Confiteor

Вечером, после общей молитвы, все расходились, чтобы выполнять назначенные им работы или отдыхать. Поэтому никто не интересовался, куда идёт Коннор. Да и он пока ещё мало кого здесь знал. Но падре Хэнрих вызывал его живой интерес. Уже несколько дней они встречались по вечерам, сидели на скамье в опустевшем соборе, под его гулкими сводами, и разговаривали обо всём. Коннор, наконец, смог открыться кому-то, рассказать про свои извращённые фантазии, и падре Хэнрих не осудил его за это. В нём чувствовалась любовь и забота, голубые глаза смотрели строго, но не осуждающе, и в душе Коннор трепетал перед этим взглядом. Наверно так и должны выглядеть святые. Сегодня он шёл в собор со страхом, но и с надеждой. Хэн сказал, что определит и назначит меру его наказания. Падре поможет ему избавиться от грешных мыслей, от противоестественного влечения. Ему он может доверять как самому Богу. Коннор обещал себе, что выполнит любую епитимью, которую он на него наложит и постарается сделать это со смирением. Ему очень хотелось понравиться падре Хэнриху, хотя он сам этого не осознавал. Голубые глаза священника, казалось, видели его насквозь. Видели, насколько он слаб и грешен. Опустевший собор слабо освещался огоньками свечей, горевшими рядом со статуями святых. Священник был уже здесь и встал со скамьи ему навстречу. В полумраке его силуэт казался тёмным, лишь вокруг головы белел ореол густых седых волос. — Мир тебе, сын мой, — приветствовал он его, благословляя. — Я рад, что ты нашёл в себе смелость сегодня прийти. Пойдём в ризницу, там нам будет удобнее поговорить о твоей епитимье. — Хорошо, падре, — сказал Коннор, склоняясь под благословение. От запаха свечей у него кружилась голова, а от полумрака всё происходящее казалось слегка нереальным. Отец Андрез открыл ризницу и пропустил вперёд Коннора. Внутри все стены были увешаны праздничными облачениями, на полках стояла церковная утварь. Но всё равно здесь оставалось ещё много места. Падре зажёг свечи в светильниках по углам комнаты, и она озарилась ярким, но в то же время довольно мягким жёлтым светом. Коннору казалось, что он в каком-то отделении рая. Здесь было столько святых предметов, и каждый вызывал у него благоговение. Точно такое же чувство, смешанное со страхом, вызывал у него падре Хэнрих. Он стоял напротив послушника и молча глядел на него, перебирая чётки, казалось, глубоко погруженный в молитву. На самом деле отец Хэн хорошо понимал, какое впечатление производит на парня. Он видел, что мальчишка смотрит на него восхищёнными глазами, словно на святого. Этот взгляд карих глаз был невероятно красив и выразителен. В нём было что-то по-детски невинное. Странно, что он испытывает такие пылкие чувства к своему брату — неотесанному мужлану без намёка на духовность. Такой, как Коннор достоин большего. Вместо пошлой земной любви в его сердце нужно зажечь любовь к Богу. А гнусную похоть вырвать из него с корнем. Он подошёл к Коннору и положил руку ему на плечо. Парень вздрогнул. — Твоя плоть искушает тебя, Коннор, — проникновенным голосом сказал Хэн. — Я попытаюсь исправить тебя. Обещай, что будешь слушаться беспрекословно. Ничего не бойся. Чтобы я ни делал, это ради твоего блага и спасения твоей души. — Хорошо, падре, — покорно склонился перед ним юноша. — Я обещаю. Однако первая просьба падре Хэна показалась ему довольно странной. Священник попросил его раздеться и встать перед ним, чтобы он мог его осмотреть. Коннор не мог даже подумать, что в этом есть что-то плохое. Пока он снимал длинную тёмную одежду послушника, то невольно придумывал объяснения. Где-то он читал, что среди первых христиан было принято искать на теле знаки, означающие метки дьявола. При мысли об этом он вздрогнул. У него было довольно много родинок, о которых он никогда не задумывался. Но падре Хэнрих вызывал у него безоговорочное доверие. Он же сказал ему ничего не бояться, значит он разберётся с этим. Сняв с себя всё кроме недостаточно длинной белой нижней рубашки, он стоял, поёживаясь, босыми ногами на холодном полу под пристальным взглядом отца Хэна. Ему было стыдно и в то же время почему-то приятно, когда он видел, каким ласковым взглядом смотрит на него священник. В этом взгляде была… нежность. Неужели он так смотрит на всех раскаявшихся грешников? Не может быть. Если это так, то он действительно святой. Падре Хэн обошёл вокруг него и обхватил сзади за плечи, прижимаясь лицом к его обнажённой шее, усыпанной соблазнительными родинками, и вдохнул аромат его тела. Парень пах чем-то невинным и грешным одновременно. Молоком и ароматом роз. Запахом пота и мяты. Странный у него был запах. Но ещё более странным было то, что он сводил Хэна с ума. Запах, голос, россыпь родинок на шее — всё это без сомнения было испытанием для самого Андреза. Коннор снова поёжился, ему было щекотно и рубаха сползла с одного плеча. Руки священника скользнули ниже, сжав его локти, и слегка приподняли юношу, притягивая ближе к себе. Падре Хэнрих был довольно сильным. Теперь вместо холодного пола, послушник упирался босыми пальцами ног в его ботинки. Ему уже не было так холодно. Наоборот, скорее жарко. Спиной он прижимался к тёплой груди падре Хэна и чувствовал, как быстро стучит в ней сердце. — Ты даже не представляешь, насколько опасен, — прошептал Хэнрих очень тихо, но Коннор слышал каждое слово. — Ты — орудие дьявола, твоя красота обольстительна. Горе тебе, если ты не раскаешься. Ты попадёшь прямо в Ад. Ты уже на пути туда. Коннор смотрел перед собой расширенными от страха глазами, как будто видел впереди огненную бездну, полную кипящей смолы, которая неумолимо затягивала его. — Я раскаиваюсь, — дрожащим голосом выдавил он. — Искренне раскаиваюсь, падре… Честное слово… Больше всего на свете я хочу побороть свою греховную страсть. — Посмотрим, насколько ты искренен, — суровым голосом произнёс Хэн. — Попробуй представить своего брата. Просто представь его. Парень послушно закрыл глаза и постарался как можно явственней вспомнить Ричарда. Тот день, когда он видел его в последний раз. Брат уезжал на службу в армию и был слегка пьян. В таком состоянии он обычно был очень ласковым. — Коннор, братишка, — говорил он и гладил его по густым каштановым волосам, прижимая к себе, — ты тут не скучай без меня и не делай глупостей. Поменьше молись… Лучше найди себе девчонку… Его серые глаза блестели, и на прощание он поцеловал брата в щеку. Несколько раз. Коннор неловко уворачивался, у него всё немело внутри от прикосновений Ричарда, и один поцелуй пришёлся прямо в губы. Брат расхохотался, увидев как он оцепенел, а у Коннора внутри всё ныло от желания. Несмотря на просьбу брата, он горячо молился. О том, чтобы он не заметил под длинной рубашкой, как затвердел и приподнялся его член. Или наоборот, он этого хотел? Чтобы заметил, провёл по нему рукой. Залез под рубашку, а потом и в штаны, добрался до голого тела, сжал… Коннор вздрогнул. Погрузившись в свои мечты, он не заметил, что его тело уже давно искусно ласкают руки падре Хэна, проникшие под рубашку. Он делал с ним именно то, что парень представлял в своих мечтах с Ричардом. Это было так приятно, что против воли Коннор застонал сквозь зубы, выгибаясь всем телом. Он был в этот момент просто дьявольски соблазнителен. У отца Хэриха уже было несколько связей с послушниками, и он перестал считать этот грех таким уж страшным. Бог его простит. Во всём остальном он был идеальным пастырем: в меру строгим, ласковым, но требовательным. Мальчишкам это только пошло на пользу. Сначала они привязывались к нему, и после это лишь помогало направить их любовь к Богу. Но сейчас было другое дело. Коннор будил в нём какие-то странные чувства, похожие на отцовство, радостей которого он был лишён из-за своего священного сана и принесённого им Богу обета безбрачия. Но в то же время разум Хэна застилала пелена, в которой он не видел ничего, кроме чернеющих родинок на напряжённой шее. Это парень, такой чувственный и покорный, мог стать его преемником, идеальным священником, и Хэнрих должен его воспитать, но сначала вытравить из него все противоестественные мысли о брате. Коннор должен любить только Бога, в первую очередь. И уже во вторую его — падре Хэнриха. Богомерзкий инцест должен исчезнуть из его мыслей навсегда. Тем временем Коннор немного опомнился. Он по-прежнему вздрагивал от каждого прикосновения, и был возбуждён до предела, но действия падре Хэнриха вызывали в нём внутренний протест. — Что вы делаете, падре? — пролепетал он непослушными губами. — Это… неправильно… Я… не хочу… Хэн развернул его лицом к себе и рассмеялся. Смех его был тихим, беззлобным, но от него у Коннора мурашки побежали по коже. — Твоё тело — сосуд греха, — печальным тоном произнёс приговор священник. — Ты явился сюда искушать меня своей красотой. В тебе сидит дьявол. Парень попятился назад, отступая, но наткнулся на что-то и остановился. Весь дрожа, он смотрел на падре Хэна, в его добрые голубые глаза, которые сейчас уже не были такими ласковыми. Он боялся ему противоречить, потому что чувствовал за собой вину. Он действительно грешен. Отец Андрез лучше знает, как с этим бороться. Тем более он обещал ему, что будет повиноваться. Что же он за послушник такой, если при первом же испытании начал роптать. Нет, отец Хэн не сделает ему плохого. Надо подчиниться и ничего не бояться. Падре Хэн медленно провёл руками по его телу сверху вниз, а потом схватил рубашку за подол и резко сдёрнул её через голову. Коннор не успел опомниться, как уже стоял перед ним полностью обнажённый. Его молочно-белое тело, покрытое дьявольскими родинками, вздрагивало от дрожи и переливалось, покрытое мелкими бисеринками пота. Он прижимал к себе руки, пытаясь заслониться, но все равно было видно как он возбуждён. Уши и щёки юноши пылали от стыда. Карие глаза влажно блестели, когда он стыдливо отводил взгляд в сторону. Отец Хэнрих шумно сглотнул. Он тяжело дышал, глядя на эту картину. Ничего более соблазнительного он в своей жизни не видел. Теперь, когда всё сошлось так, что они наедине в запертой ризнице и никто не может им помешать, он ни за что в жизни не отказался бы от Коннора, который последние несколько дней не покидал его мысли. Хэн сам это устроил, он несколько дней убеждал послушника своими ласковыми речами и вот наконец-то парень будет его. Потом он и думать забудет о своём брате. — Пожалуйста, — умоляющим тоном прошептал Коннор. — Я знаю, что обещал повиноваться вам, падре. Но я так грешен… Моя плоть слаба… Пожалуйста, не надо… Он не успел договорить. Шумно сопя, словно дикий зверь, Хэн ринулся на него и, обхватив обеими руками его обнаженное тело, повалил на лежанку, которая стояла позади. Иногда здесь ночевал церковный сторож. Но сегодня его не было. Никого не было. Отец Хэн всё продумал и спланировал как надо. Никто не мог им помешать. Лежанка скрипела и слегка шаталась во все стороны, когда Коннор делал отчаянные попытки вырваться из его сильных рук. Эта борьба заводила падре ещё больше. Он завёл руки непокорного юноши за голову и зафиксировал их, не давая ему пошевелиться. Его губы и колючая небольшая бородка скользили по его нежному телу, спускаясь все ниже, щекоча его, лаская, возбуждая… Коннор дёргался всем телом и дрожал, то ли от страха, то ли от возбуждения. Он вертелся и не давал падре закончить начатое. Одежда Хэна была уже в полном беспорядке, седые волосы растрепались, глаза горели диким огнём. Отец Андрез был в этот момент действительно словно зверь, он совсем утратил над собой контроль. Больше не мешкая, он перевернул парня на живот, лишив его последней возможности сопротивляться. Схватив за бёдра, до предела развёл его ноги в стороны. Поплевав на пальцы, стал торопливо растягивать нежное колечко ануса. Коннор слабо вскрикивал, его голос заглушался подушкой, в которую он уткнулся лицом. Долго терпеть Хэнрих не мог. Вытащив пальцы, он приставил ко входу головку своего напряженного твёрдого члена. Пожалуй, размер слишком большой для мальчишки. Да и подготовка была недолгой. Но ему уже было на это плевать. Непокорный мальчишка со своими грязными мыслями и идеальным телом просто сводил его с ума. Резким толчком он вошёл глубоко, на полную длину. Коннор вскрикнул и дёрнулся. У него внутри что-то хлюпнуло. Но Хэн не отпускал его, удерживая под собой, двигался ритмично и быстро, и постепенно он затих, приспосабливаясь к нему, начиная двигаться в едином ритме. Какое-то время было слышно только тяжёлое дыхание Хэна и слабые всхлипы Коннора. Но потом всхлипы стали больше похожи на стоны наслаждения и падре хотел бы слушать их вечно, такое ему это приносило удовольствие. Он очень старался двигаться медленнее, чтобы Коннору тоже было приятно, и да, ему было приятно, он стонал и извивался под ним, доводя его до крайней точки экстаза. Слишком быстро доводя его к ней, к этой сладкой пропасти, которая вела в Ад. Хэн застонал и кончил, изливаясь прямо в него, судорожно сжав его ягодицы. Он упал на парня и стал нащупывать рукой его член, который стоял колом. Хватило нескольких движений, чтобы мальчишка под ним тоже кончил. Он так дёргался и стонал, что Андрез чуть снова не возбудился, глядя на него. Этот парень кончал так соблазнительно, что хотелось доводить его до экстаза снова и снова. Но лучше всего были его блестящие от наслаждения глаза, когда он открыл их и посмотрел на Хэна мутным непонимающим взглядом. Отец Андрез смотрел на него с любовью, ощущая как сладко и сильно бьётся сердце в груди. Но одно слово, сказанное Коннором, заставило всё внутри перевернуться от боли. — Ричард… — прошептал юноша и снова закрыл глаза, неудержимо проваливаясь в глубокий спасительный сон.