Иду за тобой

      Наоки била ракеткой наотмашь, с амплитудой замаха озлобленного уличного хулигана, и Мизуки, как могла, блокировала эти удары жёсткой кистью. За всю игру Нацумэ практически не сдвинулась со своего места на средней линии, тогда как Хаяши носилась из угла в угол вдоль линии подачи. Наоки играла левой и вела игру с ленивой непринуждённостью старшего товарища. Правша Мизуки же злилась и отбивала удары невпопад, лишь чудом не допуская ошибок. И всё потому, что не могла применить излюбленную тактику. Наоки всё время била под заднюю линию, не давая сопернице ни шанса выйти хотя бы на хавкорт. А укорачивать, стоя так далеко, можно, только если хочешь забить самой себе.       Нао, между тем, ненавидела укороченные мячи. Ненавидела принимать, ненавидела делать такие удары сама. С её точки зрения это было проявление какой-то особой слабости, признание своего неумения выйти из ситуации как-то иначе, чем с помощью самой простой из всех возможных тактик. И хотя она понимала её эффективность, с раздражением поделать ничего не могла.       Из-за всего этого играть с Хаяши было той ещё пыткой. Первогодка обладала неплохой реакцией и чувством игры, однако всем доступным ей трюкам предпочитала старую-добрую тактику «оттеснить на заднюю линию и ударить укороченным». Сама Нао ею пользовалась редко, потому как этот приём родом из самоучителя по теннису для чайников успел ей надоесть ещё в самом начале теннисной карьеры.       Играть с Хаяши было всё равно что прийти сейчас на урок в начальную школу: можно, конечно, блеснуть своими взрослыми познаниями, может, даже и узнать что-нибудь новое получится, но смысла в этом не больше, чем в поиске смысла жизни. Когда напротив тебя соперник, чью игру ты видишь даже не на шаг, а на весь матч вперёд, желание напрягаться быстро пропадает. Никаких непредсказуемых свечей или коротких кроссов. Никаких внезапных нетболов или лихо закрученных смэшей. Прямолинейно, выверено и до омерзения предсказуемо.       И вот в какой-то момент нервы сдали. Соизволив сдвинуться с места, Нао шагнула вперёд, оттолкнулась и подлетела в воздух. Растрёпанный хвост взметнулся вверх вслед за ракеткой и вот уже намеренно ослабленный смэш летит прямо в центр половины корта по ту сторону сетки. Хаяши только этого и ждала. Сверкнув почти злорадной улыбкой, она рванула к мячу и лёгким движением отправила его обратно, не дав коснуться корта. При такой скорости Нао, которая только-только приземлилась, успела бы поднять этот мяч лишь ценой открытой спины. В любом случае, очко она потеряет.       Однако Наоки, вопреки ожиданиям, не кинулась к сетке, а осталась стоять на месте. Ей-то точно было известно, что задумала первогодка. Поэтому-то она даже не потрудилась сделать хотя бы взмах в сторону мяча. Надоело. Надоело изображать образцовую соперницу.       Эту отстранёно-безразличную мину Мизуки восприняла, как личное оскорбление, потому как сама в своей игре не сомневалась ни на йоту. Полезное качество, но не когда хочешь вырасти над собой.       — Ты не могла бы хотя бы сделать вид, что тебя волнует матч со мной? — взбрыкнула она.       Наоки равнодушно пропустила замечание мимо ушей и просто подняла проигранный ею только что мяч. Пару раз стукнула им о корт и от души зевнула. И этим задела соперницу ещё больше.       — Эй, ты меня слушаешь?       — Не ори так, — поморщившись, попросила Нацумэ. — Слышу я. Вот только вряд ли тебя обрадует то, что я хочу ответить.       — Что, прости? — уточнила Хаяши, но тут в её сторону наставительно ткнулся палец Нао.       — Так! Для начала побольше уважения, я всё-таки твой сэмпай. А ещё я играю лучше. А что до твоей игры, — настойчиво продолжила она, игнорируя попытки Мизуки подпортить ей ауру, — так я вижу её насквозь. Каждый твой шаг известен мне заранее, потому что ты используешь заезженные тактики.       — Но они работают, — огрызнулась Мизуки, всё же пристыженно отвернувшись. Где-то внутри она хорошо понимала, что Нао говорит правду, но признавать этого вслух не хотела.       Подобный аргумент покрыть было слишком сложно, так что Нацумэ честно развела руками.       — Ну да, работают. А ещё можно покупать всё время готовую еду и не заморачиваться с готовкой.       Хаяши в ответ на пример нахохлилась, как обиженный воробей, но промолчала. Нао посмотрела на неё, перевела взгляд на свою ракетку, задумчиво качнула ею несколько раз, будто примеряясь. Запрокинула голову, глубоко вздохнула и направилась на линию подачи. Настроение, несмотря на довольно унылый матч, было лучше некуда, так что почему бы не дать сопернице шанс.       — Счёт пять-один, — сообщила она, глянув на Мизуки через плечо. — У тебя есть ровно один гейм, чтобы доказать, что я ошибаюсь.       — Да права ты! — недовольно вскрикнула первогодка, тряхнув коротко стриженными волосами. Любой, глядя на её лицо, сделал бы вывод, что играть она больше ни гейма не намерена, однако на позицию для приёма всё-таки встала. Как ни крути, а от советов человека с вдвое большим опытом участия в турнирах при всём желании нельзя просто отмахнуться. Сколько ни строй из себя недотрогу, воспользоваться ими рано или поздно захочется.       Привычно оправив сползшую бейсболку, Нао слегка нагнулась, поудобнее перехватила рукоять ракетки и начала постукивать мячом о корт. Бросила секундный взгляд на девушку по ту сторону сетки. Ноги чуть согнуты, правая рука на рукояти, вторая приподнята и почти касается обода, прищуренные глаза неотрывно следят за неоново-зелёным мерно подскакивающим шариком — поза решительно настроенного принимающего, ставящего всё на кон. Как говорится, или пан, или пропал.       Нацумэ не удержалась от довольной ухмылки. Кажется, в этот раз её услышали. А если даже и нет, этот гейм — последний шанс Мизуки выиграть сет, так что уж она постарается. За всю ту неделю и больше двух десятков матчей, что Нао провела в их теннисном клубе, выиграть у неё смогла только Чизуру и только дважды, тогда как Мизуки хоть и была способнее, профукивала шансы один за другим. Сомнительная подпитка для уверенности за два дня до префектурного. Так что на этот решающий гейм девушка была готова бросить все силы, и Наоки это понимала.       Последний отскок, мяч твёрдо ложится в ладонь. Присесть, вытянуть руку, подкинуть мяч, дождаться удачной точки полёта, подпрыгнуть и ударить ракеткой. Эту последовательность Наоки проживала сотни раз, и до сих пор она вызывала в груди какое-то особое чувство. Сколько бы она ни побеждала, сколько бы ни проигрывала, как надолго бы ни бросала, эйфория подачи ни разу не покидала её. В эти несколько секунд время будто замирало, а всё мироздание сжималось до одной единственной точки в самом нутре теннисного мяча. Неважно, подача волейболиста ли, штрафной ли бросок баскетболиста или решающий ход шахматиста — чувство ни с чем не сравнимой сосредоточенности и ответственности общее для всех.       А после этого всё решительно меняется. Едва подошвы касаются прорезиненной поверхности, как ноги сами сгибаются, а стопы толкают вперёд. Восторг схлынул и всё внимание теперь обращено к оппоненту, готовящемуся нанести удар по отскочившему мячу. И вот мяч уже летит обратно. На принятие решения есть всего мгновение, так что вся надежда на рефлексы. Рука неумолимо поднимается, струны отвечают на удар упругим толчком. Это происходит снова и снова, пока один не совершит ошибку.       Вереница простых, заученных до автоматизма движений, но она рождала внутри эмоции, которые Нао никогда бы не променяла ни на что другое.       В этот раз Нао уже не хотелось зевать так много. Хаяши услышала её и стала наносить удары более осознанные и разнообразные. И пусть вещи вроде ответа смэшем на свечу всё ещё были довольно предсказуемы, теперь это не выглядело так однообразно как в предыдущих семи геймах. Счёт стал куда более однородным, из-за чего возрастал и азарт. Хотя у первогодки явно всё зудело доказать неправоту Нацумэ. Так что к концу гейма она начала всё откровеннее теснить противницу к задней линии. Предвидевшая нечто подобное Нао решила проблему просто и изящно — укоротила сама.       — Гейм и сет! Шесть-один! — провозгласила Нацумэ, протягивая Мизуки раскрытую ладонь для рукопожатия. — И ты всё-таки не смогла удержаться. Но, должна признать, сейчас мне было куда веселее.       — В следующий раз я выиграю, — прошипела Хаяши, скользящим жестом пожав протянутую руку, и направилась на соседний корт.       — Эх, молодость, — тихонько усмехнулась ей вслед Наоки. Ей вспоминалось, что и она раньше себя вела так с сэмпаями, которые почему-то думали, будто могут лезть в её идеальную игру. Более того, ещё и позволяли себе выигрывать. Это же просто уму непостижимо! Она точно так же злилась и огрызалась, однако вопреки всему принимала все слова старших к сведению, тайком отрабатывая предложенные тактики и удары. И Хаяши поступит так. За неё можно было не волноваться.       Напоследок со скепсисом потрогав пальцем струны ракетки и придя к выводу, что неплохо было бы их подтянуть перед турниром, Нао пошла ко входу на корт, где бросила свою сумку. Дойдя до неё, заботливо уложила ракетку на законное место, стянула с головы бейсболку и с облегчением освободила волосы из плена резинки. На тренировках приходилось затягивать хвост туже обычного, чтобы непослушная, растущая на голове солома не лезла куда попало. И распускать его после матча было ещё одним особым удовольствием, за которое можно было любить теннис.       Витаминизированная подслащённая вода приятно растекалась по внутренностям, даже несмотря на то, что успела нагреться на солнце. Самое то после игры. Усевшись на скамейку, потягивая из бутылки нечто, что не смогло стать ни соком, ни водой, Наоки смотрела на раскинувшуюся перед ней картину школьных теннисных кортов. Сквозь слои стальной сетки она видела, как идут матчи на двух оставшихся площадках.       Вот Чизуру уверенно обыгрывает какую-то, неизвестно как ввязавшуюся в эту клубную авантюру второгодку. Та едва справлялась с натиском оленёнка с двумя косичками, которая вне игры не могла даже шнурки завязать, чтобы кому-нибудь не помешать или что-нибудь не уронить. За этим действом наблюдала хмурая Хаяши и ещё пара девчонок, неуверенно мнущих пальцами рукоятки своих ракеток.       На следующем корте тренировались две пары. Матч клеился не слишком-то хорошо, потому как Нао, на которую всё-таки спихнули обязанности тренера, из злорадства и по старой памяти заставила парниц играть, связавшись верёвкой. Насколько она помнила, Рюзаки делала так, когда хотела улучшить парную игру. В конце концов, здесь умение чувствовать и понимать партнёра было едва ли не важнее умения читать движения оппонента. Этому сама Наоки, увы, научиться так и не смогла.       Десять человек. Не ахти, конечно, какая команда, да и от настоящей тренировки у них одно название, но Нацумэ всё равно было удивительно хорошо. Игра на публичных кортах время от времени тоже игра, но этого чертовски мало. А сейчас Нао физически чувствовала себя свободнее и уютнее. Что-то похожее она начала испытывать на тренировках волейболистов, но настоящий её мир выглядел именно так. Надо же было лишить себя этого да ещё из-за чего? Из-за того, что не смогла вовремя засунуть гордость подальше и поглубже? Идиотизм во всей красе, что тут ещё скажешь!       — Обычно мне на такие штуки плевать, но на твоём лице эта улыбочка выглядит как-то слишком зловеще.       Нао, имевшая нехорошую привычку забывать о существовании мира за ограждением корта, промычала что-то вопросительное, запрокинула голову и столкнулась глазами с Иваизуми. Тот стоял снаружи и, уперевшись рукой в сетку, уткнувшись лбом в предплечье, с полуулыбкой наблюдал за Нацумэ, которая и правда секунду назад выглядела какой-то подозрительно довольной для второй половины вторника.       — И кто только тебя учил так разговоры заводить? — поинтересовалась Нао, откидываясь назад. Проволочная сетка недовольно скрипнула под её весом, но большей подлости решила пока не совершать.       — И давно тебя так заботят мои манеры? — усмехнулся парень и перевёл вопросительный взгляд на соседний корт.       Там только что кто-то громко и жалобно вскрикнул, а теперь Чизуру, сидя на коленях возле соперницы, вовсю причитала и извинялась. Очевидно, очередная подача удалась у неё на славу и сопернице, выбравшей не самый удачный угол для ответного удара, неслабо прилетело по носу. Ещё двое из «группы поддержки» хлопотали вокруг. И одна только Мизуки так и осталась стоять у стенки, напряжённо думая о чём-то своём.       — Травмоопасные у тебя увлечения, — подытожил Иваизуми, заставив Наоки прыснуть подозрительно весёлым для всей ситуации смехом.       — Я уже не раз говорила ей, что у Чизуру слишком хорошо поставленная сила удара, чтобы пытаться отбивать бэкхендом, но кто ж меня будет слушать, — беспомощно развела руками девушка, которую стенания младших не трогали ровным счётом никак.       — Давай без этих штучек, — поморщился парень. Его мозг новую информацию, конечно, усваивал, но это не значило, что его можно захламлять лишними терминами.       — Маленькая месть за мои первые недели в вашей команде.       — А я в этом виноват?       — Нет. Но ты первый попался, так что, на всякий случай, извини.       — Кстати о команде. Долго ещё будешь отлынивать от работы?       Наоки недовольно фыркнула куда-то в сторону и снова отпила из бутылки. Вступив на эмоциях в теннисный клуб, она забросила свою работу менеджера в волейбольном. Нет, определённая категория агрессивно настроенных в её отношении граждан была этому несказанно рада, а вот остальным это виделось несколько странным. Но не могла же она, в самом деле, разорваться надвое.       — Это конкретно тебе интересно или ты общую волю озвучиваешь? — уточнила Нацумэ. Её самолюбию несколько претила возможность того, что возвращения её ждёт один только Хаджимэ. Даже притом, что внезапный отпуск был её собственной инициативой.       — Да и снова да, — улыбнулся Хаджимэ, прекрасно понимая, что от него хотят услышать. Необязательно быть знатоком женской психологии, чтобы понимать очевидные намёки.       — Весенний Турнир точно не пропущу, — уверенно заявила Наоки и только после этого задумалась. — Ведь не пропущу же?       — Отборочные начинаются в августе, если ты об этом, но мы их пропускаем. Так что времени у тебя до ноября.       — Тогда точно успею.       — Знаешь, я удивлён, что ты так внезапно решила выкинуть что-то подобное, — задумчиво протянул парень, снова глянув на соседнюю площадку, где медицинские неурядицы наконец утряслись и матч снова набирал обороты. Человека, увлечённого одним спортом, вид другого невольно завораживает. Хочется отыскать хоть что-то общее и привычное в этой другой вселенной.       — Да сама от себя не ожидала, — пожала плечами Наоки. Она-то на возобновившуюся игру смотрела с позиции знатока и старательно высматривала огрехи, в которые после можно натыкать младших носом. — Сначала думала, что это дурацкая затея, а потом втянулась. В каком-то смысле теперь я даже жалею, что не сделала этого раньше.       — То есть жалеешь, что связалась с нами?       — Не передёргивай! Ни о чём таком я не думала, и собираюсь вернуться, как только закончится префектурный по теннису, так что соскучится не успеете. Я это к тому, что… Волейбол — это ведь совсем не моё. С детства единственным, что я видела, был теннисный корт. И никогда не променяю его ни на одно другое место на планете. Я люблю теннис и этим всё сказано.       — Сейчас скажу страшное, — показательно помрачнев, сообщил Иваизуми, — но ты напоминаешь мне Индюкаву.       — Иди ты! — огрызнулась Наоки, так будто он выдал самое грязное оскорбление из всех возможных.       Хотя чем дальше, тем больше ей казалось, что не такая уж это и нелепица. В привязанности Ойкавы к волейболу нет и не было никакой тайны и именно эта его черта вызывала в девушке неподдельное уважение, ведь и она была такой. Сколько себя помнит, с тех самых пор, как взяла в руки ракетку и впервые подкинула мяч, она была одержима теннисом. Всё существо трепетало от одного только ощущения напульсников на запястьях и кожистой обмотки в ладони. Она понимала Тоору лучше многих и никогда не стала бы обижаться на подобные сравнения всерьёз.       Ну, разве что, чтобы подыграть другу. Дождавшись, когда собеседник перестанет хихикать кулак от её умело скорченной мины крайнего возмущения, девушка заговорила снова.       — Возвращаясь к Индюкаве. Он-то, я надеюсь, ждёт моего возвращения больше всех?       — Ночами не спит, — подтвердил Хаджимэ. — По-моему, даже похудел на нервной почве. Но кроме шуток, он какой-то странный в последнюю неделю. И ты тоже. Колись, что между вами двумя произошло?       — Чизуру, сколько раз я говорила не сгибать так сильно колени на разножке? — требовательно завопила Наоки, вскочив с ногами на скамейку, едва парень договорил. — Аянэ, не опускай голову! И прекращай уже бить закрытой ракеткой! Видишь же, что не работает!       Девушки на соседнем корте коллективно подпрыгнули от неожиданности. Ещё бы! Обычно Нацумэ раздавала указания с ленивым пренебрежением Высшего Разума, которому поручили исправительные работы с одноклеточными, а тут вдруг такое. Вот и думай: то ли она во вкус тренерства входит, то ли о чём таком возбуждающем она там болтает с вице-капитаном волейбольного клуба.       На самом же деле, Наоки просто не хотелось касаться Ойкавы в разговоре иначе чем в шутку. А уж тем более кому-то рассказывать о той последней встрече. После этого они так и не разговаривали и даже в классе, сидя за соседними партами, умудрялись делать вид, что один для другого не существует.       Что творилось в голове у парня было Наоки неизвестно, зато она прекрасно знала, какие адские страсти бурлили в её собственной. Она злилась. Искренне и чисто злилась на Тоору за всё, что он наговорил, и за то, что назвал её глупой трусихой с раздутым самомнением. Но это было неважно, потому что вопреки этому она чувствовала идиотскую и неуместную благодарность. Нет, он был не первым, кто пытался открыть ей глаза, но именно ему это удалось, именно после его слов она решилась на поступок, так ей необходимый. И эта благодарность гасила огонь ненависти, который девушка изо дня в день старательно раздувала и который с каждым днём становился всё слабее. На правду не обижаются, и головой она это понимала. Но ведь не бежать же извиняться, честное слово!       — Жестоко ты с ними, — с сомнением хмыкнул Иваизуми, когда Наоки соизволила усесться обратно.       — Приходится, — устало вздохнула она, запрокинув пустую бутылку и пытаясь вытрясти из неё ещё хотя бы каплю хотя бы чего-нибудь.       — Так что, говоришь, у вас произошло?       Наоки недовольно крякнула. Вот ведь прицепился! Сдались ему их с Ойкавой личные дела. Будто других забот нет.       — Что-что… Неважно! Оно же уже произошло. Не хочу об этом говорить.       — Ладно.       Девушка уже хотела снова огрызнуться, и тут до неё дошло, как спокойно это было сказано. Она недоверчиво обернулась, ожидая увидеть подвох, но Иваизуми, судя по абсолютно простодушному лицу, никакое двойное дно в своём ответе намеренно не выстраивал.       — Чего? — всё же уточнила Нао, недовольно нахмурившись.       — Не хочешь, не надо, — пожал плечами парень. — Уж я-то знаю, каким он бывает идиотом. Наверняка опять сморозил какую-нибудь глупость, которую даже тебе стыдно озвучить.       — А, ну…ну да, типа того, — только и смогла выдать вконец растерявшаяся Нацумэ. Ей до сих пор не верилось, что щекотливые ситуации способны так легко разрешаться.       — Так, когда у вас турнир?       — Послезавтра.       — И что, у них есть шанс? — с сомнением уточнил парень, бросая очередной выразительный взгляд за сетку.       — Есть, — серьёзно кивнула Нао, наконец смирившаяся, что бутылка опустела, и теперь буравившая её жалостливыми глазками. — Не вылететь сразу же. Думаю, если повезёт с жеребьёвкой, можем даже дойти до одной восьмой.       — Мне вот всё кажется не таким оптимистичным.       — А кто ты такой, чтобы разбираться в теннисе? Давай, шагай уже на свой волейбол, пока и тебя не хватились, — беззлобно уколола его Наоки, царственно-манерно махнув рукой.       — Пожалуй, этим и займусь, — улыбнулся в ответ Иваизуми. Развернулся уже было, чтобы уйти, но обернулся напоследок, будто вспомнив о чём-то важном. — Да, и насчёт Ойкавы. Я передам, что ты скучаешь.       — Да ну тебя! — отмахнулась девушка, старательно выделяя голосом каждое слово.       Ясно же, что ничего он не передаст и просто развлекается. И даже так, думать, что о тебе может мечтать и вздыхать САМ капитан волейбольной команды дорогого стоило, даже если ты об этом не мечтаешь. Девчонки есть девчонки.       Но мысли об этом стоило отложить на потом. Сейчас отдохнувшей Нацумэ требовалась новая доза теннисного адреналина, пока ещё у неё были силы, время и желание на игры с «малолетками». Так что…       — Эй, Маюми, иди сюда! Будем исправлять твой нелепый кросс! — позвала она, поднявшись на ноги и возвращая бейсболку туда, где ей было самое место.

***

      Бывает такое, что хочется в жизни сюрпризов. Приехать домой после долгой, насыщенной поездки и обнаружить на кровати огромную коробку в цветастой обёртке и с красивым бантом. Ну, или на худой конец, новые обои в комнате. Или выйти с утра на какую-нибудь обычную работу и по пути встретить того, кто изменит твою жизнь. Ну, или хотя бы натолкнутся на незнакомого человека и переброситься парой дежурных фраз. Или проснуться с утра и обнаружить на тумбочке у кровати готовый завтрак.       А может и увидеть, переходя через дорогу, сбитую птичку. Неприятные сюрпризы ведь тоже сюрпризы.       Наоки каких бы то ни было сюрпризов не любила, не искала и не ждала, так что они услужливо находили её сами. Причём нет, чтобы её мнения кто спросил. Сначала вступление в волейбольный клуб, потом в теннисный, теперь вот это. И когда, интересно, иссякнет этот искромётный фонтан?       Однако чёрт с ними, с шутками небесной канцелярии; к ним она успела попривыкнуть. Но если уж их делают, могли бы хотя бы таблички лепить — хороший сюрприз или плохой. Иначе как, если не с подсказки, можно классифицировать стоящего на твоей лужайке с утра пораньше Ойкаву, почёсывающего в затылке и сладко зевающего?       Вот Наоки и не знала, что думать. Едва входная дверь захлопнулась, а взгляд наткнулся на стоящую у дороги фигуру, слишком большую, чтобы быть садовым гномом, как девушка впала в ступор. Просто застыла на нижней ступени крыльца, хлопая глазами, и впервые в жизни не могла найти достойные ситуации слова.       Зато у зачинщика, как и положено по сценарию, сказать было что. Зевнув в очередной раз со всей душой и потянувшись, парень обернулся и капризно сморщился.       — Ну наконец-то! Наоки-чан, ты всегда так долго собираешься?       Нацумэ, всё ещё не определившаяся со словесной реакцией, недоверчиво тряхнула головой, подошла к неожиданному гостю поближе и, прищурившись, несколько раз окинула внимательным взглядом. Судя по тому, с каким лицом за этим действом наблюдал Ойкава, ему хотелось как минимум задать вопрос, но он всё же молчал.       Молчал ровно до момента, когда Наоки самым бесцеремонным образом подняла его руку и ущипнула за тыльную сторону ладони. Причём сделала это с мастерством и садизмом первого задиры в детсадовской группе. А уж опыт подобных штук у неё был. Даром что последние три года с ней жили двое сводных братьев-близнецов.       — Это ещё за что?! — возмутился Ойкава, отшатываясь от одноклассницы, которой с утра приспичило поиграть в линчевателя. При этом он старательно держал руку так, чтобы Наоки наверняка было понятно, что она только что натворила.       Впрочем, девушка раскаиваться не спешила и смотрела на парня самым осмысленным из возможных взглядов человека, полночи не спавшего из-за телефонных стенаний лучшей подруги.       — Хотела убедиться, что уже не сплю.       — Вот себя бы тогда и щипала!       — Что? Но это же больно! Впрочем, как и твои вопли. И вообще, раз ты настоящий, чего тут забыл?       Благодаря стараниям девушки, Ойкава проснулся более чем полностью, так что роль разносчика зевоты перешла к ней, и ей теперь большого труда стоило держать рот закрытым. Примерно такого же труда, как держать открытыми глаза, которые закрывались быстрее и охотнее, чем магазины в укороченные рабочие дни.       В ответ на это Тоору соизволил оторваться от гипнотизирования места, на котором сегодня же вечером наверняка назреет синяк.       — А разве не понятно?       — Нисколько, — простодушно бросила Наоки, заходясь в очередном зевке.       — Вот же… — недовольно прошипел себе под нос парень.       Потом отвернулся, тяжело вздохнул, собираясь с мыслями, и снова взглянул на девушку, гораздо больше увлечённую своим недосыпом и плохо завязанными шнурками, чем его терзаниями. Но ничего не поделаешь. Странно же будет притащиться сюда и так в итоге ничего и не сказать, потому что, видите ли, «мне показалось, она не будет меня слушать».       — Я просто хотел прояснить ситуацию, — наконец неохотно выдохнул Ойкава. — Глупо как-то получилось в прошлый раз, так что…       — Ладно-ладно! Извини!       В кино сцены типа этой неизменно сопровождаются выключением всяких посторонних шумов. Двое старшеклассников стоят на тротуаре, парень долго и напряжённо готовится сказать что-то важное, выразить свои чувства по поводу недавней ссоры, но его прерывает девушка, говорящая ровно то, что собирался сказать он сам. Кадр замирает, замолкает всё вплоть до шума ветра, фокус камеры смещается на обескураженного парня… Идеально!       — Ну и что за лицо такое? — будничным тоном поинтересовалась Наоки, подтягивая лямку теннисной сумки. — Я сказала, что должна была. Прости меня за всё, что я тогда наговорила. Реально глупо вышло, вспылила ведь на пустом месте.       Долгая череда не самых лёгких и приятных размышлений привела её к этой фразе. Тщательно взвесив случившееся, Нацумэ пришла к выводу, что виноватой в этой ситуации была больше она. Нет, она не перестала считать Тоору чересчур гордым эгоистом с манией величия, но кое-что в своём мнении о нём изменила. Да, она поступила по-идиотски. Да, в этом они были чем-то похожи, но и только. В отличие от неё, он не поджал хвост и не отказался от любимого дела, а выбрал другой путь к цели; может, даже более честный по отношению к самому себе.       Она сбежала после поражения, а он встал на ноги и пошёл дальше. Вот, в чём разница. Ойкава Тоору любил волейбол в разы больше, чем Нацумэ Наоки любила теннис. И сколько ни переубеждай себя, сколько ни отрицай, этот факт не изменится.       Все прошедшие дни Нао старательно переваривала эту мысль, зародившуюся ещё в тот момент, когда в ответ на все её слова он произнёс: «Я этого хотя бы не скрываю». Поначалу девушка пыталась упрямиться и искать доказательства своей правоты, однако они упорно не находились. К тому же этот невыносимый инфантил вернул ей то, к чему она боялась вернуться из-за своей слабости. За это Нацумэ была благодарна, и отделаться от этой благодарности так и не смогла.       Хотя человеку, с которым они за целую неделю не обменялись ни полусловом, знать об этом было не откуда, ибо Наоки ни надписей на лбу не делала, ни объявлений где попало не развешивала.       — Это…вообще-то были мои слова, — только и смог буркнуть Тоору. Он от первого-то извинения едва отошёл, а тут вдогонку ещё одно. Слишком большой эмоционально-культурный шок для едва проснувшегося мозга.       Нацумэ в ответ с сомнением хмыкнула куда-то в небо, ещё раз зевнула и уверенно качнула головой. Её немного смешил факт, что впервые в жизни она так открыто признавала свою неправоту, — ещё и при самом Ойкаве — а её не хотели воспринимать всерьёз, считая происходящее то ли затянувшейся шуткой, то ли плодом больной части своего воображения.       — Хм… Да вроде как, нет. Ты был прав, а я не очень — всё правильно. Так что извини. Хотя, если очень хочешь…       — Нет уж, спасибо! Я, наоборот, хотел тебе это предложить, — торопливо перебил её Ойкава, вернув себе самообладание и лицо не обязанного кому-то человека, но человека, которому обязаны вообще все. — Однако ты молодец. Сама сообразила.       — До твоего гения мне, конечно, далеко, но я стараюсь, — развела руками Наоки и пнула лежащий у ноги камень. После того, как она вслух признала свою вину, почувствовала себя немного легче, словно камень, лежавший у неё на душе, кто-то пнул куда подальше. Не самый приятный способ сбросить эмоциональный груз, зато действенный.       — Ха, ну разумеется! — самодовольно хмыкнул парень, отворачиваясь от увлёкшейся дарами геологии Нао. — Только не пытайся, у тебя всё равно не выйдет!       С этими словами он уверенно направился дальше в школу. И так уже путь вышел длиннее и извилистее некуда. То, что виновница этого так и не сдвинулась с места, дошло до парня только спустя с десяток метров и пару десятков секунд какого-то подозрительного молчания.       — А? Ты чего это? — вопросительно подняв брови, уточнил он.       Девушка в ответ отрицательно мотнула головой и махнула рукой. Мол, ничего такого, просто вот решила постоять. Ты иди-иди, я догоню.       — Пожалуй, постою ещё немного. Подожду, пока ты отойдёшь на пару кварталов.       — Чего?       — Ну, ты, может, и не заметил, но я и без того уже в чёрных списках у половины школы. Если мы придём вдвоём, мне лучше сразу написать предсмертную записку и купить по пути бейсбольную биту.       Ойкава скептически хмыкнул, ненадолго задумался, для значимости происходящего взявшись за подбородок и закатив глаза, и наконец снова посмотрел на Наоки. Причём почему-то с нездоровым оценочным оттенком. Девушка против воли стушевалась, но сдержалась и от нелестных комментариев, и от прочих симптомов смущения.       — Ладно, уговорила! Я скажу, что это моя идея, — благосклонно выдал Тоору с таким видом, будто за такое одолжение Нао полагалось ему не только ноги целовать, но заодно и в рабство добровольно податься.       Однако ему суждено было так и остаться без рабов. Наоки после его слов скорчила физиономию, достойную человека, которому самое место сидеть на бочке с бензином, с зажжённой спичкой в зубах, в помещении, медленно заполняющемся газом, потому как терять в жизни ему уже решительно нечего.       — Ты не мог бы выражать свою ненависть ко мне не так явно? Меня же в таком случае даже слушать не будут.       — А я думал, тебе плевать на чужое мнение.       — На чужое мнение-то да, а вот на свою жизнь, знаешь ли, пока как-то не плюётся.       — Хм, — снова призадумался Ойкава. — Тогда я тебя не прощу. Выбирай — или идём вместе, или мы всё ещё в контрах.       — Что? — с готовностью возмутилась Наоки. — Да сдался ты мне!       Возмутилась и подошла к нему. В то, что после такой выходки останется шанс на спасение, верилось слабо, но терпеть шуточки Ойкавы всю оставшуюся жизнь — это уже вообще за гранью человеческих возможностей. Лучше уж быстрая смерть от рук его взбесившихся фанаток. Эти хотя бы убивать будут молча.       Сколько девушек, идя в школу в компании симпатичного парня, голубой мечты всех представительниц женского пола в радиусе половины префектуры, станет нервно оглядываться? Наверняка немного, но Нао всегда нравилось чувствовать себя исключительной. Хотя, конечно, слава могла бы быть и не такой взрывоопасной. И всё же страсть как интересно было посмотреть на лица всех этих одержимых, если Тоору и правда возьмёт и заявит о том, что сам придумал проводить отдельно взятую девчонку. Наверняка же у них челюсти попадают ниже пола. То-то было бы зрелище.       Ойкава о чём-то таком думал вряд ли, из-за чего хитрая улыбка на лице Нацумэ его откровенно пугала. Так что он поспешил снова завести разговор.       — Кстати, у тебя милая мама.       Наоки смысл слов уловила, только на мгновение остановившись и в недоумении взглянув на парня.       — Она мне не… Погоди! Ты видел Мито?       — Ага.       — А она видела тебя?       — Ну вроде бы, да.       Девушка едва не взвыла. Час от часу не легче. Теперь ещё и мачеха наверняка убеждена, что у неё есть парень, а значит, уже к вечеру в этом будет уверен и отец, и тогда спокойной жизни точно кранты. Нет, её не запрут в комнате до совершеннолетия под подпиской о невыезде дальше кухни, но косых взглядов и жизненных советов, определённо, станет куда больше, чем она способна вынести.       — Ойкава, ну вот где ты на мою голову взялся? — вздохнула Наоки, устало потирая виски и уже не ощущая внутри ни сил, ни желания доносить до адресата своё недовольство в более резких выражениях.       — Если тебя это утешит, я ей, кажется, понравился, — заметил Тоору так, будто виноватым себя считал только в том, какой он обалденный.       — Поздравляю! Завтра же придёшь к ней свататься, я вас лично благословлю. И чтобы ты знал, это не моя мама, а мачеха!       Внезапно всё стало раздражать — и солнце, и щебечущие птички, и прохожие, и идущий рядом «красавец-спортсмен», и мачеха, и бьющая по копчику тяжёлая сумка с ракетками. Утро выходило дурацкое ровно настолько, чтобы красоваться в разделе «Комиксы» какой-нибудь низкопробной газетёнки. А сколько всего ещё ждало впереди! Не жизнь, а предел совершенства!       Ойкава настрой своей спутницы уловил правильно и, будучи не полностью бесчувственной сволочью, решил переключиться на более нейтральную тему. Проще говоря, воткнуть в самолюбие Наоки очередную словесную шпильку. Его куда больше устраивало, что Нао будет отпускать шуточки, чем-то, что будет молча ждать шанса применить физическую силу.       — А если серьёзно, — начал он с долей приторно-сладкого сиропа в голосе. — Почему тебя так напрягает то, что кто-то увидит нас вместе? Всё равно же у нас ничего нет.       — Напрягает и напрягает, — огрызнулась Наоки, показательно отвернувшись. — Тебе какое дело?       Ответ не самый оригинальный, особенно для неё, так что Тоору решил продолжать наседать. Одно из трёх — или он её раззадорит, или точно получит по голове, или произойдёт совсем уж немыслимое и она признается, что стесняется такого его отношения к себе, потому что давно и безнадёжно влюблена. Бред, но всякое ведь в жизни бывает.       — Может, меня обижает твоё безразличие.       — Прости? — бросила Наоки, одарив его самым скептическим взглядом, на какой была способна.       — Да, именно! — всплеснул руками парень, чувствуя, что лёд тронулся. — Мне не нравится, как пренебрежительно ты ко мне относишься. На твоём месте положено падать в обмороки и боготворить меня, а ты только и делаешь, что язвишь. Нехорошо так поступать Наоки-чан! Я ведь столько внимания тебе уделяю.       — Это только твоя инициатива, я не напрашивалась, — убийственно-спокойно заявила Нацумэ. — Мне, знаешь ли, и без твоего внимания нормально было. Хотя, знаешь что… Точно! — победно щёлкнула она пальцами. — Ты сам-то в меня, часом, не втрескался?       Этим она надеялась хоть ненадолго смутить Ойкаву и не дать ему заметить, как этот разговор смущает её саму, и просчиталась. К такому повороту событий он, судя по довольной усмешке, оказался готов, поэтому оставалось только посетовать на свою, не вовремя отключившуюся оригинальность.       — А если бы я признался, что так и есть, что бы ты сделала?       Вопросительный кряк и инстинктивный шаг в сторону — да никакие красные щёки не выдали бы её неподготовленности лучше. Не впервой было получать признания от парней, но чтобы вот так вот невзначай, посреди улицы и от идола всея школы…такое было впервые. И чёрт его знает, как стоит отреагировать, чтобы себя не скомпрометировать.       Сейчас Наоки жалела всего об одной вещи. О том, что не развернулась и не скрылась в доме, как только заметила мирно стоящего у подъездной дорожки Тоору.       — Я бы не поверила, — ответила она, сложив руки на груди.       — Прямо вот так вот? — недоверчиво переспросил Ойкава всё с той же ухмылкой на лице.       — Только так. Ты не похож на человека, который так вот просто признаётся в чём-то подобном. И вообще ты слишком любишь себя. И волейбол тоже. Складывается впечатление, что ты скорее будешь встречаться с волейбольной сеткой или с мячом, чем с девушкой. Это, конечно, не моё дело, но некоторых это выводит из себя. Поэтому у тебя, даже при всей популярности, до сих пор нет подружки.       Спохватившись, что наговорила за раз слишком много, Нацумэ торопливо замолкла, однако слова назад взять уже не могла. Ответ в голове собеседника, очевидно, созрел и это явно был не злой монолог парня, обиженного на то, что кто-то там озвучил вслух его неспособность завести подружку. Теперь главным было не подлить лишней порции неловкости в свой настрой.       — Звучит так, будто ты меня ревнуешь к волейболу, — засмеялся Тоору.       Странно было, что Наоки попалась в подобную ловушку. Выходит, при своём характере меланхоличной язвы и она не была лишена девичьего нутра, не способного вынести больше одной шутки про отношения от хоть сколько-то потенциального субъекта этих самых отношений.       Зато, в отличие от большинства девушек, Нао умела быстро возвращать себе безучастный вид и адаптироваться к ситуации. Так что в ответ на укол она только легко рассмеялась.       — Это вряд ли. Ни одна из твоих поклонниц не понимает, что для тебя значит волейбол. А я понимаю. Во всяком случае, мне так кажется. Нельзя же пилить человека за его стремление стать в чём-то лучшим. У тебя и так не много хороших черт, так хоть в этом не меняйся. Ну и да! Считай, я официально разрешила тебе встречаться с волейбольным мячом!       — Обойдусь как-нибудь без этого.       И по тому, как он это сделал, Нао поняла, что попала в десятку. Для этого парня нет по-настоящему серьёзных вещей, кроме волейбола. За пределами зала мир становится слишком скучным, чтобы воспринимать его без сарказма и доли инфантилизма. Но на площадке, когда всё лишнее исчезает, оставляя тебя один на один с командой и жаждущим твоего проигрыша соперником, жизнь начинает играть какими-то совершенно потрясающими красками. Живущий в этом мире человек уже не сможет относиться к нему несерьёзно.       Нацумэ давно перестала питать иллюзии на этот счёт и недавно окончательно смирилась с неизбежным. Вне тренировочного зала Ойкава нравился ей далеко не всегда, зато от связующего волейбольной команды старшей Аоба Джосай она была просто без ума. Его игра, его желание побеждать, упорство и страсть, с которыми он отдавался тренировкам, — всё это и правда заставляло её сердце биться чаще. Это именно то, что в итоге помогло ей вырваться из плена собственных предрассудков. Может, это и не те самые пресловутые «бабочки в животе», о которых мечтает каждая девчонка-подросток, но Наоки это чувство нравилось куда больше. Ради него терпеть чужое недовольное шипение и завистливые косые взгляды казалось не такой уж и бредовой затеей.       Ободрённая своим успехом в попытках смутить великого Ойкаву-куна, Нао не сдержалась и заботливо потрепала его по волосам.       — Да не переживай ты так. Люди и в одиночку старость встречают. А если ты не бросишь играть и будешь побольше молчать, так я точно когда-нибудь растаю.       Увлекшись подтруниванием, она не заметила одной важной вещи: того, как подействовали на не привыкшего проигрывать парня её слова. А он, между тем, собирался оставить последнее слово за собой.       — Ага! — победно вскрикнул он, ткнув в Наоки пальцем. — Так значит, ты всё-таки без ума от меня!       Девушка не стала отрицать и обессиленно пожала плечами.       — Ладно, подловил. Чёрт! И как мне теперь жить?       В это стенания ещё можно было бы поверить, если бы напоследок Нацумэ трагичным жестом не поднесла руку ко лбу. Вот Ойкава им и не поверил.       — Издеваешься?       — Ага, — легко признала она. — Хотя если честно, то не до конца. Так что у тебя есть шанс заставить меня падать тебе в ноги.       — Тогда теперь это дело принципа, — фыркнул парень.       Наоки таким разрешением ситуации осталась вполне довольна. Её не беспокоило, что Ойкава вдруг начнёт оказывать знаки внимания — он для этого слишком гордый. Её беспокоило то, что она себя выдала. Выдала с головой, насколько на самом деле зависит от Ойкавы и его волейбола. В противовес успокаивала мысль, что он наверняка давно об этом догадался сам, и ничего такого здесь нет. В конце концов, ему к такому не привыкать, а пошутить и другие поводы найдутся. Зато теперь они больше не похожи на два перекачанных обидой воздушных шара, и, как только закончится префектурный по теннису, она сможет снова вернуться к обязанностям менеджера и отправиться на Весенний Турнир. Что может быть лучше?       Всё отлично, как ни посмотри, вот только…с одной малюсенькой оговоркой. Наоки была недовольна тем, насколько её смутила сама мысль о том, что Тоору мог быть в неё влюблён. Она была уверена — никакого интереса к нему в её голове и в помине нет. А он-то, как оказалось, успел там поселиться, пустить корни и теперь вполне неплохо себя чувствовал. Неужели так легко потерять голову лишь из-за того, что красивый парень несколько раз проявил к тебе больше внимания чем следовало бы? Бред какой-то! Так не бывает! У неё же не интеллект креветки, в самом деле, чтобы мозг так легко отключался при виде чьей-то милой улыбки и пары участливых фразочек. Гадство-гадство-гадство!       Весь день Нао провела в тумане одной этой короткой мысли, наивно полагая, что так избавиться от неё будет проще. Но если всё время думать о еде, рано или поздно есть захочется в любом случае. И смотреть на еду тоже вредно.       Раз двадцать за всё время уроков Тоору ловил на себе тяжёлые взгляды хмурой Нацумэ, и это напрягало. Причём не только его.       Из-за всего этого к концу дня Нао чувствовала себя сухой апельсиновой коркой, внутри которой ни мякоти, ни сока никогда и не было. Теперь ей было уже всё равно, кто что подумает или скажет. Лишь бы кто-нибудь убедил её в том, что она сделала неверные выводы.       — Слушай, Мэй-чан, — устало обратилась она к подруге, когда они остались в классе вдвоём, — а как понять, что ты влюбилась?       — Поверь, поймёшь, — засмеялась Танигучи.       И внезапно рука её дрогнула и вся вода из лейки, предназначавшаяся для цветов, оказалась на подоконнике. Но это девушку не волновало. Она во все глаза смотрела на подругу, которая вытирала доску с таким задумчивым видом, словно пыталась найти в этом занятии глубинный смысл бытия.       — Повтори, что ты сказала, — попросила Мэй, недоверчиво хлопая ресницами. — Ты что, влюбилась?       — Да говорю же, я не уверена, — отмахнулась Наоки. Она уже жалела, что решилась озвучить свои мысли.       Мэй такой ответ не устроил. Подойдя к ближайшей парте, она требовательно стукнула по ней наполовину пустой цветочной лейкой.       — Нет уж, выкладывай! Откуда такие мысли? Или…погоди… Нет, ерунда какая-то…       — Ты о чём?       — Я тут вспомнила, что ты сегодня целый день от Ойкавы взгляд не отводила. Прямо испепелить его хотела глазами. Но это же не может быть он, правда? Правда же? — уже настойчивее повторила Мэй, подождав ответ ровно две секунды.       — Может и не может, а может и может, — туманно отозвалась Нацумэ и уставилась на меловую тряпку в своей руке. — Я ещё не разобралась. Вообще, знаешь, мне на тренировку пора.       И не дав подруге опомниться, подскочила к своей сумке и уже через мгновение исчезла за дверью.       Желание разговаривать на тему своей возможной влюблённости испарилось так же быстро, как и возникло. Мэй вообще умела любую мысль довести своими вопросами до такого абсурда, что думать её не захочется больше никогда в жизни. Нао не совсем этого ждала, но тоже неплохо. Забросить проблему на неопределённый срок иногда бывает намного приятнее, чем решить. Со своими чувствами она разберётся как-нибудь сама, и реакция Мэй окончательно утвердила в ней это решение. Если с кем Ойкаву и обсуждать, то с ним самим. И уж точно не сейчас, когда в голове такой раздрай.       А вот хорошенько продуть голову свистом ветра, носясь по корту, будет самое то.