***
Заживление действительно проходит быстро. Конечно, у Чимина ещё никогда не было настолько серьезных ран, как сейчас, но, тем не менее, регенерация у гибридов в несколько раз быстрее, чем у людей. Чимин догадывался об этом раньше, но узнал точно только от самого доктора Мина. — Это, можно сказать, побочный эффект гибридизации, — продолжает свои объяснения Мин, меняя повязки. Чимин задумчиво кивает, глядя на его жилистые бледные руки, аккуратно и точно бинтующие его рёбра, и это выглядит даже почти гипнотически. — Особенно быстрая регенерация у видов, смешанных с рептилиями, но их очень мало. Помню одного малыша с генами ящерки… Он был таким милым и добрым, но его часто дразнили и били другие дети. Но он никогда не ревел, даже не помню, чтобы он когда-нибудь жаловался на жизнь или что-то в этом роде. Это я к тому вспомнил, что у него все раны заживали буквально за считанные часы. Невероятно… Улыбка трогает губы Чимина совсем незаметно для него, и он не понимает, почему доктор Мин так по-доброму глядит на него, пока не чувствует свои собственные эмоции. Видно, доктор не совсем правильно его понимает. — Надеюсь, — бормочет Чимин, — что с ним всё хорошо. Я не хочу говорить, что было бы здорово, если бы у него был хозяин, конечно. Но… я просто надеюсь, что он счастлив. — Ага… — вдруг как-то вяло отвечает Мин, отводя взгляд. От острого зрения Чимина не скрылось то, как повлажнели его глаза. Догадка мигом стирает улыбку с его лица. — Он… Тяжёлый вздох, сипло сорвавшийся с губ доктора, говорит больше слов. Тем не менее, Мин объясняет. — Его никто не приютил, так что… хм, да. Знаешь ли, люди не особо любят что-то такое… вроде детей с чешуйчатой кожей и странными глазами. Все любят котиков или другие, более милые виды, вроде тебя. Ящерицы никому не нужны. — Это звучит так мерзко… — Чимин прижимает к голове уши и закусывает губу от обиды за ребёнка, которого даже не видел никогда, лишь бы не разреветься. Но доктор явно не хотел обидеть кого-то, просто говорил так, как есть. — Это так мерзко, что кто-то может творить такое, выпускать нас в мир, а потом просто… потом… Чимин, не выдержав, всхлипывает. Нос становится таким горячим, а глаза наполняются слезами, и никак невозможно контролировать это. Обида, копившаяся годами, тисками сдавливает горло так, что больно даже глотать. — Таков этот мир, и ты в нём живёшь, — бормочет Юнги. — И ты в нём именно тот, которого ''потом''. И с тобой бы это непременно случилось, будь ты менее живучим и хитрым. И везучим, безусловно. — Циник, — выплёвывает Чимин, оскалив клыки и чуть не зашипев на него. Он раздраженно хлюпает носом, а Мин снова усмехается, шире и не так грустно, явно забавляясь ситуацией. — Посмотрел бы я, если бы вы были на моем месте! Если бы вас собирались усыпить в двенадцать лет! — О, ты знаешь слово ''циник'', да, малыш? Надо же, какой умный ребёнок. Мин Юнги откровенно насмехается, и пока Чимин не успел (а он уже собирался!) сказать что-то ещё обидное в ответ, тот вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь. Как раз в тот момент, когда Чимин от злости и обиды запустил в него подушкой и тут же сжал зубы от острой боли в рёбрах. Юнги находит Чонгука на кухне вместе с его лисом, попивающими чай и о чем-то тихо беседовавшими. — О, хён! — заметив его, вскакивает Чонгук со своего места. — Хён, мне надо кое-что обсудить с тобой. Эм… Тэхён? — обращается он к лису, замершему с кружкой чая на полпути к губам. — Да? — Ты не мог бы оставить нас? — мягко просит он. — О, хм, конечно. — Лис тут же поднимается и уходит с кухни, заинтересованно оглядываясь, но Чонгук собирается закрыть дверь, поэтому Тэхён понимающе бормочет: — Пойду проведаю Чиминни. Чонгук кивает и запирает за ним дверь, а Юнги удивлённо глядит на него и ждёт объяснений, топчась на месте со своим докторским саквояжем. — Хён, э… хочешь чаю? — Нет, спасибо. Ты что-то хотел обсудить? — Да, тут, понимаешь… — Чонгук мнется, и Юнги чувствует, что это явно не к добру. — Я, эм… Не то чтобы Чимин мне мешает. Я совсем не против оставить его у себя на сколько угодно, но… Кое-что случилось. Я не хочу пока говорить Тэхёну, он сразу поднимет шум, а этот его друг-кот просто какой-то буйный подросток, судя по рассказам Тэ, и я боюсь, что он сбежит и ещё навредит себе, и Тэ с собой потянет… — Ближе к делу, Чонгук. Что от меня-то нужно? — Ты… Не мог бы ты его взять к себе на какое-то время? И Юнги кажется, что у него заложило уши. Он издает смешок и растерянно хлопает глазами. — Что-что, прости? Ты хочешь, чтобы я вот этого кошака взял к себе? Чонгук вздыхает и выглядит ну совсем безнадежно. И он знает, как это действует на Юнги — его эти щенячьи глазки и выпяченная нижняя губа. Чонгуку вроде бы под тридцать почти, но сейчас он выглядит как маленький обиженный ребёнок, и это просто выводит из себя. И подкупает, потому что Чонгук в любом возрасте, наверное, будет выглядеть как ребенок-переросток для Юнги. Вот же ж… — Мои родители приезжают, — со вздохом объясняется Чонгук наконец. — Они не должны его видеть, понимаешь? — Скажи им, не знаю… Что приютил ещё одного гибрида? — Семнадцатилетнего? Смеёшься? Ему должно быть не больше двенадцати, чтобы я сделал это. А взрослых гибридов можно забрать только из притонов, и это тоже, к слову, незаконно. Как будто ты сам этого не знаешь… — Чонгук, ты пойми, я же не могу просто взять и забрать его к себе! Выходить, вылечить — пожалуйста, но приютить у себя эту занозу? Я его не знаю! Здесь у него хотя бы Тэхён есть, а там буду я. Даже не так, там будет он один целыми днями. Я не знаю, что он может учудить, учитывая то, в каком он состоянии находится сейчас. Он неуправляемый и непослушный, а мне не нужны проблемы, Чонгук. Меньше всего в этой жизни мне нужно внимание к своей персоне. Если этот белый комок проблем поселится в моём доме… — Всё ясно, хён, — вдруг прерывает его Чон. — Ничего, ладно, я понимаю. Хорошо. Мне придется придумать что-то другое. Просто, это же всего на неделю, может, две, и я подумал, ты сможешь помочь. Я даже не знаю, куда его можно пристроить на это время, но… Неважно. Разберусь. Извини. И честно, эта последняя фраза заставила лицо Юнги сморщиться, как от съеденного лимона. Такое ощущение, как будто в эту секунду он стал просто худшим человеком на планете и худшим другом по совместительству. Ох уж этот Чонгук… — Ненавижу… — тихо стонет Юнги, а лицо Чонгука мгновенно преображается от улыбки. — Хорошо, ладно, уговорил! Но только на две недели! Ни днём больше! Не я его хозяин и не ко мне он пришел, и через две недели, если ты его не заберёшь, я вышвырну этого кошака на улицу и пусть живёт, как хочет. Мне проблемы не нужны, я и так выживаю, как могу. Чонгук ярко улыбается и порывисто обнимает его, и Юнги не может сдержать ответную едва заметную улыбку. Этот малой… — И когда мне его забирать? — решается уточнить Юнги, смущённо пялясь в потолок из-за таких тёплых объятий. Он вообще-то не самый большой любитель тактильности. — Э, сейчас? — бубнит Чонгук в его плечо. Юнги закатывает глаза. — Ты явно испытываешь моё терпение, Чон Чонгук. — Но мы же друзья? К тому же, хён, родители приезжают уже завтра, я сам узнал об этом только пару часов назад, и что мне делать, по-твоему, остаётся? Заставлять Чимина всю неделю прятаться на балконе? Что сказать, ситуация действительно безвыходная. Но больше Юнги поражается тому, что ещё минуту назад он был свободным двадцативосьмилетним парнем с медицинским образованием, печальным жизненным опытом и свободный как птица, а сейчас он — нянька для буйного гибрида кота, который всячески пытается доказать, что он достоин большего в этой жизни. Это вызывает очень тяжёлый, громкий, длинный и усталый вздох негодования у него. — Я отвезу вас на машине, — торопливо сообщает Чонгук, уже выйдя в коридор. — Подожди, — хмурится Юнги, — а ты коту-то сказал? — А я и не поеду. Как гром среди ясной квартиры. Чимин стоит в дверях комнаты и выглядит так, будто слышал каждое слово, которое они произнесли за закрытыми дверями кухни. Хотя, Юнги не удивится, если так и было. — Да, я всё слышал, — подтверждает он. — Я никуда не поеду. По крайней мере, не к нему. Чимин кивает подбородком в сторону Мина и кряхтит, но всё-таки отрывается от дверного косяка, не давая Тэхёну удержать его, и направляется к выходу из квартиры. У полок с обувью он пытается нагнуться, чтобы надеть свои кроссовки, и довольно громко охает и замирает от боли, борясь с желанием прижать руку к боку. — Я всё слышал, — сквозь зубы бормочет Чимин, — я слышал, как доктор Мин сказал, что вышвырнет меня из дома. У меня, по-вашему, ушей нет? Есть, и я слышу всё очень хорошо. Я сам уйду. Как-нибудь выживу на улице, не впервой, спасибо всем за помощь. — Куда ты пойдешь-то на ночь глядя? — ворчит Юнги, глядя на его упорные, хоть и довольно болезненные попытки обуться. И тем не менее, ему удается это сделать. Сколько упрямства в таком маленьком тельце. Не то чтобы Чимин был маленьким, но… миниатюрным? Это умиляло. Его уши, пушистые и белые, были прижаты к голове, зубы стиснуты от боли, а он всё равно продолжал делать так, как ему хотелось. Он обулся. Юнги был крайне удивлен, если не поражен, и пока тот кряхтел и сопел, справляясь со шнурками своих кроссовок, Чонгук незаметно вышел из квартиры, мельком кивнув Юнги поторапливаться и следовать за ним. Юнги понял его план, но поиздеваться над упрямым кошаком? О, он не мог упустить такую возможность. — Ну, что же, ладно, — кивает он, вздыхая, — раз ты так решил. Я пойду. Надеюсь, тебя не заберёт кто-нибудь на улице. В твоём состоянии ты даже убежать далеко не сможешь. — Чиминни… — всхлипнул Тэхён, прижимая к себе свой огромный рыжий хвост. — Чиминни, пожалуйста! — Тэхён, прости. — Чимин хмурится, и весь его вид такой, как будто он ни о чем не жалеет. Как будто он герой-одиночка из какого-нибудь аниме. Юнги едва сдержал смешок. — Мне здесь не место. Ты… Я правда очень рад за тебя. Ты живёшь с хозяином, как всегда и мечтал, и ты счастлив, я правда рад. Но мне такого счастья не надо. Если что, я… Ну, я могу приходить иногда, я запомню адрес. — Чиминни, но… — Ещё увидимся, Тэ, — драматично шепчет на прощание Чимин. Юнги не может решить, плакать ему или смеяться от разворачивающейся перед глазами драмы. Чимин выходит за лестничную клетку, придерживаясь за стену, но затем берёт себя в руки, кое-как выпрямляется и с гордо поднятой головой спускается по лестнице, даже не обернувшись на всхлипывающего и пускающего горькие слёзы Тэхёна. Не пожалеть бедного лиса было трудно, поэтому Юнги приблизился к самому его уху и тихо-тихо зашептал: — Да не волнуйся ты. Он поедет ко мне, в любом случае. — Правда? — одними губами шепчет Тэхён. Юнги кивает и ободряюще улыбается ему. Пока Чимин преодолевает один пролёт, бурча себе что-то неразборчивое и раздраженное под нос, Юнги топает к лифту, потому что после не намерен шагать пешком аж с пятого этажа. Сказать про лифт Чимину он даже не пытается, этот комок упрямства всё равно сделает по-своему. Махнув рукой лису на прощание, Юнги заходит в лифт и за считанные секунды выходит на первом этаже. Остаётся только дождаться глупого кота. И, что ж, не проходит и пары лет, как его вялое тельце, дрожащими руками хватающееся за перила, появляется наконец в поле зрения. — Ты ещё здесь?! — Чимин выглядит так, как будто вот-вот грохнется в обморок. Но, вероятно, будь он хоть на последнем издыхании, это не заставит его поменять решение. Юнги понимает. И не то чтобы он против, ему вообще этого кота навязали, и отвязаться от него было бы очень даже неплохо. Тем более учитывая тот факт, что сам кот, кажется, его ненавидит всей душой. — Я не поеду никуда с тобой, я же сказал! — Вы чего там копаетесь? — возмущается Чонгук, не выдержав дожидаться их в машине. — Как видишь, — усмехается Юнги, кивнув на преодолевающего последние ступеньки кота. — Чимин решил немного размяться, устал лежать на кровати днями и ночами. — Пошел ты… — выплёвывает Чимин. — Ты дойдешь? Может, тебя понести? — предлагает ему Чонгук, нервно постукивая ногой. — Я сам. — Какой самостоятельный малыш, — сюсюкает Юнги. Что там пробурчал себе под нос Чимин ему в ответ — различить было трудно, но это явно было наполненно смертельной дозой яда и ненависти к нему. С горем пополам, Чимин добрался до машины и завалился на заднее сидение, дыша так тяжело, что почти плакал. На какое-то мгновение Юнги его становится даже жалко. Он садится на переднее пассажирское, и Чонгук везёт их к Юнги домой.***
— Заходи. Тапки там, — инструктирует Чимина Юнги, как только они заходят в его дом. — Хрупкие вещи не трогать. В медицинские шкафы не лезть. Лекарства без моего разрешения не пить. В мою комнату без стука не входить. Кухня, ванная, гостиная, телек — в твоём распоряжении. Постель я принесу. Чимин только хмуро кивает, надевая тапки, и Юнги прекрасно знает, что единственное, что ему сейчас хочется, — это лечь и поспать. Дорога в полчаса и героическое схождение с пятого этажа по лестнице его совсем вымотали, серое лицо, мокрый лоб и тяжёлое дыхание говорят сами за себя. — И, знаешь, не нужно притворяться сильным. Или самостоятельным. Сейчас ты, твоя жизнь, твоё здоровье зависят только от меня. Чимин лишь бросает злой взгляд ему в ответ, и Юнги только больше раздражается. — Я бы не стал говорить тебе всё это, если бы чувствовал от тебя хоть каплю благодарности. Но тебе же наплевать! Тебе плевать на заботу Чонгука о тебе! Или волнения Тэхёна! Или даже на тот простой факт, что Чонгук, будучи полицейским, рискует своей карьерой, скрывая тебя от властей! И я тоже! И мы помогаем тебе просто из жалости, из-за того, что нас будет грызть совесть, если мы оставим тебя на улице выживать. Поверь, ты не долго бы прожил там. В лучшем случае ты бы умер где-нибудь в подворотне через пару недель, в худшем — тебя бы забрали в публичный дом для гибридов, и поверь, таких белых и пушистых там всегда ждут с распростёртыми объятиями. — Ну так просто выгони меня? — бормочет Чимин на выдохе. — Даже при всём моём желании я бы не смог выбросить больного кота на улицу. Да и здоровым тебя я бы не выгнал. Но дверь всегда открыта. И если в тебе нет и капли совести и благодарности за то, что кто-то пытается не дать тебе сдохнуть, — вали. Тебя никто не держит. На этом разговор исчерпан. Юнги захлопывает дверь своей комнаты, на какой-то момент всё же сомневаясь, что Чимин останется. Но это будет уже не его проблема. Он вообще был против всего этого, и Чимин — не его забота. И всё-таки камень раздражения и злости давит уже чуть меньше, когда слух улавливает шарканье тапок по полу в сторону гостиной. Значит, капля совести и благодарности всё-таки у Чимина есть.