***
Волейбольные мячи — дело такое. С виду они не опаснее детского мячика; разве что, поувесистей будут. Но это только с лежачего виду, потому что как только его берёт в руки подготовленный человек, безобидный цветастый шарик превращается в просто-таки смертельное орудие. Буквально. Подающий или атакующий с достаточной силой и опытом может не то что отшибать чужие предплечья, ноги, головы и вообще всё, чем его удар пытались принимать, он мог бы и стены прошибать, причём насквозь и заодно всё с теми же головами. Последний факт не имел документального подтверждения, однако и из разряда просто предположения уже давно перешёл в статус полноценной гипотезы. Для Нао так точно. Придя в волейбольный клуб, она быстро уверилась в истинной коварной природе боевого орудия, замаскированного под спортивный снаряд. И из-за этого теперь всегда входила в зал только после тщательного осмотра помещения из-за дверного косяка. Но в этот раз привычка дала сбой. Мяч впечатался в стену в какой-нибудь паре сантиметров от плеча вошедшей девушки и сделал это с энергичным воодушевлением пушечного ядра. Забыв себя, Нацумэ громко взвизгнула и отшатнулась в сторону. Однако сразу же поплатилась за это тем, что другим плечом врезалась в соседнюю грань дверного косяка. Вслед за затерявшимся под потолком испуганным девичьим визгом отправилось громкое болезненное шипение. А в единственного бывшего в зале волейболиста полетел такой заряд отрицательной энергии, что если какие намёки на ауру у него и были, то их точно уже разнесло в щепки. — Индюкава, ты совсем сбрендил, что ли?! Парень, быстро сообразив, что беспечный свист в потолок не особо помогает в вопросах поддержания невидимости, послушно прикинулся виноватой овечкой. Чуть сгорбился, ладони перед лицом сложил, зажмурился, словно в ожидании наказания — словом, всё как надо. — А, прости-прости, Наоки-чан! Это случайно вышло! Даже тон подобрал нота в ноту какой нужен был для ситуации. Вот только наученная несколькими месяцами общения, Наоки этой виноватой мордашке не поверила ни капельки. — Ага, знаю я твои случайности! — фыркнула она, демонстративно прошла пару метров вдоль стены и бухнула об пол сумкой. Обидно только было так открыто тереть наливающийся на плече синяк, не складывался полный образ оскорблённой невинности. Зато он отменно получался у кое-кого другого. — Эй, я вообще-то извинился! — капризно напомнил Тоору. — К тому же, ты сама виновата. Предупреждай в следующий раз. С этим, утвердив свои права на последнее слово, он развернулся и направился к сетке за новым мячом. Нао не стала огрызаться в ответ, иначе это бессмысленное плевание безвкусным, как вода, ядом затянулось бы ещё надолго. Вместо этого она принялась считать валяющиеся на полу мячи и в итоге пришла к неутешительному выводу. Опять двадцать пять! Снова он торчал в зале после тренировки и долбил эти чёртовы подачи, а ведь сегодня всех отпустили пораньше. Ну не идиот ли? И так ходит уже с повязкой вместо одного наколенника, а всё туда же. Парней жизнь, видимо, чему-то может научить, разве что лишив чего-то полностью, полумеры на них просто не действуют. Ещё одно нововведение в жизни: Нацумэ начинала всерьёз переживать за здоровье связующего. И сейчас, пользуясь тем, что он снова отвлёкся, недобро хмурилась ему в спину. Он что, не понимает, насколько серьёзной проблемой может стать спортивная травма? А с такими нагрузками её получить как нечего делать. Нет, ясное дело, что волейболисты — народ выносливый, но всему же должен быть предел. — Тебе правда так сильно это нужно? — не выдержав, серьёзно спросила Нао, складывая руки на груди. Ойкава недоверчиво покосился на неё, будто на секунду увидел фантом, удивительно похожий на Нацумэ, но при этом совершенно точно ею не являющийся. — Наоки-чан, ты чего это? Перегрелась, что ли? Ответа он дожидаться не стал. Подкинул мяч, легко разбежавшись, подлетел следом и ударил что было сил. Девушка невольно поёжилась. Как такое вообще можно принять руками? Ценой этих самых рук или как? Зато вот парня такой результат не слишком удовлетворил, судя по недовольно сморщенному носу. — Чтоб ты знал, моё состояние вполне в норме, — под стать ему сморщилась Наоки, только немного по другой причине. — А вот ты явно что-то подцепил. — Чтобы ты знала, я всегда таким был, — передразнил Ойкава, небрежно поднимая валяющийся ближе всех мяч. — Вообще, чего ты так завелась? Нацумэ раздражённо цокнула языком и тряхнула собранными в хвост волосами. Небрежно и весьма ненадёжно затянутая резинка съехала с макушки куда-то вбок. — Это я не понимаю, чего ты пытаешься добиться, — ворчливо сообщила девушка, пиная в сторону один из мячей таким движением, будто тот источал мутировавший вирус. — Твои подачи и так никто принимать не хочет, чтобы целее быть, а ты всё равно пытаешься бить сильнее. — Глупая ты, Наоки-чан, — снисходительно взглянув на неё, заметил Тоору. — Удачная подача легко может перевернуть ход игры в твою пользу, не говоря уже об эйсах. — Ну точно, — недовольно отозвалась Нао. — А удачный эйс это, видимо, тот, после которого противник уже встать не может. — Не совсем так, но общий смысл ты уловила верно. — И ради этого ты сам готов в лепёшку расшибиться… Подкинутый мяч, оставшийся без направляющего удара, с громким стуком шлёпнулся на пол, пролетев в опасной близости от светлой головы капитана волейбольного клуба старшей Аоба Джосай. Решив, что ему послышалось, парень недоверчиво сморщился и перевёл глаза на одноклассницу. — Наоки-чан, ты что, теперь будешь моей мамочкой вместо Ивы-чана? Он не первую неделю уже замечал странности в её поведении, но такое яркое подтверждение своих опасений видел впервые. С Наоки точно что-то было не так, слишком уж часто стала уходить от разговора, молчать и задавать странные вопросы. Так и поверишь, что девушки от него какую-то ерунду цепляют, из-за которой потом начинают вести себя подозрительно навязчиво. Интересно, пора было уже бить тревогу и выставлять горе-менеджера за дверь или стоило ещё немного понаблюдать? Нацумэ же, прекрасно понимая шаткость своего нынешнего положения, охотно со всем соглашалась. Это гораздо эффективнее, чем нелепые оправдания без видимого смыслового подтекста и веских аргументов; люди от правды легче теряются и перестают спрашивать что попало. И в этот раз Нао решила поступить так же. Тем более что правда в этом случае была интереснее всякого вымысла, который она бы смогла сымпровизировать. — Да. Он торжественно доверил мне эту миссию сегодня утром. И сказал ещё… Погоди, как же это было… — мучительно сморщилась она, потирая виски, имитируя скрипучую мозговую деятельность, после чего звонко щёлкнула пальцами и посмотрела на связующего. — Вспомнила! «Если этот Придуркава снова получит травму, я его лично добью»! И вежливо попросил меня проследить, чтобы ты ночевал дома. Вот. Парня ответ заметно покоробил. Он скривил лицо в такую мину, от какой лицевые мышцы навеки должны были остаться парализованными, и инстинктивно отступил на шаг назад. — В его стиле. Ну и что дальше? Будешь уговаривать меня закончить на сегодня или тоже изобьёшь до полусмерти? — Ни то, ни другое, — развела руками Нацумэ, вызвав у собеседника очередной недоверчивый кряк. — Правда, что ли? — Мне слишком лень с тобой спорить, тем более что это бесполезно. Но проследить, чтобы ты спокойно дошёл до дома я обязана. Поэтому будь добр, побыстрее здесь убраться. — Да ты сама доброта, Наоки-чан, — саркастично заметил Ойкава, на что Нао снова тряхнула волосами и на этот раз с куда большой театральностью. — Кстати, — снова призывно щёлкнув пальцами, она развернулась к стене, присела на корточки и полезла в сумку. И к вящему облегчению всех присутствующих достала оттуда не бейсбольную биту или ещё чего похуже. Хотя насколько это было хуже того, что девушка держала в руках стоило бы ещё серьёзно поразмышлять. Потому что в ответ на орудие пыток можно по крайней мере завизжать и убежать, а вот цветастые пластиковые контейнеры для еды столь однозначной реакции обычно не вызывают. — Это чего такое? — недоверчиво косясь на бенто, уточнил Тоору. Поведение Нао всё больше склоняло к паническому бегству. — Тупые вопросы задаёшь, Ру-чан, — удручённо вздохнула Нацумэ. Точно как человек, объясняющий всю важность изобретения машины времени безмозглому одноклеточному. Рука её при этом недвусмысленно тянулась в сторону парня. — Не бойся, расходы по яду у меня в этом месяце уже расписаны. — И откуда мне знать, что меня в этом списке нет? — справедливо поинтересовался Ойкава. — Да в общем ни откуда. Разве что, поверить мне на слово. — Вот именно поэтому я и боюсь. — Ойкава, блин, кончай ломаться! — возмущённо прикрикнула Наоки, чувствуя предательское движение крови вверх, к голове, вакуум в животе и покалывание в пальцах. — Я обещала за тобой проследить, и я это сделаю! Раз отговорить тебя торчать здесь до самой ночи нельзя, то хотя бы от голодного обморока спасти получится. Пение твоего желудка меня уже раздражает. Бери, сказала! — Нет правда, Наоки-чан, ты… Нао заткнула его одним злобным взглядом, сопровождаемым глухим-глухим стуком где-то в опасно покачнувшемся контейнере с едой. — Ещё слово, и это полетит тебе в голову. И Хаджимэ-кун меня оправдает. Не желая испытывать судьбу, меткость Нацумэ и полётные качества готовых порций еды, Тоору с опаской приблизился, взял бенто из протянутой в его сторону руки и аккуратно сел у стены, метрах в двух от девушки, чьё поведение её уже не столько пугало, сколько озадачивало. При этом глаза у него стали такими одичало круглыми, что было понятно — озадаченность эта граничила с суеверным ужасом. Почему-то от одной мысли, что Нао всё это делала не просто так и не из капризного желания провернуть розыгрыш тысячелетия, парня начинало знобить. Как на такое вообще полагается реагировать? Обычно все девчонки, оказывающие ему знаки внимания, буквально умирали от счастья стоило приветливо улыбнуться или похвалить притащенное в розовом мешочке печенье, но Нацумэ-то другое дело. Неужели всё её прежнее поведение было умело поддерживаемой маской, за которой скрывалось большее чем у кого-либо чувство обожания? Да нет, быть не может! Так долго и так упорно играть стала бы только совсем уж безнадёжная дура. А раз так, то… Полагалось ли теперь предпринимать что-то в ответ? В этом весь смысл внезапно вылезшей заботы? А если всё-таки нет? Вдруг за попытку сделать встречный шаг его похоронят под тоннами желчного сарказма? Перспектива откровенно так себе. Такая всю тягу отобьёт одним намёком на своё существование. Наоки же ни о чём таком не думала. Лишь мучительно отсчитывала про себя последние минуты последнего дня, оставшегося от отведённых Юрико двух недель. Как она ни пыталась заставить себя, поговорить с Ойкавой серьёзно так и не смогла. Отчасти от банального страха упасть в глазах окружающих ниже плинтусов, парой фраз обратить свой статус неприступной одиночки в жалкую горстку пепла. Отчасти из-за ещё более банальной боязни быть отвергнутой. А вот третья причина уже не казалась такой банальной. Во всяком случае сама Нао ни разу ещё о подобном не слышала ни от одной из знакомых. Была ли вся её влюблённость нужна человеку, который с такой страстью относился к своему делу? Разве не из-за этого одна подружка его уже бросила? Нужно ли было ей самой это чувство, если вскоре она планировала снова всерьёз заняться собственной спортивной карьерой? Какой смысл пытаться, если в итоге им обоим это попросту помешает? Вот, что больше всего мешало Нао прислушаться к подруге, плюнуть на всё и высказаться в лоб: стойкая уверенность в бесполезности такого шага. Однако отмахиваться от своих чувств полностью девушка тоже не собиралась. Отнекиваются от приятных эмоций люди куда неохотнее и ленивее чем от негативных, а подростковая влюблённость, как ни крути, штука приятная. Особенно в первый раз. У неё было ещё полгода в запасе на то, чтобы вдоволь насмотреться, наговориться и позаботиться, да так, чтобы тошнить начало. Правда, пока тошнота упорно не приходила, но Нацумэ честно пыталась. И желание приготовить лишнюю порцию еды родилось из этих попыток как-то само собой. Вскрыв наконец-таки многострадальный контейнер, Тоору одобрительно присвистнул и метнул на Наоки странно не читаемый взгляд. Та даже виду не подала, что заметила это, продолжая возиться со вставкой трубочки в картонный пакет с молоком. И в то же время где-то в глубине ликовал воспитанный несколькими годами жизни вдвоём с отцом маленький шеф-повар профи, просто не способный противостоять чужому восхищению. — Наоки-чан, ты это сама приготовила? Нао коротко взглянула на парня, держа во рту пластиковую трубочку, после чего отрешённо передёрнула плечами. — Типа того. Мито я к своим бенто не подпускаю, она вечно всё портит. К тому же, это проще, чем кажется. На эти конкретные онигири Нацумэ убила весь вчерашний вечер, однако некоторым индивидам знать об этом было совершенно необязательно. Вот только эти самые индивиды не знали, что им положено не знать. — Наоки-чан так старается ради меня. Я теперь постоянно буду задерживаться после тренировок. Как насчёт того, чтобы делать так каждый день? Нао с поразительным спокойствием проглотила эту издёвку, ограничившись показательно громким всхлипыванием молока, втянувшегося в трубочку. Реакция была слишком предсказуемая, чтобы столь же тривиально огрызаться в ответ. У неё был немного другой план. Дождавшись извечного «Спасибо за еду», девушка одним махом избавилась от своего скудного ужина, отставила картонную коробочку в сторону и снова потянулась к сумке. Уплетающий дармовое лакомство Ойкава этим действиям значения не придал, вкусная еда частенько притупляет бдительность. А зря. — Что-то ты теряешь хватку, Ру-чан! В прошлом месяце больше было. Остановив занесённую руку со вторым по счёту рисовым треугольником в считанных сантиметрах, всё ещё жуя предыдущий, парень промычал что-то вопросительное и повернулся. И первым, за что зацепился взгляд, стала пухлая стопочка бумажных конвертов всех возможных пастельных цветов. Та самая, которая по несколько недель копилась в клубной комнате. Неуклюжие признания в любви и просьбы о встрече от девчонок со всей округи. И несколько из них, к великой зависти остального клуба, даже от студенток, бывших в старших классах, когда новоявленный король Сейджо только-только перешёл из средней школы. Тайны это складирование макулатуры собой не являло, но вот только и жить ему полагалось всё там же — в шкафчике клубной комнаты. И уж никак оно не должно было оказаться у бывалой язвы, которая теперь хозяйским жестом вскрывала один из конвертов. — Ты где это взяла?! — почти испуганно вскрикнул Тоору, округляя глаза. Недожёванный онигири мгновенно переместился в пищевод, потому как возмущаться с набитым ртом обычно не слишком действенно. Нао даже не соизволила оторвать взгляд от белого листка с кокетливым почерком и только безразлично хмыкнула. — В твоём шкафчике. — И что ты, интересно, там искала? — Конкретно там ничего. А в клубной комнате школьную форму. — Это вообще-то чужая личная жизнь! — ещё больше повысив голос, сообщил парень. За этим последовала отчаянная попытка вырвать у Нао письмо одной рукой, при этом не выпуская из второй контейнер. Нацумэ предвидела такое развитие ситуации и, не отводя взгляд от бумаги, ловко отпрянула, отведя руку с письмом подальше, а вторую уткнув Ойкаве в грудь, мешая спокойно наседать. Волейболист ещё пару раз попробовал дотянуться, поменяв угол, но встретил достойный отпор, из-за чего заметно скис, послушно подался назад и вернулся в сидячее положение. — Личная жизнь — это когда шкафчики запирают, — наставительным тоном воспитательницы из детского сада пояснила Наоки, оторвала ладонь от его груди и заботливым жестом убрала рисинку со щеки. При этом забота её отдавала такой неправдоподобной приторностью, что сразу становилось понятно — она просто издевается. Заметила, как у оппонента порозовели кончики ушей и решила воспользоваться шансом. Одно слово — злюка! — До твоего прихода в этом не было необходимости, — огрызнулся Тоору, демонстративно отворачиваясь. Девушка только прыснула ему в спину и снова поднесла к лицу бумагу, зажатую в пальцах. Само собой, читать это не было ни резона, ни желания. Что за радость узнать, какими душевными муками терзаются поклонницы парня, в которого ты, вроде как, сама влюблена? Ещё и когда в плане отношения к себе этого самого парня недалеко ушла от этих самых поклонниц. Нет, кто-то другой, может, и нашёл бы в этом извращённое удовольствие, подпитку для своей ревности, но Наоки таким, на своё счастье, не страдала. Поэтому смотрела строго через аккуратные символы и строчки. Зато какой вышел удар по королевскому самолюбию! Даже покраснел ведь, душевная натура! Вот от этого она испытывала определённое удовольствие; от мысли о том, что рядом с ней эта местная звезда сама краской заливается. Ничего-ничего, полезно! Пусть почувствует, каково вечно находиться с ним рядом! Уйдя в свой мирок садистского наслаждения, Нацумэ ослабила бдительность. И поняла это, лишь когда небрежно лежащая между скрещенных ног стопочка конвертов поднялась в воздух без её согласия. В последний момент девушка включилась и уцепилась за запястье уже отпрянувшего Ойкавы, причём мёртвой хваткой. До сих пор она так только рукоять ракетки во время напряжённых геймов сжимала. Из всего, что уже случалось, эта сцена, пожалуй, больше всего подходила для иллюстрации к сопливой манге: глаза в глаза, расстояние, измеряемое в жалких сантиметрах, готовый повод для ревности в виде пачки любовных признаний от других. Красавец-спортсмен, король школы и влюблённая в него непримиримая королева сарказма в такой опасной близости друг от друга, что впору включать на фоне ванильную музыку и лепить скринтоны с цветочками. Если это не готовый эпицентр житейской неловкости, то Нао готова была признать, что совсем ничего не смыслит в смущении. Точно Юри со своей невербальной магией влезла! Наверняка стоит сейчас за углом и умилённо похихикивает, довольная своей работой. Только вот Нацумэ поддаваться явно нависшему настроению не собиралась. Равно как и Ойкава. Они, конечно, понимали, что происходит что-то не то, однако чувство уязвлённой гордости в каждом преобладало. — Наоки-чан, хватит уже издеваться надо мной! — капризно надув губы, потребовал Тоору, на что Наоки, не отводя от него взгляда, твёрдо мотнула головой. — Да чего ты так к ним прицепилась? — Ну какое тебе дело? — под стать ему надулась Нао. Её так забавляло видеть его взвинченным, что она просто не могла не задираться. Кто бы мог подумать, что великий Ойкава-кун такой чувствительный и сентиментальный. — Такое, что это мои вещи! — Ты же сам их потом выбросишь, так дай хоть я почитаю! С этими словами Нацумэ требовательно дёрнула парня за руку, и тот задиристо, как бойцовая рыбка, дёрнул руку обратно, заставив девушку потерять равновесие. Ей едва удалось вовремя опереться ладонью о пол и не расшибить нос. Тонкая грань между реальными претензиями и истинно младенческими постановочными капризами начинала неумолимо таять; понять, кто кого и за что упрекал всерьёз, а за что просто неприкрыто издевался становилось сложно даже для самих действующих лиц театра абсурда. Впрочем, их двоих это как будто и не заботило. — Не дам! — показательно повернувшись полубоком, отрезал Ойкава. Злополучный предмет спора он теперь заслонял собой, словно бесценный артефакт, от которого зависела как минимум одна очень ценная для остального мира жизнь. Мир, правда, об этой своей зависимости не догадывался. — Вот же зануда. Тебе жалко, что ли? — Наоки-чан, зачем они тебе вообще сдались? Ты меня ревнуешь или что? — Может быть, и что с того? — Может, я тоже ревную, когда ты с Ивой-чаном общаешься! — Издеваешься? — А ты, можно подумать, нет! На этом словесная перепалка временно заглохла по причине окончательной трансформации в разговор пары малолеток без фантазии и чувства собственного достоинства. Оба только продолжали угрюмо сопеть друг на друга, словно два случайно встретившихся в охотничьих угодьях хищника. Первой сдалась всё же Нао. Как бы ей ни было противно уступать, но терпеть на себе чужой взгляд спокойно она больше не могла. Изящно сдаться в её положении было выгоднее, чем продолжать упрямиться и в итоге глупо выдать себя покрасневшими щеками. — Ладно, подавись! — великодушно бросила она, отстраняясь от парня и приваливаясь спиной к стене. Руки сами собой сложились на груди. Видимо, они, в отличие от хозяйки, не слышали о том, что этот жест — один из частых признаков смущения. Внезапно перед лицом обмахивающим великосветскую даму веером возникла бумажная стопочка, будто в насмешку. Хотя почему будто? Насмешка это и была, уж на такие штуки у девушки был хороший нюх. — Наоки-чан, ну ты чего? — протянул Тоору. Тон его капризности не потерял, но теперь эта капризность была скорее похожа на разочарование в достойном сопернике. — Ничего, — огрызнулась Нао. — Отстань, жадина, я с тобой не разговариваю! Она искренне надеялась, что эта нелепая реплика сможет как-то исправить дело и сделать положение не таким отчаянным или на худой конец отобьёт у Ойкавы желание шутить зло и вызовет желание продолжить шутить глупо. Однако надежда эта не оправдалась. — Что-о? Но ты ведь почти сказала это. Всю выдержку как ветром сдуло. Нацумэ резко вскочила на ноги и только потом поняла, как удачно сыграла горе-шутнику на руку. Но и терпеть больше не могла. Что именно за «это» она чуть не сказала, а точнее чуть не ляпнула, она прекрасно догадывалась и без лишних пояснений. — Ойкава, ты… — начала она, честно собираясь сказать что-нибудь откровенно неприличное, но сдержалась, глубоко вдохнула и вернула голосу привычное спокойствие. С трещиной, конечно, но всё лучше яростных непечатных словечек. — Что с тобой не так? Ты вроде ещё меня упрекал, что я слишком несерьёзно отношусь к чужим чувствам? — А проблема всё ещё в тебе самой. Ты так часто шутишь, что понять, когда ты начинаешь говорить серьёзно, просто нереально, — сладко промурлыкал Тоору, улыбаясь подобно коту, проговорившему на глазах у хозяина целую пачку кошачьей мяты. Наоки едва не взбрыкнула вновь. Нет, ты подумай! Издевается в ответ, вот ведь сволочь! И после этого будет ещё корчить из себя святого и непогрешимого. Да ему самому бы научиться поменьше язвить. — Скажи это себе, — только и смогла бросить она вслух и, чтобы хоть на что-то сменить это стояние на месте, отправилась собирать раскиданные по полу мячи. — Ну знаешь ли… Я себя лучше держу в руках. — Собранный ты наш, сделай одолжение, а? Убери за собой! — Не сдвинусь с места, пока ты не договоришь. Ну же, давай! Скажи «Ойкава-сан, я жить без тебя не могу»! — Просмотри наконец все свои записки, — невесело улыбнувшись, посоветовала Нацумэ и небрежным жестом метателя ядра отправила в корзину один из мячей. — Уверена, кто-нибудь там уже умер. А лучше посмотрись в зеркало, твоё отражение тебе точно это скажет. — Наоки-чан, до чего ж ты противная, — вздохнул Тоору. Тем не менее с пола встать соизволил. Девушка решила это расценивать всё-таки как хороший знак. Парни только хотят казаться крутыми, невозмутимыми и циничными; когда дело доходит до выслушивания признаний в любви, большинство из них тушуется даже больше признающихся девчонок. Особенно если не уверены, как стоит отреагировать. Уборка продолжалась в гробовом молчании, что для этой парочки было, мягко говоря, необычным состоянием. Даже криворукость Нацумэ, попытавшейся сгрести в охапку на один мяч больше обычного и в итоге выронившей сразу все, осталась без должного внимания. Снова завести разговор Ойкава попытался, когда Нао вышла из кладовой со шваброй наперевес. Хотя кто другой бы подумал перед этим. Швабра в женских руках явно более грозное оружие чем пара волейбольных мячей. — А если серьёзно, чего ты боишься? Наоки не подала виду и спокойно принялась за протирку пола, хотя по позвоночнику у неё прошла волна неприятной дрожи. И всё от его внезапно лишившегося всякой иронии голоса. И как только ему удаются такие резкие переходы? Удивительно просто! Зачем вообще так делать? Не все же люди так умеют. — А с чего ты взял, что я чего-то боюсь? Парень честно пожал плечами. — Да так, показалось просто. — Тебя боюсь, — легко признала Нао, резко тряхнув головой. — Непонятно, что ли? Ты мне уже поперёк горла встал со своими шуточками, а я всё равно не могу плюнуть и уйти. Это ненормально. — Предлагаешь мне перестать отвечать на твои шутки? Девушка тихо фыркнула себе под нос. Ну да, разумеется, жертва издевательств обязана показывать клыки, иначе её просто съедят! То есть, вот как! Злодей здесь, выходит, она, а бедный-бедный Ойкава-кун всего лишь отбивается от нападений, вовсе не переходя черту, отделяющую активную оборону от нападения. Мученик, чтоб его! — Нет, а то мне с тобой скучно станет, — безразлично обронила она, бросив короткий взгляд в сторону собеседника. — Я всего лишь прошу тебя не говорить со мной на эту тему. — На какую именно? — незамедлительно прилетело в ответ. — Продолжишь в том же духе, огрею этой штукой, — предупредительно качнула шваброй Наоки. — Ладно-ладно, я понял, — послушно подняв руки в капитулирующем жесте, усмехнулся Тоору. — Больше не говорю о том, что ты в меня влюблена. — Вот и молодец! — похвалила его Нацумэ с довольной улыбкой. Так она и не выполнила условия Юри, просто не смогла. Нет, она понимала, что рано или поздно уступит этому чувству и скажет всё, что накопилось внутри, но точно не сейчас. Для этого требовалось гораздо большее усилие над собой, одного желания увидеть реакцию парня было недостаточно. Наоки знала, что тут нужен серьёзный разговор, который просто не могла завести. Любая попытка этого обречена была превратиться в разбрасывание саркастической мишуры и неуместные кривлянья. И пока она не переступит через себя, нечего было даже надеяться достучаться до Ойкавы. Оставалась сущая мелочь — правильно преподнести этот неутешительный вывод Юри.Гейм 6. Превратности женской дружбы на фоне душевных терзаний
22 декабря 2019 г. в 00:00
Как любой нормальный, здравомыслящий, прямоходящий и просто живой человек, Наоки за свою жизнь пережила кучу моментов разной степени радости, паршивости и странности. Бывало так, что хотелось создать временную петлю и жить в одном событии вечно. Случалось скрежетать зубами от злости и пинать стены или выть воем от безвыходности положения. Пару раз даже получалось краснеть по самые кончики волос. И недовольные крики, и удручённые вздохи — всё это было.
Но вот желание прилюдно закатить скандал на почве ревности возникло в её голове впервые. И это было настолько странно, что невольно захотелось закатить скандал ещё и по этому поводу.
Хотя… А что, собственно, такого происходит? Всё же как обычно. Очередная девчонка ловит Ойкаву на выходе из класса во время обеденного перерыва, хватает за рукав с таким видом, будто от того, оторвёт она его или нет, зависит вся её дальнейшая жизнь заодно с карьерой, и, лопоча что-то мало связное, пытается всунуть в руки аккуратный конверт. При этом сзади неизменно маячит боевая подруга, которая в девяти случаях из десяти тихо клянёт себя за то, что не сделала того же раньше. Тоору сперва удивлённо вытягивает лицо. Но лишь для того, чтобы пару секунд спустя залиться самым невинным румянцем, каким только способен залиться парень, и принимает конверт. Улыбка его в эти моменты даже заставляла гадать, а кто тут вообще влюблённая девушка.
Такие сцены в их школе были настолько привычным делом, что все давно перестали обращать внимание. Даже заинтересованные граждане. Потому что только та самая девчонка с письмом и надеется ещё на маленькое чудо. Уж Нао-то наверняка знала, сколько времени потом пачка этих писем таскается у связующего в сумке, прежде чем отправиться доживать свой век в урне. Читал он их редко, а воспринимал всерьёз и того реже.
И всё же почему сейчас это так сильно напрягало? Ещё пару месяцев назад она бы даже не заметила происходящего. А сейчас хотела вскочить на ноги, отобрать у парня чёртов конверт, разорвать его на молекулы и нахамить ни в чём неповинной девчонке.
Одно только не изменилось. Нацумэ неплохо скрывала бушующие внутри эмоции, когда у неё было достаточно времени на подготовку. Глаза, которыми она следила за всеми участниками процесса у двери, были полны меланхоличного безразличия, так что заподозрить подвох было почти невозможно. Разве что, знать девушку достаточно долго или обратить внимание на слишком уж долгое созерцание одной точки пространства.
Именно это и сделала сидящая за соседней партой Мэй. Она тоже всё видела, однако её это интересовало примерно так же, как витающая в воздухе пыль.
— Поражаюсь я тебе, Нацумэ, — будто между прочим обронила Танигучи, не отрываясь от распаковки бенто.
Нао соизволила наконец отвести взгляд от опустевшего дверного проёма и повернулась к подруге.
— Что?
Выражение её лица при этом было осмысленное ровно настолько, чтобы в его осмысленность поверил только полный идиот. Стараясь себя не выдать, лишь глубже раскапываешь могилу. Вот и Мэй не поверила этому деланному простодушию.
— Нечего так глазами хлопать! — огрызнулась она, вторя самой себе хрустом разделяемых одноразовых палочек. — Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Видела же, как Ойкава записку взял.
— Странно было бы, если бы я этого не видела, — послушно кивнула Наоки. Отрицать у себя наличие рабочего зрительного аппарата ни один нормальный человек не станет. — Ну и что?
Танигучи громко фыркнула и резким движением ткнула палочками в гущу аккуратной кучки риса внутри своего контейнера.
— Что значит «ну и что»? Это же явно не домашка по математике была!
— Да уж явно, — снова согласилась Нацумэ, наклоняясь к рюкзаку за собственным обедом. — Всё равно не понимаю, к чему ты клонишь, Мэй-чан. Давай попроще.
— Ты специально это делаешь, что ли? — кисло уточнила Мэй, закатывая глаза. Наоки так неприкрыто косила под дурочку, что это было даже не смешно. Это бесило. Неужели настолько стыдно признаться в том, что тебе это не понравилось?
— С чего бы это? — невозмутимо уточнила Наоки, разламывая палочки и ловко подхватывая ими кусок огурца.
Мэй хотела было пнуть её по коленке, но сдержалась.
— Да ты… Это же явно было очередное любовное письмо.
— Оно и было. Ты видела эту девчонку? Первогодка, видно же. Как-то на прошлой неделе она же крутилась у спортзала во время утренней тренировки. Я её заметила, когда с водой возвращалась. Она как меня увидела, глаза сделала круглее, чем у рыбы, и убежала. Быстро так.
— И тебя это не волнует?
Нацумэ сунула в рот порцию риса и, не успев вынуть изо рта палочки, вопросительно взглянула на подругу. Странные дела творятся, обычно такими допросами в их компании Юри занималась. Уж не ждут ли окружающие, что она на полном серьёзе будет Ойкаве сцены закатывать, как какая-нибудь спятившая жена? На всякий случай девушка осмотрела полупустой класс, но даже оставшиеся в нём мало походили на потенциальную публику подобного рода зрелищ.
— А с чего бы вдруг меня это должно взволновать? — лениво спросила она, взяв ещё одну темпуру. — Я его личной жизнью никогда не увлекалась.
И продолжила спокойно жевать. Будто и не было напротив подруги, скорчившей такое лицо, словно она смотрела на редкое вывернутое наизнанку инопланетное существо, заявившее, что они дальние родственники. Нацумэ, конечно, и раньше была склонна к странным шуткам над чужими мыслями и чувствами, но это уже попахивало перебором. Совсем, что ли, поехала со своими спортивными клубами?
— Не ты ли мне несколько недель назад призналась, что втрескалась в него?
Наоки вопросительно хмыкнула и подняла глаза к потолку. Палочки, зажатые в левой руке, легко постукивали по подбородку, придавая происходящему какую-то особую значимость мирового масштаба. В конце концов, кто сказал, что из беседы пары старшеклассниц за обедом нельзя раздуть международный скандал?
Мыслительный процесс в итоге привёл Нао только к забавно сморщенному носу, поэтому она беспомощно взглянула на подругу.
— Хм… А я разве признавалась?
— Наоки, ты…
Нога под столом всё-таки пришла в движение. Но Нацумэ оказалась быстрее и ловким движением развела колени. Стопа Танигучи, пролетев между ними, остановилась в опасной близости от сидения, о которое легко смогла бы ушибить пальцы.
— Да расслабься, я шучу, — успокаивающе пропела Наоки, чиркнув подругу по носу палочками. — Ну, может, я это и сделала.
— Может?
Нацумэ едва слышно цокнула языком. Что-то не припоминала она, чтобы с её языка когда-нибудь, даже в шутку, срывалось членораздельное и чёткое «Я влюбилась в Ойкаву», однако не стала спорить. Кто его знает, какие там у Мэй экстрасенсорные способности имеются? Хорошо ещё, любительница погреть уши у костров чужих бесед Акияма отправилась обедать в буфет, прихватив все свои «дополнительные уши и глаза», иначе пришлось бы совсем туго.
— Хорошо, я это сделала, — с неохотой признала девушка. — Но ведь не говорила, что теперь буду к каждому столбу ревновать.
— Ага, я вижу, — буркнула Мэй, скосив глаза на лежащий на парте Нао карандаш. Идеально наточенный ещё утром грифель был нещадно раздроблен множественными ударами. Кучка тёмно-серых катышков рядом с ним недвусмысленно намекала на всё здесь произошедшее.
Осознав свой прокол, Наоки коротко фыркнула, схватила со стола контейнер, демонстративно отвернулась к окну и, закинув ногу на ногу, принялась за еду. Теперь уже смысла строить из себя невинную дурочку не было, так что самое время переходить к партии обиженной недотроги.
Мэй ещё несколько минут изучающе смотрела на жующую подругу. Её упрямство оставалось за гранью понимания. В конце концов, если уж ты и правда по уши влюбилась, почему нельзя хотя бы перестать вести себя, как капризный ребёнок, которому подсунули не тот подарок?
Нао в смысле отношений с противоположным полом зелёным новичком не была, но такую реакцию с её стороны Танигучи наблюдала впервые. Неужели Ойкава и правда такой уж нестерпимый гад и эгоист? Она сама-то не была с ним достаточно знакома, чтобы делать выводы, однако если даже Нацумэ так бесилась… Хотя нет. Будь всё именно так, Наоки уже трижды наплевала бы на него и не давилась бы своими чувствами так сильно. Выходит, всё далеко не так плохо. Но тогда почему прямолинейная подруга до сих пор не собрала волю в кулак? Значит, всё-таки что-то мешало.
Такой замкнутый круг определённо стоил тяжёлого вздоха, который Мэй с радостью изобразила. Толку разговаривать об этом сейчас всё равно не было, лучше уж насладиться обедом.
Не успела девушка взять из контейнера очередную порцию риса, как совсем рядом послышался торопливый топот.
— Извините, что опоздала!
Юри умела появляться только двумя способами: либо наступала в лоб, либо возникала из ниоткуда прямо за спиной, как если бы владела телепортом. В этот раз была очередь второго варианта.
Миянэ проскочила через порог настолько бесшумной тенью, что оставшиеся в классе на обед все, как один, обернулись на её звонкий голос и округлили глаза. Любой ученик из параллельного класса, вошедший не в свой кабинет, воспринимается, будто вражеский шпион, намеренный что-то украсть, а эта девица ещё и чит-кодами невидимости владела. С этим следует быть поаккуратнее. Однако всеобщее удивление быстро сменилось дружелюбным безразличием, потому что Юрико в школе была чем-то вроде всеобщей любимицы и не общалась с считанными единицами. И те, впрочем, были в основном из учительского состава.
Наученные опытом подруги даже не удивились. Нао так и вовсе продолжила показательно сидеть лицом к окну. Лишь лениво махнула рукой в пустое пространство за спиной. Мэй ещё раз тяжело вздохнула и приветственно кивнула Юри, готовая пояснять происходящее.
Однако новоприбывшая словно ничего и не заметила.
— Девчонки, у меня потрясающие новости… Нао-чи, ну ты опять злишься, что ли, что я утром опоздала? — на одном дыхании протараторила она, присаживаясь за парту напротив Наоки и бухая по столу принесённым контейнером.
В голове Мэй в этот момент пронеслась ироничная мысль, что обычно на этом месте сидит Ойкава, но озвучивать её девушка не стала. Вместо этого она решила ответить на повисший в воздухе вопрос. Потому как Нацумэ не сочла нужным удостоить его даже банальным фырканьем.
— Если бы она на тебя злилась, отобрала бы твой обед.
Со стороны Нао — снова ноль внимания. Со стороны Юрико — вопросительный взгляд. Последней упорно не шло в голову больше никаких грехов, совершённых за последние двадцать четыре часа.
— А что тогда случилось?
— Любовная депрессия, вот что!
— Любовная кто? — Миянэ недоверчиво тряхнула головой, надеясь, видимо, так прочистить уши, ведь с ними совершенно точно что-то было не то. — Мэй-чан, опять твои психологические шуточки. Я же серьёзно!
— А я как будто нет, — развела руками Мэй. — Влюбилась наша цундэре, вот и хандрит. Сейчас у неё в самом разгаре первая стадия — отрицание.
Юрико окончательно потерялась в происходящем и застыла, как застывают персонажи на экране во время сбоев в воспроизведении видео. Забавно, но о мыльной опере с Наоки в главной роли она не знала ровным счётом ничего. Танигучи была хорошей девочкой и о чужих чувствах на каждом шагу не болтала, а Нацумэ просто молчала; прямо как пленённый партизан, ни слова не произнесла, хотя Миянэ не единожды пыталась задавать провокационные вопросы. Просто Нао была достаточно изворотлива, а Юри недостаточно наблюдательна.
Причём Наоки даже не смогла бы объяснить, почему так вышло. Мэй первой попалась ей под руку, когда голова уже практически лопалась от накопившихся сомнений, вот злополучная тема и вылезла наружу. С Юри же вообще опасно было заводить такие разговоры.
Так что сейчас, услышав из уст подруги неутешительный диагноз, Нацумэ всё же не сдержалась и крутанулась на стуле. В глазах читалось недвусмысленное желание применить палочки для еды для чего-нибудь кроме еды.
— Только попробуй.
— О, а вот и вторая стадия! — как ни в чём не бывало пропела Мэй, с невозмутимым видом дожевав кусочек рыбы.
— Мэй-чан, я серьёзно! — снова прошипела Нао. Из всех концов класса в спину прилетали недоуменные взгляды, но ей было не до этого.
— Вы обе такие серьёзные сегодня, прямо удивительно, — заметила Танигучи и обвела обеих подруг заинтересованным взглядом, который в итоге вернулся к Нао. И гулял в нём огонёк бесовщины. Власть сменилась, теперь пришла её очередь издеваться, и она собиралась выжать из этого шанса все возможные соки.
В какой-то момент быть биологом, наблюдающим за противостоянием двух плюющихся ядом змей, Юрико стало просто невыносимо. Любопытство буквально распирало каждую клетку. Так что как только выдалась пауза, она требовательно дёрнула Мэй за локоть.
— Можно ещё раз и сначала?
— Да сколько угодно, — охотно согласилась Танигучи, жестом призывая подругу наклониться пониже.
Что именно прошептала Мэй на ухо Юри Наоки не услышала. Ей досталась незавидная участь ёрзающего на стуле комка беспокойства, грызущего многострадальные палочки и нетерпеливо дёргающего ногой. Дважды Миянэ выдыхала недоверчивое «Серьёзно?» и при этом бросала в её сторону взгляды, полные такого искреннего изумления, что Нацумэ захотелось выпрыгнуть в окно. Спокойствие трещало по всем возможным швам; ещё оглушительно так, со вкусом.
— Такие вот дела, — наконец подвела итог Мэй, принимая нормальное положение на стуле. Искоса она поглядывала на Наоки, внимательно следя за реакцией. Очевидно, боялась пропустить момент смены второй стадии на третью.
Нацумэ же ждала реакции с другой стороны.
Юри ещё пару секунд задумчиво помолчала, глядя куда-то в окно, прямо сквозь загораживающую его Нао, а потом расплылась в улыбке. В этот момент Нао как никогда прежде радовалась своему умению выбирать друзей. Имея за плечами статус матёрой отаку, падкой на всё, имеющее в себе малейший оттенок розового цвета, Миянэ не позволяла себе лишнего, чётко отделяя личные темы и поводы для слухов. И на том спасибо. А то ведь могла бы своими восторженными воплями весь класс поднять на уши.
Однако совсем молчать в подобных ситуациях Юрико всё равно не умела.
— И давно это у тебя началось? — вполголоса обратилась она к Нао.
Та шумно выдохнула и ещё раз злобно зыркнула глазами на Мэй, наконец получившую шанс спокойно расправиться с обедом. Доносчик сделал своё дело, доносчик мог со спокойной совестью отдыхать.
— Что именно? — хмуро уточнила Нацумэ, вежливо напоминая этим, что разговор проходил в обход неё и она не в курсе, о чём эти двое там болтали.
— Нао-чи, изображать дурочку уже поздно, — предупредительно произнесла Миянэ. Таким тоном обычно разговаривают с проигравшим, который отчего-то упорно продолжает доказывать свою правоту, при том, что сам он изначально верил в неё меньше всех.
— Я никогда её не изображаю.
— Хорошо, тогда прекращай уже капризничать. И кстати я на тебя злюсь.
— С чего это?
— Ну как же? — всплеснула руками Юри. — Мэй-чан знает такие вещи, а я нет, хотя мы с тобой дольше дружим. Или ты сейчас всё расскажешь сама или мы больше не подруги!
— Ты серьёзно, что ли? — скривив страдальческую мину, спросила Наоки.
— Абсолютно! — категорично заявила Юрико, скрещивая руки на груди. Нацумэ хорошо знала этот жест. В последний раз он стоил ей примерно месяца траты карманных на извинительные пирожные и коллекционные фигурки выдуманных персонажей, потому что никакими иными методами добиться расположения надувшейся Миянэ было невозможно. А ведь в тот раз дело было, кажется, в случайно вырвавшейся шутке насчёт её парня.
— Детский сад. Ладно, я… — начало было Нао, но тут же осеклась, просто не представляя, что, собственно, должна была сейчас сказать. А потому просто честно призналась: — Я не знаю, что рассказывать.
— Вот почему ты с Ойкавой не можешь быть такой честной? — снова включилась в беседу Мэй, аккуратным движением руки накрывая крышкой стоящий перед ней контейнер. Другая рука в это время протягивала Юри не съеденный моти.
Как она и предполагала, стоило прозвучать этому имени, Нацумэ тут же покрылась колючками и надулась, словно взбудораженный дикобраз. И даже понимая, что этим только играет подругам на руку, не могла этого не делать. Проклятье отрицающих реальность циников во всей красе.
— А с чего бы мне быть с ним честной? Он мне кто, лучшая подруга?
— Он парень, в которого ты влюблена, — без обиняков заявила Миянэ, жуя подаренный рисовый колобок.
— Я говорила уже, я в него не влюблена, — процедила Нацумэ сквозь зубы.
Ей хотелось бы, конечно, прокричать это в полный голос, чтобы уж точно до всех дошло, но она уж точно не хотела, чтобы доходило до кого-то кроме рядом сидящих девушек. И так уже парочка одноклассников вопросительно и очень даже открыто косилась на их троицу, так что приходилось держать себя в руках.
Вот же чёртов Мерзяка! Рядом нет, а всё равно гадить умудряется. Это ведь из-за него её самообладание в последнее время ведёт себя, как капризная маленькая девочка, подводя в самые ответственные моменты. За что, за что она может его любить? Хотя она же сама… Нет-нет-нет, то была сиюминутная слабость! Не любит она этого индюка паршивого! Глупости это всё, дурацкие фантазии и точка!
Впрочем, подруг эти попытки принять непринуждённый вид обмануть могли не больше, чем Нао обманывали собственные мысли. Девушки просто обменялись понимающими взглядами; так же, как сделали бы это родители, без особого интереса наблюдающие за плановой истерикой своего беспокойного чада. Они же знали её вдоль и поперёк. Наверняка давно уже во всём себе призналась, а другим свою слабость показать боится. Тем более, что этой слабостью был парень, над которым они неоднократно все вместе потешались, гадая, что в нём находят другие девчонки. Сейчас побесится ещё немного и успокоится. Не впервой.
— Мда уж, — скучающим тоном выдала Мэй. — И мы снова вернулись к первой стадии. Нао, ты движешься не в ту сторону.
— Я вообще-то сижу на месте, — огрызнулась Нацумэ.
— Боже, Нао-чи, ну нам-то ты почему не хочешь рассказать? — с упрёком заныла Юри, подпирая рукой щёку. — Мы ведь подруги, как-никак. У нас не должно быть таких секретов. Мы с Мэй-чан тебе всё про своих парней уже выложили.
— А Индюкава мне не парень, — резонно заметила Наоки. — И все мои чувства к нему не уходят дальше симпатии.
— Так всё-таки симпатия есть.
— Нет!
— Ага, а бенто ты ему из ненависти таскать начала. Яда, надеюсь, не пожалела, — внезапно произнесла Танигучи, вызвав у обеих подруг непроизвольное округление глаз.
— Что? — тут же оживилась Юри, переводя на Нао сияющий взгляд. — Так, теперь я ещё больше хочу всё знать!
Нацумэ внезапно поняла, что терпеть и отнекиваться больше не в состоянии. Сдавшись на произвол двоих своих истязателей, она коротко взвыла и упала лбом на парту.
— Ты вообще откуда это взяла? — пробурчала она в сторону Мэй.
Та в ответ хмыкнула почти самодовольно, будто они говорили об очевиднейших вещах.
— Заметила вторую коробку в твоём рюкзаке, когда ты доставала обед.
— И правда вторая порция, — сообщил воодушевлённый голос откуда-то из района ножки стола, у которого и стоял рюкзак Нао. — Нао-чи, я же так умру от любопытства. Давай колись! Когда признаваться будешь?
Наоки подняла лицо и одарила Миянэ недовольным взглядом. Её битва проиграна, поэтому теперь она могла уже просто притворяться ворчливой амёбой.
— Как только ты научишься задавать вопросы более деликатно.
— Ой, да брось! Неужели боишься? — закатила глаза Юрико с авторитетным видом мирового знатока романтических отношений. — Ты ведь это уже признавалась парню в любви, разве нет?
— В первом классе средней школы на спор?
— Какая разница?
— Вообще-то большая.
— Потому что боишься, что он тебя отошьёт. А это значит, что к Ойкаве у тебя всё-таки есть чувства, — с авторитетным видом заключила Мэй, вызвав у Нао сдавленный всхлип.
— Да есть они, есть. Достали вы меня уже.
— Надо же! — почти присвистнула Танигучи. — Перескочила третью стадию и смешала две последние. Наоки, ты просто уникум!
— Ага, я знаю, — безразлично махнула рукой Наоки и повернулась к окну, ложась на парту щекой. На языке крутилось оправдание, что на самом деле второй бенто тоже для неё, потому что она чисто физически не могла существовать на одной космической энергии и воде, когда ей предстояло до позднего вечера таскать туда-сюда сетку с бутылками и корзину с полотенцами, следить и пытаться вникать в происходящее на игровой площадке и помогать с уборкой. Но кому какое дело? Всё равно ей не поверят, это же слишком скучно!
Внезапно прямо перед лицом с грохотом опустилась чужая рука. Как под таким ударом парта умудрилась остаться целой — вопрос на миллион. Где-то в углу класса сдавленно пискнула одна из девчонок, а кто-то из парней в противоположном с чувством чертыхнулся, опрокинув на пол весь оставшийся обед. Мэй поморщилась и взялась за ухо. А Нао, оказавшаяся ближе всех к эпицентру, подскочила на стуле, как ужаленная, впилась пальцами в сидение под собой и округлила глаза на Юрико. Та, единственная в этом хаосе, осталась убийственно спокойной. Потому что причиной хаоса она и была.
— Нао-чи, я жду ответа на свой вопрос.
От одного вида этого воинственного лица с требовательно блестящими глазами, насупленными бровями и сурово поджатыми губами у Нацумэ по телу пробежало нехорошее предчувствие. Будто кто-то большой и невидимый провёл палочкой по позвоночнику, словно по ксилофону. Мэй оставалось только тихо радоваться, что это относилось не к ней. Миянэ обладала просто невероятной решимостью для своего амплуа ветреной любимицы публики; если она чего-то хотела, то неизменно добивалась этого. Попавшую под удар Нао можно было в этом случае только пожалеть.
— Я это… — начала было Наоки, но, видимо, пришла к выводу, что зародившаяся мысль озвучивания недостойна. Юри многозначительно вскинула бровь и наклонилась к подруге, заставив её откинуться на спинку. Стул негромко, но определённо протестующе скрипнул, как бы намекая, что неплохо бы сбавить обороты. Вот только девушки языка мебели не понимали.
— Ты что? — ещё твёрже спросила Миянэ.
— Я…Не знаю я. Не могу.
— Почему?
— В смысле, почему? Потому что не могу.
— Почему?
Нао тихонько цокнула языком и отвела глаза в сторону. Прицепилась же, а! И ведь не отвертишься. Почему, интересно, способность уходить от ответов с помощью язвительности и лёгкого хамства всегда работает так выборочно?
— Юри, ты себя-то хоть слышишь? — внезапно пришла на помощь Мэй.
Юрико тут же вихрем обернулась к ней, вызвав у стула Наоки ещё один скрип, на этот раз ликующий. Наконец с него соизволили убрать лишнюю нагрузку.
— Не ты ли мне сама всё рассказала про её чувства?
— Ну да, я, — смиренно пожала плечами Танигучи. — Но, если подумать, меня это не то чтобы сильно радует. То есть влюблённость Нао это, конечно, круто, но объект она для этого выбрала откровенно неважный.
— Почему это?
— Сама посмотри! — Мэй обернулась в сторону напрягшейся в ожидании худшего Наоки. — Скажи, что именно тебя так привлекает? Ведь не может же быть, что ты такая же идиотка как Акияма.
Нао порывисто приоткрыла рот, но тут же захлопнула его. Потом громко фыркнула, сложила руки на груди и снова откинулась на спинку стула, закинув ногу на ногу. Взгляд сам собой скользнул по белому подоконнику и зацепился за слабо колышущуюся штору. Лёгкая ткань болталась на границе двух миров, была не в кабинете, но и не на улице, хотя ветер отчаянно тянул её навстречу свободе, солнцу и августовской яркости жизни. А проклятый карниз держал, словно тиски, и не давал сделать последний рывок.
Вот и Нацумэ чувствовала себя такой же шторой — балансировала на тонкой грани между открытым, ярким и незнакомым чувством и желанием доказать собственную исключительность. Последние недели любой взгляд в сторону Ойкавы порождал щекочущее ощущение во всех внутренностях и непроизвольные спазмы в грудной клетке. Тело её давно уже сделало свой выбор, сопротивлялся один лишь мозг.
Три года. Три года она успешно противостояла всеобщей лихорадке, которую распространял вокруг себя Тоору и которой в определённый момент подверглась даже ближайшая подруга, а теперь сдалась буквально за щелчок. Задетая гордость и упрямое нежелание признавать поражение держали её подобно тем самым крючкам на карнизе.
И всё же… Последнее замечание, конечно, Мэй никак не ущемляло её умственного развития, однако звучало тем не менее жутко обидно. Как вообще можно было сравнивать её с Акиямой, оценивающей парней исключительно по степени смазливости мордашки и тому подобным, никому не интересным критериям? Её. Сравнить. С Акиямой. Всерьёз. Такую глупость же нарочно не придумаешь.
Какими бы ни были её чувства к Ойкаве, они уж точно имели почву покрепче слепого преклонения перед его внешностью, многочисленными талантами и статусом. В конце-то концов, это она стирает после тренировок потные полотенца, помогает убирать инвентарь и протирать пол, занимается челночным бегом от зала до крана и обратно по несколько часов кряду. Это она каждое утро и каждый вечер проводит у дверей тренировочного зала, с затаённым дыханием ожидая, когда этот маньяк перестанет уже стучать мячами. Это она ночами не спит в попытках усвоить волейбольную теорию, забросив домашнюю работу. Она, а не все эти избалованные неженки! Она любит в нём то, что половина из них считает фатальнейшим недостатком и о чём другая половина даже не подозревает.
У неё на него больше прав, чему у кого бы то ни было, так что нечего ровнять её под одну гребёнку с теми, у кого только и хватает мозгов на сопливую писанину.
Вот только как объяснить подругам с их не вовлечённостью в спорт и типичными взглядами на причины влюблённости, что действительно тянет её, заставляя забывать обо всём остальном?
— Вы не поймёте.
— Мда… Так изящно меня ещё никогда не оскорбляли.
Только в этот момент, когда Мэй закрыла рот, Нао поняла, что умудрилась озвучить свою последнюю мысль вслух. Пусть едва слышно, пусть себе под нос, но человеку, сидящему в полуметре, большего обычно и не требуется. Нехотя Нацумэ оторвала взгляд от окна, приподняла запрокинутую голову и, заметив красноречивый взгляд Танигучи, послушно села как подобает воспитанной девочке. Ещё один красноречивый взгляд в это время давил ей на макушку, но его девушка предпочла не ловить. Сноровка не та.
— Так что же такого между вами происходит, чего наши недалёкие головы не в состоянии осмыслить? –приподняв для пущего эффекта брови, уточнила Мэй, чем вызвала у Наоки шумный вздох. То, что Танигучи не переваривает Ойкаву, секретом было ровно до её с ним знакомства. Теперь же девушка даже не пыталась маскировать своего отношения. Вернее, пыталась, но дальше истинно дежурных, подчёркнуто вежливых обращений попытки не уходили. Её бесило буквально всё — от его инфантильных замашек до пресловутых перевозбуждённых девиц, табунами носящихся за ним, куда бы он ни шёл. И она привыкла к тому, что Нао охотно поддерживает эту неприязнь в силу своего абсолютного безразличия.
А тут на тебе! Нацумэ заявляет ей, что Ойкава не то что достоин любви, но ещё что и любовь эта особенная и никак иначе. Такая, какой Мэй своим приземлённым мировоззрением даже охватить не сможет. Это Наоки-то! Та, кто в последний раз серьёзно отнеслась к мальчику в детском саду! И как после этого не верить в вирусную природу влюблённостей? А ведь подруги изначально были против всей затеи с теннисным клубом, где концентрация первогодок была слишком высокой. Вот, к чему это привело в итоге!
Молчаливая пауза начинала напоминать жевательную резинку, из которой улетучился весь вкус, — тягучую, мерзкую и с привкусом настоящей резины. Наоки упорно не желала ни отвечать на вопрос, ни тем более оправдываться и извиняться за черновой вариант ответа. Просили честности, так пусть подавятся, а она уже сыта этими разговорами по горло.
Влить в атмосферу сахарного сиропа могла только Юрико, по-прежнему нависающая над Нацумэ, упершись одной рукой в парту. И, к удивлению Мэй, Миянэ взяла на себя роль адвоката.
— Мэй-чан, некрасиво задавать такие вопросы влюблённой девушке, — с упрёком заметила она. Нао недоверчиво покосилась на подругу, но промолчала.
— Как будто тебе не интересно, — фыркнула Танигучи, не предчувствуя ровным счётом ничего хорошего.
— Ну, интересно, — охотно признала Юри и как-то по-особому авторитетно тряхнула волосами. — Но так в лоб такое не спрашивают. Особенно у девушек.
— Нао у нас любит говорить правду, вот пусть и отвечает.
— А ты сама-то ответишь, если я сейчас спрошу, за что ты любишь Сатори-куна?
На это ответа у Мэй не оказалось. Её самообладания хватило лишь на то, чтобы уязвлёно поджать губы и раздражённо выдохнуть носом. Нао попыталась было победно усмехнуться, но не тут-то было. Справившись с одной целью, система нападения мгновенно нашла новую цель.
— А ты не улыбайся, — с серьёзным видом предупредила Юрико, выкинув палец в сторону Наоки. — То, что я так говорю, ничего не значит. На мой вопрос ты так и не ответила.
Нацумэ скорчила кислую, как недельной давности молоко, мину и брезгливым жестом отвела от себя чужую руку.
— И чем же он отличается от вопроса Мэй-чан?
— Он не такой личный.
— Да ну?
Наступила очередная пауза, сопровождавшаяся отчаянными попытками Нао и Юри сжечь друг друга глазами. Ни та, ни другая уступать не собиралась. Танигучи же переводила пресный взгляд с одной подруги на другую и пыталась понять, что она вообще здесь делает и почему именно эти люди.
В итоге Миянэ отвела взгляд первой, вот только Нацумэ это нисколько не обрадовало. Подвох, точно жди подвоха, нутро не обманешь. Может, и стоило ответить.
— Хорошо, — отталкиваясь от парты Нао и вставая прямо, подытожила Юрико. — Можешь не отвечать. И ничего не делать.
— Чего это ты… — начала было Наоки, чтобы сразу же пожалеть о своём здоровом законном любопытстве.
— Раз ты боишься, я всё сделаю сама!
Понять, что именно входило в это громкое «всё», оказалось просто; проще, чем загадать число от одного до одного. Каким таким сверхъестественным чутьём Юри уловила нужный момент для этих слов, сколько терпела перед этим и за что так издевалась над лучшей подругой — всё это так и останется загадками из области невозможного. Во всяком случае, Мэй понимала, что ей точно не справиться. И Нао, судя по судорожно сжавшимся губам и округлившимся глазам, здесь была последним возможным помощником.
Ойкава возник у Юри за спиной так неожиданно, будто сама Миянэ его и призвала, соткав из тончайшей нити собственной мысли. Однако не успел он открыть рот, как новоявленная ведьма резко повернулась к нему лицом, заставив инстинктивно отпрянуть.
— Приветики, Ойкава-кун! Хорошо, что ты здесь!
— Я, конечно, тронут, но так сильно этому радоваться не стоит, — сморщился парень, с заметной опаской смотря на решительный блеск в глазах Юрико. Что-то в этом взгляде откровенно пугало; вот только определиться, что именно взывало страх — возможный ли подтекст или картина в общем — не представлялось возможным. Только не в такой обстановке, когда перед тобой столь подавляющая аура.
Парень покосился было на Наоки, но та, похоже, была шокирована даже больше его самого. Иначе как объяснить такое стеклянное выражение лица, будто ей только что сообщили о том, что вся её жизнь — сляпанное на скорую руку ток-шоу, идущее в вечерний прайм-тайм на самом рейтинговом канале?
— Дело не в этом, — тряхнув головой в ответ на его слова, заявила Миянэ, вставая в позу — руки скрещены на груди, глаза серьёзны и подчёркнуто меланхоличны, как знак, что реакция собеседника не способна ни на что повлиять, ноги расставлены на ширину плеч, словно на уроке физкультуры. Мэй хоть и относилась к Ойкаве со здоровой неприязнью, всё же ощутила укол жалости. А Нао продолжала смотреть на какой-то один ей видимый призрак на противоположной стене.
Юрико в последний раз бегло оглянулась на подруг и, поняв, что мешать ей не собираются, снова заговорила.
— Просто у меня к тебе важный разговор по поводу…
Натренированная теннисом реакция оказалась как нельзя кстати. Секунда — и уверенный тон Миянэ сменился вопросительным вскриком с оттенком испуганного визга. Ещё секунда — и она уже неуклюже перебирала ногами, едва удерживая равновесие, пока её буксировали в сторону двери. Отчаянная попытка вырваться результата не дала, так что пришлось повиноваться владелице сомкнувшихся на запястье пальцев.
Всё произошло так быстро, что Мэй даже не успела никак отреагировать. Что уж говорить о рядом стоящем Ойкаве, который и до этого-то не был уверен в своих выводах относительно происходящего. Теперь же оно и вовсе перестало выглядеть хоть сколько-то привычно. Поэтому оставшимся в одиночестве парню с девушкой оставалось только вопросительно хлопать глазами в сторону решительно захлопнувшейся двери, за которой исчезла и Юри, и выволокшая её в коридор Наоки.
— Чего это с ними? — осторожно поинтересовался Тоору, когда первичный шок наконец отступил, оставив сплошную растерянность и непонимание.
Танигучи на это неопределённо передёрнула плечами. Кто бы ей объяснил, какого чёрта творится в головах подруг! Особенно в голове Нао и особенно в последнее время. Раньше она бы просто попыталась свести всё к шутке, или вовсе оставила бы как есть, а тут вдруг такие выкрутасы.
— Весеннее обострение, — только и сказала Мэй вслух, поднимаясь со стула.
— В середине лета? — недоверчиво переспросил Ойкава.
— Девушки, что сказать, — снова пожала плечами Танигучи. Потом на мгновение призадумалась и перевела внимательный взгляд на лицо парня. Тот ощутил непроизвольную дрожь в поджилках и едва удержался от того, чтобы попятиться. Тем более что пятиться было особо и некуда.
— Ну что ещё?
— А, да так, — отмахнулась девушка и, оттеснив его плечом, направилась к своей парте в противоположный конец класса. Не говорить же ему, чтобы он перестал сводить с ума её подругу. Нацумэ ведь сама его туда подселила. И уж конечно не спрашивать же напрямую, как он к ней относится. А призрачная надежда на способности парня к телепатии не оправдалась.
В итоге Тоору понял только то, что понял целое ничего, и не придумал ничего умнее, как просто попытаться выкинуть всю эту нелепую сцену из головы и подготовиться к следующему уроку.
Тем временем, пока Мэй опровергала существование экстрасенсорного восприятия, а Ойкава боролся с непониманием, Наоки в коридоре пыталась урезонить лучшую подругу.
— Ты что творишь? — зашипела она, едва дверь за их спинами закрылась.
— То, что и обещала, — невозмутимо заявила Миянэ, нетерпеливо выдёргивая свою руку из чужой хватки. Она не видела в своём поступке ничего странного или такого уж из ряда вон выходящего. В конце концов, она предупреждала.
— Что обещала?
— Да, что обещала! Я же сказала, что, если не ты, я сделаю всё сама.
Наоки страдальчески закатила глаза и отступила к стене, уткнувшись в неё спиной. Девушке казалось, что без физически осязаемой опоры она точно не справится, упадёт и свернётся калачиком на полу. Дух большого злобного мира без единого зазрения совести издевался над ней, меняя тела, голоса и методы, но ни разу не изменив цели. Впервые в жизни желание стать отшельником и больше никогда не иметь дел с людьми было в ней так велико.
— Боже, ну почему вы просто не отстанете от меня? — жалобно обратилась Нао к потолку. Она не знала точно, но была уверена, что и он тоже нет-нет да планирует как-нибудь нагадить ей.
— Потому что ты сама не справляешься.
Нацумэ скосила глаза на участливо улыбающуюся подругу. Жалко, конечно, что ответил не потолок. Он бы точно сказал, какими незначительными и надуманными проблемы всяких там старшеклассниц, когда ты вынужден целыми днями терпеть топот человеческих ног на своей спине. Вот это действительно проблемы, не то что всякие там нежелательные влюблённости! А Юри что может сказать? Назвать неуверенной дурочкой и пристыдить? И где здесь выгода, спрашивается?
— Может, из-за того, что мне это не нужно?
Наоки тешила себя этой мыслью, как шопоголик тешится ожиданием скорой распродажи, которая никогда не наступит. Всю жизнь проблемы были такими простыми и легко решаемыми, всю жизнь она так удачно избегала слишком сильных потрясений, что привыкла считать их почти мифическими существами. Чужие страдания казались не более чем поводом для шуток и немого пренебрежения. Ну влюбилась ты в парня, в которого не хотела, и что? Подумаешь, проблема! Раз не хотела, значит и не влюбилась вовсе, а если уж влюбилась, так выходит, что очень даже хотела. К чему столько терзаний на этот счёт?
А теперь она сама вела себя так. Бегала от одной лишь мысли о том, что влюблена в Ойкаву, как персонажи фильма-катастрофы бегают от всяких там цунами и смерчей, и при этом не замечала, что стала всё чаще сознательно искать встречи. Что стала ждать его неожиданных появлений и едких фразочек. Что начала всерьёз допускать мысли о приготовлении лишней порции обеда. Что привязалась к нему больше, чем любая из преданных фанаток.
И где теперь все те ядовитые комментарии? Почему же она просто не отшутится? Почему просто не признается? А всё потому же! Потому что не влюбилась, вот почему! Иначе давно бы собрала волю в кулак, это точно.
— Нет, нужно, — уверенно мотнула головой Юри, о которой Нао почти перестала волноваться. — Просто ты не хочешь этого признавать.
— А почему я не хочу? — тут же спросила Нацумэ. Сама она уже не могла искать ответы, пусть это делают другие. Возможно, со стороны всё более очевидно.
— Потому что слишком гордая. Раньше парни же всегда признавались тебе, и ты ничего не чувствовала в ответ. Теперь же ты разглядела что-то такое, за что зацепилась. А смириться с этим не можешь, ведь парень ничего особенного не делает.
Нао невольно издала усталый смешок. Ну да, точно. Ойкаве-то какое может быть дело до её переживаний, за ним таких как она толпы гоняются. Это в своей голове она исключительная, как и любая из девушек для самой себя королева, а вот в его глазах наверняка просто девчонка. Подумаешь, подлезла ближе всех. Большое дело! В итоге-то суть не меняется.
— И как с этим бороться?
— Ну-у… — затянула Юри, тоже подняв взгляд на потолок. Однако в отличие от Нао, собеседника она в нём точно не искала. — Самый простой и надёжный выход — всё ему рассказать, как есть. Признаться в своих чувствах.
— И поможет? — скептически сморщила нос Нао.
— Должно.
— Должно?
Миянэ неуверенно покачнулась с пятки на носок и нахмурилась.
— Ну-у… Должно. Или он признается в ответ, или хотя бы скажет нечто вроде «Давай попробуем». Или же…ну, знаешь…отошьёт тебя. В любом случае, тебе полегчает.
— И как же отказ мне должен помочь? — скрестив на груди руки и подняв брови, насмешливо уточнила Нацумэ.
— Ты же хочешь больше не страдать от безответной любви, правда? Значит, будешь страдать от отвергнутой любви, — хихикнула Юрико.
— Что ж, — поддерживая веселье, усмехнулась Нао. — Раз такое дело, для начала подарю шоколад на белый день, а там видно будет.
— Не пойдёт! — категорично отрезала Миянэ, мгновенно посерьёзнев. Она-то точно знала, что Наоки так и поступит, а кто знает, как ситуация за полгода изменится.
— Это ещё почему?
— Надо сейчас! Иначе всё теряет смысл.
— А может я и хочу, чтобы оно потеряло смысл?
— Зато я этого не хочу! Хочу посмотреть на тебя в качестве девушки.
Наоки округлила глаза и непроизвольно сглотнула. Надо же ещё было такое лицо состроить, чтобы у неё мороз по коже прошёл от страха. А ведь она вдоволь успела насмотреться на злобные девчачьи лица.
— Честное слово, дикие какие-то у тебя желания.
— Вполне нормальные для лучшей подруги, — сказала Юри, по примеру Нацумэ складывая руки на груди.
— И что же ты хочешь, чтобы я сделала? — кисло поинтересовалась Наоки, заранее предчувствующая всю тяжесть ответа. В его однозначной категоричности она не сомневалась, ибо случай был явно не из разряда разносторонних.
— Пошла и всё ему высказала.
Готовность не помогла. Ответ всё-таки заставил Нацумэ скиснуть ещё больше, а с губ сам собой сорвался удручённый вздох.
— Что, прямо сейчас?
Юрико на секунду задумалась, уперев одну руку в бок, другой взявшись за подбородок. Похоже на проблеск надежды, но Нао слишком долго знала её, чтобы на что-то надеяться.
— Две недели. У тебя две недели на то, чтобы поговорить с Ойкавой-куном на эту тему, — пояснила Миянэ, хотя пояснений здесь мог требовать лишь взгляд Наоки, но никак не её собственные слова.– Если не успеешь, я… В общем, я потом придумаю что-нибудь.
— То есть лезть больше не будешь? — не удержалась Нацумэ от язвительного вопроса. Ситуация была, разумеется, слишком шаткой для этого, но кого когда волновали подобные мелочи?
Миянэ снова задумалась и в итоге благосклонно качнула головой.
— Не буду. Пока. Брось, Нао-чи, это всё ради тебя же самой! Лучше уж хоть что-нибудь сделать, чем так убиваться и пытаться доказать себе, будто ничего нет.
Наоки грустно вздохнула, посмотрев на опустившуюся на плечо руку, и перевела глаза на довольную подругу. Ещё бы ей не быть довольной! Не ей же предстояло объясняться с человеком, у которого яда в крови больше, чем у кобры, и который воспринимает всерьёз один лишь волейбол.
— Завязывала бы ты с мангой, — только и смогла сказать Нацумэ.
— Если бы не она, я бы столько всего о жизни бы не узнала, — засмеялась Юрико, разворачиваясь на месте. — Ладно, я пошла в класс! И передай Мэй-чан, что моти был просто обалденным!
С этими словами она и умчалась по коридору, оставив Наоки переваривать всё произошедшее. Оно, впрочем, переваривалось со скрипом. Вот ведь дела! Живёшь себе, живёшь, много лет живёшь, спокойно так, никому ничего не обещая и без всяких там обязательств, а потом на тебе! — в один миг становишься должен всем, включая самого себя. К чему вообще вся эта реальная жизнь?
Бросив последний взгляд вслед подруге, Нао взялась за ручку двери собственной классной комнаты.
— Иногда мне кажется, что мы все в твоей манге и живём, — напоследок буркнула она самой себе, прежде чем войти.