Стигма дьявола

Бакуго уже второй час не мог понять, как согласился на эту некую авантюру — идти с Тодороки домой. Шото молчал, иногда нервно сглатывал и совершенно не обращал на Кацуки внимания, роясь в собственных мыслях и сомнениях. Ладно, не важно, Бакуго и сам немного переживал по этому поводу, потому что никогда не встречался с кем-то из довольно известных героев, а, как оказалось, Старатель был сейчас не на миссии. Они свернули в очередной переулок, сокращая путь. — Только не провоцируй скандал, — Тодороки закусил губу, ища в сумке ключи. — Пф, ты же меня знаешь, — Бакуго прислонился к стене, оглядывая белый фасад здания. Он прищурился, прикидывая сколько стоит в этом доме хоть одна квартира, но решил, что это идея верно приведёт если не к шоку, то точно к разочарованию. Огромные витые балконы, большие окна и вид на центральные улицы — да он даже рядом с таким домом не должен стоять. — Вот именно, я тебя знаю, поэтому и прошу молчать, — Шото достал ключи. Кацуки медленно направился за ним, осматривая небольшие клумбы около первых этажей. Огромные бутоны цветов и приторный запах, очень странно, как в музее. Бакуго всегда думал, что у Тодороки роскошная квартира, ведь его отец совсем не прост, но всё же реальность превзошла ожидания. Они стояли на пороге, чёрная деревянная дверь закрылась, оставляя не менее богатый подъезд позади. Мраморная плитка блестела, когда включился холодный свет, Кацуки замер, расшнуровывая кроссовки, поворачиваясь на Тодороки. На лице Шото не было никаких эмоций, лишь предельная сосредоточенность и напряжённость, он кинул вещи на небольшой стол и прошёл вперёд. Из-за другой двери показалась женщина. — О, Тодороки, внезапно, — её губы растянулись в улыбке. — Фуюми? Почему ты дома? — на его вопрос не ответили. Сестра обняла его, затем отошла и оглядела с головы до пят. Девушка ухмыльнулась и поставила сумку в сторону, забывая, куда собиралась уходить. — Так вырос, сколько не виделись-то? А? Даже не сказал, что придёшь, мог вчера позвонить! — Я внезапно это решил, — Шото постоянно заглядывал через плечо сестры, ожидая увидеть кого-то другого. — Ох, — Фуюми наконец-то переключилась на Бакуго, который как заворожённый рассматривал фарфоровую вазу с него размером. — А это кто? — Мой одноклассник, Бакуго, — Тодороки махнул рукой в его сторону и щёлкнул пальцами. — Ты его видела, наверно, на всех показательных соревнованиях выступает. — Конечно-конечно. Просто не думала, что вы общаетесь… Шото снова чувствовал, как сердце пропускает удар. Да, вообще-то, он тоже не думал о том, что Кацуки будет стоять на пороге его дома. Врагов и соперников не водят к себе. Но всё изменилось, перевернулось с ног на голову. — А, Шото, встань сюда, — она дернула его за руку, подтягивая к зеркалу. — Где? Показывай? — Что где? — Метка, конечно же метка! — она отогнула ворот, потому что видела конец хвоста змеи. — Нереально! Просто нереально! Она даже немного объемная. — Угу, — пришлось сделать шаг назад. — Бакуго, идем, Фуюми уже уходит, не будем ей мешать. Кацуки кивнул, забирая свой рюкзак с пола. Высокие потолки, какие-то необычные картины довольно известных современных художников, хрустальные люстры, диковинная мебель и дорогие подарки с разных концов света. Всё это привлекало внимание, заставляло задержаться. Они прошли в столовую, где находился огромный длинный стол, Бакуго даже не сразу заметил, что за другим концом сидит сам герой номер два. — Добрый день, отец, — Шото остановился, Бакуго чуть не влетел в его спину, но вовремя затормозил. — Здравствуйте, — он был таким лишним в этой сцене, что становилось не по себе. — Опоздал на двадцать минут, — Старатель пересел на стуле. — На двадцать минут, где твоя пунктуальность? Ты не помнишь о цене времени, а? Бакуго в первый раз видел, чтобы Тодороки растерялся и не находил слов для ответа. Он пару раз глубоко вздохнул, сжал пальцы на спинке стула, но ничего. — Нас это, — Шото тут же закусил губу. — Извините, нас Айзава-сенсей задержал немного, — Бакуго не понимал откуда нашел в себе смелость, чтобы говорить. Двумордый повернулся, в его взгляде читались шок и благодарность. Бакуго смотрел на Старателя, который обдумывал ситуацию. — Кацуки Бакуго, если я не ошибаюсь? — Верно, — теперь напряжение передалось и ему. — Откуда вы меня знаете? — Слежу за всеми показательными выступлениями, да и твой характер без внимания не остаётся, — Старатель внимательно разглядывал его. — Тем более, что после поединка с тобой приемник первого героя Китая умер; как думаешь, все молчат по этому поводу, да? Шото осторожно коснулся его ладони, чувствуя, как эмоции начинают разжигать чужую грудную клетку. Метка тут же заколола, вокруг шеи завивалось тугое кольцо. Бакуго резко отдернул руку и отошёл из-за спинки стула. — Я не знаю как так вышло, пострадали мы оба. — Конечно, силу-то контролировать ты не умеешь, я правильно понял, по тебе видно. — Мы пойдем? — Тодороки отчаянно пытался прервать беседу. У него и так было плохие ощущения после звонка отца, словно привычная картина мира снова перестраивалась на другой лад. Он связал это странное чувство с отцом и будущим визитом, с Бакуго рядом тревога немного пропадала, но сейчас всё развивалось в опасное русло. — Подожди, — Старатель был заинтересован. — Я тренируюсь, — Бакуго ощущал, как скрипят свои же зубы. Нет, герой такого уровня — это явно не тот, с кем нужно иметь конфликты. — Много? — Три раза в неделю помимо академии. — Достаточно для героя номер два. — Отец, мы пойдем, — Тодороки тут же проскочил мимо носа Бакуго, выталкивая того из столовой дальше. Кацуки ощущал, как его трясло, как всё раздражало, они свернули в коридор, где стелился сумрак. Шото осторожно обвил его лицо руками, прислонился губами к щеке. — Тихо, достаточно для героя номер один, — Бакуго чувствовал, как всё понемногу возвращается в норму, но ложится на душу неприятным осадком. — Они скоро все уйдут и мы поговорим. Сзади послышался шорох, Тодороки тут же отскочил назад и кивнул головой, приглашая пройти дальше. — Ой, младший братик вернулся, какая внезапная встреча, — Нацуо хлопнул в ладоши пару раз. — Возвращение блудного сына, эх. — Давай без этих тупых шуток, — пришлось лавировать от очередных объятий. — Как всегда серьёзный и непоколебимый, ну и ладно, — брат отправился дальше. — Всё равно спешу очень, некогда с тобой особо разговаривать. Бакуго проводил незнакомца взглядом и вопросительно уставился на свою родственную душу. Откуда столько родственников? Об этом молчат газеты и журналы, об этом молчит сам Шото, всё слишком внезапно. Тот лишь пожал плечами, открывая дверь в свою комнату. Она была очень холодной, самой холодной из всех в квартире. Бакуго чувствовал, как пробирает озноб, хотя на улице лето, да и окна закрыты. Просторное бело-голубое помещение, где царит идеальный порядок. С одной стороны письменный стол, недалеко огромная кровать, пару фотографий на тумбочках, правда рамки с ними опрокинуты, большой стеллаж с кубками и наградами, которые покрылись большим слоем пыли. Они тут никому не нужны, совсем никому. Бакуго провел пальцем по одной медали, стирая грязь. «За успехи в начальной подготовке героя». Пришлось положить на место, потому что Шото недовольно вздохнул. Дальше на полке стояли две вазы — одна из маленьких стёклышек, другая — вытянутая и зелёная, она придавливала кусок альбомного листа. Бакуго потянул на себя обрывок, думая, что это мусор, но на белом листе осторожными штрихами было нарисовано лицо. Он понимал, кто тут изображён, потому что подобная улыбка и веснушки присущи были только одному человеку из всех знакомых. Сердце ухнуло вниз. — Ты рисуешь? — Раньше, года два назад рисовал, потом понял, что не моё. — Серьёзно? Очень на тупого Деку похоже, даже я узнал, — Кацуки хотелось смять и разорвать клок бумаги, но он кинул его обратно. — Что, бросил? — Да, это не геройское занятие, — Шото осматривал свою комнату, словно сам тут гость. Всё, вроде, такое родное, но такое далёкое и противное. Даже комната в общежитии имела в своих стенах больше тепла и уюта, чем эта звенящая роскошь и блеск золота. Он видел, как восторженно всё изучает Бакуго и искренне не понимал, что может понравиться в этой фальши. — Один хер — вроде получалось. Зря ты так. Шото и сам знал, что зря. Однако отец, однажды увидев небольшой альбом с набросками, очень разозлился. Мол, можно тренироваться или читать учебники, а не вот этой фигнёй заниматься. Где пригодится в жизни героя эта помазня? Совершенно нигде, поэтому нечего тратить своё время. Даже один карандаш пострадал тогда от злости — руки Старателя сломали его пополам. Хруст древесины до сих пор стоял в ушах. С тех пор Тодороки больше не трогал альбом и приятные шершавые листы для акварели, а сами краски унесла Фуюми на работу. — Уже не важно. Это давно в прошлом. Бакуго чувствовал, как Шото становится ближе, просто поочередно делает небольшой шаг к нему. Проблема в том, что Кацуки не выдерживал этого расстояния, чертовски маленького и опасного. Внутри всё выворачивалось наизнанку. — Когда все уходят? — Все, кроме отца ушли уже. Тот минут через сорок, мы же опоздали на приличное время. — А тебе нельзя, да? — Опаздывать? Просто понимаешь, герой всегда должен быть вовремя, не раньше, не позже. Цена одной минуты познается в критической ситуации. — И всё? Только потому что ты герой будущий? — Бакуго повернулся, но столкнулся взглядом с разноцветными глазами. Ответа не требовалось. — Пиздец тебя дрессируют. — А тебя нет? — Конечно, нет, — Кацуки сел в кресло. — Это мой выбор — пойти учиться в Академию, захочу — завтра брошу её как нехер делать. Вот только нет, не дождетесь, я там до конца. Хотя мне уже надоело возвращаться в эту общагу, видеть лица, от которых даже летом не отдохнуть. Шото тихо засмеялся, он так хорошо понимал это чувство. Он понимал Бакуго, понимал как никто другой. Чувствовал. — Захожу вчера, а там Киришима с Деку сидят, прикинь. Говорят о чём-то, я как прислушался — просто ахирел. Эйджиро столько умных слов за всю свою жизнь не сказал, сколько за те десять минут, что они поговорили, — Бакуго развел руками, наблюдая за улыбкой Тодороки. Это было бесценно. Видеть такую редкую эмоцию на отстранённом лице. — И знаешь что? У меня это всё в печени уже сидит. — Да, именно, нужно от коллектива отдыхать, — Шото посмотрел в окно, где мимо пролетали птицы. — А знаешь что? Давай не вернёмся сегодня в общагу? Бакуго был сторонником порядка. Всегда ложился спать в одно и то же время, не опаздывал, если что планировал делать, то обязательно вымерял всё до точности. Правда, во владении причудой это не проявлялось. Нынешнее предложение звучало дико. — Серьёзно? Айзава убьёт нас, — он задумчиво посмотрел на потолок. — Мы до вечера отпрашивались. — Похер. — Что ты сказал? — Кацуки прищурился. — Мне не послышалось? — Похер, сейчас каникулы, мы пошли не куда-то в логово злодеев, а ко мне, что такого? — Ладно, я не могу отказаться, ведь только что подобного хотел, — Бакуго продолжил смотреть содержимое полок. Книги, очень много книг и ни одного комикса. Классическая литература, коллекционные тома, некоторые произведения на языке оригинала. Шото открыл первую попавшуюся книгу, из неё вылетела розовая открытка. «Любимой маме». Он тут же закрыл издание, убирая обратно карточку. Бакуго заметил происходящее, но решил не лезть с вопросами, вспоминая, что это очень тяжёлая тема для обоих. Взгляд зацепился за огромный словарь современного японского. — О, а я говорил как мы с Маргаритой общались? — Шото отрицательно кивнул. — Она в учебнике Аоямы ручкой обводила слова, чтобы я их поочередно читал. — Так? — Тодороки выхватил словарь из рук, перелистывая страницы. Пальцы суетились от иероглифа к иероглифу, собирая слова. «На мне проклятие демона». — Да, именно так, — Бакуго усмехнулся. — Что вы так в религию ударились все? Один про демона, второй про одержимость, я что-то пропустил в этом мире? — Да, многое. Тодороки чувствовал ликование, он не мог говорить про эту тему, не мог писать, но всё уже давно написано за него, остаётся только собрать в одно целое, чтобы донести до другого человека. «На тебе тоже». — Пф, ты серьёзно? — Кацуки внимательно следил за чужими руками, которые ловко листали страницы. — Мне верить в это? — Да, лучше всего верить и знать. — Ладно, приму к сведению. Шото опустил словарь, понимая, что его не воспринимают всерьёз, да и на что он надеялся? Не знал. Ладно, хотя бы попытался рассказать, потом, может, попробует снова. У них так много времени, у них так много дней, тем более не страшных и не полных мучений. Внезапно захотелось обнять Бакуго, он снова протянул руки, обвивая плечи сзади и прижимаясь головой к спине. Стук сердца был уже не таким глухим и далёким, как когда-то на кухне, где началось это безумие. Бетонная стена полностью разрушилась временем и стёрлась в песок, разлетаясь по миру. Чужое размеренное дыхание успокаивало снова накатившую тревогу и панику. Шото чувствовал себя защищённым: только он, Бакуго и больше никто не сможет нанести вред им двоим.