The Boat of Love

Утро солнечное, сияющее и очень морозное. Я иду по улице, кутаясь в гигантскую поношенную куртку, в которую можно спокойно засунуть двоих таких, как я. Натягиваю воротник то на нос, то на уши, нахлобучиваю поглубже вратарскую кепку — она тоже мне великовата, прячу ладони в рукава. Под ногами подмерзшие лужи, и я стараюсь не наступать на них — мои ботинки всегда мгновенно промокают, а мне совсем неохота опять хворать. С каждой простудой мой голос начинает хрипеть все сильнее. Я спешу, поскальзываюсь, пошатываюсь, натыкаюсь на людей и столбы — с моим зрением это несложно. Пытаюсь понять, отстают ли мои часы, сверяя их с уличными. И, наконец, я у цели. У неприметного здания в квартале кабаков и дешевых театров уже собралась небольшая толпа. Тыкаю в плечо первого попавшегося парня: - Тут музыкантов набирают? Он оборачивается ко мне. Первой бросается в глаза его неуверенная улыбка, потом слегка испуганный взгляд теплых карих глаз. Он без шапки, зачесанные назад темные волосы уже немного растрепаны и пара прядей встала дыбом. На нем длинное пальто, куда чище и приличнее моего, на плече чехол с гитарой. Мне как-то сразу неловко за то, что я так его бесцеремонно ткнул, и я извиняюсь, прежде чем он успевает мне ответить. Кажется, его взгляд при этом становится чуть светлей. - Да, тут очередь, вставай за мной. Послушно встаю подле него. Он осматривает меня и неловко интересуется: - Какой у тебя инструмент? - Ударные, - поясняю, засовывая руки в карманы. Пальцы совсем покраснели. Время тянется долго. Проходит полчаса, час, а мы даже в здание пока не попали. Что вы хотите — желающих десяток на каждое место в городе, а то и больше. В газетах пишут, мы стали лучше жить. Постояли бы они так каждый день. Нащупываю во внутреннем кармане фляжку — кажется, в ней еще что-то есть. Достаю ее и делаю глоток, потом протягиваю соседу — он умудряется стоя на этом холоде читать книжку, на меня не смотрит. - А? - вздрагивает. - Будешь? - говорю. - Но… сейчас десять утра, - смущенно отвечает он. - И что? Мотает головой. Ладно, хозяин — барин. Отпиваю еще немного и убираю за пазуху. Как я и думал, через пару минут слышу тихое: - Извини… можешь?.. К тому моменту, как прослушивание объявляется закрытым (до нас дело даже не дошло), мы уже готовы продолжить знакомство в ближайшем открытом заведении, где подают хоть что-то горячительное. Роджер ворочается всю ночь, путается ногами в одеяле. Иногда он просыпается, щурится от света фонаря, потом снова падает головой на подушку. Во сне ему гораздо приятнее. Он стоит посреди комнаты с дорожной сумкой в руке и недовольно кривится. Он не понимает, почему я не понимаю. - У меня есть обязательства, - говорит он. Отросшая блондинистая челка падает ему на глаза, и он пытается отбросить ее резким движением головы. Я киваю. Конечно. Обязательства — это не баран чихнул. У меня-то их, разумеется, никогда не было, если верить ему. - И потом, не можем же мы всю жизнь вот так, - говорит он. Как? Быть счастливыми? Действительно, это же ужасное упущение. Не можем, не можем. - Мы можем дружить. Как раньше, - говорит он. Да, разумеется, как раньше. Вот только мы и раньше не дружили. Точнее, я с ним дружил, а он… - Ну что ты молчишь? - говорит. - Удачи, - говорю я и выхожу из комнаты. Брайан спит, как всегда, особо не шевелясь. Вот только сегодня он периодически глухо стонет. В какой-то момент он резко открывает глаза, будто выныривает. Чувствует на щеках влагу. В очередной раз сожалеет о том, что не курит. Я осторожно захожу в палату. Брайан так бледен, что сливался бы с белой наволочкой, если бы его лицо не обрамляли черные кудри. И похудел, хотя, казалось бы, куда еще сильнее. При виде меня он вздрагивает. - Привет, - улыбаюсь я. Видно, что ему нужно усилие, чтобы взять себя в руки. - Не ожидал тебя увидеть, - оправдывается он. - Как ты себя чувствуешь? - спрашиваю. Брайан пожимает плечами. - Не чувствую. - И задает, видимо, мучающий его вопрос: - А он что? Не решается посмотреть мне в глаза после?.. - Он не заканчивает и опускает взгляд. - Роджер исчез, - объясняю я. - То есть… как? - Похоже, ты последний человек, кто его видел, - говорю. - На корабль он не вернулся, ни у одной жены его нет, мы искали у родных, у друзей — нигде. Вчера один мой крестник выяснил по своим каналам, что он пересек границу страны, но больше мы ничего не знаем. Брайан какое-то время молчит. - Он просто струсил, - говорит он чуть погодя. - Вот от кого не ожидал. Ладно я — ничтожество, которое даже таблеток не может нормально наглотаться. Но Роджер!.. Я глажу его по плечу. - Брайан, ты не… - Что? - со злостью спрашивает он. - У меня ничего нет. Семья? Разрушена. Работа? Уволили за невыход по неуважительной причине. Самый близкий человек? Сбежал в неизвестном направлении. - Я понимаю, что тебе больно, Брайан, - говорю я. - Но ты не один, поверь мне. Я хотел бы… когда тебе станет лучше… чтобы ты переехал к нам на корабль. - Зачем? Просто болтаться там? Или у тебя есть работа для доктора астрофизики? - Для доктора астрофизики не знаю, - говорю, - а для Брайана Мэя найдется. Джон тихонько заходит в каюту Фредди. Улыбается, увидев, что тот спит. Фредди спит чутко и иногда начинает разговаривать. Кроме того, у него чуть ли не каждый час звонит будильник, чтобы не пропустить прием лекарств. Чтобы не побеспокоить его, Джон устраивается в кресле напротив кровати. Прикрывает глаза «на минуточку» и почти сразу же и сам проваливается в сон. Джону ничего не снится, и это прекрасно. Джо все никак не может поверить, что это происходит с ним в реальности. Буквально за считанные часы все вокруг него как будто рассыпалось. Обитатели корабля, к которым он привык и которых практически всех полюбил, ходят почти все мрачные, молчаливые. По вечерам никто не веселится в кают-компании, не слышно завиральных историй о путешествиях Роджера и мягких поучений от доктора Мэя. Эти двое вообще стараются не находиться в одном помещении. Нельзя больше зависнуть с Гвилимом, обсуждая все на свете, потому что тот все больше молчит и сидит в одиночестве. С Рами можно перекинуться только парой слов, потому что тот все время занят — помимо его основной работы, Фредди часто просит его подменить кого-то в эфире. Слушатели не должны понимать, что злость и печаль вот-вот перевернут их корабль кверху дном. Если Рами не занят, он все время пытается пообщаться с Гвилимом, вернуть его в мир людей. Джо не знает, что там у них происходит, его не звали. Он давно не ощущал такого засасывающего одиночества. Сегодня это затишье перед бурей наконец должно кончиться. И от того, что должно произойти, у Джо кружится голова и ему страшно смотреть за борт. Доктор объявил, что провозглашает Роджера последним трусом и вызывает его на состязание. Бог знает, кто вообще это придумал. Оба стоят у подножия самой высокой мачты корабля. Разумеется, она не деревянная, как на парусниках, а металлическая, состоящая из переплетения перекладин. Вершина ее, по ощущениям, теряется чуть ли не в облаках, хотя, разумеется, на самом деле это не так. Фиби с мегафоном, изображавший ведущего, провозглашает: - Победит тот, кто заберется выше! Все обитатели корабля, собравшиеся на палубе, как по команде задирают головы вверх. - Пусть одержит победу сильнейший, а трус потерпит поражение! Вы готовы? Да начнется подъем! Практически все зрители кричат слова поддержки Брайану. - Как он это сделает? У него же пальца нет, - шепчет Джо на ухо Рами. - Ну остальные девять-то на месте, - отвечает его друг неуверенно, глядя, как две фигуры начинают свое восхождение на мачту. Я, слегка запыхавшись, отпираю дверь своей квартиры. Нелегко все-таки жить на чердаке (хотя хозяин называет это «мансардой»). Брайан, пригнувшись, заходит за мной. В тех местах, где потолок скошен, он практически задевает его головой. - Ну это, добро пожаловать, - выдавливаю я. Мне неловко, потому что я словно оглядел свое жилище его глазами. Пылища, какие-то вещи комками разбросаны тут и там, на столе груда книг, на которой, накренившись, стоит грязная посуда… - Очень уютно тут у тебя, - светски замечает Брайан. Его ботинки прилипают к полу на каждом шагу. - Ну, это не Букингемский дворец… - начинаю я. - Но и не Гайд-парк, - заканчивает он. Обоих разбирает внезапный приступ смеха. Я хохочу так, что чуть не плачу — но и мистер Сдержанность не может остановиться. Мы падаем на диван среди гор тряпья, и я, слегка подрагивающими руками, начинаю открывать бутылку пива… Роджер будто машинально перебирает руками по перекладинам, стараясь не смотреть вниз. Он не понимает, зачем Брайан все это затеял, но не мог же он отказаться и выставить себя трусом с самого начала. Пока подъем дается ему легче — Брайан при всей своей худобе был всегда достаточно неуклюж. Поравнявшись с ним, Мэй бросает на него злобный взгляд и саркастически интересуется: - Надеюсь, она того стоила? - Определенно, - отвечает Роджер, не моргнув глазом, и лезет дальше. Я звоню в дверь маленького и довольно ветхого домика, и мне открывает улыбчивая молодая женщина. За ее спиной я вижу Роджера, чуть ли не с ног до головы облепленного маленькими белоголовыми детишками. Он тоже улыбается мне и машет. - А ты, я смотрю, времени зря не терял, - вырывается у меня как-то неприветливо, и его улыбка гаснет. Я и сам не понимаю, почему срываюсь так с порога на друга, которого не видел несколько лет. Не то, что меня бесит тот факт, что он, как дерево, прижился на новой почве, пустил корни и заплодоносил. Фу, с каких пор, Брайан, ты думаешь о детях как о яблоках? Просто меня бесит, что он в любой ситуации находит, где пригреться и кто о нем позаботится, а я… Роджер уже подошел и смотрит мне в лицо. - Мне очень жаль, что с тобой… так случилось, - неловко говорит он. - Я скучал. - Я тоже. Обычно Брайан не боялся высоты. Но, кажется, сегодня настал момент понять, где заканчивается тот уровень высоты, которой он не боится. Он движется вверх, как будто там его ждет выход из всех самых отвратительных ситуаций его жизни. Как будто там ему дадут ответ на вопрос, как жить со всеми теми чувствами и эмоциями, которые он постоянно ощущает. Как будто там, где нет ничего, внезапно что-то появится. Мальчишки снизу орут «Брайан! Доктор Мэй! Вперед!» Он неловко хватается за перекладину, теряет равновесие и нога соскальзывает с опоры. Снизу — коллективный вздох. Слышно, как Фредди нервно зовет на помощь, хотя кто ему поможет тут, наверху? Роджер, забравшийся чуть выше, обеспокоенно смотрит на него. Будто колеблется насчет чего-то. Брайан подтягивается на руках, снова находит ногами опору и поднимается на его уровень. - Это ничего не значит! - кричу я. Я уже весь вечер кричу. Голова раскалывается дико. - Конечно, для тебя вообще ничто ничего не значит, - припечатывает Брайан. - Ты как бабочка от цветка к цветку… сломал один цветок, на другой полетел. Я очень сильно его люблю, но в такие минуты просто ненавижу. Когда я вхожу в раж, он, наоборот, спокоен как удав. Иногда его хладнокровие спасает, но когда оно обращено против меня… просто убивает. - Это неправда, ты знаешь, что это неправда, - говорю я. Я не так хорош в обращении со словами, как он. Все мои мысли как будто заперты внутри головы, и я не знаю, как донести до него, что из всех людей в мире он — единственный, с кем мне хочется быть. Несмотря ни на что. Я тупо повторяю: - Это неправда. На что он пожимает плечами и выходит из комнаты. Как всегда. Роджер замирает на месте, увидев, что Брайан едва не упал. Его первое желание — протянуть ему руку, но, во-первых, так он и сам рискует упасть, а во-вторых, он не уверен, что Брайан примет ее. Но он не сводит с него глаз, боясь упустить момент, когда помогать будет поздно. Брайан справляется сам, поднимается к нему и говорит: - Кажется, мы уже достаточно высоко. Может быть, это говорит о том, что пришло время… что-то переосмыслить? Он смотрит почти умоляюще. Роджер усмехается и отвечает: - Кажется, я слышу первостатейного труса. Брайан смотрит вниз и парирует: - Просто тебя хотел выручить. Он начинает подниматься дальше. Роджер следует за ним. Снизу начинается паника. - Хватит, ребята, не дурите, - орет в мегафон Фиби. - Достаточно, вы уже всё доказали. Рами хватается за голову. - Мы должны что-то сделать, - бормочет Джон. - Бога ради, остановитесь! - кричит Фредди. - Он же просто с чужой женой переспал, - добавляет он. - Прости, Лили, ничего личного. Гвилим, кажется, не слышит, он уже весь белый, как бумага. Я захожу за Роджером в тесный маленький магазинчик, похожий на гардеробную в доме моей бабушки — повсюду какие-то диковинные наряды из необычных тканей, какие-то шторы и ширмы разграничивают пространство так, что ничего толком не видно. - Знакомься, это Фредди, - говорит Роджер, и я не сразу понимаю, куда он показывает. В углу на то ли халате, то ли покрывале разлегся парень в яркой рубашке и клетчатых брюках по моде двадцатилетней давности. Его смуглость и темные жесткие волосы говорят о том, что он наверняка из колоний. Мой дед никогда бы не позволил мне общаться с таким человеком, если он, разумеется, не прислуживал бы мне за обедом, думаю я. Фредди потягивается и садится по-турецки. - Родж, есть сигаретка? - тянется за предложенной сигареткой, а сам рассматривает меня с ног до головы. Я в приличном утреннем костюме песочного цвета — все еще донашиваю остатки отцовского гардероба, мои волосы идеально зачесаны назад без намека на безумные кудряшки, в которые они все время стремятся завиться, но почему-то под взглядом этого взъерошенного друга Роджера я чувствую себя крайне нелепо и неуместно одетым. - Что за тип? - Это Брайан, я тебе о нем рассказывал, - несколько поспешно представляет меня Роджер. - Он тоже музыкант. - Похож на моего учителя латыни, - говорит Фредди, зажав сигарету зубами. - Гаудеамус игитур… - Ювенэс дум сумус, - машинально продолжаю я, и Фредди смеется. - Ну тут придется поработать, - говорит он Роджеру, кивая на меня. - Но со временем пообтешем его, думаю. Мне и приятно, и неприятно одновременно. - Если вы упадете, то погибнете, - любезно сообщает им Фиби. - Господи боже! Роджер первым добирается до вершины. Подтягиваясь за трос, протянутый там, он встает на длинный рей на самом верху мачты. Перекладины кончились, и лезть дальше некуда. Брайан злится и кое-как втаскивает себя на этот же рей, встает рядом с ним. - Ну что, передумал наконец? - выдыхает Роджер. - Насчет чего? - Брайан поднимает бровь. - Насчет того, что я трус. - А что? Роджер закатывает глаза. - Ну, мы на вершине. - И? Роджер закатывает глаза еще сильнее и вздыхает. - Это вершина, - повторяет он, как для младенца. - Но это не конец, - говорит Брайан и сам ужасается тому, что только что сказал. Неужели ты хочешь, чтобы именно сегодня, в этот ясный день, мы сдохли на глазах у всех наших друзей, спрашивает он сам себя. У Роджера в глазах, кажется, тот же вопрос. - Не конец? - севшим голосом переспрашивает он. - Нет, сэр, - отвечает Брайан и бросает взгляд на конец рея. К нему протянуты тросы и, ухватившись за них, можно… - Блять, - шепчет Роджер. - Господи, - эхом отвечает Брайан. Оба отпускают мачту и отправляются — каждый в свою сторону. - Отойдите от края, идиоты! - кричит им Фиби. - Это безумие! - Почему я такой неуклюжий, - бормочет Брайан. Роджер оборачивается на него с улыбкой, но он этого не видит. Брайан — какой-то незнакомо серьезный, в мешковатой форме не по размеру, машет мне из окна вагона. Я стучу в стекло, пока меня не оттаскивают за шиворот — поезд отправляется. И я почему-то бегу за ним, бегу вместе с толпой родителей, детей, жен и подружек новобранцев. Я бегу, хотя вижу только хвост этого гребаного поезда, и тот превращается скоро в цветное пятно — как, впрочем, и все с моим проклятым зрением, из-за которого я теперь буду отсиживаться в отвратительном тепле и безопасности, пока мои друзья рискуют жизнью за родину. Я бегу, пока не заканчивается платформа, а там едва не падаю, все вокруг расплывается — это все зрение, да, это не слезы, ни в коем случае. Добравшись до конца рея, Роджер оборачивается на Брайана. Тот тоже почти уже достиг своей цели… Вот, он на месте и кричит Роджеру: - Ну, что теперь скажешь? - Я знаю, как отличить труса! - отчаянно выкрикивает Роджер. - И я вижу его перед собой прямо сейчас! Адьос, амиго! - и ласточкой прыгает в воду. Я дрожу под тремя одеялами, свернувшись калачиком на диване в нашей мансарде. Нам нечем топить уже несколько дней, и я думаю, не теплее ли будет пойти спать на улицу с какими-нибудь собаками. Слышу шорох, оборачиваюсь и вижу в дверях Роджера. На нем едва ли не вся его одежда и теплый плед поверх. - П-пойдем ко мне, - дрожа, говорит он. - Говорят, вместе всегда теплее. Мы устраиваемся на его кровати под всеми нашими одеялами. - Погоди, я придумал, - говорит, и расстегивает свое гигантское пальто. - Тут на двоих места хватит. Я забираюсь к нему и он застегивает пальто на нас обоих. Брайан стоит один на гигантской высоте. Здесь действительно нет больше вопросов. Нет больше проблем. Есть только один путь — вниз, к Роджеру. - All the letters on the sand cannot heal me like your hand, - шепчет он и шагает в пустоту.