Мы будем достойны своего капитана!

      Ночная гостья заставила отсутствующее сердце пропустить удар. Сначала от неожиданности. А потом, когда мелко трясущийся Брук присмотрелся к странной русалке, что сидела на борту «Санни Го», он едва сдержал крик ужаса. Он восхищался прекрасными, нежными и яркими русалками королевства Рьюгу! Но вот та, что сейчас звонко хлопала в ладоши, кардинально отличалась от них!       Она имела абсолютно белую мраморную кожу. Слишком длинные узкие пальцы с черными хищными когтями, белесой паутинкой перепонок и черно-синими прозрачными чешуями. Острое лицо, с большими раскосыми ярко-голубыми светящимися во тьме глазами, острыми скулами, соблазнительно алыми губами, и полным набором острейших зубов. Гибкое, сильное, тело было закутано в черную ажурную сеть. Брук едва сдержал кровотечение из носа и мысленно обрадовался, что у него нет ни крови ни носа.       Но то что удивило больше всего, так это хвост. Он был очень длинным и по змеиному вился крупными кольцами на палубе. Хищные зазубренные плавники, опасно сверкали в свете Луны. А толстые пластинки чешуек громко и зло скрежетали когда русалка возбужденно расслабляла хвост и заново свивала его в более тугие кольца. — Ну же! Почему не поешь? — прожурчал чистый нетерпеливый голосок.       Брук икнул и открыл было рот что бы по привычке спросить даму показать ее белье, но высушенные временем и смертью зубы выдали лишь странную дробь. Русалка нахмурилась и вдруг нежное личико ощерилось злобной голодной ухмылкой, показывая во всей красе жемчужные зубы: — Ну раз ты не хочешь, то давая мы споем… — в тихом зловещем шепоте проявились шипящие, леденящие душу потусторонние ноты. От удивления челюсть старого скелета с щелчком, как крышка перевернутой табакерки, откинулась вниз, коснувшись синего платка.       Злые, тягучие, ядовитые слова древнего гимна восхваляли Смерть и постепенно все новые и новые, такие же загробные и мертвые голоса присоединялись к хору. Брук, Соулкинг, почувствовал странное, пугающее до костного мозга, родство. С этой странной песней и этими черными русалками и русалами, что друг за другом поднимали черноволосые головы над водой и засверкав голодными разноцветными, кислотными глазами, подхватывают строки старого гимна.       Сирены! Вдруг всплыла в пустой черепушке шальная мысль. Притащенная единственным дряхлым тараканом. Брук мысленно нервно рассмеялся. Ледяной и такой родной загробный ветер, призванный песней, зазвенев льдинками в пышном афро и привычно заморозил и запутал мысли. И лишь безумно грохотало, такое любимое мертвому музыканту, желание. Петь. Подхватить эти яростно-спокойные слова! И подобрать на гитаре журчащую мелодию. Что сочетала бы кроваво-алую злость войн, и ядовито-зеленую безмятежность могил… — Ё-хо-хо-хо… — прошипело в темноте. В пустых глазницах вспыхнуло ледяное изумрудное пламя. И в злую погребальную песню-анафему* сирен гармонично влился чистый яркий голос скелета. Фаланги кисти со звоном ударили по струнам гитары, музыкант инстинктивно подбирал и порождал загранную мелодию.       Король Душ не зря носил свое имя! Вот уже он сам стал ведущим в этом мертвом хоре! Каждое слово ранее неизвестной для Брука песни, вспыхивало в голове, а за костлявой спиной в зловещей зелени соткалась злобно скалящаяся костлявая фигура в трехзубчатой короне.       Звонкие переплетение не менее сотни, как высоких женских, так и низких мужских, голосов, связанные в единое перезвоном гитарных струн, послушно взвились к спиралям туч, ведомые Королем Душ. Буком. Хор радостно загрохотал, восхваляя в последнем куплете холод и пламя Преисподней! И повинуясь перезвону гитары, сирены смолкли. —  Ё-хо-хо-хо! — радостно рассмеялся в тишине, опьяненный гимном Брук. — Невероятно… — прошептала сирена, удивленно стукнув хвостовым плавником по палубе «Санни». Тихие, шелестящие шепотки пронеслись над серой холодной водой, отражающей яркие огни ядовитых и разноцветных глаз.       Брук вздрогнул и невольно сделал шаг назад от надвигающейся на него любопытной русалки, что ловко по змеиному кралась к нему, опираясь ладонями о нежную газонную травку, за которой ухаживали Усопп с Френки. Раздался скрежет и над палубой поднялись еще около десятка русалов и русалок, что без особых проблем взобрались по крутому скалистому склону. — Странно. — хмыкнул изящный русал, сверкая ядовито-желтыми глазами, внимательно разглядывая скелета-музыканта. — Ты давно должен был быть мертв. После нашей песни. — пробормотала знакомая Бруку голубоглазая. — Верно. А мы на удивление сыты! — воскликнула маленькая русалка с кудрявыми волосами и розовым огнем в больших глазах: — Обычно мы выпиваем жизненные силы нашей песней! — И песню нашу ты знаешь и пел с нами… — сказал желтоглазый: — Ты живой или мертвец? — Я мертвый! — проблеял трясущийся музыкант: — Но я живой! Ё-хо-хо-хо!