I borrowed bones, I borrowed skin To save me from the hell I'm in Your fantasy And every time I think of you I see the dark, I hear their hooves They're coming They're coming For you
Линда Грин была обладательницей самого спокойного взгляда в конторе. Теперь же даже стройный перестук каблучков выдавал её беспокойство. Быстро выскочив из приемной Слингби, она выдохнула и постаралась придать лицу наиболее естественное выражение. Получалось не очень. Линде нужно было преодолеть небольшое расстояние, чтобы оказаться в бухгалтерии. Там, осторожно постучавшись в дверь кабинета Рональда, она пыталась унять дрожь в ногах. – Заходите! – весело отозвался Нокс. Рабочий день только начинался, и Денди спокойно пил свою привычную кружку кофе. Грин вошла в кабинет, открыла рот и уставилась на главного бухгалтера Тод-Инвеста потерянным взглядом. Затем совсем по-девичьи всхлипнула и осела на ближайший стул, выражая полную растерянность. Нокс видел такую картину впервые. Он не мог оставаться равнодушным к женским слезам, несмотря на то, что они порядком его выматывали. Тем более что таких эмоций от личного секретаря Эрика ему еще не приходилось видеть, а это наводило на определенные мысли. Изменившись в лице, Рональд подскочил на месте. Отставив недопитый кофе в сторону, он в несколько шагов оказался рядом с Линдой. – Что? Что с Эриком? Что случилось? – вопросы посыпались на девушку, словно просыпанные мимо сегодняшней кружки песчинки сахарного песка. Грин помотала головой и шмыгнула носом еще раз. – Да говори уже! – Мистер… Сатклифф… Нокс похолодел. Если Шеф ввязался в неприятности, а Слингби понесся его выручать, и они оба… – Что с Греллем? Грин подняла темно-зеленые, как листья магнолии, глаза на Рональда. Тот внутренне весь сжался, боясь новых слов. – Он… в больнице. Его Эрик нашел… то есть, мистер Слингби… – И? – Он сказал, что Сатклифф… схлопнулся. – Что?! Этот узнаваемый жаргон Слингби. Это слово быстро вошло в обиход после того, как сотню лет назад Жнецы изобрели новые наркотические вещества на основе земных опиоидов. Эти простые составляющие – амфетамин, метамфетамин, кокаин, героин – не могли ничего сделать с теми, кто сам нес смерть всему человечеству. Но Жнецы получали раны, увечья; их боль была глуше людской, но она все равно была. И никто не учил ее воспринимать нормально, или уж тем более – терпеть. Ученые небольшого мира всячески старались найти то, что сможет помочь перетерпеть ее. И их поиски оказались успешными. Стимуляторы – так их прозвали в народе. Сладкий сироп с анальгезирующим и седативным действием. Он отлично убирал боль, приводил мысли в порядок; изобретение оказалось настолько удачным, что из-за огромного количества плюсов, таких как улучшение общего состояния, спокойствие, нормализация сна и аппетита, – не сразу был выявлен побочный эффект: при продолжительном применении он вызывал физическую зависимость. Многие Жнецы впервые для себя узнали, что такое синдром отмены. Сразу после первых подобных случаев группа врачей была отправлена на Землю, чтобы изучить подобное у смертных. Вернувшись, они быстро свернули проект, оставив употребление изобретенного лекарства лишь для самых крайних случаев. Но это не останавливало войны между страждущими и фармацевтами. Многие привыкли к наркотику и не представляли свою жизнь без него. Потому что, в отличии от смертных и их страшного героина, “ломка” стимулятора продолжалась полтора месяца. Прожить полтора месяца при полностью расшатанной психике и терпеть физический дискомфорт никто не был готов. Жнецы умирали самостоятельно. “Хлоп – и тебя нет!” – пела популярная группа о своих впечатлениях об этом наркотике. Схлопнуться – смешать стимулятор с алкоголем. Это вело к тремору конечностей, замедлении сердечного ритма, потере сознания с затрудненным неровным дыханием, впоследствии – кома. Нокс сжал кулаки и неожиданно даже для себя заорал.***
– Ты хотел себе тур в один конец организовать? Эрик был в бешенстве. Сатклифф хорошо знал эту ярость: чем больше распалялся Слингби, тем сильнее всему живому хотелось спрятаться куда подальше, чтобы переждать грозу. Сейчас Начальник Безопасности Тод-Инвеста нависал над лежащим на невыносимо белых простынях Греллем и не сводил с него глаз. Сатклифф только недавно пришел в себя после всех манипуляций докторов. Опутанный проводами, он казался абсолютно разбитым. Ничего не напоминало в нем того Грелля, которого боялись и уважали. Красные волосы разметались по подушке. Кислородная маска все еще присутствовала на лице, мешая Греллю дать хоть какой-то отпор своему другу. Да и не хотелось. Красный Жнец и сам до конца не понимал, как он оказался в подведомственной им больнице, которую они выкупили несколько лет назад. Здесь никто не будет задавать вопросов. – Ты крайне херово выглядишь. Еще один такой трек – и ты сдохнешь. Ты это хотя бы понимаешь? Если бы Слингби мог, он хорошенько бы вломил своему однокурснику. Когда личные телохранители позвонили ему утром со словами, что Шеф не открывает дверь и не берет трубку, Эрик приказал сделать все, чтобы найти Сатклиффа. Проклиная все на свете, он наспех собрался, и через двадцать минут взревели моторы машин. Они успели в самый последний момент. Развивался отек легких. Грелль только прикрыл веки в согласии со всеми доводами друга. Эрик в раздражении цыкнул и отошел к окну. Весна билась в хрупкие стекла, рассказывала о новой жизни тем, кто сегодня еще раз встретился со Смертью. – Молись, чтобы ты выкарабкался. Слингби приказал охранять палату, что больше напоминала номер в отеле, нежели больничные покои, и никого не впускать. Сейчас любые эмоции были вредны для любителя острых ощущений. Впереди были месяцы реабилитации.***
Оставшись в одиночестве, которое было спровоцировано собственной глупостью, у Сатклиффа начал меняться характер. Он становился более резким, замкнутым, не желающим ни с кем говорить. Это не были последствия наркотиков, как уверяли врачи. Разовые применения не могли так сильно повлиять на психику и совершить подобные изменения. Это был сам Грелль. Грелль, который принялся уничтожать себя морально. К нему приходили Рональд и Эрик: рассказывали новости, делились впечатлениями о той жизни, которая продолжалась за пределами больницы. Они взяли все рабочие процессы на себя, сделав официальную паузу в переговорах. Друзья старались вовлекать Грелля в ту жизнь, от которой он так отворачивался. Эти разговоры раздражали, Сатклифф огрызался, отвергал все протянутые руки помощи. Они не были нужны. Лежа на широкой кровати, он подолгу смотрел в окно. Он не видел там неба, не видел расцветающих деревьев, не видел редких птиц, что весело чирикали на ветках. Он видел там свои слабости, которыми мог воспользоваться один конкретный Жнец. И от них надо бы избавиться. Сатклифф хотел перекроить себя так, чтобы больше не чувствовать нарастающего страха в присутствии Уильяма Т. Спирса. Страх заключался не в том, что подполковник напорист и протягивает руки в их бизнес. Это можно было пережить. Так многие сделали. Полезное сотрудничество. Грелль боялся себя. Он заходил в своих отношениях со Спирсом слишком далеко, его мысли не хотели останавливаться только лишь на привычных издевательствах и сарказме. Ему хотелось большего. Тем более что сам Уильям показался ему таким доступным. Нет, конечно, это тонкая игра в “кошки-мышки”, где один ловил, другой убегал. Греллю надоело убегать от Спирса. Сатклифф хотел поймать Уильяма. Но то, чего он так хотел, совершенно не соответствовало его должности, статусу и положении в криминальном сообществе. То, чего он мог добиться, испортило бы послужной список Спирса и причинило бы ему очень много проблем. Здесь не может быть не то что счастливого конца, но даже приятного начала. Нужно было сшить себя заново. Избавиться от чужого навязчивого облика. Вытравить желание из себя. Притвориться, что ничего не было, и жить дальше. Так же пусто. Так же спокойно. Грелль отворачивается от окна. Оно ничего ему не покажет.***
– Ты разговаривал с главным врачом? – Никак нет. Это же их больница. Мне удалось только пригрозить медсестрам, которые работают на этом этаже. Они тоже знают не все, так как все тщательно пытаются скрыть факт пребывания мистера Сатклиффа в их учреждении. Для Алана было не впервой добывать информацию в оперативном режиме, но сейчас Спирсу было нужно именно то самое умение Хамфриза сливаться с окружающей средой, не оставляя ни следа своего пребывания. Подчиненный справился хорошо, как, впрочем, и всегда. – Какие предположения? – Уильям распахнул окно пошире, втягивая в легкие весенний теплый воздух. – Передозировка жидким веществом класса А, – голос Алана звучал ровно, ничего не выражая. Эта манера говорить о страшных вещах так, словно они ничего не значили, позволяла уберегать его собственный мир. Хамфриз многое видел на своей службе. Уильям молча кивает. Он смотрит на улицу, что была украшена такой яркой зеленью, на голубое небо, которое касается крыш соседних домов, и удивляется этим краскам. Спирс словно видит их впервые. Он с удивлением отмечает такую живость элементов, которые были давно уложены в определенном порядке, не выбивались, не обращали на себя внимания. А сейчас словно все ожило, забурлило, обрушило на подполковника целый мир. И он был незнаком Уильяму, как и каждый оттенок обычного солнечного дня. Спирс отказывался себе признаваться, что первый цвет, который он увидел, был красный. Спирс отказывается терять эти краски. – Поставь к больнице наших Жнецов. Предупреди, чтобы не проявляли самодеятельности. – Так точно.***
Сатклифф покидает ненавистные им стены только в начале лета. Он осторожно шагает по лестничным проемам, кивает на прощанье врачам и медицинскому персоналу. Он кивает своей боли и ненависти. Греллю хочется думать, что он больше никогда не переступит порог этого заведения. Ему кажется, что он излечился, он вытряхнул, вырезал из себя каждый гнилой кусок, и теперь ничего страшного не случится. Красный Жнец возвращается к работе. В офисе он привычно скалится, отвечая на бурное приветствие, которое затеял Рональд, чтобы поддержать своего Шефа. Грелль прижимает руку к сердцу, картинно раскланиваясь перед узким кругом лиц, которым он не безразличен. Только Слингби не спускает с Сатклиффа напряженного взгляда и проводит с ним первые рабочие дни. Грелль понимает, к чему это все, и прибегает к своему любимому фокусу – он прячется в сигаретном дыму и делает вид, что все в порядке. Было ли вправду все хорошо? Кто сейчас ответит. Но на тот момент Сатклифф казался себе невероятно собранным и готовым к встрече лицом к лицу с тем, чей взгляд смог заставить совершить Грелля непоправимое.***
Они пересеклись через месяц. Сатклифф не подпускал к себе Спирса ближе, чем на один локоть, и не смотрел ему в глаза. Односложно отвечая на все поставленные вопросы, Грелль не замечал, что его речь стала идентичной речи Уильяма. Такая же спокойная, такая же отстраненно-холодная. Красный Жнец словно сжег все, что могло хоть как-то напомнить Спирсу о прежнем директоре Тод-Инвеста, и был образцовым подчиненным. Таким, каким и хотел видеть его Уильям изначально. Таким, каким не хочет видеть его теперь. Спирс удивляется этой перемене. Его недоумение читается в глазах, но не задерживается там надолго, словно насущные проблемы и пропущенные моменты гораздо важнее, чем сменившаяся стратегия Сатклиффа. Оный не задерживается ни на минуту, не дерзит, не пытается сменить правила. Уильям ловит нервный взгляд подопечного на вытянутом браслете часов, и его верхняя губа слегка вздрагивает, будто подполковник хочет фыркнуть на такой внезапно раздражающий жест. Надо заметить, такой Сатклифф его раздражал еще больше прежнего. Спирс только привык ко всем этим громким словам, манерным движениям. Демон возьми, он даже привык к сигаретам Сатклиффа. А теперь перед ним стоял тот, на кого придется снова потратить время для нового изучения. Это нервировало. Как только Грелль уходит, скрывается из поля зрения, Уильям меняет выражение лица с узнаваемо нейтрального на раздраженно-обеспокоенное. Новые мысли не сулили ничего хорошего. Подполковнику искренне интересно, был ли это эффект наркотиков и, если да, то сколько он продлится? Когда вернется то нахальное безобразие, которые позволяло себе рушить свою и чужие жизни? И главное – зачем вообще Сатклиффу понадобился этот стимулятор? Ведь ранее он не был замечен в его употреблении, и в его жизни не случилось ничего такого, что, по мнению Спирса, было уважительной причиной все бросить и сделать такой заезд. А Уильям все подробно узнал. Вплоть до того, с каким вкусом был тот самый сладкий сироп. Грелль уносил ноги с этой встречи так быстро, как только мог. Ему казалось, что еще минута – и он не выдержит, буркнет что-то невразумительное в лицо своему куратору и умчится прочь. Не потому что он чувствовал то же давление, что и прежде – с этим как раз не было проблем, так как проведенные месяцы в заточении дали свои плоды, – а из-за того, что Спирс в своем живом воплощении крайне отличался от того, который был в голове Грелля. Он словно раздвоился. Один пояснял ситуацию с переворотом в доме Севвелов, второй молча требовал ответов. Что, зачем, когда и почему. Сатклифф это интуитивно чувствовал и не хотел давать никаких ответов. Сев в машину, Грелль посмотрел на свои кисти. Закрыл глаза, задержал дыхание и досчитал до десяти. Выдохнув, Жнец сжал руки в кулаки и приказал ехать в офис. Было много дел.***
Хамфриз сидел в служебном автомобиле и вздыхал. Ему совершенно не нравилась роль, которую отвел ему Спирс в задании, но высказывать свое неудовольствие Алан не смел. К тому же и дело было пустяковым. Так бы его оценили другие сотрудники, если бы им не уточнили, кто был их целью. Алан ждал Сатклиффа. Вот уже неделю сотрудник Службы Безопасности ездил за Греллем хвостом, каждый день меняя автомобили, и записывал, где бывал Красный Жнец. -Что я, секретарь, что ли? Старший лейтенант работал сегодня в паре, и вторая машина стояла на параллельной улице, стараясь никак не привлекать к себе внимания. Жнецы имели переговорное устройство прямо в автомобилях, что позволяло им корректировать свои планы, не вызывая ни у кого подозрений. Меньше суетливых движений – меньше вопросов. Подполковник отдал это распоряжение сразу после второго же совещания с Сатклиффом. Хамфриз не знал, в чем конкретно дело и для чего понадобилась эта слежка, но вся ситуация была крайне настораживающей. По документам, которые просматривал Алан, не было ни намека, что его занятие имеет отношение к бизнесу Тод-Инвеста. Нокс даже налоговые декларации подавал на семьдесят процентов честные, что позволяло не сомневаться в лояльности Сатклиффа к государству. Хамфриз вздохнул. Тут определенно что-то было не так. Прошло уже около трех часов с момента последней остановки. Грелль находился в здании казино, хотя раньше там даже не появлялся. Алан вообще не наблюдал, чтобы Сатклифф был азартен. Может быть, там, в сумасшедшей пляске огней и суматохи, у него была назначена встреча с кем-то важным, кто не хотел привлекать к себе внимания, но коллеги Хамфриза уже объездили весь квартал и не нашли и намека на дорогие автомобили, которые могли бы быть припаркованы рядом. Машина самого Грелля стояла через две от Алана. Старший лейтенант поудобнее устроился в кресле и принялся за холодный бутерброд, который прихватил с собой. Через десять минут на пороге заведения появился тот, кого они так упорно преследовали все это время. Алан привычно посмотрел на часы и потянулся к блокноту, записывая время. Грелль вдыхал теплый ночной воздух всей грудью. Несмотря на отличную систему вентиляции в здании, от него несло горьким запахом сигарет и виски. Сатклифф умудрился задуматься во время игры на рулетке, и спустил в воздух не одну банкноту. Обычно ему везло в таком роде делах, но отсутствие спортивного интереса разделяло его и азартные игры. Всего стоило прислушаться к своей интуиции и сделать правильную ставку, но Спирс… Спирс, который занимал все мысли, смог вклиниться даже туда, где Грелль не ожидал подвоха. Подняв воротник пиджака, Сатклифф пошел прочь от своей машины, ленивым взглядом осматривая улицу. И замер. Память на лица не подводила директора фирмы. Он уже видел этого Жнеца. Он помнит эти каштановые волосы. Несмотря на то, что сидящий за рулем работник СБ отвернулся, Сатклиффу понадобилось лишь минута, чтобы вспомнить, откуда он его знает. Грелль расплылся в улыбке. В той самой, что жила на его губах когда-то раньше. Он решительно подошел к машине и открыл дверь пассажирского сиденья. Не встретив сопротивления, Сатклифф спокойно сел за водителем и с прищуром посмотрел в зеркало заднего вида. – И давно ждем? Алан молчал. Инструкций, что делать в подобных ситуациях, у него не было. Откуда Сатклифф его знал? Откуда такое спокойствие в движениях? – Простите? – стараясь придать голосу как можно более вопросительный оттенок, Хамфриз оставался самой вежливостью. – Как долго вы меня ждете и сколько уже за мной ведется слежка? – терпеливо, но с большим любопытством переспросил Грелль. Казалось, что вся эта ситуация вернула его былой дух, эти самые “кошки-мышки”. Даже глаза сверкали ярче. – Вы с кем-то меня путаете. Я не такси, и мне нужно ехать. Будьте так добры, выйдите из машины, – Хамфриз пытался сохранить лицо до последнего. Сатклифф довольно хмыкнул и подвинулся вправо, оказываясь ровно на середине дивана. Затем, подавшись вперед корпусом, он положил локти на колени и сцепил руки в замок. – Давайте начистоту. Вы – сотрудник Службы Безопасности Правительства, вы командовали захватом меня и покойника Севвела. Вы подослали ко мне Талеска, – Сатклифф говорил спокойно, ровно, но с явным оттенком самодовольствия и уверенности. – И теперь, когда все прелюдии соблюдены и вас так мило раскрыли, прошу, уж потрудитесь отвезти меня к тому, кто назначил за мной эту слежку. Повернувшись боком, все это время Хамфриз смотрел в лицо Сатклиффу. Его поражали эти быстрые изменения в мимике, тоне голоса. Это настораживало. И нужно было принимать решение. Алан, быстро извинившись, вышел из машины и торопливым шагом направился к ближайшей телефонной будке. Спустя несколько звонков он нашел своего непосредственного начальника в одном из ресторанов неподалеку. Не сказать чтобы Спирс удивился, что его подчиненных раскрыли, скорее его обрадовало, что Сатклифф вновь начал командовать. – Демон знает что! – глухо выругался Хамфриз, кладя трубку на рычаг. Он уже совсем ничего не понимал.***
Уильям проводил этот вечер в отдельном кабинете ресторана, который пользовался хорошей репутацией среди его коллег. Многие говорили об этом заведении, что здесь велась та самая закрытая политика, ведь ресторан располагался таким образом, что в кабинеты попадали только со скрытых входов с улицы. Внутри была достаточно сдержанная обстановка, так как декораторы подобных мест считали, что те, кто приходил сюда наслаждаться пищей, могут это делать в общем зале. Золото, лепнина, дорогие ковры – все там. В кабинетах же царил полумрак, а мягкая мебель располагала к долгим разговорам. Спирсу нравилась идея быть в уединении после суматошных будней, но в то же время буквально по звонку исполнялись все его прихоти. Сегодняшний вечер был так грубо нарушен, его личная головоломка стояла перед ним и сверлила его этими двуцветными глазами. – Присаживайтесь, – милостиво кивнул Уильям, в очередной раз задавая тон встречи. Сатклифф стоял у самых дверей и покачивался на своих невысоких каблуках. Выше мужских, ниже девичьих. Дань чему? Моде? Характеру? Спирс не знал, да и давно перестал задавать себе эти вопросы. Ему просто нравилась картинка. Грелль осматривал помещение слегка расфокусированным взглядом, словно не обращая внимания на слова Уильяма. Оказавшись таким резким и быстрым с подчиненным своего куратора, оставшись наедине с ним Сатклифф словно растерял былой задор. Он посмотрел на Спирса тем самым хорошо прижившимся за последние месяцы холодным взглядом, без капли интереса на дне. Уильям мог бы увидеть в этом взгляде себя. – Зачем вы приставили ко мне свою охрану? Я недостаточно притязателен к Правительству, и теперь нужно считать каждый мой шаг? – Сатклифф не хотел жеманничать и принимать условия игры. – Это было разумным решением в свете произошедших событий. – Каких конкретно? Разве были события, влияющие на наши деловые отношения? – Вы всерьез задаете этот вопрос? – Уильям приподнял бровь и склонил голову набок. Он и сам не замечал, что при таком безэмоциональном отношении он сам позволял себе большее. – Или не стоит рассматривать ваше отсутствие в фирме в качестве слова “событие”? Грелль повел плечом. Задело. Сделав несколько шагов вперед, он упрямо посмотрел на Спирса. – И что же, если мне вздумается, скажем, уйти в отпуск, вы и это будете контролировать? – Но вы ведь ушли не в отпуск, так, мистер Сатклифф? Вы лежали в своей больнице, так как устроили своему организму хорошую встряску в виде запрещенных к прямой продаже стимуляторов класса А. То, как вы их достали, уже является нарушением закона, – подполковнику доставляло удовольствие обнажить свое знание, бросить его на стол, как хорошо подобранные карты. – И все может закончится тем, что вы в любой момент оставите свой пост, и нам придется подбирать новую кандидатуру. Сатклифф не удержался и картинно поднял брови. Он предполагал подобное, но эти слова, сказанные так просто, так откровенно, выводили из себя. В Спирсе было много того, на что Грелль так реагировал. Привыкший к хитрой манере сплетения слов, к двойным смыслам, к красивым угрозам, Красный Жнец болезненно воспринимал прямую конкретику подполковника. – Уверен, что не придется. Уильям лениво улыбнулся. Вот оно. Нашел. Поддел. – Тогда зачем вы здесь, мистер Сатклифф? – не желая выходить за рамки корректного обращения, Уильям чуть насмешливо смотрел на Грелля. – Раз вы так реагируете на оперативные мероприятия, раз они вам настолько неприятны, я распоряжусь снять наблюдение, когда посчитаю, что вы в силах сами со всем справляться. Это снова подчинение. Уильям решает – Уильям делает. Сатклифф фыркает, делает пару шагов до соседствующего с местом Спирса дивана и садиться в него, манерно закидывая ногу на ногу. На его лице уже не маска холода, она прорывается всполохами эмоций, она трещит по швам от озлобленности. Грелль старается прикрыть ее деловыми отношениями или хотя бы их подобием. – Вы само великодушие, – стиснув зубы. – И все-то вы знаете. Как мило. Скажите, а вы во все углы уже залезли за это время? Где мне стоит искать прослушку? – Сатклифф упорно набивал себе цену и понемногу распалялся. Этот разговор прояснял для подполковника многое. Во-первых, подтверждались многие вещи из личного дела Сатклиффа: эта непокорность, это полное игнорирование правил. Во-вторых, они же и объяснялись: Красный Жнец имел совершенно иной взгляд на все происходящее – гордый, глупый. Он словно не понимал всей серьезности и шаткости своего положения. Ведь что стоило Спирсу собрать документы об опасности и причастности Грелля к разным преступлениям и положить это все на стол вышестоящему руководству. Это принесло бы новую должность. Но Уильям медлил. В конце концов, он терпел Сатклиффа уже полтора года, заинтересовался им, в какой-то степени привязался. – Могу подсказать. Поменяйте кровать в вашей квартире, она отвратительно скрипит, – абсолютно спокойный голос, без капли ехидства или сарказма. Сейчас Сатклифф должен взорваться. Кинуть что-то острое, едкое в ответ. Он должен стушеваться, Уильям это чувствует. Но ничего не происходит. Грелль на его глазах снова выцветает, снова прячется за морозным холодом стройных речей. – Я постараюсь… кричать помузыкальнее от обычных физиологических процессов. Чтобы все соответствовало условиям договора, так сказать. Странно, что вы так близко подобрались. Неужели вы всем отделом переживаете за меня? – Сатклифф подпер подбородок тыльной стороной ладони, размещая руку на подлокотнике. – Не поверю, мистер Спирс, – говорящий растягивает губы в этой “я-никого-не-боюсь” улыбке. И это бесит. Уильям не помнит, кто еще мог так быстро довести его чуть ли не до бешенства, стирая всякие границы. Спирс, может быть, и сдержался бы в очередной раз, если бы не располагающая обстановка, если бы не эта приглашающая улыбка. Молча поднявшись на ноги, подполковник преодолел разделяющее их расстояние в пару шагов – и ответил на все колкости прошедшего времени одним быстрым ударом по щеке Грелля. Резко, наотмашь, мазнув по губам. Ну хоть это должно выбить из тебя всю спесь, думает Уильям, все твои нарочные кривляния. Пойми, что я и так все о тебе знаю, и не надо пытаться быть со мной более сильным, чем ты есть на самом деле. Уильям хотел бы это произнести вслух. Может быть, эта жажда власти с его стороны не давала показать все, что он знал. А может, не хотел спугнуть Сатклиффа и что-либо менять. Грелль молчит. Он замирает в той же позе, в которой остался после удара – с вывернутым корпусом вправо, с вытянутой рукой на мягком подлокотнике. Не двигаясь, не подавая признаков жизни, только взгляд упирается в стену. Жнец закрывает глаза, задерживает дыхание. Если бы он мог – растворился в воздухе прямо тут. Прежний Сатклифф уже бы вскочил на ноги, уже бы ответил своему обидчику, да так, что у оного не осталось бы ни одной целой кости. Но Грелль уже не тот. И чувствует он не то. Он позволяет себе дышать, даже открывает глаза. Поднимает голову, смотрит на своего куратора долгим взглядом, не замечая, как по телу проходит волна дрожи – она замирает где-то в районе поясницы. Ему хочется кричать. Но не от оскорбленной гордости, а от того, что наконец нашел того, кто сильнее его. Подмять Спирса под себя Грелль все равно попробует, иначе это полное поражение. Сатклифф улыбается. Медленно, на выдохе, запрокидывает голову назад, открывая бледную шею, и чуть слышно смеется. Спирс чувствует, как затмевается его рассудок. Что все внимание сужается до вполне определённой точки. Она красная, с белыми всполохами. Она живая, на уровне его пояса, и почему-то смеется. Это распаляет еще больше. Уильям неосознанно сжимает кулаки. Ему нужно только ещё одно – отдельное – приглашение. -Ну, Уильям, – Грелль проводит перчаткой по покрасневшей скуле, – теперь осталось только меня трахнуть.***
Неяркие отблески света лижут тела медленно, но с нескончаемой яростью. Ровно с ней же Уильям наматывает на кулак эти ласковые кудри такого неестественного оттенка; он сжимает их, тянет вниз, заставляя Грелля запрокидывать голову назад, захлёбываться в протяжном стоне. Спирсу хочется командовать, хочется сказать Сатклиффу, чтобы он кричал, да как можно громче, но тонкие нити сомнения ни на миг не оставляют подполковника. Он отпускает эти волосы, поглаживает их с показной нежностью, которая совершенно ему не присуща. Уильям тянется пальцами к этой бледной шее, нащупывает кадык и давит на него. Сильней и сильней. Грелль хрипит, а после замолкает. Спирс не думает и отсчитывать секунды, в которых расплескивается тишина – ему не важно, он словно не замечает, что Грелль задержал дыхание, концентрируясь на ощущениях. Уильям и знать не знает, что так бывает. Сатклифф не сомневается – есть тысячи вещей, о которых его куратор не имеет ни малейшего представления. Сатклифф дарит себя так грациозно, с таким громким официозом, с которым бы его стоило хоронить. Уильям не знает, насколько взаправду все происходящее между ними. Его ноги дрожат, его руки сжимаются все сильнее, пока не чувствует, как Грелль щиплет в ответ его кожу яростно и сильно. Это заставляет убрать руку с шеи, и Уильям слышит глубокий вдох, чувствует его от вздымающейся груди. Сатклиффу кажется, что Спирс не понимает ни капли в этом жесте, и Уильям не пытается его разубеждать. Он только давит рукой на поясницу, заставляя Красного Жнеца прогнуться в спине еще сильнее. Сатклифф шумный, он царапает паркет своими каблуками, разводя ноги шире. Его руки стараются разобрать по камушкам эту невыносимую темную стену, которая скрывает свой холодный бетон за нагревшимся деревом панелей. Его ногти в тонкой черной коже пытаются их оцарапать, сломать. Сатклифф готов сломаться об Спирса. Уильям входит в него ритмично, неглубоко, но Грелль шипит и вздрагивает от каждого толчка. Он опускает голову вниз, к стене, наблюдая две пары ног, и свистит на вдохе. После, закрывая глаза, ему почему-то представляется, как он тонет в черной воде, как она затягивает в водовороте его волосы и тело. Черный цвет, который столько лет служил ему фоном, теперь вырвался из границ и хочет подобраться к самому сердцу, поглотить его тоже. У Спирса таких представлений нет. Он любит Сатклиффа телом и взглядом. Ему нравится, что несколько минут назад он дернул Жнеца на себя, взял его не на диване, не на полу, а так, у стены. Именно тем способом, при котором Грелль не может видеть его лица. Уильяму кажется, что если он еще раз посмотрит в эти глаза на трезвый рассудок, то случится что-то непоправимое. Он хочет запомнить эту спину с крепкими плечами, он хочет держать Сатклиффа за бедра, толкаться в него, смаковать каждое ощущение. Тела распаляются; каждый дышит тяжело и рвано. Грелль заводит руку за спину, старается нащупать руку Уильяма, и тот едва вздрагивает от такого неживого прикосновения тонкой телячьей кожи. Ему кажется, что он знает, зачем Сатклифф так настойчиво ищет его прикосновения, и тянется пальцами к члену своего любовника. Грелль выдыхает совсем уж по-девичьи, и приподнимается на носочки – так необычно это ощущение. Это не то, что он искал, но не сопротивляется, не пытается вырваться, а только окончательно поддается всему тому урагану, который успел разыграться за последние минуты. Рука сжимается в кулак и несильно бьет по стене. Уильям расценивает эти движения как положительный отзыв на свои действия. Он открывает рот, запускает в легкие немного воздуха и улыбается правой стороной лица. Спирс не стремится сменить позицию или подарить Сатклиффу какие-то иные ощущений, о нет – Уильям крайне скуп не только в эмоциях, но и в причинении удовольствия. Оно было давно отмерено, и никто не упрекнет его в отсутствии сценария. На первый раз совершенно достаточно. В том, что будут и другие разы, Спирс не сомневался. Он знал, что успеет поставить Сатклиффа в любую позу. Хорошо, если Греллю это понравится, но его реакция только на его совести. Сатклифф теряется, что-то неразборчиво шепчет, у него перед глазами встают собственные ночи разврата, но ничего подобного еще не было. Не потому, что он не хотел этого, просто подобное поведение можно простить в нежном возрасте студента Академии, но никак не сейчас. Грелль слишком озабочен своим имиджем, он слишком долго заставлял других бояться себя, и даже когда на плечи наваливалась тяжелая усталость, от которой хотелось выть, он упорно тащил ее на себе, не давая никому к ней приблизиться. А теперь все правила полетели в бездну. От этого не было горько, наоборот – в каждом движении Спирса было столько уверенности, столько спокойствия, что Сатклиффу впервые за всю свою долгую жизнь хотелось сдаться. Остаться здесь, в неприглядной позе, у стены. Отдаться чужим рукам, и позволить им руководить. Как, оказывается, быстро ломаются многолетние установки. Какая ирония! Но Грелль поймет это позже. Пока он только хищно улыбается, и сам, с присущим ему рвением, насаживается на член Уильяма, и отталкивается от стены. Не за что уцепиться, опереться, и Красный Жнец охает, когда чувствует на своей груди горячие пальцы. Невозможно выпрямиться, нельзя продолжать в нужном темпе. Это очередная провокация, на которую Спирс отвечает, чуть замешкавшись: он проводит рукой по гладкой коже, он вдыхает запах, стискивает зубы – все эти движения Сатклиффа, как отступления от плана, должны быть покорены. Под руку попадается диван, и Уильям буквально отпихивает Грелля туда, заставляя положить руки на холодный подлокотник. Грелль подчиняется. Это подбадривает. В конце концов, даже у удовольствия должно быть логичное завершение. Острые лопатки сильно выдаются из спины, плавные тени только подчеркивают движение мышц. Сатклифф вновь опустил голову, и стена алых волос закрыла его лицо, упала вниз, на толстое покрытие дивана. Это движение отчего-то разозлило Спирса, и он сжал руки на талии Грелля. До боли, до будущих синяков. Так, чтобы запомнить. Уильяму мало, но он предчувствует, как все желание сконцентрировалось и запульсировало сразу в двух местах: в голове и в самом основании члена. Он совершенно упустил из виду, что руки Сатклиффа тоже не остаются без дела. Красному Жнецу надо было сделать несколько точных, грубых движений по члену, и все бы закончилось. Так он и поступил. Не дожидаясь Уильяма, не ставя его важность в приоритет. Сатклифф снова показал, что предстоит много совместной работы. Из приоткрытых губ исходит самый отчаянный и громкий стон из всех, что сегодня были. Грелль шипит, когда подполковник ускоряет темп, живот бьется о мягкие ягодицы, и в самый последний момент Уильям успевает вытащить член из Сатклиффа. Грелль лениво смотрит на белое пятно у своих ног и усмехается. Какой же он правильный, этот Уильям Т. Спирс.