Витя х Гоша

По кухне витают просто умопомрачительные ароматы. В духовке печется утка с яблоками, на сковороде жарится красная рыба, а Гоша еще и салатами занимается. Конечно, Виктор ему помогает: чистит там что-то, режет. Вот сейчас как раз режет ананасы на салат с плавленными сырками и крабовыми палочками. Периодически отправляет себе кусочки ананаса в рот. — Подъедаешь? — Гоша нависает над ним, кажется, сейчас начнет возмущаться, что он себе аппетит перебивает, а они собирались перекусить рыбой. Но нет, этого не случается. Вместо этого Гоша говорит: — И я хочу. Но у меня руки в селедке. Виктор отрезает от кружочка ананаса сегментик и протягивает Гоше. — Спасибо. — Он прожевывает и возвращается к "Селедке под шубой", выкладывает рыбу и овощи слоями, перемазывая их майонезом. Виктор не понимает, зачем им столько еды, а Гоша утверждает, что Новый год надо встречать в изобилии, чтобы весь год был такой же. Поэтому они готовят кучу всяких вкусностей. Когда Виктор моет посуду, звонит его мобильник. Это бабушка, звонит поздравить, потому что ночью будут перегружены линии. "Витенька, солнышко, как ты там? Готовитесь?" — Готовимся, ба. Сама-то что? Наготовила уже всякого? "Да какой там, Витенька, сил нет уже. Встала, чай попила, постель сложила — уже устала. Старость..." Еще говорят какое-то время, потом прощаются, и Виктор возвращается к посуде. Но на душе скребут кошки. — Гош? — зовет он. Гоша поднимает голову от духовки, куда он подбрасывает ломтики картошки, к утке. — А? — Мне неудобно тебя просить... — Говори. — Поехали к моей бабушке. Она там одна, даже праздничного ужина нет, а мы вон сколько всего наготовили, сами не съедим. И через несколько часов они уже едут в такси за город, за немереную кучу денег, потому что праздник и ехать далеко, но это совсем не важно, важно то, что сегодня Новый год, и он будет отмечать его с близкими — с Гошей и бабушкой. Наконец такси подъезжает к покосившемуся домишке. Виктор расплачивается, и они выходят в пургу, нагруженные пакетами с едой. — А твоя бабушка точно меня примет? — Точно. Она у меня понимающая, не то что родители. — Что странно, вроде бы старшее поколение. — Думаю, это из-за того, что она очень меня любит. — Но и родители тебя любили. Виктор призадумывается. Стучит в дверь и, пока бабушка идет открывать, твердо говорит: — Нет, они никогда меня не любили. Я был им нужен лишь затем, чтобы почесать их раздутое эго. — Мне жаль. Правда... — Давай просто не вспоминать о них. За дверью слышатся шаркающие шаги. Дверь открывается, являя их взгляду старую женщину с седыми волосами, в каком-то безразмерном свитере и с шерстяным платком на пояснице. — Привет, ба. — Витенька! Какими судьбами? — Решили, чего ты будешь отмечать Новый год одна, если можно всем вместе... А это Гоша, мой парень. — Здравствуйте, — говорит Гоша. — Как мне к вам можно обращаться? — Софья Андреевна. Или просто "бабушка". — Хорошо, бабушка. Она отходит в сторону, давая им пройти, сетует: — А ты все за мальчиками бегаешь, Витенька. Когда же уже жена, правнуки? — Боюсь, что никогда, ба. Меня только мальчики интересуют. — Жаль, конечно, больше не понянчусь с малявками, но лишь бы ты был счастлив. — Именно этих слов я ждал от матери с отцом. — Родители невольно вспоминаются, пока он раздевается и моет руки. Потом распихивает по двум стареньким холодильникам салаты. — Ба, теплое надо бы в одеяла укутать. — Несите в спальню. Это что ж, вы все это сами наготовили? — Это Гоша, — признается Виктор. — Я у него только на подхвате был. — Помню, как ты у меня пельмени сжег, а я их столько лепила! — Прости, я не специально, просто руки растут не из того места. — Главное, что ноги из правильного места выросли. — А он не хочет идти в тренеры, — вставляет Гоша. — Пусть делает, что хочет, лишь бы счастлив был. — Вот, слышал? И не заставляй больше заниматься тренерством. Из гостиной показывается рыжая голова кошки Маруськи. Гоша садится на корточки, чтобы погладить котейку. Виктор замечает, что бабушка улыбается от этой картины. Похоже, она Гошу все-таки приняла. Другого он, в принципе, от своей бабули и не ждал. Бабушка берется рассказывать обо всех их знакомых, кто женился, кто родил, кто умер. Виктору интересно послушать новости из какой-то далекой, позабытой жизни, а вот Гоша, очевидно, скучает. — Можешь позалипать в телефоне, — говорит Виктор ему. — А это не будет слишком неприлично? — Я разрешаю, — кивает бабушка, и Гоша с заметным облегчением достает свой мобильник. Так проходит время до вечера. Накрывают на стол, который просто ломится от приготовленных им с Гошей блюд, разливают захваченное из дому шампанское. Бабушка включает концерт с отвратительной русской эстрадой, но ей нравится, так что ладно. Бабушка рассказывает кучу историй из его детства, попадаются и стыдные, которые Виктор просит не рассказывать, но бабушка непреклонна. И Гоша говорит: — Я хочу дослушать, интересно же. Так что Виктору только и остается, что краснеть. Бьют куранты, они, чокнувшись, пьют шампанское. — Ох, спасибо, внучки, сделали праздник старой женщине... И бабушка начинает плакать. Так, что щемит сердце, и Виктор и сам не выдерживает — и из его глаз капает несколько слезинок. Гоша это замечает, он кладет руку ему на плечо и ободряюще сжимает. — Ну не плачьте, а то мне прямо неудобно. Виктор находит руку Гоши и сжимает ее, как последнюю опору. — Мы же это от счастья, Гош. От того, что у нас все так хорошо, что мы есть друг у друга. — За счастье. — Бабушка поднимает бокал. — За счастье! — подхватывает Виктор. Раздается звон бокалов, в слабом свете плохонькой лампочки мигает елка (бабушка говорила, сын с невесткой привезли), украшенная очень старыми, еще советскими игрушками. Виктор сейчас как нельзя лучше понимает значение слова "счастье". Счастье — это когда близкие рядом и принимают тебя таким, какой ты есть.