Как Жавер смерти искал

      Жавер чихнул. И тут же наткнулся на сверлящий его лоб, сейчас не скрытый челкой, взгляд Вальжана. Брыкающегося и ругающегося инспектора пришлось сначала раздеть, так как из его одежды можно было с легкостью выжать пару литров чистой Сены, а потом связать, обмотав одеялами. Послышался тяжкий вздох — Жавер. — Может, все-таки убьете меня? — устало проговорил инспектор с лицом столь выразительным, что можно было подумать, будто он прошел все круги ада. Жан мотнул головой, в очередной раз попытавшись влить в инспектора горячий чай. Тот снова взбрыкнул, дернул связанными руками, выливая содержимое кружки на себя самого и взвывая все теми же витиеватыми фразочками, в которые его совсем недавно посвятил Вальжан.       Облитый практически кипятком, связанный, замотанный в новые сухие одеяла — откуда они в таком количестве находились у этого преступника? — Жавер лежал и пялился в потолок, терпел головную боль, которая у него обнаружилась вдруг после часового маринования в реке. Как стыдно! Он даже убиться нормально не смог. Хотя… Есть шанс, еще много шансов, и инспектор, пусть и бывший, точно их не упустит! Главное подождать, пока Вальжан успокоится и перестанет за ним следить. — А как вы узнали, что я пошел к мосту? — спросил Жавер, скосив взгляд в сторону широкой спины каторжника. Тот обернулся, хмыкнул задумчиво, а потом все же ответил: — Вы сбежали тогда. А потом я случайно наткнулся на старика, который с завидным недовольством отзывался о разного рода… — Жан пытался подобрать правильные слова, — Отчаявшихся людях, да. — Окаянных содомитах? — Именно.       И этот короткий вполне мирный разговор резко оборвался, Жавер в очередной раз чихнул, перевернулся на бок, чувствуя странный холод во всем теле. Может быть, это уже смерть взялась за него, потянула в свои объятия? Инспектор подумал об этом с какой-то извращенной радостью, прикрыл глаза, хотя где-то на краю его сознания возмущенно билась мысль, что он умрет фактически голым, связанным, еще и в доме этого противного Вальжана!       К несчастью для Жавера, утро его началось — и тут можно было бы закончить — с сильнейшего жара, разрывающегося от боли черепа и, в качестве завершающего описание элемента, маячащего над ним Вальжана с влажным полотенцем в руках. Одеял на инспекторе уже не оказалось, их заменила простынь, а тонкая прочная веревка с ослабевшим за ночь узлом все еще держалась на его запястьях. — Мн-не х-холодно! От-тойдите! — дрожа всем телом, прошипел Жавер, съеживаясь и едва ли не сворачиваясь в клубок. Человеческая анатомия была против подобных манипуляций, и в спине инспектора что-то тихо хрустнуло.       Мужчина был близок к тому, чтобы захныкать, подобно пятилетнему ребенку. Ну почему ему не дали замерзнуть насмерть, зачем подложили, кажется, целый стог сена, и, самое главное, почему так невовремя обмельчала река?! Конечно, Жавер мог бы найти местечко поглубже и не столь популярное среди самоубийц и их спасителей, но то ведь было сиюминутное желание, чтобы «здесь и сейчас»! Впрочем, умереть хотелось до сих пор. Интересно, возможно ли удушиться, сунув голову под подушку прямо перед Вальжаном?       Как позже выяснилось, нет. Вальжан просто отобрал подушку, и Жавер, опустив уголки губ, печально думал о своей, ставшей совершенно никакой, жизни. — Кто я теперь, — начал он вслух, когда уставший обмахивать его каторжник присел на стул, — обычный, никому, даже Сене, не нужный человек. Да и какой из меня человек, все болит, вода холодная была, я устал, — Инспектор уже запутался, о чем хотел рассказать, а потому принялся просто жаловаться на жизнь, свое прошлое, нераскрытые дела и украденный хлеб. Спустя некоторое время со стороны Вальжана послышался самый настоящий храп, и оскорбленный до глубины души Жавер зажмурился, засыпая скорее из чистого принципа.