Витя х Гоша

Зависть — постыдное чувство. Но, увы, Виктор завидовал. Всегда завидовал Гоше, четырехкратному чемпиону Гран-при. Он же, Виктор, еще ни разу не выходил даже в тройку лидеров. Сейчас Виктор сидел на трибунах в окружении фанатов Гоши, накрашенных в черно-фиолетово-синих тонах, в его стиле. На многих были венки из черных роз. Именно в таком венке Гоша показался на одной из фотосессий, и он стал его фирменным знаком отличия. Виктор жадно ловил взглядом каждое движение Гоши. Вот бы ему так же! Но он несколько раз неудачно упал, когда выступал, и это обеспечило ему "почетное" шестое место на этом Гран-при. Прокат Гоши уже не повлияет на его участь, конечно, он ведь займет первое место, как всегда. Когда Гоша закончил, Виктор — под оглушающие аплодисменты — стал продвигаться к выходу с трибун, чтобы встретить его в раздевалке. Сердце бешено колотилось, как в первый раз: он всегда волновался перед разговором с Гошей, потому что... обратной стороной медали его зависти была настоящая любовь. Он давно был влюблен в невероятного Гошу, еще с юниорства. Виктор наблюдал формирование его готичного образа в подростковом возрасте. Тогда, в четырнадцать, Гоша начал отпускать волосы, носить футболки с рок-группами, черные джинсы и тяжелые ботинки, а еще учиться играть на гитаре. С возрастом к грубости добавился романтичный флер, волосы он все-таки обрезал (мешали во время прокатов), а в целом остался тем же Гошей. Тем же невероятным, потрясающим, таким необычным, таким неформальным и классным. — Прекрасно откатал! — Конечно, ни одного падения, ни одной осечки — все идеально. — Да и ты был неплох, я смотрел на твое выступление. — Упал с сальхова, — пожал плечами Виктор. Ах, если бы это было его единственное падение! — Да? Не заметил, наверное, отвлекся. Виктор погрустнел. Разве можно было ждать, что потрясающий Попович будет от первой до последней секунды смотреть его прокат? — Не расстраивайся. — Гоша положил руку ему на плечо, и Виктора словно током прошибло. — Ты все равно молодец. Ты ведь выкладываешься на всю. — Было бы не так обидно, если бы не выкладывался. — Мне кажется, тебе нужно выпить. — Да, может быть. — Давай через час встретимся у входа в отель, здесь недалеко есть неплохой паб, мне Джакометти говорил. Виктор замер с открытым ртом. Неужели он и Гоша... один на один... — Ну что? — А? Да, конечно, я приду. — Чудно. Тогда до встречи. А, возьми вот собачку, мне подарили фанаты, а ты вроде любишь собак. И Гоша сунул ему в руки смешного плюшевого щеночка. *** Ах, он наивно надеялся, что Гоша пригласил его на почти-свидание! Возле отеля собралась приличная компания фигуристов: Джакометти, Некола, Чуланонт, Бабичева... И, конечно, Гоша, пятикратный чемпион Гран-при. Они все двинулись к пабу. Хорошо в нем было или плохо, Виктор не заметил, погруженный в себя. Он проиграл, ему бы уже уйти из фигурного катания, но... фигурка ведь его жизнь! — За еще один закрытый сезон! — провозгласил тост Джакометти, который занял второе место. Конечно, ему можно радоваться. Они пили и переговаривались, а Виктор просто пил и отмалчивался. — У меня для вас объявление, — вдруг сказал Гоша, вставая с места с бокалом красного вина. Все подняли на него глаза, и Виктор — в том числе, глаза, полные обожания. — Я принял одно очень важное решение. Это мой последний сезон на льду, я ухожу из фигурного катания, чтобы серьезнее заняться музыкой. Послышались сетования (наверняка ложные: кто был бы не рад, что главный конкурент по льду уходит?), а Виктор бормотал вполголоса: — Ты не можешь, я же люблю тебя... в смысле, я люблю тебя на льду, я люблю твои прокаты... Но на него никто не обращал внимания. — И еще одно объявление. — На этот раз встала Мила. — Мы с Гошей решили пожениться, как только мне исполнится восемнадцать. — Оу, так вы вместе? — спросил Эмиль. — Мои поздравления! — подскочил Пхичит и бросился обнимать Милу и Гошу. — Простите, мне надо отойти, — сказал Виктор и двинулся к туалету. Но по пути обнаружил запасной выход и передумал. На улице было прохладно. В такую погоду пить бы глинтвейн и обниматься, а не стоять одному в какой-то подворотне и горько осознавать, что твоя жизнь окончательно разрушена. Гоша с Милой, ему ничего не светит. Он занял сегодня шестое место, в фигурном катании — тоже полная лажа. Что теперь делать, как жить дальше? Звякнул телефон, писала в Вайбер мама. "Как дела, сынок?" Виктор отписал: "Все хорошо", — и сунул мобильник назад в рюкзак. Наткнулся рукой на что-то мягкое. Да, тот плюшевый щенок, которого дал ему Гоша... Виктор бросил его в ближайший мусорный бак. Пошел, куда глаза глядят по темным улочкам. Рядом ездили машины и ходили люди, но он ни на кого и ни на что не обращал внимания, полностью погруженный в себя. Еще раз звякнул телефон. Мама прислала фотографию их с папой за столом, накрытым для чаепития. Родители улыбались. Виктор направил камеру телефона на себя, став в лужице света от какой-то неоновой вывески, попытался улыбнуться. Улыбка получилась жутко кривая, болезненная — такую не отправить родителям. Так что он оставил эту затею и побрел дальше. Было больно, а еще страшно: он боялся, что больше не выберется из этой ямы страданий.