Стигма дьявола

Он разжал руку, открывая чужому взгляду немного помятый бутон. Нежно-розовая камелия заиграла в тёплых лучах и расправила лепестки. — Знаешь, говорят, что есть на свете цветок памяти, — Изуку не открывал глаза. — Обычно он питается кровью, но если подарить его любимому человеку, то он никогда-никогда не завянет и будет хранить тепло рук. Я хочу подарить тебе его, — Мидория протянул камелию вперёд, надеясь на то, что её заберут. Он так долго готовился к этому поступку, хотелось открыть своё сердце как-то по особенному, чтобы показать всю чистоту чувств и искренность. Цветы, они были такими красивыми и нежными, как первая наивная любовь, которая накрыла его с головой, так неожиданно и очень стремительно. Цветы были лучшим вариантом, чтобы сказать абсолютно всё. Ответной реакции не последовало, камелия так и лежала у него на ладони, начиная чахнуть и терять цвет. Хотя, возможно, это был всего лишь плод фантазий как и старинная легенда про цветок памяти, что передавалась в этой местности уже очень давно. Мидория медленно открыл глаза, наблюдая за Тодороки, который уткнулся в свои руки, закрываясь от происходящего. — Только в истинных отношениях он зацветёт, — рука дрогнула, Изуку чувствовал, как внутри назревает ком страха и снова та самая неуверенность, что была его обычной подругой. Наконец, Шото поднял голову. Вся кожа вокруг глаз была растёрта и начинала краснеть. Он не знал что ответить, лишь медленно качнул головой, изображая отрицание. — Ты только возьми, — рука уже тряслась, эмоции было не скрыть. — Она завянет, Изуку, — Тодороки говорил тихо, стараясь не повышать голос и сохранять спокойствие. Чувствовалось, что это получается очень плохо. Он стиснул зубы, пытаясь прямо здесь и сейчас не разрыдаться, потому что банально устал от всего происходящего. Да, может это прозвучит очень странно, но понимать людей было сложно, особенно когда хочешь поддерживать с каждым нормальные отношения и постоянно меняешь маски на лице. С Изуку приходилось быть всегда мягким, заботливым и походить на старшего брата, который помогает открывать этот отвратительный мир, иногда снимая с младшего розовые очки. Не то чтобы Шото не нравилось их общение, просто иногда хотелось быть самим собой, а не получалось. Невольно волна оптимизма захватывала, на время можно было забыть себя настоящего. — Почему? — он медленно опускал руку, тоже находясь на эмоциональной границе. — Я же тебя люблю… Зелёные глаза встретились с разноцветными, в этом взгляде были те самые слова, которые Тодороки не озвучивал. Шото не хотел говорить о своих чувствах открыто, нанося неизлечимый удар в грудную клетку. Он знал что такое любовь, которая была отвергнута резкими действиями или словами. Конечно, сейчас речь не о связи матери с ребёнком, но тоже довольно важная и не менее трепетная. Симпатия совсем затмила Изуку глаза, он всё ещё не понимал, что чувства отвергнуты, пытаясь снова вытянуть руку с бутоном вперёд. — Понимаешь, у меня есть человек, который меня понимает и является логическим дополнением, чувствует и пытается понять. Изуку, не надо, — Шото отодвинулся, понимая, что чужая рука находится близко, да и человек уже давно не сидит далеко. — Это, наверное, потому, что я жалкий, да? Мидория находился на расстоянии метра, видя перед собой эту непробиваемую стену, которая оставляла их на разных берегах. Странно, что раньше подобного он не чувствовал, а может просто не хотел. — Кто тебе это сказал? Ты так отчаянно твердишь мне это целый день. На самом деле Тодороки где-то на уровне подсознания уже знал ответ, но хотел подтвердить свои догадки. Кто кроме его родственный души вообще способен ни с того ни с сего развязать с Мидорией конфликт? Конечно. Никто. — Неважно, — зелёные глаза были такими пустыми. В них умерла любовь. Тодороки это чувствовал: такая вязкая и неловкая тишина, что звенит в ушах и отдается эхом от стен, кислый аромат, от которого сводит челюсть, и даже за окном нет ветра. Он осторожно протянул свою руку, касаясь помятого бутона, что небрежно валялся на столе. — Ты не так понял, дело не в тебе, дело во мне, — дышать становилось не очень просто, на плечи ложилась тяжёлым грузом вина. — Прости, пожалуйста, прости, если сможешь. Ну, нельзя так, невозможно! — Шото чувствовал, как теряет контроль над самообладанием. — Изуку, зачем? Я же соулмейт, я не пониманию! Мидория смотрел в одну точку, не спеша хоть что-то объяснить. Внутри всё разорвалось на маленькие осколки, что продолжали вонзаться в сердце и оставлять небольшие раны. Каждая маленькая царапина объединялась с другой, формируя огромные кровоточащие язвы. Неужели так и умирают надежды и мечты? Так умирает душа? Он не знал ответа, лишь с горечью закусывал губу, пытаясь удержать слёзы. — Ты же знал что у меня метка! Знал! Зачем?! — Шото держался за свои волосы, пытаясь говорить спокойно, но сбитое истеричное дыхание не давало это сделать. — Тогда у тебя её ещё не было. Тодороки сжал зубы, понимая, как давно вокруг него кружит этот театр настоящих человеческих ролей, он ведь тоже является его частью. С каждой секундой приходило осознание, что целая толпа народу знала о том, что происходит или, хотя бы, догадывалась. Такое странное поведение Изуку, он перехватывал каждое слово, наблюдал за любым движением, норовил лишний раз нечаянно коснуться. Урарака, которая была всегда рядом с ним, постоянно шептала на ухо какие-то странные вещи, после этого обычно щёки Изуку рдели. Всё становилось на свои места. На самом деле, оказывается, Шото не был в их компании третьим лишним, он был тем, что сплачивало этот дуэт. Как давно продолжается эта ложь и фальш? От любимых друзей, которые всегда готовы были поддержать и помочь, быть рядом и улыбаться. Шото сжал в руке бутон, понимая, что всё привычное кругом окончательно разрушено. У него нет ничего. Нет своей жизни, свободы выбора, он привязан на цепи к единственному смыслу существования — Бакуго. Вообще, к этому уже привыкалось, они нравились друг другу, ничего ужасного в этой ситуации не было. Теперь. Но вот единственное, что было обычным — это милое общение с друзьями, не навязанное демоном и какими-то нестерпимыми адскими болями. Он ценил его больше всего на свете, но всё так просто было упущено? — И вы мне все врали? То есть просто не говорили? Мидория виновато опустил глаза. И снова в молчании было намного больше смысла, чем во всех этих ненужных разговорах и оправданиях, которым нет цены. — Шото, но я правда очень сильно… Он не смог договорить, потому что слеза всё-таки скользнула по щеке, оставляя мокрый след. На носу пропали веснушки, а взгляд окончательно потух, Изуку вскочил со стула, отворачиваясь и скрывая раскрасневшееся лицо. Действительно жалкий, по крайней мере для самого себя. Тодороки не хотел его останавливать, надеясь на то, что сейчас останется в одиночестве. Так и случилось, дверь хлопнула, оставляя Шото в гробовой тишине. Тут только что произошло самое настоящее убийство, убийство человеческого доверия и отношений. Покойному взаимопониманию и гармонии даже принесли уже на могилу цветы — розовую камелию. Её запах проникал везде, вызывая странные ощущения и желание забыться. У этого преступления было два соучастника, две жертвы и двое очевидцев, но, к сожалению, орудовала тут не целая банда злодеев, а всего лишь пара обычных людей, которые чувствовали и не хотели уже имеющиеся чувства истреблять. Сердце пропускало удары, Шото всё так же сидел и не двигался, отбивая по поверхности стола какой-то марш. Казалось, что в голове полная каша, он что, сходит уже с ума? От этой скорости происходящего в мире, от ощущения того, что потерялось всё очень важное. Хотя нет, не совсем всё, кое-что всё-таки осталось. Он медленно очертил пальцем голову змеи. Вроде, Бакуго никогда не врал, никогда не хотел казаться идеальным и ничего не скрывал. Наносил удары сразу, не дожидался, когда откроется спина противника. Сейчас глупо было сравнивать людей, но Шото просто пытался упокоиться, чтобы дойти до кровати и не умереть от эмоций.

***

Обкусанные пальцы протянулись к тузу червей, Бакуго внимательно наблюдал за тем, как легко Маргарита указывает ручкой на нужные места, где оставить карту. Разноцветным калейдоскопом вокруг её тела были разложены эти причудливые бумажки. Немного безумным взглядом с них смотрели богатые короли и придворные дамы. Казалось, что они смеются над чужими жизнями, которые, как череда стоп-кадров, проносятся через них. Маргарита закрыла глаза, сосредоточившись на джокере, который выпал из колоды, она медленно двигалась губами, пытаясь прочитать заклинание. Он отпрянул, когда карты хороводом закружились рядом, словно настоящая русская метель, о которых Бакуго только читал. Многочисленные масти и картинки зарябили в глазах, вызывая резкую боль. Со временем было уже не разглядеть причудливые изображения, они сливались в одну массу с пространством, всё так же вихрем собираясь вокруг его головы. Марго резко дёрнулась, перед ней в один ряд выстроились шестёрки, одна из них упала на ноги, разрывая кожу. Кацуки сначала приблизился к чужой ноге, пытаясь осмотреть рану, но Маргарита недовольно замычала, призывая не нарушать гармонию гадания. Он послушно кивнул и замер, продолжая разглядывать происходящее. Девочка хмурилась и разводила руками, не в силах что-либо понять. Сначала была смерть, такая странная и нелепая, что она даже не бралась толковать видения, приходящие в голову. Потом карты снова отказывались что-либо говорить, петляя между самых главных фактов и утаивая основное. На разложенной судьбе чёрными крестом горел пиковый туз, а рядом с ним постоянно падал Джокер, показывая явную связь. Она щёлкнула языком, карты медленно поползли к её коленям и стали собираться в стопку. Дар был бесполезен. Становилось как-то не по себе, ведь у неё никогда в жизни не было сильной причуды, которая могла бы помочь действительно выжить в этом мире. Она могла делать предметы грубее и заставить их немного летать, но настолько подобные попытки были жалкими, что страшно было даже вспоминать. Маргарита играла в карты столько, сколько себя помнила, а потом бабушка разложила перед ней пасьянс. Разноцветные картинки могли исполнить любое желание, когда все открылись. И тогда она прокричала на всю кухню, что хочет быть героем. Бабушка долго пыталась говорить с ней на эту тему, а потом, как-то раз, села на лавку около дома, допивая таблетки от давления, и сказала: — У тебя нет причуды, но можно всех заставить поверить в то, что она есть. Марго было десять, она снова видела перед собой до боли знакомую колоду игральных карт, которые были потрёпаны жизнью. — Как? — Они предсказывают будущее, нужно только уметь читать. С того дня они каждый вечер раскладывали карты, узнавая невероятные факты из жизни знакомых или знаменитостей. Сначала это было ребячество, просто интересная игра, а потом Маргарита начала осознавать, что заигралась. Ей нравилось всех обводить вокруг носа, заставлять думать, что рождена с даром видеть будущее. Её слабая причуда легко поднимала в воздух карты, кружила их по всему периметру, образуя колесо безумия. В Геройской Академии её записали как ученика, что способен видеть будущее с помощью странного квирка, который пересекается с древними традициями — гаданиями. Теперь она не знала как толковать родные карты, которые никогда ей не врали и даже подарили исполнение мечты. Бакуго смотрел на неё и ждал вердикта. В первый раз ей стало страшно и стыдно, понимая, что обман зашёл слишком далеко и всё же она не всесильная. Перед ней сидит настоящий герой, который силён во всём — будь то бой рукопашный, будь то использование причуды. А она сильна в чём? Наверное, во лжи. — Что ты видишь? — глаза Бакуго недобро блеснули. И тут она поняла, даже случайно обронила карты, не в силах что-либо сделать. Хорошо, что лёгкая цепочка с крестом ощущалась на шее, так и не успела её снять. Кацуки протянул ей учебник японского. Девочка осторожно нагнулась вниз, вычерчивая на свободном белом листе пару иероглифов. Получалось очень криво, очень некрасиво, но она не могла остановиться. «お前は悪魔に取り憑かねない» Бакуго смотрел на написанное, понять эти закарючки, выведенные ртом, оказалось намного труднее, чем думалось. Он отстранился и усмехнулся. — Серьёзно? Я одержим демоном? Марго кивнула, убирая перебинтованные руки под одеяло, вспоминая произошедшее ночью. Сейчас обезболивающее уже отходило, ладони снова жгло. — И вот это всё шоу было ради подобного прикола? Ну ахиреть, я думал, что ты хоть что-то годное скажешь. Маргарита расстроенно вздохнула и отвернулась. Конечно, кто в здравом уме поверит в эту сказку, она, признаться и сама не верила, но так показывали карты, приходилось только озвучивать их немые крики. Да теперь даже и не озвучивать, пытаться хоть как-то передать миру. — Хотя, в последний час может и одержим одним. Это уже как понимать. Он нервно закусил губу. Внутри всё сгорало от некого волнения за Тодороки. Что-то подсказывало приближение непонятной беды, а она, как известно, не приходит одна. Марго ткула его в бок коленкой, Кацуки недовольно повернулся и хотел было начать орать, но девочка кивнула головой в сторону выхода. — Слушай, я не уйду сейчас, я досижу до восьми вечера как мне и положено. Она дёрнула плечами и упала на подушку. Хотелось очень спать, слишком много событий.