Ворон

Утром Уилл проснулся от шума двигателя и, поднявшись с дивана, подошёл к окну. Машина Ганнибала плавно скрылась за поворотом, оставляя за собой клубы пыли, едва видные в утренней пасмурной дымке. Накинув на плечи потрёпанный пуховик и сунув ноги в резиновые сапоги, Уилл открыл дверь и вышел на веранду, выпуская собак на улицу. На том месте, где вчера сидел Ганнибал, стоял бумажный крафтовый пакет с пластмассовыми ручками. Замешкавшись лишь на секунду, Уилл взял его в руки и заглянул внутрь, уже догадываясь о его содержимом. Оставив собак на улице, он вернулся в дом и поставил пакет на стол. Он был тёплый, а значит Ганнибал ездил домой, приготовил ему завтрак и вернулся обратно. Вряд ли он принёс его ещё вчера: еда бы остыла, да и не похоже это на Ганнибала. Засунув руку внутрь, Уилл приоткрыл крышку контейнера и, увидев там кусок жареного мяса, инстинктивно отшатнулся назад и уставился на пакет. Даже теперь, зная, кто такой Ганнибал Лектер, Уилл не был уверен, что может его разгадать. Чесапикский потрошитель, Ворон, худощавый подросток, превратившийся в каннибала, — этот человек не подходил ни под один более-менее знакомый диагноз и не поддавался диагностике. Он был непредсказуем, с точки зрения нормальных людей, и Уилл стал единственным, кто реально хотел проникнуть глубже и попытаться его понять. Не поймать, не остановить, а просто понять. Важно ли это для человека, который знает, что все окружающие считают его монстром? И как сильно это важно для самого Уилла, который не разлюбил его, осознав правду, а продолжал жаждать его общества, с какой-то дурацкой надеждой узнать Ганнибала так хорошо, чтобы можно было с этим жить? Проникнуть в его мысли, понять суждения и пропустить через себя его личность, хоть как-то оправдывая поступки и поведение Чесапикского Ворона. Уилл уже знал ответ на все свои вопросы. Он спокойно вернулся к столу и выгрузил из него все «подарки» Ганнибала. Прозрачный контейнер, в котором оказалось мясо с совсем крохотными картошинами, засыпанными чем-то вроде укропа, бутылка красного вина, гранёный стакан, фарфоровая тарелка и даже потемневшая серебряная вилка с ножом (явно из какого-то старинного набора). Уилл открыл вино, переложил горячее в тарелку и, взяв в руки столовые приборы, собрался приступить к завтраку, внимательно рассматривая сервировку. Подняв глаза, он увидел перед собой Ганнибала. При всей своей фантазии мозг Уилла не смог представить его тем самым подростком, впервые осознанно поедающего человеческую плоть, и тот был почти таким же, как и сейчас. Может немного моложе и худощавее, но всё-таки самим собой. Перед Ганнибалом стояла такая же тарелка, точнее та же самая, стакан с вином, и выглядел он таким же замученным и сломленным, как и сам Уилл. Не было триумфа, злости или радости, были лишь грусть и печаль. Может позже, спустя годы, Ганнибал и начнёт улыбаться такому обеду, будет наслаждаться созерцанием того, как это делают другие, как, например, с Луизой Шеппард, которой он скормил её же собственные органы. Он не родился монстром и каннибалом, а стал им по собственному желанию. Не отрывая глаз от Ганнибала и копируя его поведение, Уилл медленно отрезал кусочек мяса, подцепил картошину и положил всё это в рот. Они неторопливо жевали, смотря друг на друга, и одновременно потянулись к стакану с красным вином. Оно было кислым и отдающим спиртом, совсем не таким, что смаковал сейчас Чесапикский потрошитель, но это было не важно. Уилл стал Ганнибалом, чувствуя, отражая и поглощая его личность, и это ему удалось лишь потому, что он сделал это добровольно, прекрасно осознавая, что делает, и какие могут быть последствия. Не было никакой красоты, не было идеи и задумки, не было ничего, только пустота и ощущение предательства. Ганнибала предал отец, заставляя верить в Бога, уповать на его милость, смириться, и вместо того, чтобы искать и вершить справедливость, наказать и уничтожить насильника маленькой девочки, просить прощения у абстрактного существа о спасении своей души. Уилл наполнился болью Ганнибала и злобно усмехнулся.  — Чушь, — прошептали они одновременно, обращаясь друг к другу. — Кому это нужно? Ты тормозил меня, запудрил мне мозги и в конце концов предал, ведь в итоге я остался один. Уилл мотнул головой, уже не понимая, чьи это слова. Ганнибала к отцу или его к Ганнибалу. Они оба были преданы теми, кому доверяли как себе, и оба оказались к этому не готовы. Любовь. Именно она в сочетании с предательством наносит раны, которые не заживают. Уилл отложил вилку в сторону и удивлённо посмотрел на Ганнибала.  — Ты любишь его? — прошептал Уилл. — Не только сестру, ты до сих пор любишь и его? Ганнибал ничего не ответил и лишь грустно улыбнулся.  — И ты всё равно его убьёшь, — пробормотал Уилл, снова принимаясь за еду, — ведь в твоём мире нет для этого места. Пустота поглотила всё живое, а на мёртвой почве способен выжить лишь тот, кем ты стал. Сломанный человек без души, любви и жалости. А я? Всего лишь забавный эпизод в твоей жизни? Молодой Ганнибал снова промолчал, продолжая есть картошку с мясом и бросая на него испуганные взгляды.  — Ты не можешь ответить, — жутко рассмеялся Уилл, поднимаясь на ноги и сжимая в руке вилку, — ведь ты не настоящий, а мой ответ не нравится мне самому. Тебе не нужна моя жалость, моё понимание и моё сочувствие, это ничего не изменит. Не изменит тебя, не откроет тебе новые секреты о самом себе, ты уже давно знаешь всё и сам. Тебя просто бесит, что кто-то, кто ранит и задевает тебя за живое, с натяжкой, но назовём это любовью, не хочет это принимать и готов бежать от тебя со всех ног. Твой отец отказался от твоих жутких даров, спрятавшись в тюрьме, твоя сестра была ими шокирована, как впрочем и я. Это нихуя не значимо, Ганнибал, убить моего друга и засунуть его в стеклянный короб. Она этого не заслужила. С неконтролируемой ненавистью, он швырнул вилку в Ганнибала, который с торжеством и мерзкой похотью наблюдал за его лицом. Она пролетела сквозь него, громко брякнувшись где-то под столом, видение исчезло, и Уилл вернулся в реальность. Его злость пропала так же быстро как и появилась, и всё, что он смог сделать, это дойти до дивана и упасть на покрывало. Через полчаса он запустил собак домой, и необходимые заботы отвлекли его от болезненных мыслей.  — А чёртов Ганнибал был прав, — со смехом говорил Уилл, обращаясь к первой попавшейся собаке. — Вы организуете меня. Один бы я давно умер от голода или порос грязью. Весь день он занимался домашними делами, продолжая вариться в мыслях о Вороне. Это было уже привычно, как механическое действие, хотя сейчас он обладал о нём почти всей информацией. Уилл съездил за продуктами, оплатил какие-то счета и доехал до собачьего приюта, узнав о свободных местах. Он не мог сказать себе открыто, всё ещё сильные чувства мешали ему признать то, что уходя, Ганнибал убьёт и его, но подсознательно он был в этом уверен. У него не было даже точного плана действий. На кафедре его отослали, сказав, что он всё ещё в отпуске, Джек после пары звонков так и не взял трубку, а больше его никто не беспокоил. Приключение с Вороном началось резко, бросив его в самый центр событий, и так же внезапно прекратилось, когда в этой истории для него не осталось места. Он даже не решил, готов ли он бороться за свою жизнь, или пойти до конца и остаться на стороне Ганнибала. Ближе к вечеру он нашёл в компьютере незаконченную статью и сел за её продолжение. Тема была скучной, что-то о повадках сексуальных маньяков, но твёрдое намерение успеть закончить начатое продержало его за этим трудом до самой ночи. Ганнибал приехал в то же время, что и вчера, почти не вызвав удивления, и, выключив компьютер, Уилл оделся потеплее и вышел к нему на веранду.  — Ты пропустил сеанс, — с едва уловимым упрёком сказал Ганнибал, тиская в руках кожаные перчатки, — и я решил приехать сам.  — Сеанс? — хихикнул Уилл, осматриваясь по сторонам. — Думаешь, что я всё ещё нуждаюсь в твоей терапии? Лечение от психопата и маньяка поможет мне справиться со стрессом от убийства невинной девушки?  — Я хороший врач, — усмехнулся в ответ Лектер, расставляя плетёные кресла друг напротив друга и усаживаясь в одно из них, — и кроме меня никто не сможет тебя понять. Присаживайся, ты уйдёшь в любой момент, когда захочешь. Несмотря на абсурдность ситуации, Уилл тоже опустился в кресло и, поёжившись, закутался поплотнее в куртку. Ганнибал ничем не выдавал волнения или неудобства, и его лицо выражало приветливость и настоящую заинтересованность.  — На что мы потратим наше время? — спросил доктор Лектер, забрасывая ногу на ногу и тонко улыбаясь. — ФБР всё ещё платит мне за наши беседы и ждёт моих отчётов.  — Никому это уже не нужно, — искренне рассмеялся Уилл, представляя, как злобная мисс Вонг читает весь этот бред. — Я вообще не уверен, что кто-то хоть раз их читал. Дело почти закрыто. Роберта Брауна вот-вот освободят, Чилтон сам вздёрнется от ситуации, в которую попал, у них есть и потрошитель, и Ворон в одном лице, и их уже ничто не остановит.  — Они довольно предсказуемы, — лениво махнул рукой Ганнибал.  — Наверное, так всё и было двадцать пять лет назад? — хмыкнул Уилл. — Твоего отца тоже не стали слушать? Даже его путанные признания сошли за настоящие. Столько неточностей и оговор самого себя, но всё сгодилось, лишь бы успокоить налогоплательщиков.  — Он мне не верил, — поджал губы Ганнибал, сжимая пальцами подлокотники кресла. — В Бога верил, в закон верил, в чудо верил, а мне нет.  — Я напоминаю тебе его? — быстро спросил Уилл, подаваясь вперёд.  — Нет, ты не похож ни на кого. Особенный и неповторимый. Уилл вскочил на ноги, как всегда не зная, как реагировать на такую честность. Ему захотелось подойти к Ганнибалу, закрыть глаза, взять его за руки и найти утешение там, где он всегда его находил. В темноте можно было обо всём забыть, выкинуть всё страшное и спрятаться под брюхом хищника, который там бродит. Там его не тронут, если не обращать внимания на то, чем этот хищник занят. Но вместо этого он сходил в дом, вынес два пледа, бросив один Ганнибалу на колени, и уселся обратно, подтягивая под себя ноги и укутываясь до самого подбородка.  — Расскажи мне о своей сестре, — попросил Уилл, сминая край пледа и укладываясь на него щекой. — Только хорошее и светлое. Как её звали? Повисла тишина, нарушаемая лишь шумом листвы, и через пять минут он с улыбкой увидел, как его безупречный Ганнибал прячет руки в застиранный клетчатый плед.  — Её звали Миша, — сказал Лектер, закрывая глаза и погружаясь в свои воспоминания. — И её наивность и доброта стоили ей жизни.  — Только хорошее, — напомнил ему Уилл, тоже закрывая глаза. — Какие были у неё глаза? Ганнибал начал что-то отвечать, но Уилл почти не улавливал его слова, прислушиваясь лишь к интонации. Может только Беделия, лениво размышлял он, купаясь в тихом голосе Ганнибала, может только ей он мог о ней рассказать, а может и нет. Может я первый, кто спросил, и кому он ответил. Уилл не заметил, как его сморил сон, и очнулся, лишь почувствовав прикосновение к своей щеке. Ганнибал сидел перед ним на корточках и рассматривал его лицо.  — Я долго спал? — сонно пробормотал Уилл, вытягивая затёкшие ноги. — Прости, не знаю, как это вышло.  — Я практикую уже пятнадцать лет, — рассмеялся Ганнибал, становясь совсем прежним и родным. — И только моя практика помогает мне не засыпать на сеансах.  — Что-то срабатывает во мне, когда ты рядом, — задумчиво сказал Уилл, почесав нос прямо через плед. — Мне становится спокойно и хорошо. Наверное, я всегда подозревал, кто ты такой, и раз ты со мной, значит, кто-то может остаться жив. Глупая мысль.  — А может, потому что ты меня всё ещё любишь? — тихо спросил Лектер, не сводя с него глаз, едва различимых в свете луны. — Это ведь не проходит бесследно? Я так верю в тебя, что не могу об этом не думать.  — О чём?  — Что у нас всё-таки могло что-то получиться. Уилл вздрогнул, чувствуя, как что-то жгучее царапает его грудную клетку и сжимает горло, торопливо поднялся на ноги и отошёл к дверям. Ганнибал так и остался сидеть перед пустым креслом, только повернув к нему голову и молча наблюдая за его волнением.  — И как это возможно? — прошептал Уилл, прижимаясь спиной к дверям. — Забудем обо всём, ты изменишься, и мы начнём счастливую семейную жизнь?  — Я ничего не забуду и никогда не изменюсь, — холодно сказал Ганнибал. — И я знаю, что на самом деле ты этого не хочешь. Уилл нервно дёрнул ручку и ввалился в дом, громко захлопывая за собой дверь. Увидев на столе пустой контейнер и грязную посуду, он начал поспешно складывать всё в пакет, жалея, что решил ничего не мыть, желая доказать Ганнибалу, что не выбросил, а съел его подношение. Выставив пакет за дверь, краем глаза отметив, что Лектер снова сидел в своём кресле, он лёг на диван, нервно жмурясь до белых пятен перед глазами. Ганнибал был прав, и это было хуже всего, что могло с ним произойти. На следующий день Ганнибал приехал снова и продолжал делать это всю неделю. Уилл выходил к нему на веранду, где они сидели почти рядом и проводили вечера вместе. Дело Ворона резко тронулось с мертвой точки, и Уилл следил за ним через СМИ. Эмилия Вонг, та самая, что выгнала Джека, рьяно выступала по телевизору и в каждом интервью билась за отбеление ФБР путём очернения бывших сотрудников. Именно оттуда Уилл узнал, что мистер Кроуфорд — подонок, и вся его команда с позором уволена без возможности снова работать в госструктурах. Пост главы отдела ФБР нес хорошие плюшки в случае успеха, но при неудачах лишал всех предыдущих заслуг. Прошли шикарные похороны мисс Миранды Блэк — последней и единственной жертвы Ворона, которую он убил, выступали психологи и специалисты, обсуждая Чесапикского потрошителя, кругом крутили съёмки поднятия захоронений в подвале Чилтона и содержимое его холодильников. Самого бедного Фредерика тоже показывали, загнанного и запуганного, лишённого даже голоса. Собрав воедино все его преступления и улики, следствие сочло его крайне опасным манипулятором, и показывало людям в маске и смирительной рубашке. Уилл перестал звонить Джеку, внезапно поняв, что если тот никогда не верил в теории об отце и сыне, то скорее всего он считает Уилла виновным во всём происходящем. Травля, которой он подвергся, смерть племянницы мэра, потеря работы и чести — всё это могло вообще прогнать его из Балтимора туда, где о нём никто не знает. Вечера, которые он проводил с Ганнибалом, были такими же тёплыми и спокойными, как и до всего этого скандала. Иногда они разговаривали, иногда просто молчали, и с каждым днём принять решение становилось всё сложнее. Они ничего не обсуждали, но Уилл понимал, зачем он приезжает. Ганнибал предлагал себя, пока молча, почти ненавязчиво, но он хотел, чтобы всё было как прежде, но уже с новыми условиями. Наконец по всем каналам пронеслась новость, что Роберта Брауна освобождают. На разрушении и возрождении чего-то грандиозного, а дело Ворона было именно таким, ломались и делались карьеры. Эмилия Вонг стала лицом справедливости и честности ФБР, независимые эксперты и сотрудники поднимали допросы двадцатилетней давности, добродушные американцы прошлись в митинге снести головы виновным и выплатить Брауну многомиллионную компенсацию, и весь Балтимор шумел, как разбуженный пчелиный улей. За сутки до решающего дня Ганнибал впервые за последние десять дней прислал Уиллу смс с приглашением на ужин и, получив отказ, сообщил, что приедет со всем готовым к девяти вечера. Поразмыслив, Уилл вынес на улицу кухонный столик, по-прежнему не собираясь пускать его к себе в дом. Он и сам не понимал этой принципиальности, но ему нужна была свобода и возможность куда-то сбежать, а в доме он был бы этого лишён. Пока он принимал душ и выбирал себе приличный свитер, Ганнибал, так и не заходя к нему, накрыл стол. Ровно в девять Уилл вышел на веранду и с удивлением замер, разглядывая их последний ужин. Тяжёлая скатерть почти не трепыхалась от ветра, специальные уличные подсвечники, не дающие погаснуть свечам, выглядели романтично, как, впрочем, и весь стол. Блюда были украшены костями, и Уилл не знал, специально это сделано или во избежание быть унесёнными осенним ветром. Ганнибал поднялся, грациозно скинул пальто и жестом предложил Уиллу сесть напротив него.  — Идеально, — улыбнулся Уилл, усаживаясь за стол и удовлетворённо выдыхая. — Я не ожидал.  — А как же иначе? — ответил Ганнибал, открывая вино. — Это особенный вечер, и я хочу его запомнить, к чему бы мы с тобой ни пришли.  — Наш последний ужин? — грустно спросил Уилл, принимая от него бокал.  — Я всё-таки хотел, чтобы ты завтра приехал ко мне домой, — сказал доктор Лектер, снимая с тарелок выпуклые крышки. — Мой отец возвращается в семью, и я мечтаю его с тобой познакомить.  — Я с ним знаком.  — Я в этом не совсем уверен.  — Думаешь, он начнёт меня перевоспитывать?  — Думаю, он попытается тебя спасти. Уилл взялся за приборы и приступил к ужину, невольно вспоминая свой эксперимент с попыткой проникнуть в личность Ганнибала. Они так же сидели друг перед другом, пили и ели, и общались только глазами и мыслями.  — Чилтон, — просто спросил Уилл, внимательно смотря на Лектера. — Как в его подвале оказались захоронения? Он был твоим любовником?  — Это так очевидно?  — Более чем, — фыркнул Уилл. — Ты проводил в его доме ночи, днём не так просто приезжать и рыться в чьём-то подвале. Что-то подмешивал ему в вино, чтобы он спал крепче? Как и мне, когда уехал убивать и расчленять Беверли? Ганнибал опустил глаза и как-то странно улыбнулся.  — Тебя это сердит?  — Что? Смерть Бев или судьба Чилтона? — неприязненно спросил Уилл, автоматически сжимая вилку и представляя, как она впечатывается в лицо Ганнибала. — Мне не так просто смириться со смертью друга, а вот на Чилтона мне плевать. Каков он был в постели?  — Скучный и бестолково страстный, — пожал плечами Лектер. — Он хотел лишь моё тело, и ему нравилась мысль о том, что он спит с кем-то, кого считает знаменитым. Он так жалок, что возможность прикоснуться к чему-то необычному для него самое главное.  — Легко было подтолкнуть его к тому, чтобы он привёз Ворона к нам в город?  — Легче, чем ты думаешь. Прославиться любой ценой — это всё о нём.  — Пусть сгниёт в тюрьме, — поморщился Уилл, испытывая пожирающую изнутри ревность. — Но если ты воплотишь задуманное и устроишь завтра резню, он может и избежать этой участи.  — Мне всё равно. Его жизнь и смерть меня не волнуют.  — А меня волнуют, — упрямо ответил Уилл.  — Ты можешь всё это остановить, — прошептал Ганнибал, наклоняясь вперёд. — Если ты попросишь и согласишься уехать со мной, я так и поступлю.  — Уехать? — вздрогнул Уилл, неосознанно отстраняясь и едва заставляя себя оставаться на месте. — Бросить всё и бежать с тобой на край света?  — Да.  — И что будет потом? Если я снова буду просить тебя не убивать, ты так и поступишь? Когда ты получишь всё, и мне нечего будет предложить тебе в обмен, ты послушаешь меня? Несколько секунд Ганнибал смотрел на него, не отрываясь, и, аккуратно положив вилку и нож на край тарелки, медленно поднялся на ноги. От его фигуры несло угрозой, и Уилл тоже встал из-за стола, делая шаг назад. Верхняя губа Ганнибала дёрнулась, ожесточая его лицо, и он двинулся к Уиллу, неторопливо, но неотвратимо, как сама смерть. Уилл увидел ментальные чёрные крылья, раскинувшиеся за его спиной, огромные и холодные, как космос, и с ужасом осознал, что не может двинуться с места. Чесапикский ворон пришёл к нему и не уйдёт, ничего не отняв. Ганнибал положил ладони ему на плечи, медленно ведя их вдоль рук, и в конце концов, добравшись до запястий, сжал их и дёрнул его на себя. Уилл практически впечатался носом в его шею и поднял голову, заглядывая в глаза. Ганнибал отпустил его, но тут же обнял за талию и крепко прижал к себе. Они стояли так близко, что их губы почти соприкасались, и Уилл почувствовал головокружение.  — Никогда, Уилл, никогда так не говори и не думай о себе, — прошипел Ганнибал, обнимая ещё крепче. — Сколько я ни смотрю на тебя, мне всегда мало, и ты никогда не отдашь мне всё, что у тебя есть.  — Ты любишь меня? — заворожённо прошептал Уилл, обнимая его за шею.  — Я испытываю к тебе намного большее, чем просто любовь, — ответил Ганнибал, голодно глядя ему в глаза. — Я понимаю и вижу тебя, я зависим от твоего отношения ко мне, и я хочу тебя всего.  — Ты перестанешь убивать? — затараторил Уилл, обхватывая ладонями его лицо. — Ганнибал, если я смогу простить прошлое, ты сможешь ради меня измениться в будущем?  — А ты уедешь со мной?  — А ты обещаешь стать другим? Ганнибал резко убрал от него руки и отшатнулся назад. Уилла сразу охватил холод, которого он не чувствовал в его объятиях, и он бросился обратно, вешаясь ему на шею.  — Давай остановимся, Ганнибал, — забормотал Уилл, целуя его щёки и глаза. — Я тоже не хочу снова остаться один. Пожалуйста. Я люблю тебя. Давай попробуем, ведь мы хотели попытаться. У нас ещё может получиться.  — Меняя меня? — приподнял брови Ганнибал. — Я не делаю этого с тобой, так почему же ты собираешься изменить меня? Тебя может сильно разочаровать то, что ты получишь в итоге.  — В смысле? — не понял Уилл. Ганнибал грустно поджал губы и окончательно вырвался из его объятий. Он подхватил своё пальто, перекинув его через руку, и направился к своей машине.  — Ганнибал, — испуганно крикнул Уилл, задыхаясь от страха, что больше никогда его не увидит. — Не уходи, останься сегодня у меня. Это же наш последний ужин.  — Завтра в шесть, — сказал ему Лектер, открывая дверцу и садясь в машину. — Я буду тебя ждать и накрою стол на троих.