Сумасшедшие соседи Кита тащат его на Ярмарку Ренессанса. Он не возражает. События происходят несколько месяцев спустя после «Выйди на бис», но до того, как Лэнс переезжает.
Кит начинает день с большого количества сожалений. Он сожалеет, что поставил будильник на 8 утра. Он сожалеет, что не удосужился вчера сходить в магазин за продуктами — поэтому он поставил будильник на 8 утра, — отчего ему придется идти туда, пока не появились очереди. Это был бы приличный план. Не умный, но приличный, если бы прошлым вечером он бы не забыл остановиться у продуктового магазина, потому что он устал и опаздывал на встречу. Теперь у него нет кофе. И еды. И шампуня. Ему также катастрофически не хватает мыла. И всего, что делает жизнь действительно стоящей. Стоя посреди удручающе пустой кухни, Кит практически решает просто сдаться и заползти обратно в постель. Пусть вопиющее отсутствие всего необходимого для поддержания жизни будет проблемой для будущего Кита. Затем он вспоминает, что по субботам его соседи спят до десяти утра (правда, иногда Лэнсу приходится уезжать в Общественный Центр пораньше, но если так, то он, должно быть, уже ушел). И Ханк никогда не позволяет продуктам на кухне закончиться. А Пидж никогда не позволяет закончиться кофе. И на правах парня Лэнса он имеет полное право украсть его шампунь, правильно? Правильно. Возможность получить кофе, завтрак, кофе, душ и кофе помогают Киту двигаться. Он забирается в лифт и идет на кухню, пытаясь издавать как можно меньше шума, чтобы не разбудить, скорее всего, спящих Ханка и Пидж. — Приветствуем тебя, доблестный путник! Какого. Хера. Кит замирает, как кот, которого застукали за тем, что он делать не должен, и медленно разворачивается, чтобы встретиться с тем, чего он не может понять без должного количества кофеина. Ханк. В горчично-желтой средневековой тунике, коричневых брюках и металлическом нагруднике. На диване рядом с ним лежит шлем, чье длинное перо струится по подлокотнику. Он натягивает пару рукавиц и улыбается, как сумасшедший. — Что, — Кит уверен, что его мозг замкнуло. — Ханк, где моя сумка на поясе? — кричит Пидж, спускаясь по лестнице; за ее спиной по полу струится подол зашнурованного зеленого платья. Под ним она носит бежевую блузку и то, что напоминает коричневые леггинсы, а на ее ногах высокие черные сапоги с… пряжками. Сапоги с пряжками. — Она покоится здесь, госпожа Гандерсон, — Ханк бросает ей коричневый мешок. Пидж ловит его и закатывает глаза. — Давай оставим средневековые разговоры, пока не придем на саму ярмарку? — Но это же весело. — Английский язык эволюционировал, Ханк, мы делаем медвежью услугу нашим предкам, делая вид, что это не так. Ханк качает головой, как будто не может поверить в глупость услышанного, когда вдруг вспоминает, что Кит все еще здесь и смотрит на них, как на диковинное зрелище. — О, привет, Кит. Лэнс рассказал тебе о сегодняшней ярмарке? — Что происходит? — наполовину скулит Кит, слишком усталый и слишком растерянный, чтобы даже начать понимать, что они делают. Глаза Пидж снова вращаются по оси. — Видимо, это значит нет. — Да. — Ярмарка Ренессанса, — радостно говорит Ханк. — Это ежегодное мероприятие. Весь город участвует. Ну, вроде того. Всю работу в основном выполняют гильдия, торговцы и актеры, но Пидж, Лэнс и я — постоянные гости. Мы, конечно, не актеры, но мы создали своих персонажей и ходим туда каждый год. Лэнс повел детей из Центра на экскурсию, вот почему его нет здесь, если ты ищешь его. Кит не совсем уверен, как объяснить, что у него в приоритетах найти кофе, а не своего парня. В глазах Пидж пляшут опасные блестки, которые говорят, что она знает все секреты Кита, включая то, что он не стирал одежду две недели подряд. — Хочешь пойти с нами? — Что? — Кит произнес слишком много слов за сегодня. Учитывая то, что сейчас он сказал больше, чем за все утро… наверное. — Дай ему сначала выпить кофе, Пидж, — мягко говорит Ханк, посылая в сторону Кита виноватую улыбку. Откуда эти люди знают все его тайны?! — Как… — Лэнс оставил записку, — объясняет Ханк, протягивая Киту бумажку. Кит на 75% уверен, что это его неоновые синие липкие заметки, которые «мистическим образом» пропали на прошлой неделе. «Привет, ребята, — написано на бумаге. — Кит, наверное, забыл купить кофе, так что не пугайтесь, если он ворвется и украдет завтрак». Черт. Откуда Лэнс знает его так хорошо? Кит сдувается и вздыхает. — Да. Я забыл кофе. И еду. И, кажется, у меня закончился шампунь. — Чувак, ты такой жалкий, — откровенно говорит Пидж. Кит вяло бросает на нее сердитый взгляд. — Конец года очень загружен. Ханк просто усмехается. — Не парься, мужик. Бери все что хочешь. Мы подождем. — Зачем? — Чтобы ты пошел на ярмарку с нами! — Да, Кит, — Пидж ухмыляется слегка маниакально, и Кит боится за сохранность своей жизни, если он согласится. — Пойдем с нами на ярмарку. Он вздыхает. — Ладно. Но я не буду наряжаться. — Пф, у тебя даже нет костюма, — пренебрежительно отвечает Пидж. — Да. Поэтому я иду за кофе.***
— Ладно, быстро объясняю наших персонажей, — начинает Ханк, пока они стоят у будки с билетами. — Когда мы на ярмарке, Пидж — госпожа Гандерсон. — Но ее фамилия — Холт. Пидж пихает его локтем. — Какая часть «вымышленные личности» тебе непонятна? Кит вздыхает. Он правда надеялся отдохнуть от актерства хоть на день. Видно, не судьба. — В общем, — Ханк привлекает его внимание. — Пидж — это госпожа Гандерсон, а я — Желтый Рыцарь. — Госпожа Гандерсон, Желтый Рыцарь. — У персонажа Лэнса нет имени, так как он не мог выбрать его, когда мы начали делать это, а если бы мы звали его просто сэр Лэнс, то это бы принесло много глупых шуток про Ланселота, — объясняет Пидж. — Поэтому мы просто кричим: «Эй, ты», — и надеемся, что он ответит, — виновато говорит Ханк. — И он отвечает? — Пятьдесят на пятьдесят. — Если бы он просто согласился быть придворным шутом, то проблем бы не было, — ворчит Пидж. — Тогда мы могли бы просто кричать: «Эй, дурак!», — и это было бы исторически точно и реалистично. Кит давится воздухом и фыркает. Сегодня неплохой день для ярмарки на открытом воздухе: раннее летнее солнце висит высоко в небе, не слишком жарко и достаточно рано, чтобы не было толп. Ему удобно в черной футболке и джинсах. Он хотел надеть самые обычные, но эти, казалось, подходили тематике. По крайней мере, это заставило Пидж и Ханка усмехнуться. Спереди было написано «Зимняя сказка — акт 3, сцена 3», а на обороте «Уходит, преследуемый медведем». Это, наверное, самая занудная футболка, которая когда-либо была у него, не считая той, на которой сказано: «Где-то Идет Тех Неделя». Он бы обвинил во всем Широ и склонность своего брата дарить дурацкие Рождественские подарки, но это все вина Кита. Его не следует отпускать в Интернет с кредитной картой после полуночи. Хотя он считает, что кофейная кружка, на которой написано «Цитата из Гамлета, акт 3, сцена 3 — «Нет»», все еще была хорошей покупкой. Он любит пить кофе из нее, глядя на людей, пока они не почувствуют себя неловко и не перестанут говорить. Это мелочи, которые делают его работу веселой. — У тебя нет персонажа, — говорит очевидное Пидж, — но относись к нам так, как если бы мы были нашими персонажами, кроме чрезвычайной необходимости. Ты здесь чисто в качестве наблюдателя, понял? — Вы воспринимаете это слишком серьезно. — Да, — с легкостью подтверждает Ханк. — Понял? — переспрашивает Пидж. — Понял, — выставляет перед собой ладони Кит. Сегодня будет странный день.***
Сегодня точно странный день. Его обозвали за повседневную одежду не менее шести раз, а прошел всего час. И все на древнеанглийском. Вроде того. Некоторым людям не помешает поработать над грамматикой. Кит прерывает одного парня посреди комментария. — Да, хорошо, я понял, я одет как чудак. Но серьезно, ради всего святого, выучи разницу между «ибо» и «дабы». Шекспир, наверное, перевернулся в гробу. Парень ошарашено пялится на него. Кит вздыхает. — Сгинь, убогий плут! — наконец выкрикивает он, внутренне ежась. Парень спешит удалиться, все еще бросая озадаченные взгляды на Кита через плечо. — Матушка твоя была хомяком, а батюшка благоухал бузиной! — кричит Кит ему вслед, потому что почему бы, блять, и нет. — Пожалуй, в тебе еще есть надежда, — торжественно произносит Пидж, что стоит возле него. — Ты же понимаешь, что я только что процитировал Монти Пайтона из Елизаветинской прозы? Пидж пожала плечами. — Мне неведомо, о чем ты глаголишь. — Я не понимаю, ты играешь своего персонажа или правда не понимаешь, о чем я. Пидж загадочно улыбается, и Кит вздыхает. Почему это происходит тогда, когда он сделал отсылку к поп-культуре?***
Оказывается, что Ханк может съесть индюшиную ножку размером с Пидж, это зрелище одновременно отвращает и завораживает. Когда он заканчивает вторую ножку, Пидж вскакивает на ноги и пробегает мимо Кита. Несколько спустя он морщится, услышав неожиданный взрыв звука над ухом. Какой-то человек перед ними поворачивается и брезгливо протягивает: — Где ваши манеры, госпожа? Пидж фыркает. — В сердце вы затаили наглость, желчь и спесь, — задрав подбородок, проговаривает она и снова сгибается пополам, чтобы освободить содержимое желудка. Кит хмыкает и, когда Пидж садится на лавочку, перегибается через стол и говорит: — Генри VIII, акт 2, сцена 4. Пидж ухмыляется. — Быть может, ты еще не так безнадежен, крестьянин. — А это было неуместно. На сцене Ханк запихивает в рот еще одну блестящую от жира ножку и отрывает от нее огромный кусок. Единственный соперник, сидящий слева от него, с горем пополам вяло грызет четвертую ножку. — Зачем они вообще позволяют Ханку впихивать в себя эти штуки? — спрашивает Кит. — Очевидно же, что он победит. Пидж пожимает плечами. — Мнится мне, что они упиваются зрелищем, как Желтый Рыцарь сражает свое прошлогоднее свершение. — То есть, мы просто смотрим, как Ханк бьет свой же рекорд, кто съест больше индюшиных ножек за час. Пидж кивает. Кит качает головой. — Не понимаю я конкурсов по поеданию еды.***
После не столь напряженного состязания они сталкиваются с Аллурой. Ханк выглядит ни капли не потревоженным поеданием огромной индюшиной ножки, и Кит всерьез сомневается, что он человек. Аллура выглядит как настоящая принцесса эпохи Возрождения: ее длинные серебристые волосы струятся по плечам, увенчанные золотой диадемой, а пастельное платье выполнено из бархата и атласа в итальянском стиле. — Хвала путникам! — восклицает она, нежно помахивая кончиками пальцев. — Приветствуем, Леди Алтея, — хором отвечают Ханк и Пидж, кланяясь ей в низком поклоне. Кит просто неловко машет рукой, потому что нет, он не собирается кланяться Аллуре. Это было бы странно. (Он игнорирует внутренний голос, который говорит, что это было бы не более странным, чем оскорбить какого-то наглого незнакомца убогими цитатами Монти Пайтона). — Вижу, вы привели с собой странника из Нового Мира, — учтиво говорит Аллура; каждый дюйм благородной женщины, ее естественная благодать, удивительно хорошо подчеркивается тяжелой одеждой. Эта женщина вообще вспотела? Она выглядит совсем непотревоженной, даже несмотря на то, что солнце безжалостно припекает с самого утра. — Эм, да. Это, видимо, я, — неловко говорит Кит. — Ваше одеяние доставляет мне удовольствие, сэр Странник, — ровно говорит Аллура, в ее глазах стоят искорки озорства. — Я нахожу большую радость в произведениях мастера Шекспира. К чему именно относится эпитафия вашего одеяния? Кит вздыхает — ему кажется, он делает это весь день, — и поворачивается, чтобы она могла прочитать надпись на спине. Конечно, раздается звонкий, как колокольчики, смех Аллуры. Когда он снова оборачивается, она светится. — Это моя любимая сценическая постановка мастера Шекспира. — Да. Но ее невозможно поставить. — Хм. Пожалуй. Кит с ужасом представляет, как Аллура вежливо просит медведя перейти сцену справа налево и не будет ли ему сложно, пожалуйста, не растерзать публику. К счастью, Пидж подходит прежде, чем он может понять, шутит она или нет. — Миледи, ваш отец предоставляет аудиенцию путникам? — Да, верно, Лорд Альфор восседает на троне Львиного Двора, — элегантно говорит она. — Превосходно, миледи, — произносит Ханк. — Мы отправимся ко двору Лорда Альфора, если так будет угодно вашей светлости. — Даю вам разрешение, путники, — говорит Аллура, закусывая смех и вместо этого наполняя улыбку теплом. — Вперед к славе! — грандиозно объявляет Ханк. — Ага, вот это, — неловко соглашается Кит. — Эм, прощайте, миледи? Аллура смеется: — Прощай, чужеземец!***
Оказывается, «квест» означает ждать аудиенции у одного из лордов и выполнять какие-то абсурдные задания в обмен на печать в твоей карте и булавку с небольшой лентой. Каждый двор — их несколько, кажется, пять? Кит не уверен — имеет свою печать (у Аллуры она в виде льва) и булавки разного цвета (у Аллуры — золотая). Кит отказывается стоять в очереди и делать что-то нелепое за минимальную награду, вместо этого залезая на один из деревянных парапетов и наблюдая за людьми, в то время как Ханк и Пидж преследуют «большую славу». — Эй, — звучит голос откуда-то снизу. — Не думаю, что тебе можно сидеть там. — О, слава богу, кто-то разговаривает на человеческом языке, — не думая, говорит Кит и смотрит вниз. С земли на него глядит Лэнс с широкой улыбкой на лице. — Привет, детка. Ты обгоришь, как лобстер, в этой футболке. — Ух ты, романтика мертва, — сухо говорит Кит, когда Лэнс садится рядом с ним. — Эй, я забрался на эту башню ради тебя, принцесса. — Я не принцесса. — И все равно я думаю, что заслужил поцелуй. Кит подумывает бросить саркастичный ответ, но Лэнс здесь, теплый и красный от солнца, с глазами, полными света. Наверное, поцелуй стоит того, чтобы не оставить за собой последнее слово. Лэнс ухмыляется, когда они наконец отстраняются. — Не могу поверить, что Ханк и Пидж уговорили тебя прийти. — Не могу поверить, что на тебе колготки. — Эй, это рейтузы, и они под очень респектабельными бриджами. — Точно колготки. — Нет. — Ты забыл, что я знаю, откуда части твоего костюма. Мне приходится составлять список, что нужно менять в гардеробе, каждый раз, когда мы ставим историческую пьесу. Я все знаю. — Ты не веселый, — фыркает Лэнс, но оборачивает руку вокруг шеи Кита и притягивает его ближе, пряча лицо в его волосах. — Ты пахнешь солнцем. — Солнце не пахнет. — Пахнет, — Лэнс снова глубоко вдыхает, и Кит делает слабую попытку высвободиться. — И моим шампунем. Ты точно забыл сходить в магазин. — Да. — Это даже сексуально. — То, что я забыл сходить в магазин? — Нет, то, что ты пахнешь мной. — Ты такой странный. Лэнс усмехается, и Кит чувствует, как по его ребрам проходит вибрация. — Нет, это биология. Семейным группам необходимо нюхать друг друга. Так они узнают свою половинку. — Как я и сказал: странный, — говорит Кит, но без всякой злобы в словах. Он поворачивает голову, отчего подбородок Лэнса оказывается на его черепе, и трется лицом о лэнсов дублет; синий бархат очень мягкий. — Ты не должен приглядывать за маленькими детьми? — Это делают другие сопровождающие. Они выполняют квесты. У меня перерыв. — И ты проводишь свой перерыв, сидя на несущей колонне деревянного парапета и рассматривая со мной людей? Ну и отстой, — протягивает Кит. — Разве ты не должен курить, делать тату или что-то такое же крутое? — Мне кажется, тату заняло бы намного больше пятнадцати минут, и я неуместно нюхал твои волосы, это считается крутым? — Странно не означает «сексуально». — Теперь ты знаешь, что это неправда. — Ну, я встречаюсь с тобой. Лэнс щипает его за бок. — Грубо. — Эй, я люблю тебя, значит, я почти такой же странный. Лэнс рассеяно целует его в висок. — Да, я приму это. Они сидят на парапете и смотрят на разодетых людей, снующих и гомонящих под ними, пока не появляется Пидж и не бросает в них кусок черствого хлеба. — Влачите сюда свои задницы, брыдлые балбесы!***
Они обедают с Лэнсом и детьми из общественного центра (которые выстроились в ряд и по команде прокричали: «Приветствуем, дама и господа!» Это было нелепо мило). Ханк ест еще больше индюшиных ножек, Кит уверен, что он больше никогда в жизни не сможет посмотреть на индюшку. Лэнс и Пидж берут рагу в хлебных тарелках и передают его по кругу, включив Кита в своеобразный обмен. Все дети получают кусочки мяса (и овощей) и устраивают разумно содержательный беспорядок. Это… приятно. В странном, средневековом смысле. Каким-то образом, по ходу дела, Кита втаскивают в соревнование, чтобы посмотреть, кто вспомнит больше шекспировских оскорблений, пока дети бегают по игровой площадке, подпитываемые солнцем и сладкой газировкой, что шла к их овощному рагу. Кит уверен: Пидж начала все словами: — Встаете вы — игра, ложитесь — дело. («Отелло») Но Лэнс подхватывает это ответным: — Ручаюсь, что ваше распутство — оглавление, туманный пролог к хронике разврата и постыдных мыслей. (также «Отелло») Поэтому вина лежит не только на Пидж. И они смотрят на Кита, поэтому он взбрасывает ладони и бросает: — Такие дурни, как ты, пастух, и населяют мир уродами-детьми. («Как вам это нравится») На что Ханк отвечает своим: — Я выкажу себя прекрасно упитанным, но плохо воспитанным. («Все хорошо, что хорошо кончается») Они продолжают в таком же духе, пока Лэнс чуть не побеждает с триумфальным: — Ее лишь матерью я сделал. («Тит Андроник») Но Кит пожимает плечами и беспечно говорит: — Я и зачат побочно, и воспитан побочно, и умен побочно, и храбр побочно: все, что во мне есть… незаконно. («Троил и Крессида») Этого достаточно, чтобы вызвать импровизированные аплодисменты от его друзей, поэтому Кит, под влиянием солнца и странного интеллектуального вызова раскопать его Шекспировский словарь, вскакивает на скамейку и выполняет идеальный куртуазный поклон, от которого Пидж одобрительно вскрикивает, а Лэнс по-волчьи свистит. Раскрасневшись от победы, Кит падает на скамью и позволяет Лэнсу притянуть его за шею и шумно поцеловать в щеку. — Вышел из роли! — кричит Пидж, но в ее голосе переливается смех. Лэнс показывает ей язык. Все мирно и прекрасно.***
Вскоре после этого Лэнсу и детишкам приходится уйти. Но Ханк и Пидж задерживаются еще на несколько часов после этого. В основном для того, чтобы Ханк мог разгромить всех в соревновании по метанию копья, а Пидж — обманом выманить смехотворное количество деревянных жетонов у цыган за игровыми столами. Кит забредает в пиратскую палатку и находит пивной сад и много дешевого, ужасного алкоголя, который, безусловно, делает приключения Ханка и азартные игры Пидж намного смешнее. Они уходят, слегка пошатывающиеся и смеющиеся, отчего им приходится звонить Лэнсу, чтобы тот забрал их. — Серьезно, ребята? — ворчливо сетует Лэнс. — Здесь нет ночной парковки. Мне придется вернуться на такси, чтобы забрать машину Ханка. Но он прекращает жаловаться, когда Кит обнимает его всеми конечностями, стоит ему выбраться с водительского места. — Люблю тебя, — бормочет Кит в плечо Лэнса, теперь объятое поношенной от многих стирок футболкой. Она черная. — На тебе моя футболка. Воришка. — Да, теперь мы пахнем друг другом, — легко произносит Лэнс. — И ты вроде как оставил ее на моем полу. Глаза Кита комически расширяются. — Так вот куда она делась. Лэнс фыркает: — Ты так быстро пьянеешь, детка. — Да, — Кит без проблем соглашается, прижимаясь к его груди. — Тебе придется отпустить меня, чтобы я вернулся в машину и сел за руль. — Ладно, — Кит не шевелится. Лэнс вздыхает. — Пидж и Ханк уже в машине. Уверен, Ханк спит, и, если Пидж пробудет там слишком долго, она перенастроит все мои радиостанции. — Ничего страшного. Они все равно отстой, — легко говорит Кит. — Ого, как грубо. Ты грубый. — Отстой не в плохом смысле, — проясняет брюнет. — Мне нравится. Хоть это и тыс… тыся… Тысичилетный мусор. — Тысячелетний мусор. — Приятный мусор. Он мне нравится. — Ты уже говорил, — Лэнс сдается и оборачивает руки вокруг талии Кита, позволив их телам незатейливо качаться из стороны в сторону. — Эй, детка? Мы сейчас школьники на медляке? — Я слышу музыку с ярмарки, — бормочет Кит в его ключицу. И они слышат, как по воздуху плывет прощальная мелодия праздника, на горизонте солнце садится в торжестве красно-оранжево-золотистых красок, и это… приятно. Очень приятно. Лэнс улыбается в макушку Кита и позволяет школьному вальсу поглотить их еще на мгновение.***
Несколько минут спустя Пидж дует в огромный горн и кричит: — Залезайте, лузеры, я поменяла ваши радиостанции. Поездка домой будет супер!