***
Она выходила этим утром из библиотеки, когда услышала странный шум с лестницы, ведущей куда-то на нижние, подземные уровни поместья. И Забини была бы не Забини, если бы не пошла туда, ведомая ребяческим любопытством. То, что она спустилась в эти чертовы подвалы зря, Лили поняла почти сразу. Тусклый свет факелов едва освещал помещение, но смысл происходящего был предельно ясен — тут шли пытки. Стоящий на коленях человек хрипло кашлял, захлебываясь собственно кровью, а Беллатрикс (не узнать ее вьющиеся змеями волосы, пусть и в полумраке, было невозможно) коршуном скользила над ним, периодически взмахивая волшебной палочкой и вышибая из пленника новые хрипы. Сердце сделало кульбит, а содержимое желудка подкатило к горлу. Забини знала, что Лестрейнджи не святые, но это было слишком. Во всех смыслах. Она уже собиралась покинуть это страшное место, когда из темноты шагнул ранее не замеченный ею участник этого действа: — Мне начинает казаться, что он и вправду ничего не знает. Бесполезный грязнокровный ублюдок, — лениво бросил невестке Рабастан, хватая потерявшего сознание человека за волосы и окатывая водой с помощью Агуаменти. — Похоже ты опять облажался, Басти, — подходя к Рабастану, насмешливо фыркает Беллатрикс. Она замирает непозволительно близко к младшему Лестрейнджу — цепкие когтистые пальцы без стеснения скользят к его брюкам. В тишине звякает пряжка ремня, и Лили чувствует как лихорадочно бьется ее сердце, гоня адреналин по венам и призывая бежать отсюда немедленно — между Лестрейнджами творится что-то отвратительно неправильное, и это уж точно не предназначено для ее глаз. Беллатрикс с влажным причмокиванием лижет шею Рабастана, он сдавленно рычит и резко прикладывает Беллу спиной о стену так сильно, что сыпется штукатурка. — Ты что творишь, больная, — шипит он, а Беллатрикс в ответ лишь заходится в безумном смехе. — Брось, дорогой деверь, — Забини как сквозь вату слышит шуршание платья, спадающего к ногам мадам Лестрейндж. — Когда еще с тобой будет настоящая женщина. Ты изголодался, Рабастан… — Отьебись, Белла, — хрипло цедит младший Лестрейндж, закипая. — Ведешь себя как дешевая шлюха. — Дело в девчонке? — в голосе Беллатрикс так и сочится яд — она не привыкла быть отвергнутой. — Дело в том, что я не стану трахать жену брата. — Ложные принципы, ложные условности — в этом весь ты. Ты как глупая псина, вечно гоняющая за своим хвостом — никогда не сможешь воплотить в жизнь все свои желания, — зло отчеканила Белла, расправляя плечи и выпячивая вперед свою обнаженную грудь. — Для воплощения желаний у меня теперь есть Забини, — равнодушно скользнув по ней взглядом, ответил Рабастан, — Знаешь, Белла, я вижу в ней сходство с тобой — только она моложе и, несомненно, адекватнее. Беллатрикс зашипела и настал черед Рабастана смеяться. — Авада Кедавра! С палочки Лестрейнджа сорвалось Третье непростительное — пленник повалился на пол тряпичной куклой. Забини зажала рот рукой чтобы не вскрикнуть, медленно пятясь назад, прочь из этого чертового подвала.***
Рабастан залпом допил вино в бокале и выжидательно уставился на Лили. — Ты напугана. Эти три дня, что она жила в Лестрейндж-холле, Рабастан все пытался понять что у Лили в голове. У него было катастрофически мало времени чтобы выстроить между ними прочную связь, а без этого их альянс выглядел слишком шатко. — И меня интересует, что именно тебя пугает, — когда молчание затянулось, продолжил Рабастан. — Я хочу быть уверен, что ты не воткнешь мне кинжал в спину. Сама понимаешь — так мы далеко не уйдем. — Я уже предлагала дать вам Непреложный обет. — Есть идея получше, — Рабастан хлопнул выдвижным ящиком и на столе перед ними появилось два флакона с зельем. — Это веритасерум. Один для тебя, второй — для меня. Честность в обмен на честность. Забини впервые за вечер встречается с младшим Лестрейнджем взглядом, пытаясь понять не блефует ли он, разыгрывая очередную партию, но Рабастан уже откупоривает флакон, опрокидывая в себя всю порцию. Лили не остается ничего другого, как последовать его примеру — в конце концов, им действительно стоит кое-что прояснить. — Я хочу знать, о чем ты думаешь, — скорее приказал, чем спросил Лестрейндж, дождавшись пока зелье начнет действовать. — Я видела вас с Беллатрикс сегодня в подвалах, — против воли ответила Лили. — И какая именно часть увиденного тебя беспокоит? — Рабастан прищурился, то ли добродушно, то ли зло — не разберешь. — Наверное то, что я стану хоть и временной, но все же женой человека, у которого в доме есть пыточная… и который состоит в связи с собственной невесткой. — Если все сделаешь правильно — для тебя будут предназначены не подвалы, а всего лишь моя спальня. И, смею заверить, Беллактрикс к нам не присоединится. Лили опустила глаза вниз, прячась от насмешливого взгляда Лестрейнджа за полотном рыжих волос, в попытке скрыть свои пылающие щеки. Она бы даже под пытками не призналась, что его спальня пугает ее едва ли не больше подвалов с кандалами. — Ты преступно молода, Забини, — вздыхает Рабастан, определенно подмечая ее замешательство. — Я никогда не связывался с кем-то настолько младше. Пройдет немного времени, и мой брат начнет задавать вопросы, почему ты не ночуешь в моей спальне, — Лестрейндж задумчиво побарабанил рукой по столу. — Рудольфус возможно поверил бы что причина нашего союза — похоть, но между нами, Лилиэт, страсти не больше чем между Дамблдором и старой клюшкой Макгонагалл. А когда люди не верят — они становятся подозрительными. — Чего ты ждешь от меня? — срывающимся голосом спросила Лили, так и не решаясь поднять глаза и посмотреть на Рабастана. — Я не люблю тебя. — Разумеется не любишь. Этого я от тебя и не жду, — спокойно кивнул Рабастан. — Ты должна быть моей женщиной — так, чтобы в это поверили все. Будь у нас больше времени — я бы ухаживал за тобой, как полагается. — Если эти вымученные ужины вдвоем — твоя попытка ухаживать, предлагаю их пропустить. В кабинете с хлопком материализовался эльф. — Чего тебе? — лениво бросил ему Рабастан. — Госпожа Медоуз снова нездорова, мастер Рабастан должен дать ей зелья, хозяина Рудольфуса нет в мэноре, — склонившись к младшему Лестрейнджу, скороговоркой выпалил слуга. Хоть эльф и говорил тихо, Лили разобрала фамилию Медоуз и ее словно молнией поразила головная боль. Доркас Медоуз, ее однокурсница, она была тут, в мэноре Лестрейнджей. Как она могла об этом забыть? Пораженная своей догадкой, она, холодея до самых кончиков пальцев, подняла взгляд на Рабастана. — Ты стер мне память, — словно все еще не до конца веря, пораженно констатировала Лили, начиная медленно закипать внутри. — Честность за честность, значит? Рабастан поморщился, взмахом руки прогоняя эльфа. — Технически — память я тебе не стирал, боялся повредить рассудок. Так, поставил небольшую заглушку — ты бы не вспомнила о Медоуз сама, только если кто-то напомнит. — Как тебе вообще можно доверять? Мой кузен был прав — ты лжец и манипулятор, — Лили встала с кресла и попятилась к двери. — Как-то не задалось у нас тобой сегодня, — раздраженно бросил Рабастан, тоже поднимаясь из-за стола. — Уж прости что пошатнул твои, воистину, почти гриффиндорские идеалы. Он медленно подошел к Забини, которая отступала пока не уперлась лопатками в стену. — Тебе ничего не грозит, — возвращая на лицо маску спокойствия, сказал Рабастан. — Если хочешь уйти — у тебя есть время до утра, держать не стану. Может еще не поздно стать миссис Яксли… Но если останешься — передумать будет нельзя, и если взбрыкнешь — не погнушаюсь ничем. Убедившись, что смысл сказанного дошел до нее, Рабастан вышел из кабинета, оставляя Забини сползать вниз по стене — ноги перестали ее слушаться. Сколько она так просидела, сказать было сложно. На душе скребли даже не кошки — настоящие мантикоры, разрывая нутро на части. А осталась ли у нее вообще эта самая душа, или Лили окончательно превратилась в одну из них — чистокровную девочку без принципов? А самое дрянное то, что ни-ку-да она от Лестрейнджа не денется. И в постель, если это поможет, к нему ляжет — жить-то хочется, Моргана побери. Лили рвано всхлипнула, бездумно смотря в разноцветный витраж окна, за которым колыхались неестественно изогнутые, и от этого еще более зловещие, ветви голых деревьев. Кажется, сегодня взрослая жизнь наступила окончательно — права на слабость у нее больше нет. Только пару часов, чтобы окончательно оплакать свободу и заново собрать себя по частям, стать кем-то новым и незнакомым — женщиной Рабастана Лестрейнджа.***
Сириус Блэк трусцой сбежал вниз по лестнице, на ходу набрасывая на плечи свою знаменитую кожаную куртку. На первом этаже сомнительного трактира в Лютном было душно и людно. Звенели бокалы, со всех сторон раздавался пьяный гомон и то и дело срывались взрывы смеха. Сириус поморщился — он был далеко не чистоплюем, но заведение было еще той дырой даже по его меркам. Если бы не знойная грудастая Флора, к которой старший Блэк любил наведываться на каникулах — ноги бы его здесь не было. Расставание с МакКиннон далось ему тяжелее, чем он стремился показать. Блэк бравировал, дурачился и что есть сил демонстрировал всем что ему чужды любые чувства, доводя Марлин до черного, давящего разочарования, которое он каждый гребаный день видел в ее больших наивных глазах. Она была дорога ему, но впереди Сириуса ждала война, и он, положа руку на сердце, сильно сомневался, что доживет хотя бы до тридцати. Марлин не стоило любить кого-то настолько неподходящего — она определенно заслуживала тихой жизни и выводка таких же светловолосых, как и она сама, детишек, и лучшее, что мог дать ей Сириус — свободу. Именно по-этому он пол ночи вколачивался в податливое тело Флоры, напоследок оставив на туалетном столике увесистый мешочек с монетами. Сириус торопился — до утра оставалось совсем мало времени, как раз чтобы немного поспать и явиться завтра на встречу Ордена не слишком помятым. Он готов был поклясться — у Аластора Грюма сраное чутье на малейшие следы похмелья. Старший Блэк почти покинул трактир, когда его взгляд выхватил в толпе знакомое лицо, заставляя резко затормозить. За угловым столиком, в окружении стакана и пары бутылок, сидел тот, кого увидеть в подобном заведении было уж совсем немыслимо — его чертов младший братец, неисправимый сноб и ханжа. Пройти мимо такого диссонирующего зрелища Сириус был не в силах. — Мараешь честь благороднейшего семейства, Реджи? — передразнивая мать, окидывает брата насмешливым взглядом Сириус. Регулус поднимает на него свои абсолютно затуманенные глаза и старшему Блэку уже не смешно — Рег не был святым, но в такие сопли никогда не нажирался. Тяжело вздохнув, Сириус понимает, что оставить засранца тут в таком состоянии он не может. — Давай, поднимайся. Погостишь у своего любимого брата, пока не проспишься, — решает он, буквально за шкирку вытаскивая Рега из-за стола. Тот бессвязно что-то бормочет, пытаясь на ходу выхватить палочку — она падает на пол, а сам Регулус остается стоять только благодаря уверенной хватке брата. — Если в вашей чудной организации все такие хорошие бойцы — за исход войны я могу не волноваться, — фыркает Сириус, поднимая палочку брата и пряча в рукав. Регулус лишь немного приходит в себя, когда Сириус не слишком удачно переносит их на крыльцо особняка дядюшки Альфарда, потеряв по дороге его мантию. Рег ежится от холодного воздуха и его взгляд становится чуть более осмысленным, хоть земля все еще качается под ним, как корабельная палуба. — Какого хрена, Сириус? — возмущается он, отдергивая руку из хватки брата и едва удерживаясь на ногах. — Вот именно, братец, какого черта ты вытворяешь? Я конечно не борец за нравственность, но что ты вообще, гриндилоу тебя побери, делал в подобном месте? — Ты ведешь себя как наша маменька, — вяло огрызнулся Регулус, двумя пальцами потирая виски — голова болела невыносимо. Сириус фыркнул и молча направился к входной двери. — Заходи давай. Отморозишь яйца — и семейство Блэк не дождется наследников. Регулус помрачнел, и Сириус понял, что задел какую-то болевую точку. И, он готов был поставить десяток галеонов, это почти наверняка связано с рыжей занозой в заднице. — Забини собирается выйти за Лестрейнджа, — глухо произнес Регулус, падая лицом вниз на кожаный диван в гостиной. Сириус знал братца едва ли не лучше, чем самого себя, и, не смотря на нездоровое спокойствие Регулуса, понимал — он раздавлен. Блэк-старший молча левитировал бутылку Огдена и два стакана. Регулус пьет как никогда в жизни, в тупой попытке забыться и заглушить разьедающую боль в груди. Лили. Его, Моргана побери, Лили и ублюдок Лестрейндж. Тот, который во всем был его конкурентом. Тот, кого он ненавидел едва ли не сильнее Поттера. И если дружок Сириуса был инфантилом с промытыми мозгами, который топил за какие-то странные ценности добра и света, то Лестрейндж был еще той беспринципной тварью. — Она мне никогда не нравилась, — захмелевший Сириус с шумом опускает стакан на стол и изучающе смотрит на брата. — Пусть катится, в их змеиное гнездо ей самая дорога. Станет родственницей нашей дорогой кузины Беллатрикс. — Это не случайность. У нас с Забини все не было просто. Мерлин, а может ли с ней вообще быть просто? — Регулус опустошил свой стакан. — Мы с Лестрейнджем на ножах уже несколько месяцев, но сделать мне он ничего не может, только зубоскалить. И вдруг Лили собирается выйти за него, хотя видела этого говнюка едва ли больше, чем пару раз. Она явно не сама это придумала. — Неужели? — скептически прищурился Сириус. — Уверен. Знаешь, Сири, — старший Блэк вздрагивает от этого, почти забытого, детского прозвища, родом из тех самых времен, когда у мелкого Реджи не было половины зубов, и он кощунственно сокращал имя брата, — я ведь из-за нее влез в это все. Регулус многозначительно поднимает левую руку, где, как наверняка было известно Сириусу, под рубашкой вилась черная метка. — Мне пообещали ее в обмен на метку, а я сам все просрал. Надо было сразу закрыть Забини на площади Гриммо и не выпускать никуда… Все, дурак, боялся, что будет несчастна или заавадится, а оно вон к чему привело… Но я настойчивый, — серьезно сказал Регулус, — и сдаваться не намерен. Сириус хмурится, слушая пьяные откровения младшего братца. Казалось, Забини он теперь ненавидел вдвое сильнее — чертова сучка словно была корнем всех зол. Словно было мало того, что Поттер окончательно слетел с катушек — Регулус сейчас выглядел не менее безумным, чем сама Беллатрикс.***
Свадьбы в Англии принято гулять с размахом, и сочетание священными узами Гименея Лестера Забини и старшей дочери Мальсиберов исключением не было. Лили морщилась, стоя возле зеркала в полный рост, пока молчаливая служанка Лестрейнджей возилась с тугим корсетом вечернего платья. Наряд был поистине изумительным — Лили была готова поклясться, он обошелся Рабастану в целое состояние. В какой-то детской обиде, она не скупилась, указывая модистке на дорогие, изысканные ткани и камни, которыми были щедро усыпаны юбки. Плечи и руки были полностью открыты, что добавляло особой пикантности — Забини выглядела статусно. Статусно и дорого, как товар. Впрочем, все именно так, как и подобает чистокровной мисс в магической Британии. С негромким скрипом открылась дверь — Рабастан не утруждал себя стуком, входя в комнаты Лили. Он быстрым шагом подошел ближе и немигающим взглядом уставился на Забини, оценивающе разглядывая ее с ног до головы. — Свободна, — не глядя на служанку, махнул рукой Лестрейндж, указывая на дверь. — Но сэр, мисс Забини еще не готова… я должна затянуть корсет, — пропищала явно напуганная девушка. — Я способен помочь мисс Забини с корсетом, — раздраженно бросил в ответ Рабастан. Лили вздрогнула, когда они остались вдвоем. Она не видела его почти два дня, малодушно отсиживаясь в своей спальне после того злополучного ужина. — Вызывающе, — наконец прокомментировал платье Лестрейндж, легко проводя кончиками пальцев по ее оголенному предплечью. — Впрочем, как и ты сама. Мне нравится. Лили так и не поняла, что именно ему нравится — платье или она. Забини растеряно посмотрела на их отражение в зеркале, чувствуя как кожа под пальцами Лестрейнджа покрывается мурашками. — Мы опаздываем, — выдохнула Лили, пытаясь унять дрожь в теле. — Лестрейнджи не опаздывают, они задерживаются, — усмехнулся Рабастан, кладя вторую руку на тонкую талию Лили. — К тому же, мне любопытно, что за кусок материи мог стоить таких денег. Лестрейндж задумчиво прошелся взглядом по отражению в зеркале и нахмурился, выражая явное недовольство. Вместе они смотрелись приторно сладко — он, в безупречно-черном строгом костюме, и Лили, почти пошло обвитая темной, струящейся тканью с завораживающими переливами драгоценных камней на корсете и юбках. В то, что молодой Лестрейндж воспылал чувствами к мисс Забини можно было бы даже поверить, если бы она не была напряжена в его руках так, словно ждала пыточного в любой момент, с этой гребанной обреченностью приговоренного к казни в ее огромных оленьих глазах. Она видела слишком много лишнего в подвалах. Салазар свидетель, Рабастан не хотел быть полным ублюдком по отношению к Забини, но у него слишком мало времени и абсолютно нет права на ошибку. Рабастан сощурился и резким движением развернул Забини лицом к себе, от чего ленты корсета, которые так и не были завязаны, распустились еще сильнее — Лили пришлось подхватить лиф руками, не позволяя ему сползти на пол вместе с юбками. Она набрала воздух в легкие, намереваясь сказать что-то едкое и отрезвляющее. — Т-ш-ш, — грубо зажал ей рот рукой Лестрейндж, вытаскивая из кармана брюк темный, непрозрачный флакон. Он ловко откупорил его одним движением большого пальца, лишь стеклянная крышка глухо упала на паркет, приводя Лили в чувство. Эта ситуация дурно пахла, и Забини что есть сил отшатнулась от мужчины, путаясь в длинных юбках платья, и пронзительно закричала. Кричать в Лестрейндж-холле занятие бессмысленное и даже опасное — никто не услышит, а если и услышит, то не поможет, а лишь задаст пару-тройку вопросов да применит легилименцию, выводя на чистую воду аферу, которую собирались провернуть Рабастан и Лили. Лестрейндж не дал ей упасть, сомкнув руки на девичьей талии ровно в тот момент, когда Забини таки потеряла равновесие. Он грубо толкнул ее, нависая и слегка прикладывая головой о стену. — Дура, не ори. Пей давай, — флакон с зельем перекочевал в опасную близость к лицу Лили, но она упрямо прищурилась и сжала губы — пить непонятные зелья она не собиралась. Грязно выругавшись, Рабастан зажал нос Забини, в попытке заставить ее открыть рот, но нарвался на злой и отчаянный укус — ровные белые зубы Лили что есть силы сомкнулись на его руке. — Да ты и вправду бешенная темная тварь, — зло выругался он, демонстративно баюкая укушенную руку. — Шутки кончились, Забини. Империо! Палочка Лейстрейнджа, за секунду оказавшаяся в его руке, подобно хлысту рассекла воздух и в голове Лили враз стало легко и радостно. — Возьми флакон и выпей зелье, — холодно велел Рабастан. Где-то на периферии сознания Лили понимала, что происходит, но решительно не могла противится Непростительному заклятию. Империус Рабастана был сильным — не чета Малфоевскому, что ясно говорило о том, что младшему Лестрейнджу часто приходилось использовать его. Лили опрокинула в себя зелье, пытаясь затуманенным разумом идентифицировать ингредиенты по вкусу. Она определенно чувствовала вкус ягод омелы и легкий оттенок крыльев фей, что в сочетании с причудливыми клубами дыма идущего из колбы однозначно означало то, что чертов Лестрейндж напоил ее какой-то разновидностью любовного зелья, явно более сильной, и уж точно куда более запрещенной, чем Амортенция. Убедившись, что она опустошила флакон, Рабастан опустил палочку, освобождая Лили от действия чар. — Больной сукин сын, — грязно выругалась она, мрачно рассматривая холеную рожу Лестрейнджа и пытаясь ощутить малейшие изменения в теле. Рабастан, с абсолютно беспристрастным лицом, снова коснулся ее плечей, разворачивая к зеркалу и принимаясь таки за шнуровку корсета. Лили подозрительно шмыгнула носом. — Зачем ты все превращаешь в драму? — раздраженно бросил он, возясь с атласными лентами. По телу Лили потек нестройный караван мурашек, берущий исток со спины, а именно — от тех мест, где обнаженной кожи касались руки Лестрейнджа, подтверждая ее догадку — Рабастан влил в нее любовное зелье, повязанное на него самого. — Ты накачал меня приворотным? — зло спросила Лили. — За это ты мне и нравишься — голова у тебя не просто элемент декора, — чуть мягче ответил он, закончив с корсетом, но не спеша убирать руки с ее спины. — Видимо, ты действительно чертовски хороша в зельях. Зельевар уверял меня, что ни одна мисс не поймет предназначение этого варева. — Значит тебя облапошили, Лестрейндж, — к щекам Лили прилила краска. — Какого дракла ты это сделал? — А по-моему все работает, — Рабастан медленно прочертил линию по ее позвоночнику, с ухмылкой наблюдая, как учащается дыхание Забини. — Сегодня мы первый раз появимся вместе на людях — на нас будет смотреть все высшее общество, — продолжал интимно шептать ей на ухо Рабастан, зорко следя за каждой реакцией девичьего тела. — Ты ведь не хочешь чтобы кто-то заметил как ты шарахаешься от меня, словно мы всей семьей пытали тебя в подвалах, прежде чем прийти на свадьбу к твоему братцу? При упоминании подвалов Лили вздрагивает и опускает глаза в пол. — Умница, — удовлетворенно хмыкает Лестрейндж, принимая ее молчание за согласие. Он проходится пальцами по невесомым юбкам платья Забини, расправляя их, и наконец накидывает на ее плечи графитово-черную парадную мантию, молча привлекая ее к себе для парной аппарации.***
Регулус, с напускной ленцой на лице, прислоняется к подоконнику, наблюдая за происходящим как бы со стороны. У него нещадно болит голова и сушит во рту — антипохмельное зелье Сириуса было отвратительно низкого качества, но перебирать не приходилось, ведь он хотел попасть на эту гребанную свадьбу Лестера Забини со старшей сестрицей Мальсибера. Единственная причина его присутствия на этом тошнотворном празднестве еще не появилась, но определенно вскоре должна. Младший Блэк морщится, когда Аманда Булстроуд садится за рояль. Он готов поклясться, что даже отсюда слышит как отвратительно хрустят ее суставы на пальцах, которые она нарочито разминает. Словно какая-то грязная магловка. И пока зал тонет в этой заунывной мелодии, рождающейся под руками Аманды, он топит похмелье в бокале огневиски, словно от этого мир перестанет казаться таким уродливым. Регулус лениво скользит взглядом по присутствующим — он знает каждого здесь. Зала забита мужчинами, у которых под их парадными мантиями и рубашками — как под копирку — одно клеймо. Их руки в крови не по локоть — по самое горло. А рядом с милыми улыбочками вьются их жены и невесты. Хищные твари — если зазеваешься, руку отгрызут по локоть. В них нет ничего светлого, только ледяная надменность, от осознания собственного превосходства и руки, унизанные фамильными перстнями так, что не понятно как они еще могут шевелиться. Лестер Забини прохладно улыбается заметно располневшей невесте, округлый живот которой уже не в состоянии скрыться под белым кружевом платья. Это — скандал, который слегка смягчает фамилия невесты и покровительство Мальсибера-старшего. Отвратительно-белобрысый Яксли толкает какой-то пафосный тост о войне, скорой победе и чистокровных идеалах, от которого больше хочется проблеваться, чем аплодировать. Яксли ебет грязнокровок в Лютном. В нем благородства примерно ноль, не смотря на священные двадцать восемь и чистую кровь. Руки отчаянно чешутся проклясть его чем-нибудь гадким, семейным. Таким, чтобы и в Мунго не помогли. Но Регулус лишь натянуто улыбается и салютует бокалом спокойному, как скала, Нотту, у которого на рукаве виснет его малолетняя невеста Камила Аббот. Регулус чувствует волну раздражения и удушающей ревности, когда двери в зал распахиваются, пропуская надменного Рабастана Лестрейнджа, ведущего за руку Лили. Забини спокойно и расслаблено улыбается, хотя к ним приковано внимание всех присутствующих без исключения. Глядя на нее уже нельзя сказать, что эта девчонка недавно приехала из Америки и была бесконечно далека от подковерных игр верхушки британской магической аристократии. Рядом с ней сам Лестрейндж, а в анамнезе — расторгнутая помолвка с единственным, кто мог тягаться в знатности с ним — Регулусом Бэком, что определенно добавляет ей разом сотню балов, поднимая до недостижимых для других высот. Лили красива настолько, что смотреть на нее больно, как на первый снег в солнечный день. И Регулус кривится. Потому, что нельзя, ну нельзя, блядь, быть такой безмятежной в помещении, полном убийц и террористов. Смотрятся они с Лестрейнджем подозрительно ладно. Как пара. Вот только Блэк не верит ей ни на йоту. Он один из всех собравшихся видел ее настоящей, и это не его Лили сейчас принимает бокал шампанского из рук младшего Лестрейнджа — незнакомка, пустая оболочка. Девочка выросла и играет во взрослые игры. Регулус залпом опрокидывает в себя еще одну порцию огневиски. Он слишком трезв для этого дерьма.