Don't think about result

      На этаже тихо, никого нет. Он ждет около получаса, облокотившись плечом о стену и положив округлый от вещей рюкзак к ногам. Пламенное солнце стелется линией от окна до его ног, точно длинный красный ковер, лежащий в протяжных коридорах отелей.       Друзья пишут ему, но он не отвечает. Пишет Томас. Пишут ребята из студа. И только на один звонок он отвечает.       - Джеймс?       - Гамильтон. Ты… не занят?       - А чем? – вскидывает бровь Александр, удивленный глуповатому вопросу. – Нет, не занят.       В трубке слышится вздох, и не сразу Мэдисон решается говорить.       - Мне жаль, что так получилось. Я знал, что из этого выйдет, но не мог остановиться. Даже если не хотел вредить тебе, мне нужно было… хоть как-то ответить Томасу за всё, я хотел просто…       - Справедливости?       - Да. Прости, ты попал под горячую руку.       Александр понимал это ещё тогда в коридоре, просто видя себя в глазах Мэдисона. Искать справедливости любыми средствами, не оглядываясь по сторонам. Он знал, что это такое.       - Даже если ты с Томасом… я не мудак: не хотел никак вредить тебе из-за этого.       - Джеймс, - берет слово Алекс, услышав всё, что хотел. – Разве ты украл бумагу? Нет. Ты был прав, когда говорил там, в коридоре: я сам подставил себя. Ты просто вернул всё на место – любой бы так сделал. И я понимаю твои мотивы, хотя бы потому что ты вернул его по той же причине, что я полгода назад выкрал. Всё возвращается к нам – слышал о такой морали?       Александр иронично усмехнулся.       - Всё нормально, Джеймс.       - Ты на волоске от отчисления.       - Разберусь, - пожимает плечами Алекс и слышит, как в конце коридора раскрываются двери лифта. – Так, мне пора. Удачи.       Не дождавшись ответа, он сбросил вызов и устремил взгляд на свет с кабины приехавшего на этаж лифта. Оттуда вышла на вид молодая женщина с пакетом из продуктового магазина в одной руке и сумкой в другой. Её корпус был наклонен к увесистому пакету, но сама она не показывала, что ей тяжело его нести, выглядя больше усталой и тем не менее заинтересованной парнем в коридоре, с которым никогда до этого не встречалась.       Она обошла его и отперла дальнюю дверь в свою квартиру. Оттуда донеслось слово: "Мама!", а после женщина поспешила закрыть дверь. Хм, стоит почитать об уровне преступности в этом районе.       Когда коридор вновь опустел, Алекс с досадой глянул на выключенный телефон, сетуя на то, что зря закончил разговор.       Но на этот раз парень ждал недолго: лифт вновь оказался на этаже, и на этот раз из него вышел мужчина средних лет, со светло-коричневыми волосами, в узнаваемом Алексом плаще, в котором тот был на родительском дне. Едва ли что-то изменилось в его внешнем виде.       Александр оторвался от стены, встав прямо и почувствовав легкое волнение в животе. На этот раз этот человек уверен, что он его сын, и оглядывает уже по-другому. Неосознанно парень поправляет край университетской синей крутки и пытается выглядеть серьезным.       - Привет, Александр, - кивает ему отец слишком официально. Как к нему теперь обратиться? На вы? Глупо обращаться к отцу на вы, но что делать, если они не знакомы толком.       Боже, ладно.       - Привет, - наконец говорит парень, и небо не падает на землю.       - Пойдем. Ты голоден? – спрашивает мужчина, открывая дверь одним из ключей из связки.       Та наконец распахивается, и Алекс может пройти в квартиру, пробормотав согласие на еду.       На полу темный блестящий паркет, он снимает обувь рядом с дверью, как делает отец, и идёт дальше, оглядывая пустые стены, выкрашенные в цвет зеленого чая. На пути их сразу встречает смежная с небольшой гостиной кухня, состоящая всего из трех тумб и комплекта ящиков, похожих по стилю и соединенных с плитой. Выглядело уютно и компактно.       Напротив двери большое окно.       Впрочем, когда Гамильтон вошёл в гостиную – это окно уже не казалось таким большим – все стены комнаты почти от потолка до пола были сделаны из стекла, что создавало офигенный вид на высотные здания Нью-Йорка. Мебели было немного, будто квартира совсем новая, не обжитая: всего-то диван у стены и столик возле него. Обеденного стола даже не было, ну, Алекс больше привык есть на кровати или сидя на полу, потому что стол завален бумагами.       Слева была спальня, чуть меньше его бывшей комнаты, с такими же панорамными окнами с одной стороны. Слава богу, здесь стояла кровать, двуспальная, следует заметить, а рядом - тумбочка и комод побольше. Оставив большую сумку в углу, он ради интереса заглянул в ящик комода, и да, каждая полка была пустой. Его отец не живет здесь, всё же.       В ванной тоже всего по минимуму – щетка зубная с пастой, и небольшой флакон с шампунем - в душевой.       Осмотрев всё, он вернулся в гостиную, где, опершись на тумбу, отец говорил с кем-то по телефону.       - Верно. Через сколько? Понятно, ждем, - глядя на телефон, сказал он кому-то и, отжав его от уха, обратил внимание на стоящего в центре комнаты Алекса. – Здесь не особо есть чем ужинать – заказал пиццу.       - Ты не живешь здесь.       - Да. Я в Нью-Йорке по работе в основном. Примерно раз в неделю, а так живу в Виргинии.       - Не надоедает туда-сюда летать?       - Честно – очень. Но мне обещают последний месяц этой головомойки, так что…       Александр думает, что никогда не разговаривал с отцом так долго. Жаль, что чаще всего их разговору сопутствует какая-нибудь проблема.       - Зачем тебе квартира в Нью-Йорке, раз с делами скоро будет покончено?       - Она не мне.       Он снял плащ и кинул его на диван. Всё равно ни вешалки, ни крючка на стене не было – Алекс заметил, потому что сам хотел повесить куртку.       Отец сел на диван, расслабленно облокотившись на спинку.       - Я купил её тебе на двадцатый день рождения и хотел подарить, но раз такое дело, - он забирает ключи из кармана лежавшего рядом пальто и кладет их на кофейный столик. – Она твоя сейчас.       Александр смотрит на отца, а затем на ключи. В нём растет недоверие к почти незнакомому человеку, предлагающему не самый скромный подарок по сомнительной причине.        - Зачем тебе дарить мне её? Извини, но я не верю в щедрость человека забившего на меня почти двадцать лет.       - Скажу прямо и на юридическом языке, ты-то понять должен, – это компенсация за все эти года.       Брови поползли вверх, но глаза были полны скепсиса.       - Ага, совесть дала о себе знать спустя столько лет, - скрестил руки на груди Алекс. Он упрямо не хотел давать ни шанса, ни попытки себе поверить словам этого человека. За этим всем что-то скрывается, из равнодушия получается плохая забота. Даже под гнетом совести.       - Я могу начать рассказывать о множествах попыток начать бизнес в разных штатах, но мы просидим здесь до завтра, - нетерпеливо объяснил отец.       Александр пожал плечами, опустился на пол, скрестив ноги и поставив на колени локти, а на ладони оперев подбородок. Он как бы никуда и не спешит.       Отец по позе понял настрой парня и тяжело вздохнул, потирая лоб. Ему действительно придется объясниться более чем двумя словами – за столько лет он должен был накопить их достаточно.       В общем и целом, Джеймс прогорел в семи штатах, с переменным успехом открывая и спустя какое-то время закрывая бизнес. Как вычислил в голове Алекс, самое продолжительное дело у него сейчас в Виргинии – сеть автомобильных салонов, что он и мечтал открыть, копя деньги с более мелких авантюр. Вроде как дело держится уже семь лет и два года приносит хорошую прибыль – с неё он и купил эту квартиру, да и свой дом обустроил получше.       Была в мужчине и прямолинейность, он так и сказал, что ребенок принес бы ему ненужные траты и отвлекал от работы, которой он хотел посвятить себя, и, только начав личный бизнес, Джеймс стал бы заводить семью. Он сказал, что предупредил Рейчел об этом, и всё равно она была уверена, что ответственность и отцовский инстинкт возьмет верх над алчностью, но ошиблась – в решении с делом всей жизни он был непоколебим и ушёл сразу, как она с надеждой на лучшее сообщила, что ждет ребенка.       Он предупреждал её, говорил, что не останется с ней без перспектив к развитию бизнеса. В конце концов, её эгоистичное желание привязать его к себе привело к исходу, заранее обещанному Джеймсом – он ушёл, не оставив о себе никакой информации. Покинул острова и отправился в штаты.       - Не все семьи строятся на любви, - говорит Джеймс. – и заканчивается всё соответствующе. Мне не нужны были дети, и я не скрывал, а ныне настолько ушёл в дела бизнеса, что, боюсь, и сейчас ни к чему новая семья, - признается отец Алекс, а затем взгляд его едва заметно теплеет, когда падает на сына. - Но могу попробовать наладить отношения с тобой, - но на лице Алекса сомнение, поэтому огонек гаснет. - Или, возможно, я в целом был создан перебирать бумаги и оперировать деньгами фирмы.       В дверь постучали.       - Доставка, - уверенно заявил Джеймс, ну хотя бы потому что никто из них не имел знакомых, знающих этот адрес.       Александр остался сидеть на полу с курткой в руках, которую снял, когда стало совсем жарко. Его отец - ужасно безответственный человек, бросивший сына сиротой на “без перспективных островах”, вовсе не задумываясь о его будущем. Наверно, таких как он и называют людьми, женатыми на работе. Или, скорее, на навязчивой мечте. Наверно, от него он взял этот дурацкий вид целеустремленности, когда назад почти не оглядываешься.       Аромат свежей пиццы наполнил квартиру уже с коридора, и Александр вспомнил про свой урчащий живот, который уже сжался весь от голода и затих.       - “Каприччиоза” – взял на своё усмотрение.       - Не очень люблю её – там оливки. Они противные, - резко ответил Александр.       Джеймс замер, но не от неловкости. На лице появилась задумчивая ухмылка.       - Тоже терпеть их не могу – попросил не класть.       Он ведь врет, да?       Открыв поставленную на кухонную тумбу квадратную коробку он лично убедился, что его нелюбимых оливок на вымазанном соусом тесте нет.       Хах, надо же.       - Тарелок здесь нет, к сожалению.       - Не проблема, - пожал плечами Алекс и оторвал крышку от коробки, положив затем туда три треугольных кусочка. – Вот одна, - он указал на импровизированную картонную тарелку. – А вот вторая, - тыкнул пальцем он на другую половину. Практичность студента – тарелки из того, с чего тупо не упадёт еда. Без изысков.       А затем он ушёл к окну, заняв угол с выпуклой сплошной стеной. Отличный вид и еда супер.       Его отец ел на кухне, тактично давая подумать ему в компании одиночества.       Бекон отчетливо выделялся во вкусе пиццы, но против него Алекс ничего не имел. И оливки были бы тут лишними – она и так супер, эта стухшая пародия на маслины всё портит.       В молчании мысли постепенно строились в правильном направлении, подходя к очевидному. В итоге, не поворачиваясь к отцу, Александр спросил достаточно громко: - Вопрос: твоё желание наладить со мной отношения косвенно или прямо связано с твоим бизнесом?       В отражении окна Алекс увидел, что отец смотрит ему прямо в спину, а затем проводит ладонью по волосам, зачесывая их назад, явно не торопясь отвечать.       - Я не хотел так рано касаться этого вопроса, но в какой-то степени ты верно понял, - стоило бы испытывать чувство обиды, но отчасти Алексу было даже спокойней, ведь он наконец нашёл тот самый мелкий шрифт в договоре. - Уже какое-то время я ищу кого-то толкового, кому смогу передать дело своей жизни так, чтобы ничего не подверглось сильной мутации и продолжило держаться на плаву. Просто хочу на старости лет увидеть в какой-нибудь газетенке, что моя фирма бьет рекорды экспорта, и с гордостью вспомнить, что моё имя написано на стенах многочисленных салонов, полных машин. Это моё наследие, Александр, то, что я хочу оставить после себя, чтобы где-нибудь там, - он задирает указательный палец вверх. – гордиться.       Оставить наследие. Вот уж о чём он не задумывался всерьез никогда, хотя бы потому что у него даже нет того, что можно было бы оставить. Страницы статей, кипа исписанных тетрадей, множество идей и мыслей – вот всё состояние, которое у него было.       Но даже так он понял, сколько эгоизма содержат в себе слова отца.       - Боюсь, это звучит слишком старомодно для парня твоего возраста, - поставив локти на тумбу, сказал Джеймс, глядя на свои истертые ладони, а после отряхивая их от налипшей с пиццы муки.       - Да нет, я понимаю, - просто отвечает Алекс и частью лица поворачивается к кухне. – Просто кто-то всерьез уверен, что материальное наследие несущественно. Как должно быть смешно они в твоих глаза выглядят.       В том, что ты создаешь есть значимая часть тебя. Но деньги не говорят, кто назовёт твоё имя спустя много лет?       Его отец сощурился, но ничего не сказал. Благоразумно Александр тоже ничего не говорил, и в итоге они разошлись спать ближе к одиннадцати вечера.       Он устроился в гостиной на диване, в принципе подходящем ему по росту, оставив отцу удобную кровать – всё же если не уважать человека, то хотя бы его возраст. Если вторая подушка была, то второго одеяла не было, поэтому Алекс лежал под своей курткой: от окон почти неощутимо веяло зимним холодом.       На телефоне куча сообщений от друзей, он с ними плохо поступил сегодня – и слова не написал, что с ним. Но настолько сильно хотелось просто отключиться от мира, что телефон вновь тухнет, ложится на пол к розетке и там остается до утра.       Сквозь большие окна видны звезды на небе.

***

      Наверно, он эмоционально вымотался вчера сильнее, чем ощущал, потому что проспал до двенадцати дня, ни разу не проснувшись. Даже солнце отказалось его будить – залезло под плотный слой туч, как под одеяло, которым был накрыт Алекс. К слову, вчера его не было.       В непонимании ощупав мягкую ткань, он подумал, что отец, должно быть, ушёл раньше и накрыл его. Забота от этого человека казалась такой странной.       Сев на кровати и вытерев руками заспанные глаза, он потянулся к телефону. Всё подозрительно молчало.       Поднявшись, он прошёл на кухню, где на тумбе заметил сложенный в два раза белый лист бумаги. Сразу признав в нём записку, Алекс, не давая себе медлить, открыл её и, подперев поверхность кухонной тумбы спиной, начал читать.       Ещё один вид старомодности – записка.       Александр чуть усмехнулся.       Мой самолет сегодня в семь утра, скорее всего, я уже улетел. Вернусь на следующей неделе в пятницу и привезу документы по поводу квартиры – переоформлю на тебя.       Я звонил президенту твоего университета, чтобы узнать о случившемся. Надеюсь, ты знаешь, что будешь делать, но если что – позвони.       Под запиской – моя старая карта, пароль – ХХХХ.       Уверен, ты будешь в порядке. Удачи тебе.

Джеймс Гамильтон.

      P.S. не скрою, меня поразило твоё красноречие. Возможно, ты прав, и не только фирма является моим наследием.       Дочитав до конца, Александр остался в непонятном состоянии недоверия и между тем одобрения написанному поскриптум. Вряд ли по прошествию девятнадцати лет человек может поменять своё мнение за один день, но если он и вправду хотя бы задумался – наверно, может быть, Алекс не уверен, он не зря давал ему шанс. Вновь парень обратил внимание на оставшуюся на тумбе карту. И оставил её там.       Позавтракав оставшимися кусочками пиццы, он всё же набрался мужества начать разбирать пришедшие от друзей (и много кого ещё) сообщения. Разумеется, уже многим известно, что его отправили в академ отпуск, но вот причина четко названа не была и в чатах превратилась в бред, вплоть до “Слышали, что Мария снова беременная? Свалил небось папашка :р”.       Сразу после этого в чат пришло лаконичное:       - А ещё тупее придумать не мог, Джей? Хватит выдумывать всякую хрень. Т.Дж.       Томас заступался за него, но теперь не появлялся в чатах так же часто, как и его друзья. Все, кто знали, что произошло, держались в стороне от вопросов.       Алекс перешёл в чат с парнями.       - Дня, я жив. Сейчас на квартире у отца в Нью-Йорке. А.Гам.       - Всё хорошо? Почему ты так долго не отвечал? Д.Л.       - Ты поэтому мне не написал?? Герк.М.       - И ты можешь там остаться до конца академа? Д.Л.       - Mon ami, стоило хоть слово написать – мы волновались. Л.Ж.       - Да, простите, парни. Со мной всё в порядке, я могу оставаться в этой квартире: отец сказал, что она моя. Да, Герк, стоило тебя предупредить. Ещё раз простите. А.Гам.       - Я просто рад, что у тебя всё в порядке. Д.Л.       - Если что мои двери открыты, друг. Герк.М.       - Томас спрашивает, всё ли нормально у тебя с отцом. Л.Ж.       - Он с вами? А.Гам.       - Да, как поссорился с Джеймсом. Л.Ж.       - Ясно. С отцом порядок более менее, но я ему не особо доверяю, сами понимаете. Тем не менее я уверен, что могу пока остаться здесь, не волнуйтесь обо мне. А.Гам.       - Но если что – пиши. Герк.М.       - Мы все на твоей стороне. Чарльз Ли – тот ещё говнюк, и заслужил всё, что с ним случилось. Д.Л.       Александр несогласно покачал головой. В этом Джон может и прав, но он будто нарочно игнорирует то, как Алекс добился позора этого парня. Не стоит быть на его стороне, она неправильная, а его друзья – самые лучшие люди на земле, они не должны идти за ним в пропасть, даже если безоговорочно верят, что там её нет.       Он закрыл сообщения и положил телефон на стол. Чувство отстраненности и одиночества постепенно настигало его вне стен университета. Он как будто покинул родной город, уехав в чужой, незнакомый, оставив друзей где-то за несколькими часами езды по трассе.       Нужно было что-то делать. Три дня он провел в состоянии полной недееспособности, а четвертый решил, что пора начинать сначала.       Иначе ожидание сломит его.       Пора начать этот гребаный месяц.       Свежая цель ледяной водой смыла с него остатки прошлой печали, и, завязав волосы в рабочий хвостик, он сел за ноутбук, на белом листе документа начав печатать новую жизнь.       Теперь он расширял свой кругозор для новый статей: подолгу ходил по улицам Нью-Йорка, говорил с множеством интересных людей – совсем безызвестных, но добившихся много в своём понимании. Так он встретил Кэрол - сбежавшую из Портленда афроамериканку, буквально пешком дошедшую до Нью-Йорка, где хотела начать жизнь сначала, вдали от отца, избивавшего её слабохарактерную мать, неспособную, да и никогда не пытавшуюся защитить свою дочь. Здесь она стала бездомной, обычное дело в этом городе, когда в кармане ни гроша, но была взята на работу Скоттом – поваром закусочной на углу, где она часто побиралась. Мужчина был уже староват и холост, ему как раз нужны были молодые руки, способные шустро помочь с уборкой или готовкой. Большего шанса она и представить не могла, вскоре накопив достаточно, чтобы снять собственную квартиру и больше не стеснять мужчину своими четырьмя баночками шампуня в душе.       «Правда! Он так и не понимает, зачем мне столько, но вы только представьте как тяжело мне управляться с этими спутанными волосами! Они становятся огромном шерстяным клубком после сна», - с упоением рассказывала девушка, а Алекс, записывающий всё это время каждое её слово, вдруг пропустил парочку, задумавшись о кучерявых темных кудрях, по которым утром он так любил проводить руками. Раньше.       Кэрол гордится собой, когда Скотт заболевает и ложится в больницу, а она следит за закусочной и оплачивает его лечение. Она чувствует, что отдает хотя бы малую часть той доброты, которой проявил к ней мужчина.       Когда Александр спрашивает, может ли опубликовать её историю в газете, она просит лишь, чтобы название закусочной и её фамилия не были напечатаны – всё ещё боится, что отец найдет её. Он пообещал, что сделает так, как его просят, и на прощание получил шоколадный капкейк, который с аппетитом съел по дороге домой.       Через неделю после официального его оформления в новой квартире, он познакомился с соседкой напротив. Майра, или мисс Харпер, повстречалась ему в лифте. Два не слишком надежных пакета в её покрасневших от мороза руках были настолько забиты продуктами, что вот-вот грозили порваться у основания ручек, что и произошло, когда они проехали пятый этаж.       Александр, разумеется, взял что смог с пола лифта и помог молодой женщине занести всё в квартиру, где с порога их встретила маленькая девочка. Но ребенку парень не был удивлен – среди покупок он заметил детские хлопья в форме звездочек.       Девочка пяти лет смутилась незнакомому гостю, но всё равно вытаскивала продукты из порванного пакета на стол на кухне, не сводя глаз с Александра.       - Ох, спасибо вам большое, кажется, сегодня я набрала слишком много, - отдышалась женщина, снимая пальто и вешая его на крючок рядом с дверью. К слову, Алексу уже давно пора прикрутить у входа такой же.       Рукой Майра прочесала по темным волосам, немного приводя их в порядок, после пребывания под шапкой. А у её дочери были наоборот, совсем светлые волосы.       - Да не стоит – я всё равно не занят, - благодушно ответил Алекс, аккуратно приземляя кучу продуктов на стол и подхватывая банку с горошком, попытавшуюся укатиться со стола.       Когда девочка положила рядом с его кучкой маленький пакетик с яблоками, во все глаза смотря на него, одно из них выкатилось и хотело хорошенько удариться об пол, но Алекс поймал его на середине пути, чем заслужил восторг ребенка.       - Ого, вы круто поймали его, сэр!       Сэр? Неужели он такой старый? Сэром он называл только президента Вашингтона и ещё некоторых престарелых преподавателей, из всё того же уважения к возрасту.       Александр растерянно посмотрел на мисс Харпер, немного виновато ему улыбнувшуюся.       - Розамунд, думаю, ты слегка завысила его возраст, - женщина посмотрела на него с сомнением. - Наверно, будет лучше, если ты будешь звать его по имени. Вы же не против?       - Конечно нет. Я – Александр, ваш сосед из 915, к слову.       - Но мама! – так звонко возмутилась малышка, что они с Майрой вмиг глянули на неё. – У него волосы на лице!       Кажется, Розамунд была действительно возмущена этим и от того выглядела очень забавно.       - А ещё у меня милый хвостик, но ведь это не делает меня девочкой, да? – присел на корточки он, повиляв хвостом по плечи.       Девочка просияла, показывая маленькими пальчиками и свой небольшой хвостик за головой.       - У меня тоже есть! Я сама завязываю, больше не прошу маму, потому что научилась! А ещё шнурки могу сама завязать, но сейчас я ношу ботинки с молнией, потому что на улице снег, - затрещала малышка, и Алекс просиял вместе с ней.       - Правда? Ты просто умница!       - Спасибо!       - Пожалуйста!       Майра с широкой улыбкой раскладывала продукты со стола в холодильник и тумбы.       - Ты хочешь остаться на ужин? Я могла бы разогреть и тебе, в качестве благодарности за помощь. Всё лучше, чем постоянно есть одну лишь пиццу.       - О, откуда вы это знаете?       - Часто натыкаюсь на доставщика в лифте и видела, сколько ты коробок выносишь в конце недели, - не таясь, поделилась она. – Как молодая мать заявляю, что питаться лишь пиццей вредно для здоровья молодых парней. Так что насчет еды?       Александр коротко рассмеялся нарочито серьезному виду мисс Харпер, наглядно выставившей указательный палец вверх, как бы донося истину до всех людей.       - Наверно, отказываться от такого предложения не стоит, - кивнул он ей.       Пока Майра разбиралась с едой, Розамунд перетаскала ему все свои любимые игрушки. А потом и остальные – всё нужно было показать. Её мать объяснила это просто: - Я всегда на работе, едва ли у меня есть время приглашать гостей, к тому же возраста Розочки. Поэтому она так рада любому, кто оказывается здесь. Когда у меня потекла труба и пришлось вызвать мастера – она бегала вокруг него так же, не давая работать.       Розамунд принесла свою куклу и вновь убежала, а в перерыве Майра заговорила вновь.       - А сейчас подготовительную школу закрыли из-за эпидемии, и она, бывает, сидит дома совсем одна, когда мне некого попросить посидеть с ней.       - Я умею сама пользоваться микроволновкой! – похвасталась девочка, услышав часть разговора и гордо в него влезая. – Я почти совсем большая!       - Почти? Да ты самая взрослая малышка, какую я только знаю! – разулыбался Алекс, подхватывая девочку на руки и поднимая к потолку. – Посмотри, какая большая уже! Розамунд громко смеялась, ей очень нравилось быть самой высокой в комнате. Слегка подкинув её, от чего девочка коротко взвизгнула, он поймал её на руки и опустил на пол, после чего она тут же попросилась обратно, вытягивая к нему цепкие ручки.       - Ещё!       - Так, еда готова. Розамунд, Александр – руки, - по-матерински строго приказала им мисс Харпер.       Алекс замешкался, не зная, куда идти, но Розочка крепко сжала его рукав и отвела в ванную комнату, где, подняв руки почти над головой, вымыла их в раковине, дважды нажав на носик тюбика с жидким мылом.       И несмотря на то, что Алекс знал куда ему нужно идти, чтобы вернуться к кухне, Розамунд всё равно взяла его за рукав и отвела обратно, горделиво задрав носик. Он чувствовал, что влюбился в эту малышку.       За ужином он узнал, что Майра экономист, начальник отдела и потому подолгу задерживается на разного рода совещаниях, а иногда выходит и в субботу. Нет, зарабатывает она неплохо, ей не нужно искать ещё несколько работ или бегать по подработкам, но тем не менее основная работа мешает ей бывать чаще с единственной дочкой.       Ей всего двадцать шесть, между ними разница в семь лет, поэтому общий язык они находят быстро, и Алекс, не задумываясь долго, предлагает помогать с Розамунд, тем более, что этот месяц он как раз проведет дома, а после - подготовительная школа Розочки должна открыться вновь.       - Тебе будет не тяжело? Я думала, ты учишься.       - Я в академическом отпуске, а график работы – свободный. Мне не составит проблем, - говорит Алекс, весь вечер влюбленными глазами глядя на то, как мило Розочка запихивает в рот макароны, пока жидкие, совсем светлые волосы падают ей на лицо и в тарелку.       Майра действительно благодарна ему. А он просто наслаждается вечером в кругу пусть и чужой, но семьи. Его нынешняя жизнь наполняется новыми красками.       Итак, сейчас он следит за ребенком, пишет статьи, иногда ест правильную пищу (Джон бы гордился им. Черт, он так скучает по нему и ребятам), когда Майра зовет его на обед или ужин, утром заглядывает в закусочную Кэрол, чтобы взять пару замечательных капкейков себе и Розамунд (когда однажды он приходит туда с ней, единственная работница впадает в бесконтрольный восторг от милых розовых щечек девочки и кладет один банановый капкейк в подарок).       - Пока Скотта нет - могу позволить! – подмигивает она Розочке, а та просто радуется, хотя и не понимает, о чём говорит девушка.       Розамунд говорит, что Кэрол очень добрая.       Идёт середина второй недели, когда он решается спросить, где отец Розочки. За время, проведенное с ней в доме, он хорошенько его осмотрел и не нашёл фотографий или упоминаний. Единственной зацепкой стал рисунок Розамунд, с кривым человечком, где желтым карандашом были нарисованы волосы, а синим - рубашка и брюки. В руке (вроде бы это была рука, хотя она почти доставала до пола) была какая-то бумага.       - Кто же это? – с улыбкой спросил Алекс.       - Папа.       - А в руке что?       - Газета. Он её написал.       Так.       - А как зовут твоего папу?       Розамунд оторвалась от карандашей и вопросительно глянула на него, будто он должен был напомнить ей ответ. Когда она поняла, что с ней не играют в «А кто твоя мама?», а действительно спрашивают, она задумчиво погрызла карандаш, глядя на свой рисунок.       - Питер? – прозвучало из её уст, когда Алекс уже перестал ждать ответа. – Питер!       Удивление на лице Александра было таким искренним и растерянным, что сначала он переспросил об имени, затем, получив несколько уверенных кивков девочки, сел рядом в недоумении по поводу возможности совпадения.       - А папа когда-нибудь называл тебя «цветочек»? – последнее, в чём решил убедиться Алекс.       - Да! Постоянно, - охотно ответила малышка. – Что случилось? У тебя странное лицо. Такое: «У-у-у».       Александр думает, что у него на лице не просто скупое «У», там целым предложением: «Да офигеть, этого быть не может вообще». Потому что Питер, дай боже вспомнить его фамилию, - бывший редактор Нью-Йорк Пост, с которым он работал до Аманды. А ведь точно, рамка на его столе, ну как же он мог забыть! Цветочек, ну конечно это Розамунд!       У малышки он решил не спрашивать, почему отец не живет с ними, но спустя несколько дней решился спросить у Майры, когда встретил её с работы с отчетом о проведенном с Розамунд (которая уже спала) дне.       Женщина налила стакан апельсинового сока, становясь более хмурой, чем была ранее.       - Должно быть в Клифтоне. Я не могла смотреть больше, как он напивается после работы. Однажды я сказала, что если он не прекратит - потеряет работу. Он потерял. Тогда я сказала, что если он не возьмет себя в руки, он потеряет меня и дочь, - после сказанного, она красноречиво указала раскрытой ладонью на всё её окружающее пространство, мол «Ты видишь его выбор». – Мне не нужен муж, которого даже с ребенком посидеть опасно просить. Наверно, всё ещё пьёт у нас в доме, если на улицу не выставили.       - Вашего мужа зовут Питер? – спросил прямо Алекс.       Майра была крайне удивлена вопросом.       - Да, - тем не менее ответила она.       - А он знает, как вас найти?       - Я не уверена. Откуда ты знаешь его имя?       - Потому что я его знаю! – наконец восклицает Алекс с горящими глазами. – В этом году осенью я работал с ним в Нью-Йорк Пост. Знаете эту газету? Он был там главным редактором!       Шок не сходил с лица мисс Харпер.       - И! – наконец довольно произносит он оставленную напоследок вещь. – Я помню, что у него всегда на столе стояла рамка с фотографией жены и дочери! А её он называл «цветочек» и говорил, что скучает по ней. Я думал, он говорит так, потому что сейчас на работе, но наверно, он скучает по вам и приехал сюда вслед за вами! И он неплохой человек, он помогал мне с деньгами, так что, возможно, он изменился и…       Алекс прервался, заметил, что Майра стирает слезы с лица рукавом белой блузки. Он стушевался, коря себя за излишний напор. Догадался он, великое дело! Ей должно быть ужасно неприятно вспоминать об этом человеке, а он устроил тут непонятно что. Похвастался.       Видимо, “как лучше” у него совсем не получается. И учиться на своих ошибках тоже, раз его нога уже второй раз становится на дно одной и той же ямы.       - Простите пожалуйста, не плачьте.       Она глубоко вдохнула через нос и сказала, что ей нужно подумать. Разумеется, Алекс и в мыслях не допустил настаивать на решении сейчас, в десять вечера спустя две минуты от услышанного, поэтому покинул квартиру соседки, пожелав ей спокойной ночи. Она улыбнулась ему, но в глазах эта улыбка не отражалась.       Конец третьей недели, когда Александр задумывается, что его прошлая жизнь слишком подозрительно не напоминает о себе. Нет, он перестал заходить на аккаунт в фейсбук ещё когда увидел 50+ сообщений не пойми от кого с одним вопросом по поводу причины его академ отпуска, но в приходящих на номер или на почту сообщениях он не видит имени Вашингтона или приглашений в суд.       Он терпит ещё день и на следующий прямо утром открывает ноутбук и забивает логин с паролем в графу входа в мессенджер. Сообщений перевалило за 89, но он зашёл лишь в чат с парнями.        - Йо, как сами, ребят? А.Гам.       - АЛЕКС. Герк.М.       - Че-е-е-е-ел. Л.Ж.       - НЕУЖЕЛИ. Герк.М.       - Где ты пропадал??? Д.Л.       - ТРИ НЕДЕЛИ ТЕБЯ СЛЫШНО НЕ БЫЛО! Герк.М.       - Да, знаю, простите. Со мной всё в порядке, как обычно. А.Гам.       - Алекс, стой, срочно прочитай. Л.Ж.       - Мы с Томасом, Джеймсом и Аараном собираем на Ли жесткий компромат. Типо все старые переписки сейчас всплывают наружу, мы ищем каждое его публичное оскорбление записанное в голосовых сообщения или на камеру. Л.Ж.       - Если у тебя есть что-то – пришли. Д.Л.       - Да. Л.Ж.       - Мы пытаемся набрать столько материала против него, что если они будут возобновлять дело в суде – едва ли заработают больше, чем потеряют. Его уже хотели привлечь в прошлом году за публичные оскорбления преподавателей института, просто тогда закончилось отчислением и всем было нормально, но если этот парень начнет громко кричать – мы заведем дело уже на него и попросим ровно того же, что его семейка. Л.Ж.       - Иными словами мы хотим заставить их понять, что в итоге будет ничья и нет тогда смысла вообще это начинать. Д.Л.       - Вы дали знать Ли об этом? А.Гам.       - Да, мы так и сказали, что лучше нам договориться. Д.Л.       - И что – согласился? А.Гам.       - Конечно нет, он же придурок. Герк.М.       - Но его мать женщина рассудительная – она готова пойти на уступки и забрать дело из суда. Д.Л.       Так вот что там происходит. Нет возможности оправдать Алекса за сделанное, но есть шанс подойти с другой стороны и действовать исключительно на неё. Ему тупо повезло, что сторона обвинителя едва ли лучше его самого в проступках. А ещё больше ему повезло иметь настолько верных друзей, которые не исчезли, когда он ушёл и отключился от всех сетей.       - Ребят. А.Гам.       - Вы реально крутые. А.Гам.       Пауза на выражение сантиментов на всех лицах из диалога, и три быстрых сообщения друг за другом.       - Та ещё бы! Герк.М.       - Круче нас нет. Л.Ж.       - Самые крутые парни университета. Д.Л.       - Просто возвращайся, Алекс. Д.Л.       - Ладно? Д.Л.       Александр смотрит на сообщение и благодарно кивает.       - Ладно. А.Гам.       - Спасибо, парни, это очень много для всего лишь меня.       Он действительно потерял надежду вернуться. Какое невообразимо волнующее чувство вновь представлять себя в стенах Колумбийского университета, бок о бок идущим с Лафом и Джоном на занятия, за обедом встречаясь с Герком.       Неужели он вновь окажется там?       - Оу, Томас отнял у Лафа телефон. Д.Л.       Александр уткнулся в экран.       - Ты серьезно не отвечаешь только мне? Л.Ж.       - Алекс! Л.Ж.       Сердце ускоренно бьется. Говорить с ним спустя всё это время так неоднозначно уйдя в тот день. Что думает Томас? Ему стыдно что он за всё время не набрался смелости ответить на его звонки или открыть сообщения от него, - а их очень много, такое ощущение, что он писал ему каждый день.       Он не сможет в этот раз.       Он выходит с профиля и выключает телефон. Утопая лицом в подушке, он думает, что слабак.       Даже когда Вашингтон пишет ему, что дело официально забрали из суда – он не верит в происходящее. Через несколько дней его академ отпуск закончится, и он сможет продолжить учиться – никто не будет акцентировать внимание на его проступке в силу его жизненных обстоятельств. В силу лояльного отношения Вашингтона. И это гложет его.       Ещё повезло, что его личное дело находится в архиве действующих дел, потому что кто-то из их компашки работников в архиве порыскал и с грустью всем сообщил, что там, где раньше работал Алекс, его дела нет. Этого парня, к слову, уволили оттуда. Дебил, слушать нужно было Барбару – в первый день ещё сказали где что лежит. Отпускные всегда лежали с действующими, а туда простым смертным ниже магистратуры - хода нет.       Да, он даже возвращается с более менее чистой репутацией: никто особо не просек, за что его вообще отправляли в академ, и в итоге все сошлись на выкинутом Лафайетом мнении, что это была просто ошибка. Но он всё помнит. Ребята всё помнят. В их университете чревато что-то скрывать.       Александр путается и сомневается в правильности мысли о возвращении в университет. От его совести буквально разит чем-то черным, смердящим, он чувствует это внутри. Он случайно разгрызает стержень ручки и чувствует вкус чернил на языке. Этот вкус кажется ему подходящим. Он заставляет голову работать.       Алекс садится перед ноутбуком на свой мягкий диван.       Он смотрит на скачущую каретку на пустом листе чистого документа. А после пишет весь день и всю ночь. Первая строка выделена жирным текстом. Там написано: «Памфлеты Гамильтона».       Всё это прерывает Майра, когда утром стучится к нему в дверь и когда он открывает, спрашивает:       - У тебя есть его телефон?       И нет сомнений, чей номер она спрашивает.       Александр был уверен, что где-то сохранил его, но всё, что у него было – телефон главного редактора, а это теперь Аманда. Но он сказал, что найдет номер.       С Амандой у него постепенно установились хорошие отношения, по мере того, насколько она уверено чувствовала себя в редакции, и насколько качественные статьи приносил ей Гамильтон.       Поэтому с некоторых пор он стал более уверено и короче стучать в дверь её кабинета.       - Аманда? Простите, можно?       - Заходи, Александр, - узнает женщина его ещё до того, как он успел показаться в кабинете. – Отличная статья про девушку из закусочной. Люди любят истории, написанные повседневностью, но с особым колоритом.       - Да, спасибо, - немного сбился с ритма парень, но быстро вернулся к основному вопросу, с котором и заявился к редактору сегодня. – Я вообще по поводу Питера, помните? Мужчина, что работал тут до вас.       Аманда так же сосредоточилась на вопросе, недолго раздумывая над ним.       - Я сама его не видела, но что вы хотите?       - Мне нужны его контакты – хотя бы номер телефона. Срочно нужно связаться с ним. Вы можете помочь?       Женщина смерила его твердым взглядом.       - Вам повезло, что ваши статьи я читаю за обедом с удовольствием, - лишь сказала она достаточно красноречиво.       После женщина взяла в руку стационарный телефон, набирая короткий номер и прикладывая трубку к уху с сережкой с пурпурным камнем. Алекс на миг задумывается, что такой цвет наверняка бы понравился Томасу. И больше не думает об этом.       - Генри, мне нужен номер телефона бывшего главного редактора – Питера… Напомни? – честно говоря вряд ли она вообще когда-то слышала его фамилию. – Харпера?       Александр даже лишнего воздуха в легкие глотнул.       «Всё сходится! Как же я не замечал этого?»       - Наверно его, да. Все контакты на почту прямо сейчас. Да. Отлично, - закончила она разговор и положила телефон на место.       - Садись, сейчас всё пришлют.       Она приглашающе указала раскрытой ладонью на удобный стул, напротив её стола и ничего не оставалось, как подчиниться этой женщине. Он кивнул и уселся напротив её, уже видя, как искра азарта полыхнула у неё в глазах.       - Итак, я хочу узнать… - она сложила ладони вместе, после неожиданно сделав пистолет и “выстрелив” в него. - …над чем ты сейчас работаешь.       Александр усмехнулся. Ладно, плата за информацию сегодня не высока.       Он чуть прищурил глаза, будто пряча внутри все самые интересные подробности и пустил в ход объяснения руки. Никогда не мог держать их на коленях.       - Знаете ведь, что некоторые подготовительные учебные заведения закрылись из-за сезонного карантина? – будто завлекая, начал говорить он. – Допустим, моя знакомая навела меня на семью с четырьмя детьми-одногодками, чья мать вынуждена справляться с ними каждый день, при этом помогая мужу зарабатывать на большую семью подработкой в прачечной. И я видел этих детей – эти ребята торпеды. Три парня и девочка, которая едва ли уступает в прозорливости!       - Похоже тебе нравятся дети.       - М?       - Ты так оживился, когда речь зашла о детях.       - Ну, просто… Можно сказать, с недавних пор у меня появилась сестренка, хах.       Аманда обратила внимание на экран ноутбука на своём столе и поправила очки на переносице.       - Так, пришли контакты. Перешлю на твою почту, - Аманда так быстро вернула себе профессиональный вид, едва ли он успел заметить и понять её преображение.       - Да, хорошо, спасибо, - встряхнулся Алекс, ожидая увидеть на телефоне пришедшее письмо.       Есть! Уже выходя из здания, он послал Майре сообщение с телефоном её мужа. Он был так горд собой за проделанную работу.       Когда лифт приезжает на девятый этаж – Александр замирает. Перед широко открытой дверью в квартиру Майры, стоит знакомый ему мужчина со светлыми волосами, уложенными на бок и немного седеющими у корней, со светлой отросшей щетиной. Его глаза блестят такой любовью, когда он смотрит на маленькую девочку у его ног и Алекс улыбается тоже, когда малышка замечает его и радостно машет ладошкой.       Тогда вся семья обращает на него внимание, а он лишь неловко улыбается, стоя в центре коридора.       - Хэй, - здоровается он со всеми сразу, приподняв ладонь рядом с головой.       - Хэй! – радостно кричит Розамунд так пронзительно, учитывая эхо коридора, что каждый на миг морщится.       - Цветочек, не кричи, - мягко, но твердо просит отец.       - Ладно, папа.       - Александр? – обращается к нему Питер. – Это действительно удивительно, что так всё сложилось, но я очень благодарен тебе, что ты не остался равнодушен к этому – я искал их по всему Нью-Йорку. Думал, может, в газете увидят моё имя.       - Но всё равно ваша стратегия оказалась удачной, мистер Харпер, - кивнул Алекс, действительно радуясь воссоединению семьи Розочки. Его семья никогда не имела шанса быть правильной, полной, но если есть шанс у кого-то другого – неужели это повод оставаться в стороне? Он счастлив за Майру, за Питера, за Розамунд. Они не его семья, но он всё равно считает их счастье таким же важным, как своё собственное.       - Я рад за вас, миссис Харпер, - кивнул он женщине, чьи глаза наконец-то блестели от слез благодарности - не печали, счастья - не горя. Маленькая Розамунд едва ли не подпрыгивала, видя обоих родителей вместе рядом. – Розочка, стоит показать отцу рисунки.       Малышка широко открыла рот, поражаясь, как могла до сих пор об этом не вспомнить.       - Точно! Пойдем, папа!       Розамунд схватила отца за широкие рукава куртки и с удивительной силой втянула его в квартиру, скорее всего в обуви ведя по гостиной в комнату. Переполох внутри квартиры был встречен хозяйкой чуть опущенными к глазам бровями и она поспешила схватиться за ручку двери, чтобы запереть её и разобраться с беснующимся семейством.       Перед тем как закрыть дверь она ещё раз глянула на Александра, не сдерживая широкой улыбки.       - Спасибо тебе, - по-настоящему искренне и тепло сказала она.       - Надеюсь, теперь у вас всё будет прекрасно.       Она кивнула ему и закрыла дверь. Звуки смеющейся Розочки стихли, а коридор опустел и погрузился в тишину.       Александр всё равно улыбался. Только уже иронично.       Он великолепно решает чужие проблем, а вот свои – нет. Но так ведь у всех было, да? Когда ты даешь офигенно мудрый и полезный совет другому человеку, но сам никогда ему не последуешь. Потому что у тебя ситуация другая, ага, там дело не в том, дело в этом. Неправда, просто отговорки.       В тихой квартире ему не хочется проводить свой вечер. Едва ли он успевает повернуться к вовремя открывшемуся на этаже лифту, как слышит:       - Александр.