Ворон

      Уилл очнулся в полутёмной палате и сразу же вспомнил, что с ним произошло. Приставучий, как стая мошкары, кошмар, в котором он проплавал сутки, начал его отпускать, оставляя лишь омерзительный осадок. Ему снился то ли мужчина с чёрными крыльями, то ли ворон с человеческим лицом, но почему-то там, во сне, Уилл его совсем не боялся. Он помнил, что Ворон завязывал ему глаза, был нежен и чуток и даже обещал не обижать его, если он сделает то, что должен.       Кошмар отступал, и весьма болезненная реальность навалилась на профайлера, прогоняя остатки странных сновидений. Простреленное левое плечо ныло, обожжённые глаза и горло горели после перцовки, а головная боль стучала по вискам как отбойный молоток.       Как ни странно, но мысли были настолько чёткие, что Уилл даже обрадовался тому, что он здесь. Сейчас не имели значения собаки, работа, Джек, Ганнибал, а лишь стерильное замкнутое пространство, в котором ему было уютно и хорошо. Его ничто не отвлекало и не мешало размышлять. Он просто лежал на больничной койке, смотрел в потолок и впервые с тех пор, как ему в руки попало дело Подражателя, мог неспешно и как-то лениво о нём думать.       Эмигрант с двумя детьми прибыл в Америку как беженец максимум двадцать пять-тридцать лет назад, иначе к моменту обращения в полицию у него уже был бы вид на жительство, и его не посмели бы прогнать. Европеец, а скорее всего, не европеец, а житель одной из бывших советских республик, так как именно тогда развалилась эта страна, погрязшая в бандитизме и разрухе. Повальный нацизм, вспыхнувший в разрушенной стране, ненависть к русским и людям с деньгами, особенно в бывших советских республиках, погнала оттуда тысячи беженцев, спасающих свои жизни. Это ведь теперь становилось новой религией, и может об этом говорил ему мистер Браун, когда они встречались. Американцы гонят мексиканцев; украинцы, грузины, казахи, литовцы — русских; англичане — шотландцев; французы — немцев; и вероисповедание уже перестаёт иметь значение.       Все забыли, что у них один Бог, и начали борьбу за чистоту крови. Ворон тоже за что-то борется. За порядок, за свою личную гармонию, за одному ему понятную справедливость и слепые девушки — это его творения. Он мозг, он мыслитель, философ и человек с Библией в руках, которую он сам для себя и написал.       Роберт Браун тщательно скрывает свою национальность, но неожиданно для самого себя Уилл придумал, как её узнать. В его голове, хоть и оглушаемой болью в висках, но потрясающе чистой, созревали планы, вырисовывались схемы и ловушки, с помощью которых им удастся поймать настоящего Ворона и избавить мир от этого психопата. Он просто не мог знать все его мотивы, мысли и даже умозаключения, всё-таки Уилл был эмпат, а не телепат, но он смог увидеть его эмоциональную составляющую. Одна идея накладывалась на вторую, подправляя и корректируя план, и через два часа полной тишины профайлер уже знал, что он будет делать дальше. До этого момента у него был калейдоскоп из маньяков, теперь к этой карусели присоединились жертвы, факты, самоубийство Беделии, и вся эта неразбериха сложилась в аккуратную картину с чёткими линиями и правильными оттенками. Главный подозреваемый, который как кусочек пазла вошёл в это уравнение, вызывал удивление, но скорее привычное, чем шокирующее. Ему срочно требовалось с кем-то поделиться своими идеями, и он едва поборол в себе желание встать и уйти домой в эту же минуту.       Уилл медленно поднял правую руку и аккуратно потрогал повязку на левом плече. Ранение это ерунда, как на самом деле и физическая боль. Всё, что можно починить, залечить и постирать, всего лишь мелочи жизни, к которым он привык, но он ещё не сталкивался с тем, кто мог прибраться в его душе. Фредерик Чилтон назвал его психически больным человеком, Джек пользовался его эмпатией для поиска подражателя, считая её какой-то волшебной палочкой, указывающей нужное направление, и лишь Ганнибал понимал и принимал то, что это проклятие, ломающее его жизнь. Это стало сейчас модным, приписывать себе диагнозы, оправдывающие человеческое уныние. Куда ни глянь, кругом одни депрессии, сломленные судьбы, тяжёлое детство, и каждый второй вдруг стал интровертом и социопатом. Настоящие психические расстройства — это мука и боль, а не то, что кому-то стало грустно, он читает статьи о суициде и не согласен с мнением окружающих.       Это то, что нельзя остановить, и чему невозможно противиться.       Неторопливо и неотвратимо, совсем этого не желая, сознание Уилла качнулось вслед за ментальным маятником, и он мысленно перенёсся в свой собственный дом. Пошла обратная перемотка, он увидел себя, лежащего в луже крови, и уверенно стоящую перед ним Луизу. Баллончик с перцем, повязка на лице, закрывающая рот и нос, пистолеты в расслабленных руках и её полное спокойствие. Шаг назад, ещё шаг, вот она у закрытой двери, теперь у незашторенного окна и… Стоп. Зачем ей было заглядывать в окна? Как добралась сюда слепая девушка? И откуда такая уверенность в своих силах? Уилл услышал лёгкие шаги, хотя скорее почувствовал их, и понял, что она была не одна. Кто-то заботливо привёз её к дому, стоял рядом и дал понять, что она под присмотром. Кто-то сильный, непоколебимый и настолько свой, что она даже не переживала, что он не зашёл за ней следом. Уилл почувствовал страх Луизы, её отчаяние, превратившиеся в жестокость и равнодушие, и резко вырвался из видений, хватаясь за простреленное плечо. Сложившийся в голове пазл снова поехал краями, разваливаясь и собираясь во что-то непонятное.       Образ Луизы был такой разломанный и ничтожный, что он испытал наслаждение от мысли, что она мертва.       Дверь тихонько скрипнула, на фоне рифлёного стекла возникла знакомая фигура, и к нему в палату проскользнул Ганнибал в накинутом на плечи белом халате. Уилл быстро закрыл глаза, не желая с ним разговаривать и притворяясь спящим, но доктора Лектера это совсем не смутило. Он придвинул стул прямо к кровати, взял его за руку и замер рядом, тихонько поглаживая его пальцы.       — Не стоит пытаться обмануть врача, — тихо сказал Ганнибал, спустя десять минут полной тишины. — Я вижу, что ты не спишь, Уилл, и если ты больше не хочешь меня видеть, просто скажи. Я большой мальчик, переживу.       — Что? — растерянно шепнул профайлер, распахивая глаза и неосознанно сжимая руку в кулак. — Нет, Ганнибал, нет, просто я не хочу сейчас разговаривать и…       — Мы можем и помолчать, — снисходительно сказал Лектер, вставая на ноги, открывая сумку и доставая оттуда контейнер. — Это даже лучше. Я принёс тебе поесть, и раз ты выбрал стратегию тишины, то значит, и отказаться не сможешь. Сядь поудобнее, пожалуйста, это всего лишь бульон.       Пару секунд они смотрели друг на друга и, в конце концов, Уилл подтянулся и сел на кровати. Ганнибал подал ему небольшой поднос, на котором дымился всё ещё горячий бульон, и лежала чистая ложка. Немного нервозно он начал поправлять одеяло, устанавливать низкий столик и не успокоился, пока всё не стало выглядеть идеально ровно.       — Ты сварил для меня суп? — с затаённой нежностью спросил профайлер, тронутый такой заботой.       Лектер кивнул и снова сел на стул, наблюдая, как Уилл начал есть.       — Можешь ничего мне не отвечать, — просто сказал Ганнибал, опуская глаза, — но я всё-таки скажу. Прости меня, Уилл, то, что случилось, это полностью моя вина, и я даже не собираюсь её отрицать.       — Нет, что ты, откуда ты мог знать, что Луиза…       — Должен был знать, — тут же отреагировал доктор Лектер, придвигаясь ближе. — Прости, я заигрался, был немного ослеплён тем, что происходило между нами, и не заметил очевидное. Я видел, что мисс Шеппард испытывает ко мне некие чувства, но не смог заметить то, что она задумала. Не будь она слепа, я бы увидел, но…       Уилл вздрогнул, чувствуя, как расстроен его любимый человек и, бросив ложку, потянулся к нему и положил руку на плечо.       — Хватит себя винить, — строго сказал Грэм, заглядывая ему в глаза. — Я этого не делаю, так что, не делай этого и ты. Мы оба виноваты в одинаковой степени. Я знал, что ей было неприятно нас слушать, знал, что она неравнодушна к тебе, и видел, что ты любишь поиграть на крайностях, но не остановил этого и…       — Я так расстроился, когда узнал, что произошло, — доверчиво зашептал Ганнибал, хватая Уилла за здоровую руку и целуя его запястье. — Я хотел приехать сразу же, но наши отношения тайна, и я не посмел сделать их общим достоянием без твоего согласия. Дождался ночи, договорился со знакомым врачом, и меня пропустили к тебе.       — Пробрался ко мне под покровом ночи? — усмехнулся профайлер, с улыбкой осматриваясь по сторонам. — Конечно, спасибо, что не стал истерить около моей палаты, я бы этого не пережил. Ранение и нападение пережил, а вот суетливую беготню я бы не вынес. Если честно, то я даже как-то рад, что очутился здесь. Состояние полной безответственности помогло мне очистить голову и немного подумать.       Доктор Лектер медленно оторвался от руки Уилла и посмотрел на него заинтересованным взглядом.       — Рад, что попал сюда? — одними губами сказал Ганнибал, отклоняясь назад. — Уилл, будь осторожнее в словах. Ты только что убил человека, и твоя откровенная радость от этого события может лишить тебя работы.       — Что? — растерялся Уилл, неожиданно вспомнив, что он вчера застрелил молодую девушку. — Я рад совсем не этому. Боже, конечно я в шоке от произошедшего, я…       — Тихо, дорогой, — нежно перебил его Лектер, пододвигая поднос ближе. — Я не тот, перед кем ты должен что-то изображать. Ешь, а то скоро остынет, да и пустили меня всего на полчаса, и я хочу убедиться, что ты всё съел.       Грэм не нашёлся, что ответить, и снова взял в руки ложку, продолжая есть бульон с каким-то странным кисловатым привкусом. Он хотел объяснить Ганнибалу, что он расстроен тем, что убил психически неуравновешенную девушку, что он этого не хотел, а просто защищался, но встретившись с ним взглядом, понял, что это ни к чему. Это было приятно и неприятно одновременно. Как будто они только что заключили договор, который подписали чужой кровью, и с этого момента они стали соучастниками преступления.       В полной тишине профайлер почти справился с бульоном, и Лектер молча убрал грязный контейнер обратно в сумку. Ганнибал выглядел обеспокоенным, как будто чем-то недовольным, но Уилл не мог понять, из-за чего. Доктор бесшумно ходил по палате, тщательно ополаскивая ложку в раковине, немного суетливо поправлял халат и выглядел человеком, который не знает, что делать. Это было так странно, особенно для Ганнибала, что Грэм тоже начал волноваться, оглушённый его чувствами.       — Что тебя беспокоит? — шепнул Уилл, наблюдая за доктором Лектером, который всё никак не решался уйти. — Я здоров, скорее всего, завтра меня выпишут, и я поеду домой. Рана пустяковая, и никакой опасности нет.       — Я знаю, Уилл, я видел твою медицинскую карту, — качнул головой Ганнибал, присаживаясь на край кровати и нависая над ним, загораживая тусклый свет из коридора. — Меня разрывают противоречивые чувства, и я просто не знаю, как их выразить. Я на самом деле очень испугался за тебя и не перестаю бояться и сейчас.       — Но чего ты боишься? На меня напал не серийный убийца, а ревнивая девушка, которой нечего было терять. Я знал, что она чувствовала, и именно поэтому выжил. Нет страшнее и опаснее человека, который больше ничего не боится, я это быстро понял и…       — Да? — нахмурился Лектер, наклоняясь ниже и целуя его в краешек губ. — Так ты думаешь, что это она сама придумала? А как она попала в твой дом? Где взяла пистолеты, и как вообще слепая девушка могла узнать твой адрес, приехать и быстро сломать дверь там, где она ни разу не была? Даже я ещё не знаю, где ты живёшь.       Уилл неприязненно поморщился, понимая, о чём говорит Ганнибал, но решил промолчать. Сюжетная линия Луизы Шепард, как и Беделии дю Морье, завершена, и всё, что с ними связано, больше не представляет опасности. Если бы кто-то хотел его смерти, то он был бы уже мёртв, и осознание того, чего на самом деле добивается Подражатель, уже прочно пробралось к нему в голову. Что ж, придётся дать ему это, иначе смерти не прекратятся.       — Всё позади, — прошептал профайлер, уже начиная уставать от давящего на него чужого беспокойства. — Я больше не хочу об этом говорить.       — Хорошо, — тихо сказал Ганнибал. — Просто пообещай мне, что будешь за собой присматривать.       — Я буду осторожен, — забормотал Грэм, тоже обнимая его одной рукой. — У меня есть план как поймать этого маньяка, и как только Джек одобрит, мы начнём его разработку.       — Надеюсь, это произойдёт как можно скорее, — улыбнулся Лектер, легко вырываясь из объятий и вставая на ноги. — Прости, дорогой, но мне пора бежать. Если тебя не выпишут, то я приеду завтра ночью.       Ганнибал быстро поцеловал Уилла и бесшумно выскользнул за дверь. Оставшись один, профайлер хотел немного поразмышлять над делом Ворона, но вырубился быстрее, чем смог додумать эту мысль до конца. Его ничто не беспокоило. Стерильная и пустая палата, освобождённая от проблем и чужих чувств, была для него самым подходящим местом на земле и, проваливаясь в сон, он пожалел, что не может остаться здесь навсегда.       На следующий день к нему приехал Джек, с порога начиная задавать вопросы, но вовремя появившийся врач отогнал его и дал возможность Уиллу прийти в себя. Его уединение прервалось, и начался раздражающий круговорот бессмысленных действий. Сначала его допрашивал Кроуфорд, не отвечая ни на что, лишь записывая показания, заходили медсёстры и местный психолог, явилась полиция и снова какие-то доктора. Уилл пытался узнать про своих собак, расспросить про результаты осмотра территории вокруг его дома, делал слабые попытки отпроситься и уехать, но его никто не слушал. Под вечер к нему пришла Алана, как он сразу понял, чтобы выяснить его психологическое состояние и, вспомнив слова Ганнибала, он изобразил горечь и душевное потрясение, отказываясь с ней разговаривать. Как и в предыдущую ночь Лектер приехал, когда вся больница уже спала, и пробыл с ним полчаса, наблюдая как он ест. Они не обнимались и не целовались, и вся их интимная близость ограничилась тем, что они держались за руки и сидели в полутёмной палате, слушая чужое дыхание.       Его продержали там три дня, в течении которых он так ничего ни от кого не добился, и лишь Ганнибал потихоньку сливал ему информацию. В носоглотке Луизы обнаружили странный наркотик, превративший её в послушную собачку, и именно поэтому они ничего не заметили. Намерений и злого умысла у девушки не было, и её нападение это, скорее, нонсенс, чем спланированная агрессия. Ей внушили страх и отчаяние, после чего просто отправили к Уиллу, велев его убить. Следы машины тоже обнаружили, что подтвердило теорию о том, что она была не одна, как и неизвестные отпечатки подошв около дома. Несколько раз профайлер старался начать разговор с Джеком, спеша поделиться своими мыслями и идеями, но тот ловко уходил от беседы и практически сбегал из палаты. К концу третьего дня Уилл наконец-то понял, что происходит.       Когда он вышел на улицу, то почти не удивился, увидев Джека Кроуфорда, мирно беседующего с Ганнибалом. Они мгновенно замолчали, смотря на бледного и перебинтованного профайлера, но у них хватило тактики не бросится к нему с помощью. Джек лишь открыл ему дверь своей машины, а Лектер мягко, но настойчиво забрал у него сумку с грязными вещами. Уилл уселся на переднее сиденье, наблюдая за Ганнибалом, идущим к своей машине, и бросил быстрый взгляд на Кроуфорда.       — Ничего не говори, — поспешно сказал Джек, поворачивая в замке ключ зажигания. — Прости, Уилл, дело принимает опасный оборот, и вся информация засекречивается. Открытое нападение на моего сотрудника это настоящий прорыв в этом деле. Подражатель впервые дал знать, что пристально наблюдает за нами, и я ещё не решил, что делать с этой информацией.       — Засекречено? — усмехнулся профайлер, почему-то чувствуя, как от возбуждения защипало кончики пальцев. — И от меня что ли?       — Нет, — извиняющимся тоном ответил Кроуфорд, выруливая на дорогу. — Но я столкнулся лбом с Аланой Блум, и она запрещает мне привлекать тебя к делу до тех пор, пока я не дам ей гарантию, что ты здоров.       — Я здоров, Джек, и…       — Не тебе это решать, — беспардонно перебил его Кроуфорд. — Три дня назад ты убил человека…       — Не убил, а защищался, — огрызнулся Уилл, начиная раздражаться. — Она вломилась в мой дом, начала стрелять…       — Да знаю я, — нервно зашипел Джек, злобно сжимая руль. — Прекрати меня перебивать и дослушай до конца. Ты нужен мне, Уилл, очень нужен. Ты роешь под Брауна, общаешься с жертвами, что-то понял, знаешь куда двигаться дальше и делаешь то, чего никто не делал до тебя, но я не могу бороться с системой. Ты отказался разговаривать с Блум, так что я назначил тебе другого официального психиатра. Прошу тебя, поговори с ним, принеси отчёт, и я сразу же верну тебя в команду.       Грэм медленно моргнул, подсознательно почувствовав на затылке чьё-то дыхание, и посмотрел в зеркало заднего вида. Бентли Ганнибала плавно двигалась за ними, не обгоняя, но и не отставая ни на метр.       — И этот психиатр - доктор Лектер? — тихо спросил Уилл.       — Да, — кивнул Кроуфорд, даже пытаясь улыбнуться. — У него отличная репутация, у вас нет личной связи, он тоже член моей команды и, самое главное, он последний, кто видел мисс Шеппард помимо тебя, и вам будет проще общаться на эту тему. Пожалуйста, Уилл, соглашайся. Я знаю, как ты не любишь врачей, я сам терпеть не могу все эти психологические игры, но если ты откажешься, мы снова окажемся там же, где и были.       — Я не хочу никаких докторов, — прошептал профайлер, закрывая глаза. — Ты обещал мне, Джек. Обратился за помощью, сказал, что готов получать лишь то, что я готов дать, а теперь я оказался в странной ловушке, где со всех сторон давят мораль, долг и обязательства.       — Я не могу тебя заставить, — тоже прошептал Кроуфорд, стараясь спрятать свой испуг. — Но если ты уйдёшь, девушки продолжат пропадать. Ты как Мириам Ласс, помнишь я рассказывал тебе о ней, что-то нашёл, где-то что-то увидел, и я не могу позволить этому пропасть. Мне нужен этот потрошитель, живым или мёртвым, и только ты можешь его поймать.       Грэм промолчал, жалея, что у него нет возможности выйти из машины на ходу, и медленно отвернулся к окошку. Загадочный пазл вдруг снова начал собираться в картинку, но почему-то из тех же самых деталек неожиданно сложился совсем новый портрет.