Новая жизнь

      В ярко-синем небе плыли, громоздясь друг на друга, белые облака с неровными сероватыми краями. Было жарко, но ветер приятно обдувал разгоряченную кожу, пропитавшуюся запахом нагретой земли. Китана лениво повернула голову — травинки защекотали лицо.       — Куай? Ты там еще не уснул?       Неподалеку — под кустом цветущей гортензии — послышался шорох, и через несколько секунд среди травяной путаницы показался Куай Лян, непривычно растрепанный и с пятном желтой пыльцы на носу. Китана не сдержала смешка.       — У тебя там…       Куай потер нос рукавом и самодовольно улыбнулся:       — Да у тебя тоже. Не хотел говорить, но так уж и быть, раз ты так любезна…       — Иди ты, — беззлобно огрызнулась Китана. Ветерок принес аромат свежей выпечки, и они оба приподнялись на траве, настороженно глянули в сторону дома.       — Уже готово? — не выдержала Китана, которая с утра так и не успела поесть. Куай сдул со лба прядь волос, перекатился на живот и лег, подставив под подбородок руки:       — Даже если готово, лучше к нему не соваться, пока не закончит свое колдовство на кухне. А то его недовольная физиономия кому угодно аппетит испортит. Даже тебе твой.       — Ты его так любишь, Куай, — нахмурилась Китана, привычно пропустив мимо ушей подначку. Куай Лян внезапно посерьезнел.       — Очень. Так, что даже смирился с твоим существованием. Ну почти.       Китана задумчиво обвела взглядом лицо Куая. Он был совершенно не похож на брата, и она никак не могла с этим смириться. Особенно не нравились ей странно выделяющиеся на смуглом лице светло-голубые глаза.       — Ты ведь был прав. Я ничего о нем не знаю, кроме того, что он сам рассказал. А из него слова не вытянешь, зато про меня он знает даже то, о чем я бы никогда ему не сказала.       — О, так значит, ты знаешь его достаточно, — ответил Куай. Тени покачивались на его лице, переплетались и снова растворялись в нахлынувшем потоке солнечного света. Китана отметила про себя, что это первое такое теплое лето в Нью-Йорке на ее памяти.       — Он всегда любил возиться на кухне, — продолжал Куай. Китана насторожилась: прежде Куай Лян упорно игнорировал ее настойчивые расспросы о привычках и прошлом Би-Хана, раз за разом насмешливо напоминая ей о том, что она чужая для них обоих, и ей не достанется ни кусочка их общего прошлого.       — Ты не обязан мне ничего рассказывать, — сказала она со вздохом. — Я понимаю, что ты все это делаешь только ради него.       — Да, ты права. И не хочу, чтобы это было сделано наполовину, — ответил Куай. — Не хочу, чтобы он сомневался хоть в чем-то, понимаешь?       Китана кивнула, но не нашлась, что ответить. Несколько минут они молчали, провожая взглядом облако, похожее не то на дракона, не то на огромную рыбину.       — На самом деле я мало что помню. Только то, что он всегда был где-то рядом. Ну, понимаешь, я никогда не боялся лазить на столы, подниматься по лестнице, устраивать потопы в ванной. Я знал, что если упаду, то он меня поймает, подаст руку, когда я потеряю перила, вытрет плитку, чтоб я не расшиб себе голову, пуская кораблики. Не знаю, как он успевал, но я так к этому привык, что один раз, когда он не появился, и я свалился в кладовке со стремянки, я страшно на него разобиделся и не разговаривал с ним целый час. Специально проверял по микроволновке — мама мне объясняла…       Китана не выдержала и улыбнулась:       — А ты и в детстве был милашкой, Куай.       — Еще каким. О чем я? Так вот, на кухне возиться — это уже тогда ему нравилось. Мама научила его каким-то мелочам, она сидела с нами, пока отец мотался по миссиям, как я сейчас думаю.       — Ты помнишь мать? — осторожно спросила Китана. Куай поморщился, но продолжал безмятежно:       — Какими-то обрывками. Отца я помню очень хорошо, потому, что он редко появлялся, видимо. Хан сильно на него похож, но это только внешнее сходство. Отец был злой, и мне он не нравился, я его боялся, а Хана никогда. Даже потом, в клане, когда мы почти перестали общаться. А маму почти не помню. Ни лица, ни цвета волос. Знаю только, что она обычно ходила в штанах и футболке, и что на завтрак у нас как будто бы всегда были блинчики с бананами. Хотя Хан говорил как-то, что она готовила их всего пару-тройку раз.       — Ты не хочешь… — начала Китана, но побоялась закончить фразу.       — Увидеть ее? Не знаю. Хочу, наверное, но не буду. Незачем. Да и Хану это точно не понравится. Она смылась от нас, когда я был совсем сопляком, а Хан все это хорошо запомнил, видимо, раз никогда об этом не говорит. А я помню, что было уже потом, перед тем, как нас забрали от отца в клан.       Куай помолчал, сорвал какой-то блекло-желтый цветок, осмотрел его с преувеличенной тщательностью и задумчиво прикусил. Китана молчала, ждала, давая ему собраться с мыслями.       — Хан меня кормил, поил, мыл, одевал. Ну в общем ухаживал, как будто я был его ребенком. Отец возвращался вечерами, и мы прятались наверху в маминой комнате. Он туда не заходил никогда, думал, что она заперта, а Хан стащил у него ключ и сделал где-то копию. Отец так ничего и не заметил, хотя я боялся, что он поймет, что Хан узнал, куда он спрятал ключ, и покопался в его вещах. Но Хан уже тогда был весьма хорош в этом деле. Сначала было тихо, телевизор шел, а мы слушали, потому что смотреть его нам не разрешалось, и мы не смотрели. Боялись. Потом он начинал говорить что-то, там, внизу, и звал Хана, а Хан не шел и запрещал мне даже шепотом что-то отвечать. Дальше становилось шумно, кто-то приходил, и внизу сперва хохотали, а потом орали и швыряли вещи. Отец пил после службы, как я теперь думаю. Хан тогда заставлял меня читать шепотом изречения из сочинений прежних криомантов, он по ним учился, когда отец бывал трезв, и учил потом меня. Я их до сих пор ненавижу даже больше, чем кашу с храмовой кухни, которой нас в клане пичкали. Видишь, мне особенно нечего тебе рассказать, поэтому я и не отвечал на твои вопросы. Дерьмово говорить кому-то, что твой отец был пьяница, мать испарилась, а брат стряпал блинчики и врал, что это мама приходила рано утром и готовила завтрак…       Китана нерешительно протянула руку, погладила Куая по рукаву дорогущей модной рубашки, которая была непоправимо выпачкана травяным соком.       — Мне теперь стыдно, что я тебя доставала расспросами. И Хана тоже.       Куай на мгновение задержал на ее лице слишком серьезный взгляд, а потом изобразил насмешливую улыбку:       — Тебе — и стыдно? Да нет, мне послышалось.       — Засранец, — выругалась Китана, мысленно поблагодарив Куая за его умение быть легкомысленным, когда это становилось насущной необходимостью. Куай отмахнулся, бросил короткий взгляд в сторону дома.       — А вот теперь, кажется, можно.       — Почему ты так думаешь? — поинтересовалась Китана, приглядываясь к окну, в котором мелькнул силуэт Би-Хана.       — Он полотенца развешал. Видишь, там, на стене?       Китана всмотрелась внимательнее, но ничего не увидела, а когда обернулась, Куай был уже на полпути к дому.       — Ты опять? Эй, так не честно! — выкрикнула она ему вслед и бросилась за ним по колыхавшейся на траве дорожке из солнечных лучей.