Витя х Гоша

"Привет, Гоша : ) Мне понравилась идея обмениваться письмами, пока ты в больнице, поэтому я пишу это. Ох, никогда не писал письма, что в них вообще принято писать? У меня все хорошо. Живу в твоей квартире, не хочу возвращаться к себе, уже как-то привык у тебя. Только заеду на обратном пути захвачу пару книжек. Стал тренером — перестал уставать, так что по вечерам не могу уснуть. Перечитал всего твоего Гарсиа Маркеса перед сном, надо пополнять запасы книг. Ты только не сердись, Маккачин сгрыз твои кроссовки, но я купил тебе новые, очень похожие. Что еще? А, звонил Юри, хочет, чтобы я опять его тренировал. Я не против — если он приедет в Рашку. А в Японию к нему не поеду: тебя я тут одного оставлять не собираюсь. Еще найдешь мне замену... ахах. А как ты? Жду подробностей о лечении. Если захочешь поделиться, конечно, я не настаиваю. Сейчас собираюсь ехать к тебе, пошел собираться. Люблю и крепко целую! Твой Витя". Виктор запечатывает письмо в конверт и идет на кухню. Готовить он не умеет, а потому все, что он может сделать для Гоши — это бутерброды. Он стругает бутерброды с колбасой и сыром, как Гоша любит, и аккуратно складывает в контейнер. Хорошо, что в больнице кормят, и он может поесть горячего. А Виктор может как-то и дошираком перебиться с теми же бутербродами. Или в крайнем случае зайти в какой-нибудь ресторанчик. А это идея, завтра, когда он будет ехать к Гоше, зайдет в ресторан и возьмет ему чего-нибудь вкусненького. Виктор вызывает такси. Складывает в пакет бутылку сока, мытые яблоки, бутерброды, письмо, чистые конверты и бумагу, переодевается в уличное и выходит в подъезд. Здоровается с соседом, с которым обычно здоровается Гоша. На улице его ждет видавший виды "Форд". — Это вам куда? — водитель смотрит на адрес в телефоне. — Психушка, что ли? — Психушка, — подтверждает Виктор. Они едут в психиатрическую больницу, где лежит Гоша с депрессией и неврозом. Его последний сезон на льду оказался максимально неудачным, и это здорово его подкосило. И вот "Форд" останавливается у больнице. Виктор идет по уже знакомой тропинке к нужному отделению. Перед входом, конечно же, надевает бахилы. Поднимается на третий этаж, стучится в запертые двери. Ему открывает медсестра. — Можно к Поповичу? — Он сейчас общается с психотерапевтом. Подождите здесь. Виктор садится на диванчик и зарывается в свой телефон, бездумно играет в какую-то простенькую игрушку. Наконец спустя полчаса ему предлагают войти. Гоша лежит в отдельной палате, у него даже есть телевизор, но телефон все равно отобрали. — Привет. — Привет. — Гоша наигранно-бодро машет ему рукой. Виктор перехватывает его руку и целует запястье. Потом с пылом целует в губы. Они не замечают, как в палату входит молоденькая медсестричка. — П-простите... — Она не знает, куда деться. — Да? — Виктор поднимает голову. — Укол... — А, конечно. Делайте, пожалуйста. Гоша ложится на живот, приспуская пижамные штаны. Его задница уже покрыта синяками. Виктор качает головой: ну что за неумелые медсестры. — Все, готово. — И медсестричка порывается сбежать. — Постойте, — останавливает ее Виктор. — Вы же понимаете, что о том, что вы здесь увидели, не стоит никому рассказывать? — К-конечно. — Замечательно! — Виктор улыбается. — Вот, возьмите в качестве моральной компенсации. — Он протягивает ей пять тысяч — все, что было в бумажнике. Она переводит взгляд с Виктора на деньги и назад. Нерешительно берется за купюры — и прячет их в лифчик. Убегает. — Все равно ведь будет трепаться, — скептически замечает Гоша. — Не будет. Нам повезло, эта перепуганная. — Ладно, черт с ней. Как ты, Вить? — Я тебе все в письме написал. — Виктор улыбается и достает конверт из пакета. — Сам-то как? — Ну, наверное отвечу в письме. — Как скажешь. Поешь? — Не хочется. Да и усну я сейчас, от этого укола страшно спать хочется. Полежишь со мной? — Конечно. Виктор отправляет бутерброды в холодильник, пока Гоша укладывается. Виктор поправляет ему одеяло и ложится рядом, скинув ботинки. — Ты говори, говори, пока я не уснул. — О чем ты хочешь послушать? — Расскажи что-то о себе. — Ты же меня знаешь как облупленного. — О твоем детстве я не знаю ничего. И Виктор, держа Гошу за руку, начинает рассказывать о том, как его заставляли кататься на коньках и только к тринадцати годам ему понравилось это занятие. Рассказывает, как ему впервые понравился мальчик, как это было волнительно и страшно. — Его звали Пашка, и он вмазал мне по роже, когда я подарил ему розу. Пришлось соврать, что я сделал это на спор, иначе он избил бы меня до полусмерти, — говорит Виктор и замечает, что Гоша уже спит. Осторожно встает с кровати, обувается. Вдруг Гоша открывает глаза, говорит вяло: — Уже уходишь? — Не хочу мешать тебе спать. — Угу. — Жду ответного письма. — Угу. Когда Виктор подходит, чтобы поцеловать его на прощание, Гоша уже не реагирует. Виктор чмокает его в лоб и выходит. Прощается с медсестрами, дает одной из них автограф и с улыбкой покидает отделение. Однако только он выходит за пределы больницы, как улыбка стирается с его лица. Он волнуется за Гошу, он чертовски волнуется за него, особенно с тех пор, как увидел, как Гоша режет руки кухонным ножом. Он лишь надеется, что в больнице ему помогут, а уж он-то сделает все, что в его силах: будет приезжать каждый день, поддерживать, лежать рядом и рассказывать о своем детстве, если того хочет Гоша.