***
Деку сидел в гостиной, тихо повторяя свою прощальную речь для гостей, он уже несколько раз запинался и начинал сначала. Рядом с ним сидела Момо, переворачивала страницы сценария и лишь иногда немного улыбалась. Она отстранилась от белых листов с черным текстом и вдумчиво уставилась на Изуку. — Что? — Нет, ничего, — пришлось снова окунуться в сценку. Изуку поджал губы и нахмурился. Момо была сама не своя с того момента, как Шото стал соулмейтом. Постоянно подавленная, без настроения, пофигистичная. Она часто хотела спать, утром у неё были припухшие глаза и покрасневшее лицо. Отговариваясь на все вопросы простыми «Не выспалась, учила долго домашнее задание», «Аллергия», она только усугубляла вокруг себя сочувствие со стороны других. Все давно поняли какова настоящая причина этого упадка настроения. Сбоку от них сидел Каминари, доедая огромное красное яблоко. — Зависть — это грех, — он усмехнулся. — В ад попадешь за такое. Она захлопнула папку и выпрямилась. — Уж лучше туда, здесь-то рая не видать никому, кроме них, — она ткнула пальцем на обложку журнала, где виднелся портрет Тодороки. — Не думай так, — Мидория в очередной раз сбился и решил не продолжать. — Я вот, например, очень счастлив, несмотря на то, что у меня нет пары. — Серьёзно? — Яойрозу быстро заморгала, смахивая предательскую небольшую слезинку. — Никогда не мечтаешь ни о чём подобном? — Зачем? — Каминари протянул ей салфетку. — Неужели без меток теперь нельзя влюбляться, наслаждаться общением, ходить гулять или в кафе? Обязательно нужно это клеймо? Ты очень зацикливаешься на этой фигне. Слушай, а что если я скажу тебе, что мне нравится один человек, ты же поверишь? — Ну да, — Момо внимательно слушала. — Этот человек просто офигенный, — Денки взмахнул руками в воздухе. — Он сильный, смелый, умный и весёлый, я правда не знаю, почему у нас нет этих самых меток, ведь мы даже мыслим иногда одинаково. Но что ты думаешь? Мне это не мешает. Что есть соулмейты? Вдумайся, — он придвинулся на край дивана и заглянул Момо в глаза. — Просто люди, у которых есть небольшой рисуночек на теле, и даже он не одинаковый! — Но связь. — Какая связь? Ты их видела? — обложка журнала, который валялся тут уже второй день, очень выручала в диалоге. — Они же терпеть друг друга не могут, о чём ты вообще говоришь! У них только одни отношения — кто кого перепрыгнет и кто кого по баллам обгонит. Разве это твоя неземная любовь? — Но в книгах пишут ведь. — Знаешь, вот я месяц назад читал какой-то рассказ, так там мир, где нет героев. И что теперь, мне тоже в это верить и выходить на улицу, кричать, что мы все — это обман, это иллюзия? — Бред, — Момо отодвинулась, но слёз уже не было. — Что ты вообще читаешь? — Неважно, важно то, что Каминари на этом не зацикливается, — Изуку был рад, что Денки провёл такую беседу. — Именно. Давай, не раскисай и начинай быть счастливой, у тебя очень красивая улыбка. Денки подхватил телефон со стола и пошёл ко входной двери, попутно забирая со стула кофту. Мидория снова посмотрел на Момо, которая озадаченно пялилась в потолок, осмысляя всё то, что ей наговорили. Сейчас она была явно не тут мыслями. Он встал, поправил футболку и, захватив свои записи, поплёлся к лестнице. Было уже поздно, начинало темнеть, да и сегодня очень пасмурно, почему-то думалось, что ночью обязательно пойдет дождь. Изуку поднялся по ступенькам и увидел Шото, что закрывал за собой дверь в комнату Урараки. Он выглядел очень озадаченным и усталым от всего происходящего. Сердце пропустило удар, Мидория так давно не видел Тодороки беззаботным и весёлым, что даже уже с трудом мог вспомнить те моменты. Как-то всё это так внезапно свалилось, не только на соулмейтов, на каждого. Просто осознание того, что рядом живут особенные люди, не такие, как другие. Шото махнул рукой. — Ну что, всё нормально? — Изуку подошёл ближе и встал, немного задрав голову, чтобы было видно чужое лицо. — Как сказать, — Шото ухмыльнулся, отворачиваясь. — Она придумала просто невероятный план, чтобы от меня все отстали, но это только с её точки зрения. — В каком смысле? — Мидория не унимался, снова заходя немного вперёд, чтобы не терять зрительный контакт. — Хочет притвориться моим соулмейтом, чтобы от Бакуго отстали, тогда, судя по её логике, я перестану винить себя в том, что усложняю чужую жизнь, — Тодороки выдохнул. — Проблема в том, что в этом случае Урарака потеряет спокойствие и всё равно ничего не изменится. — Ну да, сложно, — он задумался. — Шото, ты только не закрывайся в себе, мы что-нибудь все вместе придумаем, я обещаю. Тодороки начинал злиться из-за этих приторных фраз, которые никогда не повлияют на ситуацию, на этот чертов контракт, что подписан так неправильно и нелепо, что хочется выть от сожаления. Он просто смотрел на Изуку, повторяя про себя, что никто ничего не понимает, просто ему желают добра и пытаются помочь, это не должно вызывать злость. Однако, думать в позитивном ключе было мало; он отвернулся, делая шаг в сторону, но Изуку одернул его обратно. — Стой, ты не веришь? — Не особо, если честно, и мне не нужна ничья помощь, — он почувствовал, как чужие руки сцепляются в замок за его плечами. Осторожно следуют по плечам, воротник рубашки немного поддевается, пропуская чужую ладонь. Он чувствовал, как по венам течёт чужая кровь, казалось, что слышал это. От этого становилось страшно, прикосновения были странными, они вызывали двойные и непонятные чувства, которые расползались скорее тягостной пеленой по всему телу. Назревало напряжение, которое вот-вот должно было перерасти во что-то большее, но какие-то последние предохранители это сдерживали. Изуку обнял его, так просто, не желая зла, но Шото вытянулся, стараясь врасти в бетон стены или хотя бы проломить ее лопатками. Он не смотрел на друга, пялился в пустоту, ожидая, что во мраке блеснут два жёлтых глаза, что рассечены вертикальными зрачками, но ничего не происходило. Один, два, три… Темнота оставалась темнотой. — Не переживай, просто нужно время, — он отстранился, тупя взгляд. — Спокойной ночи, Шото. — Да, — как только Изуку отвернулся и отдалился, Тодороки спокойно выдохнул, чувствуя, как внутри всё немного успокаивается и приходит в норму. Лопатки, которыми он пытался проломить чужую стену наконец-то начали болеть, шок от происходящего отошёл на второй план. Второй раз он подобного не переживёт, не очень хочет, особенно так внезапно. Он расстегнул пуговицу на рубашке, проверяя в порядке ли шрам-метка, но на коже ничего не оказалось, змея была такой же залеченой и обычной. Значит, что совершенно ничего не случилось, и это была небольшая победа, можно возвращаться к себе.***
Перед ним лежали две таблетки: одна черная, другая белая. Внутри чёрной капсулы что-то двигалось, изгибалось и мутило раствор. Он прищурился, рассматривая содержание второй пилюли, где была отчётливо видна форма небольшого бутона цветка, который ещё не распустился и теперь уже никогда не распустится. — Шото, какую выбираешь? — холодные пальцы коснулись его шеи и спустились на спину, оставляя небольшие полосы от когтей на рубашке. — А есть смысл выбирать? Я думаю, что просто посижу, не возьму ни одну, — он стукнул пальцем по столу и пилюля покатилась дальше от него, застыла на краю стола. Когти на спине пропали, послышался цокот каблуков, перед ним появился ещё один стул, на котором сидела небольшая девочка с заплаканными глазами. На её небольших ногах, которые оказались все разбитые и в болячках, были надеты огромные, очевидно большие для неё, туфли. Она хлюпнула носом и широко открыла змеиные глаза. — Возьми таблетку, давай, — она села на колени, выгнулась и положила на стол ладони, передвигаясь вперёд. — Может она тебя спасет, допускаешь такую мысль? — Возможно, — Шото лежал на поверхности стола, совершенно не интересуясь драмой, в который он должен был занимать главную роль. — Но глупо думать, что пилюля с цветком мне поможет, тут точно есть какой-то обман, меня не переубедишь. Он всё же наблюдал за бутоном розовой колючки, что не находила себе места в тесной капсуле. Шото не собирался больше идти ни на какие сделки, даже слушать условия, всё равно ничего честного из этого не выйдет, лишь снова прибавится проблем. Он даже не может затянуть верёвку на шее, мало ли что случится с Бакуго, если в один момент табуретка из-под ноги упадёт на холодный пол. Тодороки отвернулся, сталкивая рукой таблетку на пол. Девочка улыбнулась, её лицо поплыло и тут же сменило облик. Теперь перед ним сидела уже женщина, с черными волосами, усыпанная веснушками и родинками, она крутила на пальце кольцо, кокетливо кривляясь. — Съешь черную? Твой последний выбор? — она начала говорить томно, с губ стекала небольшая струя крови, которую она слизывала языком, закатывая глаза. — Нет. — Глупо, — она скрипнула ногтями по поверхности стола так, что закладывало уши. — Ты пожалеешь. Шото вскочил, затыкая уши руками. Казалось, что из них идёт кровь, потому что влага образовалась на пальцах. Сон сняло как рукой, перед ним промелькнула тень и остановилась как раз там, где был лунный луч. — Извините, — девочка-тень поклонилась. — Я не специально, но лучше бы вы выбрали таблетку с Чертополохом, — силуэт исчез, Шото посмотрел на ладони. На них было видно, как растекается кровь, он тут же вскочил на ноги, пытаясь здраво мыслить и хотя бы не задыхаться от увиденного. Тодороки чувствовал, как небольшие струи текут по его щекам, впитываются в волосы и скользят за шиворот, но боли не было. Он не сразу понял, почему открывается чужая дверь, как успел тут оказаться, а самое главное — не слышал, что говорил Бакуго, когда в очередной раз был недоволен ночным визитом. Ничего, они договорились, конечно, не так официально как хотелось, но Бакуго утром обронил пару слов о том, что если ему будет плохо или всё будет болеть, то он не против того, чтобы помочь, потому что может. — Быстрее, кровь, она повсюду, — Шото схватил чужие руки, прижимая их к своим вискам. Он испуганно смотрел на Кацуки, пытаясь отдышаться, появлялись звуки, хоть пока что отдаленные. — Совсем рехнулся что ли, — Бакуго выдернул свои руки из чужих, долбанул по выключателю, чтобы комнату озарило тусклым светом. Тодороки прищурился, потому что резкий уход темноты болезненно отразился на глазах, он тут же посмотрел на свои пальцы, которые были совершенно чистыми. — Ну и где реки крови? Очень жаль, что их нет, — Бакуго закусывал губу, чтобы лёгкая боль отрезвила сознание. — Клянусь, — Шото потёр руки друг об друга, но ничего не было. — Слушай, мы договорились, что я прихожу только в крайней ситуации, я клянусь, слышишь, у меня текла кровь из ушей, мне приснился кошмар. — Хватит! — Бакуго совершенно не интересовался что там кому снилось, потому что сам плохо спал. Сбитый режим из-за поединка давал о себе знать, особенно в ночь на вторник, когда рабочая неделя только началась. — Нужно было самому прийти в себя после страшных снов, что за детский сад! Ты вообще в своём, блять, уме! Он хлопнул дверью, в очередной раз выпроваживая Тодороки. Шото снова толкнул её, открывая, и останавливаясь на пороге. Внутри вскипала кровь, появлялась какая-то наглость, которой он обычно не мог похвастаться. — Я не пойду. Мне плохо, мы договаривались, что если мне плохо, то ты поможешь. — Какого хера тебе плохо? — Бакуго не успел даже дойти обратно до кровати. — Знаешь, я не вижу у тебя ни синяков, не открытых ран, не пизди и иди обратно. — Моё моральное состояние не в порядке, — Шото зашёл уже на середину комнаты, но только сейчас осознал, что нарушил совершенно все личные границы другого человека. Он нервно сглотнул, наблюдая за рукой Бакуго, которая в одно мгновение просвистела около уха и со всего размаха прилетела по щеке, Шото шикнул, едва стоя на ногах. Бакуго схватился за свое лицо, ощущая огненный удар, всю кожу кололи иглы, он открыл рот, но совершенно не чувствовал ничего. Он подскочил к зеркалу, матерясь, взглянул на свое отражение, которое показывало красное пятно от руки на всю щеку. В зеркале также виднелся Шото, который тёр своё место удара, морщась от мерзкого чувства. — Ну вот, зато теперь я вижу, что у тебя болит, — Бакуго выдохнул, понимая, что уже пути обратно нет. Иногда он умел сделать всё ещё хуже, чем есть, и именно это качество он в себе так люто «обожал».