Стигма дьявола

Они сидели рядом, недалеко друг от друга, и Бакуго лишь искоса посматривал на щеку Тодороки. Тот не обращал внимания, записывал в тетрадь информацию, что диктовал у доски преподаватель и иногда проводил пальцем по лицу, недовольно морщась. Залечить отметину так и не удалось, Шото ещё много чего говорил в его адрес, когда багровая краска чудесным образом не пропадала с лица, но Кацуки не слушал. Зато его щека быстро пришла в норму. С самого утра это не оставили без внимания: все, кто стоял на кухне, нашли что сказать в их адрес. Начиналось всё с каких-то безобидных шуток, потом переросло в допрос. «Каччан, вы с Шото подрались?» «Ну вы же родственные души, так нельзя! Нужно решать всё мирным путём». «Молодец, он с нами будет ходить до академии, а ночью ты его бить будешь, чтобы проснуться не смог?» Несмотря на то, что Тодороки всех заверил в нормальности происходящего, их никто не слушал, все лишь недовольно галдели, стараясь переорать каждый сам себя. — Ты лёд прикладывал? Как давно это случилось? Нужны мази, наверное. Я поищу, сиди и не двигайся! — Урарака крутилась вокруг него, пытаясь повернуть время вспять. — О, боже, за что всё это? — она закатила глаза и убежала в сторону гостиной, где лежали аптечки. Нет, Бакуго, конечно, всё понимал, но почему почти весь класс подорвался с завтрака, чтобы помочь двумордому, он не понимал. Рядом стоял Киришима и сурово осматривал происходящее, иногда обращая внимание на друга. — Почему он не мог вмазать в твоё мудацкое лицо? Я бы от такого шанса не отказался. — Да не дрались мы, — зубы скрипели. Шото прикрыл глаза, стараясь прийти в себя, он стал довольно вспыльчивым в последние дни. Это было заметно каждому, даже тому, кто обычно не коротал перемены или свободное время вместе с ним. Однако, даже Бакуго подметил, что он очень хорошо держится, игнорируя нарастающий конфликт. Такого Кацуки, к сожалению, не умел, поэтому оставалось лишь кусать локти от зависти. — Изуку, скажи ей, — Тодороки отставил чашку чая и уставился на Мидорию. — Урарака, не надо, всё хорошо, — его не слышали. Он виновато поднял зелёные глаза, молчаливо выжидая дальнейшего. Шото встал, забрал с небольшого дивана пиджак, накинул его на одно плечо и, не поднимая головы, направился к выходу. Бакуго рванул вперёд, но остановился, встречаясь взглядом с разноцветными глазами. Было прохладно, но не так, как мы привыкли это понимать: холод был внутри, словно разорвалось что-то очень важное, но там же, где бьётся сердце, всегда было пусто. Точнее сказать, так ощущалось, но иногда проскакивали ноты сострадания или вины, которые не давали идти к своей цели по головам, прогиная весь мир и каждого, кто препятствует. Именно сейчас, на фоне полного безразличия, что было обычным состоянием Бакуго, начинали появляться те самые положительные качества, которые он пытался давить изо всех сил. — Не подходи, — звучало убедительно, но недостаточно. — Завали, — за этой стычкой наблюдала добрая толпа студентов, которые должны были уже спешить на занятия. В центре всех стояла Урарака, держа в руках небольшой серебряный тюбик. — Идём, а то опоздаем. Они вышли, Шото был на несколько шагов впереди, даже не обернулся, когда Бакуго врезался локтем в дверь. Он вообще пытался сделать вид, что не замечает никого рядом с собой. Так продлилось до этого момента, уже третий урок подходил к концу, а Тодороки ни разу не взглянул в его сторону. Ощущалась вина. — Вы можете назвать аргументы из литературы, которые бы подтвердили цитату " Любовь приходит на помощь во всех жизненных ситуациях, она есть опора, фундамент и надежда». — литературу мало кто любил, потому что преподаватель нещадно валил всех и каждого в конце семестра. Все принялись листать справочники, шурша страницами. — Денки, вы ответить не хотите? Бакуго посмотрел на Каминари, который неуверенно поднимался из-за парты, в последние моменты пытаясь выхватить из текстов хоть что-то полезное. Нужно было немедленно помогать, Цементос ожидал ответа. — Ну, знаете, вот есть замечательная сказка Шарля Перро «Спящая красавица», — его голос дрогнул, но, видя, что можно продолжать, он осмелился. — Так, значит, ситуация вокруг главной героини складывалась критическая, она спала. Казалось бы, на её месте всякий мог бы отчаяться, потому что впал в беспробудный сон и не в силах хоть что-то изменить, но нет! — он махнул руками, Бакуго хотел было провалиться от испанского стыда и заорать «Каминари, что ты несёшь?!», но просто сидел и поражался тому, как просто Денки увильнул от плохой оценки. Сейчас он сможет наговорить хотя бы на что-то повыше. — И вот, смотрите, во имя большой любви, играющих чувств, к ней через лес пробирается прекрасный принц, который влюблен и готов сражаться за её жизнь! Таким образом, он спас принцессу от проклятия. Ну, разве это не тот случай, когда любовь приходит на помощь? — Каминари, вам сколько лет, можно уточнить? — Ну, уже семнадцать, а что? — Ничего, ответ хороший, но для начальной школы, а не для Академии, не находите? Это несерьёзный аргумент, понимаете? К тому же я уверен, что вы ни одной страницы не прочитали, а сейчас всё это говорите по сюжету мультфильма. Я хочу услышать хороший ответ, взрослого человека. Где в жизни можно увидеть эту сказку, о который вы сейчас нам рассказали? Литература в первую очередь учит людей быту, учит не совершать ошибки, помогает накопить жизненный опыт за счёт анализа биографий персонажей книг, а это что такое? Нет, не пойдет. — Но почему? — Шото бросил ручку на стол. — Я не согласен, кто знает, какая ситуация случится в жизни? Может, именно эта сказка поможет, что в ней плохого, объясните. — Тодороки, вас спрашивали? Вроде нет, — Цементос нахмурился. Он был хорошим человеком, за исключением своих уроков. — То есть вы хотите сейчас сказать, что можете уколоть палец веретеном, упасть в предсмертное состояние и ждать, пока прекрасный принц вас поцелует, чтобы спасти? — в классе поднялся хохот, щёки предательски покраснели. Он смял небольшую бумажку, сам понимая абсурдность. «Никто не знает, никто не смыслит». — Не всё, конечно, так, но близко, — добавил он шепотом, учитель улыбнулся. — Вы сражаетесь за то, чтобы помочь своему знакомому, я понимаю, но знаете, его ответ очень детский, наивный. Если бы Каминари рассказал мне о классической нашей литературе или зарубежной, то да, я не нашел бы к чему придраться. Шото отвернулся, стараясь избегать зрительного контакта со всеми, ну почему так? Он поднял голову, осматривая мимо плывущие облака. Хотелось верить, что там, где-то, вне пространства этой планеты, есть один счастливый дьявол, который наблюдает за всем происходящим и хотя бы жизнь идёт таким чередом не зря, ведь хоть кому-то весело и хорошо. Может, этот дьявол пошлёт озарение тому самому принцу, что сидит поодаль и что-то пытается передать Каминари через два ряда? Хотя зачем, сейчас вроде всё стабильно, уже два дня, не считая пощёчины и постоянных придирок по поводу и без повода. Лучше уж так, чем захлёбываясь своей кровью с утра до ночи. Шото чувствовал, как багрянец немного сходит с лица, он повернулся обратно и уткнулся в тетрадь. Тем более, чего он ждёт? Того, что появится чистая и искренняя любовь, которая расторгнет дьявольский контракт? Смешно. — Ну ладно, Тодороки, а вы что по этой теме можете добавить? Он растерялся, к такому был не готов, пришлось подняться с места, щёлкая пальцами от напряжения. Изуку что-то пытался сказать, но суровый взгляд преподавателя его усмирил. — Давайте, я слушаю, — внутри черепной коробки было пусто. Шото растерянно повернулся назад, замечая в руках Бакуго тусклый экран телефона. Картинка была небольшая, на розовом фоне виднелась половина лица девушки, укутанной в белый платок. Чуть ниже находился портрет мужчины. — А, ну, можно ответить аргументом из зарубежной литературы? — Как угодно, только давайте на уровне нашего возраста — не надо Спящих красавиц, Русалочек, Бременских музыкантов. — Преступление и наказание, Федор Достоевский. Герой раскаялся после того, как встретил девушку и полюбил её. — Вы так считаете? Ну ладно, садитесь. Продолжим тему урока. Шото повернулся назад, встречаясь взглядом с тёмно-оранжевыми глазами. Взгляд нечаянно зацепился за чужую белую щеку, которая вчера была отражением. Он еле слышно шепнул «Спасибо» и снова принялся писать в тетради, не успевая за диктовкой.

***

Хотелось сказать спасибо, намного громче, намного искренне — так, чтобы Бакуго прочувствовал. Шото не понимал, почему этот небольшой привычный инцидент на литературе запал в душу. Может потому, что ему никто никогда не подсказывал, он сам всё прекрасно знал, а может потому, что от Бакуго помощи никто никогда не ждал. В этом ещё предстояло разобраться, а пока нужно было переодеваться в спортивную форму. Признаться, Тодороки немного переживал, ведь целую неделю он пролежал, чувствуя, как кости пронизывают его внутренности насквозь, а тут сразу на разминку, а потом драться в парах. Ему не нравилось стоять в паре с Тсую, он всегда боялся её сильно задеть, а та в свою очередь тоже. Перед тем, как перейти на больничный, он попросил Всемогущего, чтобы его переставили к другому ученику, опираясь на то, что с Асуи ему уже нечего отрабатывать. Тот обещал подумать, от этого становилось радостно. — Где Аояма? — Всемогущий оторвался от записей в журнале, чтобы осмотреть тех, кто присутствовал. — Его забрали с урока, он Айзаве нужен, — Изуку светился от счастья, причины этому были неясны. Шото стоял около входа, опираясь на стену, рассматривал пол спортивного зала, который немного трескался, на нём обдиралась краска. Рядом появился Киришима, недовольно фыркнув, он обратился к Всемогущему: — Мы сегодня в парах? — Да, сейчас назову кто с кем, — мужчина продолжал писать в журнале, ни на что не отвлекаясь. — Если что, то ты с Асуи. — А вы подумали, с кем я теперь буду тренироваться? — Шото перемялся с пятки на мысок, выжидая ответа. — С Аоямой, но раз его сегодня нет, то одну тренировку простоишь с Бакуго, ничего не случится. Такого расклада событий он не ожидал, ведь их силы приблизительно равны, никто ничему не научится, если не будет конкуренции. Она у них, конечно, была, даже большая, но все их тренировки не заходили далеко. Шото прекрасно уворачивался, Бакуго бил со всей дури, часто попадая по ногам и рукам, он ненавидел, когда их ставили в пару, тем более, что раны, нанесенные соулмейтом, не заживали. — Нет, вы не понимаете, мы же родственные души, — Шото дернулся, ища в толпе одноклассников белую голову. — Так нельзя. Я отказываюсь. — Это не должно мешать вашим занятиям, я, конечно, очень рад, что вы нашли друг друга, но тренировки — это тренировки, всё остальное за границей Академии. Шото посмотрел на Мидорию, который крутился рядом, он был последней надеждой, которая могла помочь. Изуку виновато опустил брови, давая понять, что шансов мало, но он хотя бы попытается. — Пожалуйста, вы же видите у Шото на щеке удар? Это они вчера с ним подрались вечером, не выпускайте их один на один, они же всё тут разнесут. Всемогущий повернулся, закрыл свою тетрадь и посмотрел на лицо Тодороки. На минуту проскочила небольшая надежда, что сейчас всё исправится, но, действительно, сколько можно верить в сказки. — Юный Мидория, я лучше знаю, что делаю. Шото и Бакуго сами разберутся, за пределами академии, я же сказал… — Я отказываюсь! — Тодороки ударил ногой в пол, ощущая как Изуку тащит его назад. — Я не буду тренироваться! Нельзя выходить, раны от Бакуго не лечатся, кроме того, появляются и на его теле. Если они будут бить друг друга, то от них не останется даже миллиметра живого места на двоих. Это всё так странно, жить в две жизни, к этому не привыкнуть, но в первую очередь стоял вопрос о своей безопасности. Шото хотел закричать, что они точно убьют друг друга, но язык снова не поворачивался, фильтруя информацию. — Я не пойду на ваш урок, мне плохо. — Шото, что ты такое говоришь, — Мидория держал его за руку, все время дёргая назад. — Извинись сейчас же! — Я не пойду, либо меняйте мне пару, либо я отказываюсь посещать тренировку! — Мы можем уладить это через директора или вашего классного руководителя, — Всемогущий всё так же спокойно реагировал, словно ничего и не случилось. — Шото, умоляю, спокойно, — Изуку снова его обнимал, конечно, не так, как вчера, более грубо, пытаясь удержать на месте. — Ты говоришь с преподавателем, извинись и пойдем. — Да, через директора, я согласен. — Хорошо, Мидория, найди Кацуки, скажи, чтобы шёл в кабинет к Незу. — Понял, — он отцепился от Тодороки, непонимающе заглядывая в глаза. — Сейчас позову. Тут было прохладнее, дул небольшой сквозняк, и Шото сидел на стуле перед директором, совершенно не ощущая вины. За ним стоял Бакуго, считая про себя, чтобы прямо тут не устроить самое настоящее террористическое происшествие. Айзава как всегда сидел не очень эмоциональный, он бил пальцами по столу, оглядываясь на Незу. — Итак, я правильно понял, что вы отказываетесь от тренировки потому, что стоите в паре? — Он, — Бакуго ткнул пальцем в плечо Тодороки, стискивая зубы. — Тодороки Шото? — Да, я не хочу участвовать в тренировке, стоя в паре с ним. Я не вижу причины, чтобы мне отказать в смене партнёра, — он нервно сглотнул, наконец осознавая, чем может обернуться эта истерика. — Тем более на одно занятие. — Ясно, — Айзава немного распутал шарф. — Шото, я понимаю, что вы родственные души, между вами какие-то связи должны быть, ну и всё прочее, что подразумевается. В любом случае, вы же не влюблены до потери пульса, чтобы сдувать пылинки друг с друга. — Нет! — Бакуго, дай мне спокойно договорить, потом разберётесь, — Айзава ударил по столу. — Так вот, ваши метки, Тодороки — это не причина увиливать от занятий, халтурить или прогуливать, понимаешь? Это не делает ни тебя, ни его особенными с точки зрения студентов. Да, феномен, чудо, но повседневность — это повседневность, у тебя есть обязанности: учиться, тренироваться, соблюдать устав академии и так далее и тому подобное. Ясно объясняю? — Вы не знаете о чем говорите, — Шото скрестил руки и старался из последних сил не вести себя очень вызывающе. — Заткнись, — Бакуго уже рычал над ухом. — Кацуки, следите за языком, — Незу постучал ручкой по поверхности стола. — Шото, я думаю, что это не просто, на вас столько всего свалилось в последнее время, но ваш классный руководитель прав — вы не особенный, тем более Бакуго молчит, не имеет претензий. На первый раз, полагаю, вас можно простить и понять, отпустить с занятий, но это только один раз. — Но директор, — Айзава недовольно повернулся. — Это дисциплинарная провинность, нужно хотя бы наказание. — Нет, я верю, что всё придет в норму, да, Тодороки? — Обещаю, — он уже чувствовал, как его дёргают за ворот пиджака. — Всё хорошо, — на лице появилась натянутая улыбка. — Можете идти, до свидания. Сначала всё было хорошо, пока они шли до лестницы, но где-то на задворках души нарастала тревога. Бакуго держал ровно спину, смотрел под ноги, прикрыв веки, это было неестественно; Шото, в свою очередь, всё ещё пытался улыбаться и хлопал ресницами. Как только дверь в кабинет директора захлопнулась, и Айзава обогнал их в коридоре, чтобы успеть к началу урока, началось то, что и должно было случиться. — Какого хера? — сначала тихо, потом диалог шел по нарастающей. — Ты просто ёбаная истеричка, которая думает исключительно о себе! Доля правды в этом снова была, поэтому Шото не нашел ничего, чем можно было защититься, когда полез за словом в карман. В конце концов, если бы их наказали, дали бы какое-то задание, то тут уже они несли повинность вдвоём, хотя у Бакуго даже в мыслях не было скандалить и требовать смены партнёра. — Ты думаешь, что я бы тебя избил до потери сознания? — чужие пальцы хрустели. — Знаешь, я могу тебя убить, — он повернулся, глаза вспыхнули. — Ты же видишь, что только мои побои не зажили, допускаешь ли ты мысль, что меня заебало это всё, и если я начну тебя душить, то сам быстро приду в норму, как и мой синяк на щеке, а ты ласты склеишь? — Я тоже устал. — И это всё, что ты можешь сказать? Блять, хоть бы со мной сначала посоветовался, поговорил, но нет же, ПОЙДЕМ К ДИРЕКТОРУ! Нам же нехуй больше делать, кроме как после занятий полы драить неделю или в библиотеке учебники перебирать, а, может, дежурить лишнюю неделю? Не могу решить, что лучше. Рядом очутился Мидория, пока Шото слушал тонну обвинений в свой адрес, поэтому-то и не заметил, как друг вырос прямо перед ними. Сначала новый участник беседы взволнованно посмотрел на Тодороки, потом на Бакуго, который был готов прямо сейчас раскидать их двоих по коридору. — Каччан, спокойнее. — А не надо меня успокаивать, ты лучше с ним поговори! — Изуку, всё нормально, — Шото снова натянул улыбку, но она скорее вызывала скептическое настроение. — Да у тебя всегда всё так точно, всё идёт по плану. Ненавижу тебя! — Бакуго быстро начал спускаться по лестнице. Тодороки почувствовал, как его взяли за ладонь, так осторожно и ненавязчиво, что он прикрыл глаза, получалось успокаиваться. Рука Изуку была теплая, такая родная и казалось, что была продолжением Шото. Кровь по венам начинала течь быстрее, немного волноваться, словно в предвкушении чего-то особенного. Мидория опустил взгляд, его ладонь сжимали в ответ, не давая расцепить пальцы. Если бы на их ладонях были бы небольшие ниточки, то Шото обязательно связал их друг с другом, закрепляя прочным узлом. От этих прикосновений всегда становилось хорошо, уже много лет, потому что они просто были; правда, в последнее время заметно увеличивались, но от этого никто не страдал. Внутренняя гармония и чувство защищённости появлялись, когда блестели в солнечном свете глаза. Когда они были рядом. Послышался грохот, Шото встряхнул рукой, резко отталкивая Изуку в сторону, и повис на перилах, перегинаясь через дубовые ручки. Его зрачки расширились, а дыхание прервалось.  — Что случилось? — Мидория не получил ответа, потому что Тодороки уже был на полэтажа ниже, бросив все вещи у его ног. Он и сам чуть не споткнулся на этих ступенях, которые были укрыты ковром, специально для того, чтобы студенты не падали. Ноги чудом удержали, стена вовремя очутилась рядом, Бакуго успел уже спуститься на целый пролет или времени достаточно прошло? В любом случае, сейчас он сидел и тер рукой колено, скаля зубы. — Всё в порядке? — Шото опустился рядом, протягивая руку, тут же останавливая себя. — Прости, пожалуйста, — его тело тряслось, несмотря на то, что с ним ничего не случилось. — Поздно тебя осенило, что прощение просить надо, — Кацуки встал и отряхнул штанину от пыли, что прилипла с ковра. — Я больше с тобой к директору не пойду, закатывай скандалы один. Мне всё равно. Шото прижал ладони к своей метке, ощущая лёгкий жар в районе ключицы. Но что такого произошло? Бакуго нечаянно упал на лестнице или же это напоминание из ада, как и кобра иностранца, что постоянно пасла каждый шаг. Хорошо, что индиец её загнал в клетку на последние два дня. Тодороки нервно закусил губу, слыша как Изуку спускается вниз. Поговорить с Ишей так и не удалось, он больше не шёл на контакт, вчера ему разукрасили лицо очередным синяком, которым уже потерян счёт, сегодня упал Бакуго, и это только начало этого бесконечного ада на земле. Всего лишь даже не месяц.