Дитя Порока. Часть вторая.

      Вильхельм затворил за собою дверь, желая побыть в одиночестве. Но едва он повернулся к своей постели, как увидал человеческий силуэт на журнальном столе, и сделал шаг назад, в изумлении разглядывая отощавшую фигуру Людвига, который расположился на его любимом низком столике, согнув тонкие ноги. Наготу почтенного отца десятерых детей прикрывали лишь белый кружевной пеньюар и чулки, принадлежащие Магде, которые без особого труда натянулись на его мощи. Веером из белых перьев мужчина прикасался к своему лицу и груди, развевая тонкие светлые волосы, которые лежали длинными не уложенными прядями на его плечах и спине. Лунный свет скользил по его коже, выхватывая весь рельеф, показывал торчащие скулы, маленькие жидкие усы, голубые глаза, ключицы, ребра, кадык. Казалось, как будто бы кости проткнут кожу этого грешного человека, а на груди его висел маленький деревянный крест, как будто показывая, как ему смертельно страшно за внешним бахвальством.       — Как ты сюда проник?       — Какая разница? Главное, что ты меня заметил, — усмехнулся Людвиг, шевеля пальцами правой ноги.       — Зная, где и как ты жил, я не прикоснусь к твоему телу, гомопроститутка для бывших зеков, — Вильхельм подошел к нему и сел рядом. — Сейчас я позову стражу, и наутро тебя выпотрошат заживо на главной площади.       Людвиг поджал ноги и склонил перед ним голову так низко, что можно было увидеть все его выступившие позвонки.       — Пока меня будут привязывать и вскрывать, я успею поведать обо всех наших грязных тайнах. Еще я расскажу, что ты отнял меня у родных десяти лет от роду, растлил меня, мою жену и двух детей. И забери свои слова обратно, ты был у меня единственным мужчиной, и я очень давно ни с кем не спал, так что на моем теле нет язв.       Вильхельм прикоснулся рукой к позвонкам, проводя по ним пальцами. Людвиг ластился и прижимался щекой к его колену, его тело бурно отзывалось на любую ласку.       — Если ты всегда любил только женщин, то зачем же жил со мной? — Вильхельм почесывал ногтями под его лопатками, зная, что любит его старый друг.       — Я любил тебя как человека, и позволял себя любить, а кроме того, у меня играли гормоны. Пойми, сколько всего мне приходилось выслушивать из-за моей внешности. Сто раз услышишь — и поверишь. Внутри я не такой человек, каким меня считают. Я не злодей, я просто хотел хорошо жить, любил своих детей, любил красивых женщин. Я такой же, как и все, и виноват лишь в том, что не смог быть только твоим. Но я изначально не мог, ведь творил меня Господь, а ты лишь избрал меня, предпочитая другим. И возгордившись, я оступился и был унижен. Теперь же я молю тебя, потому что не хочу умирать. Молю о том, чтобы ты защитил меня и вернул к себе. Мне больше ничего не нужно, только быть с тобой… Только. Быть с Тобой.       Вильхельм провел ладонью по мокрым глазам Людвига, вытирая его слезы, и положил косматую голову к себе на колени, разглаживая светлые волосы.       — За четверть века твои чувства не угасли, я знаю, — Людвиг поймал ладонь князя и поцеловал ее. — Ведь не раз сломанная и любовно починенная игрушка лучше новой?       — Если я прикажу тебе спать с мужчинами, что ты на это ответишь?       Людвиг вздрогнул.       — Мне бы не хотелось этого, но если ты хочешь смотреть, как меня сношают, то мне придется подчиниться, но удовольствия от этого я не получу.       Вильхельм грубо схватил его за волосы и приподнял голову Людвига, чтобы тот посмотрел ему в глаза.       — Если я скажу, что до конца жизни у тебя не будет ни одной женщины? Если я каждый день буду придумывать новые пытки? Если ты больше никогда не увидишь своих детей? Если ты потеряешь человеческий облик и будешь жить только ради меня? Не говоря ни с кем больше? Если ты умрешь для мира?       — Вилли…       — Ты торгуешься? — На бледную щеку легла тяжелая пощечина. Прежде Вильхельм очень редко его бил, всегда хватало слов.       — Я подчинюсь, Вилли… Я подчинюсь, но за что все это?       — Потому что я так хочу. Но только знай, никакой опалы нет. Твоя дочь здесь по своей воле, как и твой сын. Они развлекаются и живут счастливо. Твои дети учатся в хорошем месте, одеваются и развлекаются на деньги моей жены. Тебя я не собирался казнить. А пресмыкаешься ты потому, что такова твоя натура, Людвиг. Ты больной человек.       — Такова моя натура, — послушно повторил он, — я больной человек. Защити меня от мира, Вилли! Защити меня от людей, мне страшно! Мне все время кажется, что надо мной все смеются… что на меня нападут. Они меня ненавидят…       — Что здесь делает этот старый урод? — На пороге стояла Магда. — Выбрось его за дверь!