Неравный бой

— Женщина, как ты могла не запомнить адрес, где вы остановились? — сокрушался Манвел, расхаживая взад-вперёд перед Рудаковой. Та едва не рыдала от безвыходности своего положения, сидя на диване, в гостиной номера Валуева. Надо сказать, дорого обставленного номера, с множеством картин именитых художников, пушистых ковров, кожаной мебели и инновационной техники известных марок и брендов. После того, как добрый самаритянин, в лице Манвела Оганесовича Габриеляна, предложил ей помощь в поисках её «тела», Галина, не помня себя от счастья, бросилась на него с объятиями, кружа вокруг своей оси, как плюшевого медвежонка в детстве. Но радость от предстоящей встречи быстро угасла, стоило им приехать в госпиталь. У стойки регистрации чернокожая девушка в коротком белом халате любезно сообщила им, что фрау Рудакова вместе со своим новорождённым сыном и мужем спешно покинула заведение, едва придя в сознание. Там же выяснилось, что настоящая Галина понятия не имела, куда её нынешняя копия могла отправиться. Нет, она, конечно, подозревала, что Эдик мог отвезти семью домой, к своим дальним родственникам, у которых они остановились по приезду в Штутгарт. Но поскольку знакомство с роднёй мужа было для неё в новинку, адрес она, конечно же, не запомнила. Да и зачем было запоминать, когда Эдик всегда был рядом? — Вот только не надо, — продолжал Габриелян, заметив слёзы на лице Валуева. — Не надо вести себя сейчас, как плаксивая баба, ревущая по чём зря. Пока ты находишься в теле этого детины переростка, тебе надо раз и навсегда уяснить для себя одну простую вещь: мужчины никогда не плачут. Это не красит тебя, как мужика! — Но, что я могу поделать, если в душе всё ещё остаюсь женщиной? — всхлипнула в ответ Галина, в надежде отстоять свои права. — Ты думаешь, мне не хочется плакать? — в негодовании уставился на неё тренер. — После всего того, что ты сегодня учудила? После провала на Арене, после концерта в баре, после этой чёртовой амнезии, будь она неладна, ваша эта девичья память! — чертыхнулся Манвел, сплюнув в сердцах на дорогой персидский ковёр, а потом принялся бить себя кулаком в грудь. — Да это я должен реветь взахлёб, давясь собственными соплями, и орать во всеуслышание «за что». За что Аллах меня так наказывает? Что я сделал в этой жизни не так? Мужчина вскинул руки вверх, широко разводя их в стороны, и невидящим взглядом уставился в потолок, словно надеялся разглядеть там лик Всевышнего. Но так и не дождавшись ответа, он устало опустился на диван рядом с Валуевым и, шумно выдохнув, произнёс: — В любом случае, сейчас не время впадать в истерику и биться головой об стену. Это нам точно с тобой не поможет. А вот, что действительно может помочь, так это здоровый и крепкий сон, — на этой оптимистичной ноте Манвел хлопнул себя по коленям и поднялся обратно на ноги. — Но… Рудакова попыталась опротестовать решение тренера. Сказать, что дело не терпит отлагательств. Даже поднялась следом, в попытке остановить его, однако тот прервал её жестом, направляясь к двери. — Завтра… Обо всём подумаем завтра. Он так и ушёл, оставив Галину наедине разбираться со своими мыслями. Сделать это было не так просто, учитывая, сколько она выпила. А после всей этой беготни до госпиталя, плохих новостей, свалившихся на её плечи тяжким грузом, голова, в придачу ко всему остальному, начала жутко болеть и раскалываться. Больше всего на свете ей хотелось сейчас забыться долгим и крепким сном, или хотя бы сдохнуть. Но поскольку ни первое, ни второе не представлялось возможным, в конечном итоге, Галина решила принять релаксирующую ванну. Однако и здесь у неё возникла проблема. Чтобы погрузиться в воду, ей предстояло раздеться догола. И она до последнего верила, что сможет сделать это, пока не добралась до трусов. Нет, она далеко не ханжа и не девственница. Но когда елда, размером с сарделину, болтается у тебя между ног, как-то невольно начинаешь смущаться. Оттянув трусы одним пальцем, Галина с нескрываемым интересом заглянула внутрь и тут же выпустила резинку обратно, закрывая ладонью рот, чтобы не завизжать больше от ужаса, чем от боли. Сарделина? Серьёзно?! Да это ещё слабо сказано! Там висело не иначе как бревно, поросшее мхом. Она даже перепроверила себя, заглянув в трусы ещё раз-другой, но картина от этого не изменилась. Схватившись за голову, Галина принялась расхаживать по ванной комнате в надежде, что это поможет ей успокоиться и начать уже мыслить логически. «В конце концов, — убеждала она себя, — что в этом такого? Ну, член и член. Ну, немножко больше, чем у Эдика. Ну-у, может и не немножко, — поправила себя, снова оттянув резинку. — Но разве это что-то меняет?» Наконец, остановившись возле умывальной зоны, Галина схватилась за бортики раковины обеими руками и, сделав пару глубоких вдохов и выдохов, взглянула на себя в зеркало. Увидев в отражении лицо Валуева, грозное и мрачное, она почти шарахнулась в сторону, хватаясь за сердце, но тут же взяла эмоции под контроль, напомнив себе, что теперь она так и выглядит. И к этому надо как-то привыкнуть. Вопрос лишь в том, как? Ещё некоторое время Рудакова пристально разглядывала себя со всех сторон, намеренно избегая прилично оттопыренный бугорок, спрятанный под обтягивающими трусами. Кривлялась перед зеркалом, следя за тем, как меняется выражение лица Валуева при этом, и приходя к мысли, что не такой уж он и страшный, как может показаться на первый взгляд. Позировала, напрягая мышцы живота и рук, как какой-нибудь бодибилдер. И даже примеряла на себя роль супермена, выпятив грудь колесом и состряпав серьёзную, волевую рожицу. Потом долго смеялась, пока всё это не переросло в фальшь и к ней не пришло смирение. — Просто сделай это! — глядя прямо в глаза своему отражению, приказала себе Галина, не терпящим возражения мужским голосом. — Не будь тряпкой! Это всего лишь очередная писька у тебя перед глазами. Зажмурившись и досчитав до десяти, Галина резко стянула с себя плавки и плюхнулась в пенную ванну, мысленно восхваляясь своей проницательностью. Как будто знала наперёд, что не сможет смотреть на мужское достоинство, болтающееся между ног. Только после этого она смогла наконец расслабиться, правда, не на долго. Мысли, то и дело, возвращались под воду, туда, где при малейшем колебании тела член соприкасался с ногой, тревожа её и без того воспалённое воображение. В итоге, Рудакова устала бороться с собой и делать вид, будто ничего не происходит. Быстро намылив тело и голову душистым гелем и шампунем, она ополоснулась под душем и, выйдя из ванны, привычным движением обмотала вокруг себя полотенце, затянув его концы подмышкой. Хотела ещё чурбан на голове соорудить, но вовремя вспомнила, что волос у неё почти нет. Добравшись до королевских размеров кровати, застеленной чёрными шёлковыми простынями, она упала на неё ничком, издав громкий удручённый стон. Она устала… Всего день провела в чужой шкуре, а устала так, будто всю неделю пахала без выходных, загружая уголь по вагонам. Но, что хуже, Галина понятия не имела, как долго всё это продлится. Сколько ещё ей придётся притворяться другим человеком, не имея возможности увидеться с родными? А ведь сейчас ей, как никогда, нужна была их любовь и поддержка. «Нет, сейчас лучше о них не думать!» — дала себе установку Рудакова, боясь, что мысли о семье заставят раскиснуть её ещё больше. Сейчас лучше вообще ни о чём не думать. Лучше она сконцентрируется на отдыхе. Ей нужно поспать, хоть немного. А завтра, как сказал Габриелян, они вместе решат, что им делать. «Он умный, он обязательно что-нибудь придумает», — мысленно успокаивала себя Галина. Больше всего на свете ей хотелось верить, что так оно и будет. Что завтра утром, Манвел постучит в её дверь и радостно сообщит, что нашёл выход из ситуации. Это было бы наилучшим решением всех её проблем. Честно! Но долгожданного стука в дверь так и не послышалось. Вместо этого, Манвел ворвался в её номер, подобно снежному вихрю, и громко потребовал Валуева подняться на ноги. Когда этого не произошло, мужчина принялся стаскивать с неё одеяло и отбирать подушку, но и тут смог добиться лишь отмашки и возмущённого: «Что вы себе позволяете? Я же голая!». — Голая? — в один голос переспросили Манвел и Галина друг друга, после чего мужчина смачно выругался и отошёл к окну, что-то бормоча себе под нос. Рудакова, тем временем, резко села на кровати, вытаращив спросонья глаза и смущённо натягивая одеяло до подбородка, которое так и норовило сползти обратно из-за скользящего шёлка. Когда она успела уснуть? Вроде же совсем недавно лежала и думала о том, как она будет счастлива снова оказаться дома, в своём теле, в своём маленьком женском мирке. Она помнила даже то, как собиралась подняться на ноги и переодеться в пижаму или хотя бы чистые и не такие облегающие трусы, каковыми были прежние. Просто, чтобы не мозолить глаза возвышенностью между ног. Кстати, о ней. Галина вдруг поняла, что что-то с достоинством Николая не так. И когда до неё дошёл смысл очевидного, ей стало совсем дурно. Мало того, что она жутко хотела в туалет, так ещё и это? На секунду Галина заглянула под одеяло и тут же вернула его обратно. Удивление на её лице резко сменилось ужасом: «Он стал ещё больше!» А потом на неё накатила уже и паника: «Стояк?! И как прикажете с этим бороться?» — Да что вы там бормочите себе под нос, — сорвалась Галина на Манвела, грозно сверля взглядом его широкую спину, обтянутую темно-синей рубашкой поло. — У меня тут, между прочим, проблема посерьёзнее! Не сразу, Манвел повернулся к ней лицом и с таким сожалением взглянул ей в глаза. — А я так надеялся, что всё это окажется дурным сном, — закончил мысль тренер, прежде чем спросить: — Что там у тебя, женщина? На последнем слове он сморщился так, будто откусил дольку кислого лимона. Но Галина была слишком взволнована, чтобы обращать на это внимание. — У меня там… стояк, — начав громко, с приступами истерики, в конце Галина перешла на шёпот, будто открыла тренеру нечто такое, о чем раньше никто и никогда не слыхивал. — И что? — не разглядел в этом проблему Габриелян. — И что? — задохнулась от негодования Галина. — Мне в живот упирается твёрдая штуковина размером с боеголовку, а вы спрашиваете, и что? — Значит, слушай сюда, женщина, — грозно навис над ней тренер, устав терпеть её капризы. — Это не такая большая проблема, о которой стоит вообще говорить. Гораздо важнее сейчас подумать над тем, что мы будем делать дальше. Потому что через два часа у нас состоится традиционная пресс-конференция после боя, на которой тебе будут задавать каверзные вопросы. А ты, как известно, не боец, и вряд ли что-либо в этом понимаешь. И это я ещё молчу про нашу основную проблему на тему того, как нам найти настоящего Валуева и поменять вас телами обратно. Вот над чем действительно стоит париться. А то, что у тебя стояк, так это детская шалость, которую ты вполне можешь решить сама. Поэтому, будь добра, подними свою задницу, пойди в туалет и сделай это, чтобы я уже мог приступить к решению наших двух основных и главных проблем! Ещё мгновение Галина смотрела на разгневанное лицо Габриеляна, пытаясь сдержать вновь нахлынувшие на неё слёзы. Он, конечно, был прав. Во всем. Но женская гордость, ущемленная таким непостижимым для неё образом, не хотела с этим мириться. Да она ни одному мужчине не позволяла на себя кричать! Даже Эдик не смел повышать на неё голос, как бы сильно она не выводила его из себя. А он… Да кем он себя возомнил? Да как он посмел вообще? Нет! Она этого так не оставит! И уж тем более не станет реветь у него на глазах, унижая своё и без того оскорблённое достоинство. Пусть знает, что её так просто не сломить. Она сильная женщина и готова это доказать прямо сейчас. Поэтому поднявшись с кровати, предварительно обмотав вокруг себя одеяло, Галина с гордо поднятой головой прошествовала в ванную комнату и, прежде чем предательские слёзы хлынут из её глаз, разочарованно подытожила: — Я была лучшего мнения о вас. А вы оказались чёрствой и бездушной машиной. На этих словах Галина демонстративно захлопнула дверь ванной комнаты. И всё это выглядело бы весьма эффектно и красноречиво, если бы одеяло, которое тащилось за ней, как кафедральная фата невесты по полу, не застряло в самый ответственный момент в проёме. Дёрнув несколько раз край пододеяльника на себя, ей пришлось-таки приоткрыть дверь обратно, чтобы втащить одеяло в ванную. Всё это она проделывала с излишней дёрганностью и спешкой, страстно не желая смотреть на мужчину, перед которым выставила себя полной дурой, не понимая, как такое вообще могло произойти. Но в последний момент, почувствовав на себе пристальный взгляд Манвела, не сдержалась и взглянула на него в ответ. Тот внимательно следил за её действиями, скептически изогнув бровь, поджав губы и перекрестив руки на груди. Ни малейшего проявления весёлости, но ей почему-то казалось, что глубоко в душе он над ней насмехается. И это задевало её самолюбие ещё больше. Лишь чудом найдя в себе силы, чтобы промолчать, она захлопнула дверь, только теперь уже по-настоящему, и отправилась в дальний угол, туда, где стоял унитаз на небольшой возвышенности, выложенной тёмно-серым кафелем. Внутри неё разрасталась настоящая буря негодования и возмущения. Ей до ужаса хотелось что-нибудь сломать или кого-нибудь покалечить, чтобы в следующий раз думал, прежде чем говорил. Ещё больше выводило из себя одеяло, которое она никак не могла собрать в кучу, чтобы приподнять к груди и усесться уже наконец на этот грёбанный унитаз. О том, чтобы помочиться стоя, как это делают настоящие мужики, не могло быть и речи. Сейчас Галина была слишком взвинчена, чтобы думать ещё и над тем, с какой стороны к нему подойти. В итоге, не без труда и далеко не с первой попытки, ей все же удалось справить естественную нужду и даже избавиться от утреннего стояка. Преисполненная гордости за себя, она смело направилась обратно, в комнату, где её по-прежнему ждал Габриелян, прислонившись плечом к стене и взирая на раскинувшийся за окнами Штутгарт. На кровати лежал идеально выглаженный и хорошо пошитый костюм, белоснежная рубашка, новые носки и нижнее бельё известной марки. У подножья стояли лакированные классические ботинки размером не иначе, как с лыжню, а рядом, на прикроватной тумбочке, ждали своего часа кожаный ремень, золотые запонки и наручные часы. — Переодевайся и пойдём чего-нибудь перекусим, — то ли приказал, то ли предложил Габриелян, разворачиваясь лицом к Галине. — И прекрати уже прикрываться одеялом так, будто у тебя есть грудь. «Вот же… редиска!» — мысленно возмутилась Галина, скрипнув зубами от злости. Буря, успевшая слегка затихнуть за время пребывания в ванной комнате, накрыла её с новой силой. Казалось, кровь внутри неё вскипела до такой степени, что с минуты на минуту раздастся свист и пойдёт пар из ушей. Но раз она пообещала не вести себя, как капризная и плаксивая девчонка, то сдержит слово, чего бы ей это не стоило. Мысленно пожелав ему подавиться собственным языком, Галина сделала вид, будто не расслышала последнюю реплику. С невозмутимым видом подошла к кровати и вежливо попросила тренера покинуть помещение, чтобы она могла спокойно переодеться. — Чего я там не видел? — в недоумении уставился на неё Манвел. — А что, часто приходилось смотреть? — нарочито выгнула брови Галина. — Ты на что намекаешь? — подбоченился мужчина, с подозрением глянув на неё. — Полно вам… Какие намёки? Так рассуждения вслух, — как ни в чём не бывало, подняла трусы с кровати Галина и сделала вид, что сильно увлечена их покроем. А потом, как будто невзначай, добавила: — Вы ведь мужчина одинокий, в обществе ни разу с женщиной не замеченный. Вот я и подумала. — Да ты… Казалось, Манвел сейчас лопнет от злости, так сильно покраснело его лицо. Ноздри так часто сдувались и раздувались, что того и гляди, взлетит ввысь, прошибая потолок головой. Галина даже напряглась, готовя себя в случае чего, дать отпор мелкому гоблину, но к её удивлению, нападения так и не произошло, как и пилотируемого старта. Вместо этого мужчина выбежал из номера, бросив на ходу, что будет ждать её в ресторане при гостинице. А Рудакова, радуясь маленькой победе, расплылась в улыбке и принялась за гардероб.