежданному первенцу, на симпатичную мордашку которого он целый час не мог нормально наглядеться, когда тот только родился.             Потому что впервые за необыкновенно долгих девять месяцев непрекращавшихся ссор и капризных хлопаний дверьми он был искренне БЛАГОДАРЕН своей исподтишка навязанной ему жене за что-то воистину хорошее в его обыденно-пресном существовании.             И пусть мужчина никогда и не говорил своему непозволительно бойкому сыну о том, что любит его – то лишь из-за первобытного трусливого страха.             Перед тем, что Мин его просто-напросто осмеёт.             Ни на долю секунды в правдивость его чистосердечных помыслов не поверит. Потому что и так чуть ли не с детства считает его бесхребетным подкаблучником.             А если он ему при этом ещё и в сомнительных чувствах признается, так и вовсе выставит себя в его глазах конченым клоуном.             Как раз таким, как сейчас. И это уже хрен воротишь.             - Я этого не ЧУВСТВУЮ, отец, а это совсем разные вещи, не находишь? – осуждающе покачал головой гамма, пронзительно вглядываясь в выразительно сверкнувшие непомерным раскаянием глаза брюнета и с кручинной усталостью добавляя: - Сонми, кстати, этого тоже не чувствует. А из-за маминых постоянных придирок ещё и собственную альбиносную внешность на дух не переносит, снова и снова замазывая бледную кожу автозагаром, пряча голубые глаза под карими линзами и закрашивая белоснежные волосы чёрным, считая себя отнюдь не уникальной (а она как раз-таки именно такой и является), а самым настоящим убогим позорищем.             Трагичный вздох – единственное, что осталось в душевном арсенале у альфы, тотчас вспомнившем разом обо всех надменно-брезгливых словах его недалёкой жены, нескрываемо считавшей собственную дочь безобразной уродиной, которая и сгодится-то могла только на то, чтобы удобно выдать её замуж за какого-нибудь странного любителя жуткой «экзотики».             Господи, как же много раз мужчина хотел заткнуть этот её поганый рот, но попросту не мог.             Потому что опрометчиво упустил из внимания ту самую «роковую» секунду (да он всё бы на свете отдал, лишь бы только успешно отыскать её в памяти – а все его бессчётные попытки преуспеть в этом шатком начинании были тщетны - вернуться назад во времени и всё кардинально переиначить), за которую она бесцеремонно умудрилась отобрать у него предельно всё.             Вплоть до его собственного разумного мнения.             - Ты ведь лучше всех знаешь какого это – когда тебя принуждают к чему-то против твоей воли. Так почему же меня на то же самое обрекаешь? – с проникновенным непониманием выдохнул мятноволосый, выжидающе посмотрев на него взглядом, полным неразбавленного пессимизма и иступленной безысходности от осознания того, что любая, даже самая неподъёмная, но всё же непоколебимо преодолённая им потуга в сторону согласно оравшей откуда-то из-за пазухи родителя совести рикошетом отскакивала от его сердца как от каменной брони.             Хотя, наверное, она вокруг него реально и была.             И этому однозначно его беспринципная мать нехило так поспособствовала.             А отсюда красным цветом очевидно прорисовывался всего один неутешительно-верный вывод - броню НЕВОЗМОЖНО было пробить извне.             Только если изнутри – а это равнозначно приравнивалось к заведомо проигрышному фиаско, потому что ТАМ ничего уже даже остаточно не боролось.             Потому что там всё уже давным-давно капитулирующе сложило оружие.             - Ты ведь знаешь, что я ничего не могу с этим сделать, Юнги. Она ведь даже не слушает, когда я ей что-то говорю, - пристыженно опустил взгляд в пол мужчина, выбивая из груди Мина вселенски огорчённый смешок.             - А ты хоть раз попробуй не говорить, а кричать – может тогда она наконец заметит, что ты не просто невзрачный мальчик у неё побегушках, а долбанный глава семьи, - разочарованно выжал сквозь зубы гамма, свысока смотря на то, как его бесславно скукожившийся отец скрещивает руки на груди в защищающемся жесте и теперь уже с напускным интересом рассматривает носки своих клетчатых тканевых тапочек.             - Знаешь, отец – каждый раз, когда я задумывался о собственном будущем – я почему-то всегда представлял второго тебя, - как бы между делом произнёс мятноволосый, тягостно выжимая из себя некое подобие знатно прокисшей улыбки. – Теперь я наконец понимаю почему. И мне себя уже заранее жалко, - выпотрошено подытожил Юнги, рывком срываясь с места, уводя вслед за собой смурно поникшего Чимина, неумышленно бросившего на всё ещё неподвижно сверлившего глазами пол мужчину мимолётный, так сказать, «прощальный» взгляд.             Второпях упустив из виду то, что он беззвучно и очень даже раскаивающееся плачет.             - Юнги, да подожди ты! – умоляюще прокричал едва поспевавший за ним омега, руку которого отпустили сразу же после выхода из отеля, однако Мин его даже краем уха не послушал, так скипидарно и дойдя прямиком до самой машины, зло распахнув её дверцу и грузно плюхнувшись на заднее сиденье. – Тебя что, уж в задницу укусил! – недовольно поморщился розоволосый, уже через пару мгновений опускаясь на кожаную обивку рядом с ним и аккуратно закрывая за собой зазря (да сколько можно на всём и вся вымещать свои негативные эмоции?!) пострадавшую дверцу.             - Да лучше бы уж укусил, а не этот бесхарактерный хрен был моим отцом! – презрительно выругался себе под нос гамма, нервно забирая с акустической полки позади синий рюкзак, пару-тройку секунд сосредоточенно в нём роясь, а после с панихидным, но одновременно с тем облегчённым вздохом доставая оттуда маленький автоматический шприц, кладя его на сиденье рядом с собой, рюкзак же убирая на прежнее место.             - То, что он тебе отказал ещё не значит, что всё окончательно и бесповоротно медным тазом накрылось! – нравоучительно запротестовал Пак и, морально не в силах даже беглый взгляд бросить на почти полностью исколотую злополучной отравой руку мятноволосого (да и в целом всё это жуткое издевательство над его уже и так достаточно настрадавшимся за четыре года организмом терпеть), которую он как-раз во всей своей неприглядной красе оголил, зрительно прикидывая какое место на этот раз не иначе как заклеймить (у этих незначительных на первый взгляд ранок почему-то был чертовски длительный период полного заживления) крохотной красной точкой, категорично пресёк его попытку причинить своему телу, пусть уже и привычную, но всё же мучительную боль (гормональный подавитель, как-никак), одной рукой схватив Юнги за запястье руки, в которой был зажат шприц, а другой уверенно выхватив его из неё, метко бросив на ножной резиновый коврик перед передним сиденьем.             - Эй, какого лешего?! Мне, вообще-то, по времени их принимать нужно! – недоумённо возмутился Мин и уже было дёрнулся с сиденья, чтобы перегнуться через подлокотник и достать жизненно необходимый ему шприц, однако Чимин ему и этого сделать не позволил, с силой толкнув гамму обратно, прижав его спиной к спинке сиденья и грациозно оседлав сверху, крепко обхватив оба его запястья руками на манер своеобразных наручников.             - Тебе НЕ НУЖНО их принимать, - убеждённо контрастировал омега, смотря на хмуро насупившегося мятноволосого сочувствующе-снисходительным взглядом. – Перестань уже гробить свой организм, Юнги. Всё ещё может быть…             - Да НИЧЕГО уже больше не может быть! – с отчётливо уловимыми на слух нотками сердитого негодования отрезал Мин, прожигающе впериваясь взглядом в розоволосого, вмиг растерявшего всю свою, казалось бы, доселе непоколебимую в вопросе добровольно-принудительного (ничего всё равно не выйдет, пока гамма сам этого не захочет, а столь благому начинанию ничуть не помешает самую малость инициативно поспособствовать) отказа Юнги от вредных подавителей решимость, взволнованно сглотнувшего и оробело захлопавшего ресницами, но всё же ни на один миллиметр не ослабившего железную хватку своих пальцев. – Я в глубокой навозной яме, которую ещё и к тому же зловонными помоями стремительно топит, если ты вдруг этого ещё не заметил! Потому что абсолютно НИЧЕГО не могу поделать со своей убогой наперёд расчётливо продуманной ЗА МЕНЯ жизнью! Да я оказывается настолько никчёмный, что даже этого трусливого гавнюка, которого и отцом-то назвать стыдно, не смог уговорить расторгнуть злосчастное дополнение к решению органов опеки и попечительства, что уж там слепо надеяться на хоть какое-то расположение со стороны моей маньячной мамы – да она по сравнению с ним долбанный Стоунхендж, который даже если адски надорвёшься с места ни на сраный дюйм не сдвинешь! – раздражённо выплюнул свозь зубы мятноволосый, усердно пытаясь вырваться из импровизированных оков Пака, невозмутимо сохранявшего самое спокойное из всех своих возможных расположений духа – потому что только умиротворённой землёй можно было затушить этот оголтело-свирепый пожар.             Который даже самая бурная и нескончаемая вода наверняка бы не одолела.             - Да перестань ты уже так лихорадочно истерить! У тебя ведь ещё целых четыре года для проработки какого-нибудь запасного плана осталось! Не говоря уже о том, что за это время совершенно всё, что угодно может произойти: например, твой отец случайно наткнётся на волшебника страны Оз, слёзно выпросит у него щепотку львиной храбрости и передумает, а мать заработает биполярное расстройство и в одночасье станет добрее самого Бэмби, ну а если уж ничего из этого вдруг не проканает, тогда на крайняк вы с Сонми всегда можете купить билеты куда-нибудь на Багамы и…- с беззлобным укором начал было Чимин, не преминув разбавить донельзя накалённую атмосферу в салоне автомобиля (ну почему Юнги вечно начинает преждевременно загоняться и безостановочно думать только в самом худшем направлении?) толикой шутливого юмора, чтобы хоть как-то растопить в одночасье выстроенную между ними (королева трагедии по фамилии Мин во всём своём экспрессивном величии) необъятную стену изо льда, за многослойностью которой гамма его доброжелательного посыла, увы, не услышал.             А может, просто не посчитал нужным в смысл (хоть он и был весьма прозрачен) его подбадривающих слов вникать, гневно прервав омегу на полуфразе:             - Вот сам на свои спасительные Багамы и шуруй, если так любишь от всех своих бед по тёмным закоулкам скрываться! А я не хочу и не буду позорно от них убегать – со всем достоинством безбоязненно встречу их лицом к лицу, но хрупким омегой мои ублюдочные родители меня ни за что в жизни не получат!             - Юнги, послушай, это же ещё не конец! Мы со всем этим обязательно разберёмся и… - неимоверным усилием воли пропустив мимо ушей безмерно обидную нападку в свой адрес (мятноволосый сейчас на эмоциях - так что, пожалуй, можно великодушно и простить этому несносному болвану его бездумно-колкое поведение), миролюбиво начал объяснять своё оптимистичное (было бы оно таким на самом деле – если честно, то розоволосый понятия не имел, как выбраться из этого безбожного хаоса без плачевных последствий) видение ситуации Пак, оторопело замолкая из-за иронично-досадной усмешки молниеносно смягчившегося гаммы, призывно заглянувшего в его глаза с самым настоящим вселенским сожалением.             - Больше нет никаких «нас» Чимин. Прости, - с неприкрытой горечью в голосе констатировал мятноволосый, отчего омега машинально отпустил его запястья и бессильно опустил руки вдоль тела, а после слишком уж потерянно сглотнул, неверяще вперив взгляд в уже ставшее таким родным и любимым лицо Юнги.             - Что…что ты имеешь ввиду? – дрогнувшим от сердечной надломленности (а его сердце действительно словно кто-то засунул в стальные тиски и нещадно раз двести так сжал, внепланово устроив ему тотальный приступ тахикардии) голосом спросил розоволосый, изгибая губы Мина в вымученно-печальной улыбке.             - У нас с тобой всё равно нет никакого будущего, и я…не хочу тратить на неудачника-себя твоё драгоценное время. Ты замечательный парень и обязательно найдёшь себе кого-нибудь другого, а я уж как-нибудь... - с тщетно вуалируемым несусветным огорчением начал было вразумительно объяснять свою здравую (исключительно по его мнению) позицию гамма, внутренне пытаясь хоть как-то совладать со своим сумасшедше скакавшим под рёбрами сердцем, ревностно матерившим его на чём свет стоит за сгоряча совершаемую, а впоследствии и вовсе - непоправимую ошибку.             Хотя в данном случае реальной ошибкой было бы продолжить их пока ещё даже толком и не начавшиеся отношения, а через четыре года вынужденно помахать Паку ручкой и безропотно сказать «Аривидерчи», эпично уходя в багряный закат своего фиктивного брака с каким-нибудь самовлюблённым богатеньким альфой.             Это было бы как минимум некрасиво по отношению к Чимину и его светлым чувствам, а как максимум – мятноволосый бы даже при самом громадном желании НЕ СМОГ расстаться с омегой, если бы они начали полноценные отношения.             Потому что даже сейчас каждое из произнесённых им беспощадных слов давалось Юнги с непосильным трудом – по весомому кусочку души острейшим скальпелем отрывало.             Потому что розоволосый уже вплоть до самого основания в неё врос. И кротко уходить оттуда определённо не собирался.             - Да что ты такое несёшь, дурака кусок?! – уязвлённо ощетинился Пак, стоически превозмогая яростно прущую наружу безудержную потребность вломить по нечитаемо-мрачной физиономии Мина по самое не хочу, но руки в кулаки всё же инстинктивно сжимая.             - Это не обсуждается, Чимин! Поможем Чонгуку и Тэхёну и мирно разойдёмся по своим РАЗНЫМ дорогам! – ультимативно (натужно) произнёс гамма, дискомфортно передёргивая плечами и противно морщась из-за кисло-остаточного послевкусия голимой лжи на языке. – А теперь слезь уже с меня и дай мне достать подавитель, – обречённо вздохнул он, предпринимая попытку бережливо сбросить со своих колен струнно напрягшегося Чимина – беспросветно разочарованного тем, что его снова без каких-либо на то разумных аргументов и хотя бы секундного доблестного боя вероломно бросают.             Сначала Ван, демонстративно выставивший его безнравственным злодеем перед всей школой, а теперь ещё и Юнги – даже его, во всей видимости, нисколечко не важного ему мнения спросить не удосужившийся.             А он ведь так лучезарно надеялся, что мятноволосый уж наверняка не такой. И даже если сама чёртова земля под ногами с оглушительно-громким треском разверзнется – Юнги в первую очередь подумает не о себе, а о нём.             Ведь в этом и заключается весь нехитрый смысл фееричного понятия «Любовь» - когда ни секунды не раздумывая ставишь другого человека впереди всех своих холёно оберегаемых интересов.             - Да что тебя, сумасбродный придурок! – в сердцах чертыхнулся омега, отчаянно припадая к губам Мина трепетным поцелуем – буквально умоляющим его изменить своё неразумно-чёрствое решение.             И гамма рад бы настоять на своём и этому неожиданному порыву розоволосого воспротивиться – вот только знаете, несмотря на твердолобую веру в том, что Паку будет намного лучше без его горемычной персоны под боком, расставаться с ним он отнюдь не хотел.             Как и куда-либо (а тем более к кому-либо) отпускать Чимина, в которого словно за самое дорогое сокровище в мире обеими руками вцепился, жадно ответив на его поцелуй.             Мысленно осуждающе надавав себе жестоких тумаков за свою абсурдную трезво необдуманную выходку, которой наверняка омегу очень сильно обидел.             Хотя в первую очередь и думал как раз-таки о его заветном благополучии.             Вот только делал это в своей нездорово-жертвенной манере.             Жарко углубив поцелуй, розоволосый зарылся пальцами в шелковистые волосы Юнги, запустившего руки под его свитер, потянув его за края вверх и ловко сняв, изучающе заскользив ладонями по стройному подтянутому телу Пака, одобряюще простонавшего в его влажные губы, на которых почему-то ощущался солоноватый привкус.             - Эй, ты чего?! – резко разорвав сладостный поцелуй, перепугано выдохнул Мин, до которого запоздало (как всегда) дошло, что Чимин плачет.             Причём делает это беззвучно, но в то же время невыносимо горько.             - Никогда…больше не смей…так просто от меня отказываться, - надломившимся от душераздирающей обиды голосом произнёс омега, с разбитым опустошением во взгляде заглядывая в обсидиановые глаза мятноволосого, грубо выбивая из его лёгких весь живительный кислород, варварски сворачивая желудок в тугой узел, а сердце разом протыкая сотней мелких зазубренных иголок.             - Господи, Чимин, я… - не в силах найти нужных слов для хоть какого-то мало-мальски достойного оправдания Юнги заботливо начал стирать пальцами неуёмные серебряные дорожки с щёк розоволосого. – Извини меня, я…пожалуйста, пойми, что моё время ограничено, и я не хочу тебя попусту им обнадёживать, потому что ты заслуживаешь намного большего, чем я могу тебе дать со своими кошмарными родителями и дефектным ближайшим будущим, на которое они меня принудительно обрекают, - сокрушённо произнёс Мин, старательно борясь с мокрыми дорожками, наперегонки бежавшими из тёмно-карих глаз Пака, устало вздохнувшего и в упор посмотревшего на гамму взглядом, полным отходчивой иронии.             - Это не твоё будущее дефектно Юнги, а ты сам. И когда ты это уже поймёшь? – с нескрываемой теплотой в голосе заметил Чимин, срывая с губ мятноволосого признательную усмешку.             - Я же тот ещё придурок, что тут сказать, - простодушно пожал плечами Юнги, театрально закатывая глаза омеги, слёзы из которых теперь лились с видимо меньшим рвением.             - Ты всю жизнь собрался только этот сомнительный аргумент в свою пользу приводить? – вопросительно изогнул бровь розоволосый, в душе которого пусть и остался весьма неприятный осадок от всех с плеча срубленных слов Мина, однако это нисколько не умаляло того факта, что долго злиться на него Чимин просто-напросто не мог.             Потому что гамма и вправду был тем ещё редкостным кретином.             - Непременно постараюсь найти парочку новых, если ты, конечно, простишь мне мой очередной несуразный психоз, - с искренним раскаянием в содеянном ответил мятноволосый, едва ощутимо поглаживая линию позвоночника омеги подушечками пальцев.             - Это тот, из-за которого ты только что хотел меня пафосно кинуть? – как бы невзначай спросил розоволосый, забавно поморщив хорошенький носик, а уже в следующую секунду испуганно ахнув из-за повелительного действия Юнги, вплотную прижавшего его к своей груди, внутри которой, к слову, очень уж тревожно билось его мятежное сердце, настырно продолжавшее бранить Мина за его своенравную и, по другому никак не назовешь, безмозглую выходку.             - Я НИКОГДА в жизни бы по собственной воле от тебя не отказался, - серьёзно выдохнул в его губы гамма, волнительно вздохнув и несмело продолжив: - Но если всё заведомо в полной ж…             Договорить ему не дал мягко заткнувший его губы нежным поцелуем Пак, уже через пару секунд нехотя оторвавшийся от них, категорично отчеканив:             - В этой жизни нет НИЧЕГО из того, что нельзя было хоть как-то исправить. Так что засунь уже все свои многочисленные сомнения как-можно дальше в свою безостановочно зудящую о вселенской несправедливости задницу и клятвенно пообещай мне, что не прекратишь бороться за свою свободу. Причём делать это будешь ВМЕСТЕ со мной и больше не посмеешь меня от себя совершенно по-мудачьи отталкивать!             Сиюминутно последовавший за ним чрезвычайно облегчённый вздох мятноволосого был красноречивее всяких елейных слов, а его вымотанная, но в то же время безгранично благодарная улыбка была в сто крат ценнее самых дорогих в мире бриллиантов.             - Знаешь, я и вправду конченый мудак, раз так самонадеянно решил порвать с тем, без кого своей ничтожной жизни уже попросту не представляю, - с явными как день нотками укоряющего самобичевания выдохнул Юнги, обхватывая щёки невольно затаившего дыхание Чимина ладонями. – Кажется, я по самые уши влюбился в тебя, Пак Чимин. Ещё раз прости меня за то, что я такой безнадёжный шизофреник, - без тени сарказма добавил Мин, сорвав с губ омеги снисходительно-радостный смешок, а его самого убедительно уломав прекратить-таки лить безотчётно катившиеся из глаз редкие слёзы.             - Я может и прощу тебя, бесцеремонно укравшее моё сердце недоразумение… но для этого тебе придётся очень-очень сильно попотеть. ВО ВСЕХ смыслах этого шикарного слова, - многозначительно выдохнул ему в губы розоволосый, в глазах которого ярко вспыхнули озорные жёлтые огоньки, из-за которых всё это время смиренно ютившийся в узкой тесноте джинсов и боксеров член гаммы заинтригованно встрепенулся.             - Да я денно и ночно готов свою вину перед тобой с немереным энтузиазмом заглаживать. Надо же, ещё одно потрясающее многозначительное слово, - невинно удивился своему поистине гениальнейшему открытию мятноволосый, вырвав из груди Пака умилительный смешок, а его самого сподвигнув накрыть восхитительно вкусные губы Юнги паточным поцелуем, в который Мин уже через пару секунд блаженно простонал, игриво прикусывая нижнюю губу Чимина и тут же повинно облизывая её языком, руками же вовсю досконально исследуя его чумовое тело, по которому ходуном ходили целые волны приятно колющих мурашек, от которых Пак податливой лужицей в опытных руках гаммы растекался.             А это они даже ещё ни к чему «клубничному» не приступили - довольно знатно обнадёживает, не находите?             - Ты такой красивый, - восхищённо заметил мятноволосый, обхватывая губами горошину соска омеги и дразняще её посасывая, параллельно расстегивая ширинку его джинсов и целенаправленно проталкивая руку в боксеры мелодично поскулившего от неземного (четыре года без секса та ещё томительная каторга) удовольствия Пака, заключая его колом стоявший член в кольцо пальцев и начиная надрачивать ему в размеренно-плавном темпе.             - Да чтоб тебя, - упоённо закатил глаза Чимин, больно впиваясь пальцами в волосы гаммы и нетерпеливо ёрзая задницей по его каменному (и кстати, не поскуплюсь на комплименты - внушительному) стояку, вконец снося последние предохранители в мозгу Юнги, тотчас грубо опрокинувшего растерянно ойкнувшего омегу спиной на сиденье, быстро избавив его от всей оставшейся одежды и пожирающе заскользив взглядом по роскошному телу смущённо зардевшего пунцовым румянцем розоволосого, немигающе останавливаясь им на его стройный ногах, завороженно разводя их в разные стороны.             - Чёрт побери, - хрипло сглотнул Юнги, сражённо скользя взглядом по ровному члену с несколькими очаровательными цепочками тёмных вен, а после опуская его на рефлекторно сжавшуюся розовую дырочку – одним махом выпадая в коматозную прострацию.             - Так и будешь на меня маньячно пялиться или уже хоть что-то начнёшь со мной делать? – недовольно поморщился Пак, которого столь пристальное вниманием к его половым органам стеснительно озадачивало, но вместе с тем оно ему ещё и отрадно льстило - а то эти бесконечные загоны по поводу собственного веса (спасибо любимому папеньке, при каждом удобном случае упрекающе указывавшему пальцем на его пухлые щёки) порой очень уж непримиримо Чимина терзали.             - Дда, прости, - ошпарено спохватился Мин, торопливо снимая с себя куртку и футболку, а после точно так же спешно избавляясь от оставшихся на нём вещей, уже вскоре нависая над недоумённо вскинувшим бровь вверх омегой.             - Ты что, дрожишь? – изумлённо констатировал всем своим телом отлично ощущавший мелкую тряску разгорячённо-тёплого тела гаммы Пак, подтрунивающе усмехнувшись его комичной насупленности.             - Я не дрожу, а волнуюсь, - так, словно это всё на свете объясняло уязвлённо парировал мятноволосый, пронзительно заглядывая в глаза омеги и с самым что ни на есть трогательным беспокойством сглатывая: – Очень не хочу, чтобы тебе что-то не понравилось.             - Мы на заднем сиденьи твоей машины, стоящей на общественной стоянке, в полутусклом свете через раз работающего фонаря. Да брось, Юнги – что мне вообще может в этой донельзя романтичной обстановке не понравится? – риторически пожал плечами розоволосый, на что Мин лишь капитулирующе закатил глаза и прискорбно вздохнул.             - Хреновый из тебя успокоитель, знаешь ли, - ворчливо пробубнил гамма себе под нос и, ни секунды лишней большей зря не теряя, припал к пухлым торжествующе улыбнувшимся губам Пака требовательным поцелуем, на который тот тут же воодушевлённо ответил, руками же оценивающе заскользив по в меру подкачанному телу мятноволосого, не упустившего случая вновь сосредоточить всё своё внимание на его прелестном члене, продолжив тягостно пытать его умелой крышесносной дрочкой.             А уж когда дрочка услужливо уступила место блядски горячему рту Юнги, мастерски вобравшему в себя ствол судорожно передёрнувшегося от новых (хорошо забытых старых) ощущений Чимина до самого основания - так тут в мгновение ока омегу целая волшебная эйфория накрыла.             Да такой мощной силы - что он буквально завыл в голос, милостиво отпустив все сумбурные чертовски надоедливые мысли в свободное крайне безотлагательное плавание, вежливо помахав им на прощание белым кружевным платочком, а потом на совесть так заперев за ними ворота на амбарный замок, чтобы они нахрен никогда больше в его голову не возвращались.             - Вот блин, - исступленно выдохнул Пак, с грехом пополам приподняв голову и расфокусировано посмотрев на увлечённо терроризировавшего кончиком языка головку его члена гамму, два проворных пальца которого уже с немереным интересом раздвигали упругие стенки его задницы на манер ножниц, ей богу, бесценный клад внутри искали, а уж когда третий дерзко между ними вдруг втиснулся, а шершавый язык мятволосого спустился к конвульсивно подрагивавшим яичкам инстинкт самосохрания Чимина улетучился к чёртовой матери, отчего он порывисто притянул Юнги за шею, так чтобы их лица оказались напротив друг друга, и томно выдохнул в его губы: - Ты меня сейчас наверняка своим немаленьким размером порвешь, но лучше так, чем я преждевременно кончу от минета, и ты до конца моих дней потом будешь мне это брюзгливо припоминать.             - Эй, я же не всегда...- хотел уже было возмутиться Мин, которого омега тут же властно заткнул поцелуем, а член обхватил пальцами и несдержанно приставил к своей пульсирующей дырочке, в которую гамма послушно наполовину толкнулся, сорвав с губ розоволосого болезненный вскрик, моментально потонувший в отвлекающе-глубоком поцелуе.             - Боюсь спрашивать, но всё же рискну: это случайно не твой первый раз? - неохотно оторвавшись от его губ, спросил мятноволосый, встревожено окидывая взглядом мучительно напрягшееся лицо Пака, мысленно же пытаясь всеми силами абстрагироваться от его умопомрачительной тесноты - потому что она поразительно удивляла.             - У меня просто с бородатых времён ничего подобного не было, так что спешу успокоить - я не девственник, - как можно небрежнеё ответил Чимин, сердце которого в бешеной истерике о рёбра стучало, а заднице было настолько больно и потрясающе одновременно, что омега стихийно поймал себя на мысли о том, что он, как бы слащаво это не звучало, на седьмом небе от счастья.             И не потому что занимается с кем-то долгожданным сексом, а потому что делает это с Юнги - человеком, который ВЗАИМНО разделяет его чувства, а не просто эгоистично использует.             - Ну тогда я превеликой охотой напомню твоему великолепному телу какого это, когда его по первое число хорошенько так приходуют, - чрезмерно самоуверенно улыбнулся Мин, срывая с губ розоволосого незлобивую усмешку и иронично закатывая его глаза, уже в следующую секунду широко округлившиеся от наглого толчка до самых яичек, от которого тело Пака прошил нехилый такой тысячевольтный разряд, рефлекторно побудивший его обхватить ногами бёдра гаммы.             За который не сложно было даже собственную душу продать, потому к нему ещё и размашисто-сильные "атакующие" движения совокупно присоединились.             - О боже мой, да! - похвально застонал от тягуче растёкшейся по венам одуряюще-фантастической неги Чимин, шею которого мятноволосый с небывалым азартом помечал собственническими багряными засосами, пальцами же играя с набухшими горошинами его сосков, томительно перекатывая их между подушечками.             Всё это настолько виртуозно увело всё ещё живое, но и то на соплях державшееся подсознание розоволосого от садняще-ноющей боли в заднице, что она незатейливо так сошла на нет, и даже когда Юнги приподнялся и закинул обе его ноги к себе на плечи, ощутимо ускорив темп толчков - омега ничего, кроме ошалелого экстаза, не почувствовал, обеими руками намертво вцепившись во внутреннюю ручку автомобильной дверцы.             - Можно мне...в тебя кончить? - загнанно спросил Мин и получив в ответ что-то наподобии вялого кивка (пребывавший в истомленом ликовании розоволосый сейчас на любые изощрённые эксперименты бы подписался), беспрепятственно согнул его пополам (танцевальный факультет и пластичная гибкость дружественные синонимы) и навалился всем телом сверху, с удвоенным пылом начав вбиваться в растянутую дырочку Пака, член которого тоже без должного внимания не остался - его плотно обхватили тонкие пальцы гаммы и начали синхронно водить по нему сверху-вниз, отчего уже через минуту Чимин со спазматическим содроганием бурно излился на собственный живот, а мятноволосый чуть ли не вдогонку за ним последовал, обильно кончив внутрь божественно сжимавшейся от необычайного оргазма задницы омеги.             - Ты как там, живой? - после нескольких секунд молчаливого отхождения от поистине улётного оргазма участливо поинтересовался Юнги, окидывая взглядом солнечно умиротворённое лицо омеги и, получив в ответ согласный кивок, бережливо выходя из него, расслабленно плюхаясь рядом на бок. - Тебе никто случайно не говорил, что у тебя зачётная задница? - как бы между делом заметил Мин, выбивая из груди мучительно распрямившего розоволосого саркастичный смешок.             - А твой поганый рот никто прежде не хотел зашить нейлоновыми нитками? - язвительно хмыкнул Пак, измотано закрывая глаза и вдруг ощущая едва весомый поцелуй на плече, от которого его губы сами собой распрылились в радушной улыбке. - Хотя знаешь - спасибо. Твой член тоже весьма...обалденный, - с пленёнными нотками в голосе добавил он, тяжело сглатывая из-за своего, как оказалось, нечеловечески изголодавшегося по сексу (наконец-то он снова в действии) члена, вновь медленно, но верно одухотворённо наливавшего кровью.             Ведь как там в простонародье говорится: стоит хотя бы один раз вкусить запретный плод - оглянуться не успеешь, как на его пожизненную дегустацию подпишешься.             А тут плод хоть укушенный, но всё же давно забытый, так что память излюбленными красками возвращается, только с более насыщенными и теперь уже более устойчивыми к внешним факторам цветами.             - Если твоей заднице всё понравилось (а я в этом ни капли не сомневаюсь), она же ещё раз впустит мой ОБАЛДЕННЫЙ член к себе в гости? - нарочито выделяя произнесённое Чимином прилагательное, заговорщески спросил гамма, ненавязчиво начиная водить пальцами по инертно втянувшемуся рельефному животу Пака.             - Только если ты перестанешь говорить такие взбалмошные вещи, - бесхитростно ответил розоволосый, открывая глаза и с толикой досадного огорчения, всё это время смирно сидевшего на железной цепи где-то на задворках с неравным боем вернувшегося из каторжной ссылки сознания, добавляя: - Но нам всё равно рано или поздно придётся рассказать Тэхёну и Чонгуку о Лиме.             - Я знаю, что придётся, - трагично вздохнул мятноволосый, задумчиво зависая на несколько секунд, а после всем телом наваливаясь на затравленно зашипевшего от непредвиденной тяжести омегу. - Но сначала ещё немного пошалим, а то эти кролики наверняка ещё ничего не закончили, - заговорщески прищурился он, с самым глуповатым видом хлопая длинными ресницами и прелестно надувая искусанные губы.             - Разве я могу отказать такому искусному обольстителю как ты? - с наигранным благоговением в голосе произнёс розоволосый, изгибая губы Юнги в победно-горделивой улыбке, уже через миг потонувшей в заманчиво-страстном поцелуе.             И пусть сегодня им повезло лишь на половину, но может всё ещё не так плохо, как они себе в драматичных оттенках напредставляли и двоих компаньонов отца Тэхёна вполне хватит для воплощения в жизнь их наполеоновского плана?             Вторая половина грязной работы из которого пришлась на и без того глобально перегруженные бесконечным волнением за шаткое состояние младшего братишки плечи Югёма.             Но с ним ведь рядом был верный БэмБэм.             Разве у этих двоих могло хоть что-то не получится?