Don't think about result

      Томас открывает глаза из-за будильника – 7:13, вставать в понедельник всегда приходится рано. В комнате почти совсем темно: солнце скрылось за тучами и едва ли там поднялось хоть немного выше линии горизонта. Это не мешает заметить ему абсолютно пустую кровать напротив. Даже одеяла нет.       С непривычки он тут же отрывает голову от подушки, не понимая, что происходит, но вот уже сознание немного отходит ото сна, и голова приземляется обратно. Конечно, он же теперь один здесь. Хах, пора бы… не пора бы.       Он жмурится от мысли о смирении и ставит ноги на пол, но не поднимается. Тишина утром до боли и тошноты странная. Сегодня они должны были встать вместе. Проснуться вместе. А он один в этой комнате.       И завтра он проснётся по своему будильнику, а не раньше на час из-за Алекса, у которого занятия в восемь.       - Спи, только я встаю, - говорил недовольным голосом Алекс, сердясь, наверно, даже больше на Томаса, который может ещё час полежать в теплой кровати, чем на расписание, заставляющее его подняться. Конечно, чего толку вредничать на лист А4, когда можно немного пораздражать Томаса, а то больно хорошо он устроился.       Томас помнил, как по началу ещё пытался отвернуться к стенке и заснуть до своего будильника, и ему благородно давали это сделать, а потом всё резко закончилось, когда они стали спать вместе. Теперь его царапали, кусали, щипали, когда проходили мимо кровати.       - Алекс! – несколько раз шипел он в ответ.       И парень лишь хихикал и уходил вскоре из комнаты. Прогнав весь сон Томаса.       «Какой же ты вредный порой, Гамильтон», - думал парень, тупо пялясь в потолок ещё пол часа до звона своего будильника.       Понимая глупость своих надежд на сон, когда Алекс встает раньше, Томас просто поворачивался лицом к комнате и следил за тем, что делает парень.       - Так, перестань это, - в один момент встал Алекс на месте, хмуро глядя на него.       - М?       - Наблюдать. Спи.       - Неа.       - Томас.       Томас с удовольствием ещё и поудобнее устроился, глядя, как недовольно морщит нос Алекс. Теперь он уперся локтем в подушку, подперев ладонью голову, лежа на боку. Взгляд Гамильтона скользнул по обнаженному торсу парня, который перестало закрывать съехавшее к животу одеяло, и тут же смущенно метнулся в сторону, когда Алекс вспомнил, что так-то Томас это наверняка заметит.       Ох, как он прав.       Шевеление на кровати вновь привлекло внимание Алекса. Подняв брови как можно выше ко лбу, Томас рукой окончательно избавился от одеяла и хотел было избавиться ещё и от нижнего белья, но Алекс сердито кинул ему в лицо подушку.       - Перестань, блин!       Акт соблазнения не прокатил.       Алекс ушёл одеваться в ванную.       Покидая реальность воспоминаний, он возвращается в настоящее, где до выхода остаётся меньше пятнадцати минут, а он едва ли собран - всё так же сидит на краю кровати. И едва ли вообще хочет куда-то идти.       Чудом он появляется на месте точь-в-точь ко времени и проходит в просторную аудиторию.       Джеймс на втором ряду пытается поймать его взгляд, но Томас нарочно уводит его, когда просекает замысел парня. Он садится на другой край ряда и не смотрит никуда, кроме доски и преподавателя международной политики.       На следующем занятии чуть легче дышать – Лафайет сидит рядом с ним.       - Из-за Коатсворда тебе ничего не было?       - Кроме вот этого, - он коротко указывает большим пальцем на рассеченную губу. – Нет, не было. А его вроде уволить хотят.       - Ты сам в порядке?       - Не болит.       - Не про то, Томас, - негромко говорит Лафайет, после оставляя другу паузу для ответа.       Он коротко смотрит на него, а после утыкается взглядом в записи в тетради, бездумно закрашивая чернилами ручки уже шестой квадратик на полях.       - Гамильтон не отвечает, - старается Томас сказать небрежно, но голос всё же выходит немного тревожным. Однако то, что ему ещё и одиноко, он прячет намного старательнее.       - Он даже не заходит в фейсбук, а на телефон не дозвониться, - кивает друг. – Он не позвонил даже Герку – я не знаю, где он и что с ним. Мы все не знаем. Я беспокоюсь. Мы беспокоимся.       И Джефферсон видит погрустневший взгляд Джона к Лафайету, после отведенный к себе в тетрадь. Так значит они все ничего не знают.       Зато в чатах института все знали, что Алекса отправили в академический отпуск, и не стеснялись это обсуждать, делясь теориями с поводами – так всегда происходило, когда ты уходил в тихую. Так было и с Чарльзом Ли, успевшим с легкостью всем доказать, что сам отчислился, а после выставленным на смех, когда правда всплыла.       С той истории народ почерпнул явно неправильные выводы, неся абсолютную хрень по поводу академа Гамильтона.       - Почему, думаете? Сал.Х.       - ну обычно берут по семейным обстоятельствам. О.Лен.       - может, в архиве что-то слишком намудрил. Он же там работал вроде. З.Марш.       - По стопам того чела с прошлого года? М.Рэй.       - За такое в академ не отправляют, алё оО А.С.       - может его выставили из штата? Я помню, в прошлом месяце кто-то судился, и его хотели аж перестать пускать в Нью-Йорк, поэтому уник на время отправил его в академ :о З.Марш.       - Помните? З.Марш.       - И за что на этот раз? Сал.Х.       - Ну, он же что-то там писал в газету. Может хрень какую написал неполиткорректную или оскорбил кого-то О.Лен.       - Опять расизм? З.Марш.       - А кто говорит про него :о О.Лен.       - Ну, он вроде с Томасом жил там, все дела :D З.Марш.       - они же не ладят З.Марш.       Хотелось рукой пробить лицо, но он сдержался – звук бы слишком хорошо был слышен в тихой аудитории. Поэтому он просто тихонько накрыл его ладонью.       Лафайет тоже наблюдал за происходящем в чате, неодобрительно кривя губой.       - И судится он с ним сейчас, ага, классно придумали, ребят, вам бы книги писать. А.С.       - ну ты знаешь не больше нашего :о О.Лен.       - О, другая тема. Д.Джей.       - Слышали, что Мария снова беременная? Свалил небось папашка :р Д.Джей.       Терпение нахрен лопнуло. Он взял телефон в руку, печатая текст.       - о, Томас пишет. Рассуди – вы с Алексом судитесь? :р Х.Марш.       - А ещё тупее придумать не мог, Джей? Хватит выдумывать всякую хрень. Т.Дж.       Сказав своё слово, Томас отложил телефон, вообще больше не имея желания туда заглядывать. Наверное, то же чувствовал и Александр, поэтому он и не заходит в этот срач. Здесь его можно понять, но хотя бы друзьям…       - Алекс написал! – шепнул Джон Лафайету, не скрывая улыбки.       Парень удивился и быстро зашёл в один из чатов, в котором Томас не состоял, поэтому приходилось в наглую подглядывать в телефон друга.       Лафайет сразу заметил это, но никак не возражал.       - У него всё хорошо, он здесь у отца, - даже шепнул он, но Томас и так всё прочитал из чата.       Это его немного насторожило. Он помнил, как выглядел Алекс после встречи со своим отцом, и его вновь гложили сомнения, что с ним всё в порядке.       - Спроси, всё ли нормально у него с отцом, - попросил Томас, и, не отрываясь от телефона, Лафайет кивнул, быстро набрав сообщение.       Когда пришёл ответ, Лафайет просто показал ему экран, чтобы он смог нормально всё прочитать и, немного успокоившись, кивнуть.       - Он говорит, что всё будет нормально.       - Но даже адрес не написал, - засомневался Томас.       - Может, позже.       Томас поверил в это, только потому что не хотел верить в обратное. Он открыл диалог с Алексом, который быстро свалил из сети и напечатал сообщение.       - Позвони мне, как сможешь. Т.Дж.       Следующим утром, когда он просыпается один, пишет:       - Без тебя слишком тихо. Т.Дж.       День шёл за днем, но телефон молчал.       Ответ не приходил, зато от него шли новые сообщения каждый день. И среди них было четыре этапа: первая неделя, где он держится и пишет так, будто через пять минут уже придет ответ; вторая неделя, где он сдается и начинает болезненно смиряться; третья неделя, где он начинает что-то делать, чтобы ожидание не сломало его; четвертая неделя, где он находит его.       Пора начать этот гребаный месяц.       Первая неделя.       Томас сидит на втором ряду вместе с Лафайетом и Джоном, с легкой ухмылкой печатая в телефон текст.       - Штраус балдеет на уроках в открытую – каждый ведут студенты с проектами. Т.Дж.       - Ахаха, жаль ты пропустил – Джею дали одиночное задание на историю, - он там проект защитить не смог, помнишь? Честно, не думаю, что он даже видел его, - а он принес флешку для проигрывателя, которая оказалась маленькая для гнезда :D Т.Дж.       - Штраус сказал, что у него слишком короткий размер :DDD Т.Дж.       - Нашёл твою книгу по-французскому между матрасом и стеной. В курсе, что не сдал её? Ладно, тебе не до того было. Я сдам. Т.Дж.       - Ты и здесь умудрился писать??? Она библиотечная! Т.Дж.       - Зло стираю всё ластиком. Т.Дж.       - «À l' heure actuelle Thomas crétin. À l'avenir Thomas ne cesse pas d'être une secousse.» (На данный момент Томас придурок. В будущем Томас не перестает быть придурком.) Т.Дж.       - Нашёл то, как ты тренируешься формировать предложения со временем на французском. Т.Дж.       - Польщен вниманием к моей персоне. Т.Дж.       - НО УРОВЕНЬ У ТЕБЯ ПЕРЕВОДЧИКА ГУГЛ. Т.Дж.       - И художник из тебя, как из меня садовник. Т.Дж.       - фотография Т.Дж. ¹       - Знаешь, я нарисую тебя намного лучше. Т.Дж.       - И пусть тебе будет стыдно. Т.Дж.       - И ЕЩЁ У МЕНЯ НЕТ ТАКИХ УСОВ Т.Дж.       - Сегодня Джеймс пытался поговорить со мной. Я послал его. Т.Дж.       - Пошёл он. Т.Дж.       - Нашёл под твоей тумбочкой батончик в зеленой обертке. Т.Дж.       - БЛЯТЬ СУКА ЧТО В НЁМ ЧТО ЗА ХРЕНЬ КАК ТЫ ВООБЩЕ ЖИВ ДО СИХ ПОР ПИТАЯСЬ ЭТОЙ ХЕРНЕЙ ГОСПОДИ Т.Дж.       - Хэй, знаешь. Уже почти неделя прошла. Т.Дж.       - мне просто Т.Дж.       Вторая неделя.       - Ты опоздал со сдачей книги почти на два месяца! В тебе никакой ответственности, а ещё главой студ комитета быть хотел. Т.Дж.       - К слову, проходят перевыборы. На этот раз я и Бёрр. За кого бы ты проголосовал?? Конечно за меня, я тебе нравлюсь с; Т.Дж.       - но честно говоря, будь это так, ты дал бы знать о себе за пол месяца. Т.Дж.       - да? Т.Дж.        - На этой неделе Джей всё-таки притащил норм флешку, но защищал как дебил – я его уничтожил вопросами. Я лучший, знаю, можешь не говорить. Т.Дж.       - тем более, что ты вообще не пишешь. Т.Дж.       - последние две недели. Т.Дж.       - Знаешь, стало реально тихо. На занятиях тоже. Т.Дж.       - Я не знаю, на что рассчитывает Мэдисон, подходя ко мне. Я не хочу говорить с ним. Мне не о чем говорить с ним. Т.Дж.       - Наш диалог уже похож на мой личный дневник. Т.Дж.       - Дорогой диалог с Гамильтоном, сегодня я показал средний палец Мэдисону в коридоре, и это увидела наш новый ректор. Привет, дисциплинарное! Боже, мне так плевать. Я перестаю видеть смысл во всем, что делаю. Т.Дж.        - Лафайет сказал, что я выгляжу как пережаренный на сковороде без масла бекон. Надеюсь, эта шутка была без расизма. Ладно, он прав. Хорошо, что ты меня ещё не видишь – это точно снизило бы мою самооценку. Т.Дж.       - Отличная статья. Ты сменил формат. Т.Дж.       - ты живешь где-то рядом с этой закусочной? Т.Дж.       - даже название её не написал. Т.Дж.       - не говори, что ты хочешь исчезнуть. Т.Дж.       - Перед уходом ты сказал: «А ведь он прав в чем-то» по отношению к Мэдисону. И в чём он прав? В тупом желании отомстить мне твоим исключением? Это было наше с ним дело, а он поступил как трус, найдя самую легкую и отвратительную возможность сделать это через кого-то из моих близких! Ты не понимаешь, он СТОЛЬКО знает обо мне, я столько доверял ему – что угодно можно было использовать и отомстить мне, но он просто сделал то, что сделал! Просто убрал тебя из-за своей ревности! Нашёл способ ухватить обоих кроликов за хвосты! Он прав? Это реально называется “прав”?! Т.Дж.       - Я не могу даже думать о том, чтобы простить его. Не когда моя комната настолько пуста. Т.Дж.       - Я плохо сплю. Без тебя холодно. Т.Дж.       - Мои сообщения становятся всё длиннее, хм. Возможно, я провожу тут больше времени, чем должен. Но я жду тебя и не могу думать ни о чём, кроме как ждать. Т.Дж.       - фотография. Т.Дж.       - Я нарисовал тебя. Т.Дж.       - Слушай. Т.Дж.       - Я ужасно. Т.Дж.       - Скучаю. Т.Дж.       - Пожалуйста, я просто хочу увидеть тебя, не рисунок. Т.Дж.       Третья неделя.       - Джеймс буквально заставил себя слушать. Он сказал, что больше не может видеть, насколько мне плохо. Возможно, я выгляжу немножко хуёво, но ему-то какое дело, блять. Т.Дж.       - Я ненавижу этого парня. Т.Дж.       - Но я выслушал его, потому что на этот раз он не пытался извиниться или оправдаться. Т.Дж.       - Мэдисон предложил идею: собрать на Ли компромат и вновь начать разжигать скандал о его длинном языке в адрес студентов и преподавателей. Создать противовес – хорошая стратегия, да? Главное, своевременная – я и вправду начинаю сходить с ума без дела. Т.Дж.       - Без тебя. Т.Дж.       - Наконец-то я делаю что-то, что нужно. Я всё не мог понять, что меня тянет изнутри, будто какой-нибудь здоровый проект, который нужно сдать завтра, а делать его я не начал за весь месяц. Т.Дж.       - Мы собираем компромат на Чарльза: переписки, видео, аудио, фото, истории – всё со всех чатов и личных сообщений. Т.Дж.       - Ты офигеешь, но мы даже угрозу нашли. Т.Дж.       - Если ты каким-то чудом зайдешь сюда и всё это прочитаешь – подкинь что-нибудь, можешь даже на сообщения не отвечать. Т.Дж.       - Я верну тебя к себе, и мы хорошенько поговорим о твоём поведении. Т.Дж.       - Это твоё желание от всего отгородиться – фигня. Что с тобой? Ты думаешь, что не сможешь вернуться? Т.Дж.       - Никто не знает, почему ты срочно ушёл в академ. К тебе относятся так же, как раньше. Т.Дж.       - И несмотря на то что ты, придурок, игнорируешь меня уже три недели – да, я всё ещё Т.Дж.       - Люблю тебя, окей? Т.Дж.       - Но тебе пиздец, когда увижу. Т.Дж.       - Никто меня не динамил так долго! Т.Дж.       - Аарон – гребаная кладезь компромата – осторожней с этим парнем, серьезно, он страшен. Он СТОЛЬКО нам материала дал и ещё на кучу всего навел. Т.Дж.       - Тихони – самые страшные парни, да. Т.Дж.       - Хотя он не тихоня, он просто… в стороне? Т.Дж.       - От всего, кроме выборов в главу студ комитета -_- Т.Дж.       - Мэдисон добыл в архиве телефон матери Ли – с этим придурком бесполезно дебаты устраивать, он нас ещё и в черный список покидал, истеричка. Т.Дж.       - Завтра свяжемся с его матерью – времени нет, тебя скоро привлекут к суду. Т.Дж.       - ЕСТЬ! МЫ БЛИН СДЕЛАЛИ ЭТО! С Д Е Л А Л И!! ДА! Т.Дж.       - ДА! Т.Дж.       - ОНА ЗАБРАЛА ЗАЯВЛЕНИЕ МЫ ДОБИЛИСЬ ЭТОГО!! Т.Дж.       - Круто, что ты проигнорил меня в чате, спасибо. Пожалуйста, напиши, вернут ли тебя на обучение. Т.Дж.       Четвертая неделя.       - Я не знаю, что у меня за отношения с Джеймсом, но я на него не сержусь. Я не извинялся, и он не извинялся тоже – это вроде бы уравнивает нас, но ощущение, что нихрена. Т.Дж.       - Мне сложно говорить с ним, хотя говорим мы только по делу. Т.Дж.       - Наверно, тебе уже не понадобится эта комната, да? Т.Дж.       - Я не к тому, что хочу себе нового мозговыносящего соседа, я к Т.Дж.       - … Т.Дж.       - Боже, блять, какой я идиот. Т.Дж.       - Итак, с Бёрром всегда можно договориться. Особенно за стул главы комитета. Я снял свою кандидатуру, но не за просто так. Т.Дж.       - Мне наконец-то хватило мозгов допереть, что, возможно, твой новый адрес (который квартира отца) появился в личном деле. О-о-о-о-очень маленький шанс, что это так, но, хэй, последнее время мне везет на притянутые за уши догадки, да? Т.Дж.       - Вот и я так же подумал, и знаешь? Твой адрес у меня в руках – жди. Т.Дж.       Томас стоит позади парня в темно-зеленой куртке, виднеется капюшон от синей университетской толстовки, над ним - завязанный резинкой хвост до плеч. Он сглатывает, чтобы голос не казался пресным, и набирает в грудь воздуха, чтобы сказать:       - Александр.       Подбородок парня дергается выше, и, помедлив от удивления, он поворачивается к нему.       Их взгляды встречаются в один миг. Оба замирают, а затем глаза Алекса скользят по внешнему виду Томаса, по немного отросшим кудрявым волосам, кажется, ещё более спутанным, чем раньше, по кожаной коричневой куртке, по завязанному неряшливо, - что даже Алексу это понятно, - малиново-белому шарфу, по похожему цветом свитшоту и джинсам, где одна штанина некрасиво закаталась в самом низу.       Когда Томас делает шаг к нему, взгляд Алекса, с едва различимым испугом, вновь встречается с его. В нём появляется растерянность и спешка, он будто хаотично пытается найти в голове что-то, что уместно было бы сейчас сказать.       Напротив него Томас спокоен. За месяц он сказал всё, но ни разу не был услышан.       Едва ли позволяя эмоциям проявиться на сухом выражении лица, он достает из кармана куртки свой телефон, даже не глядя на него разблокировав экран и введя графический пароль. Парой движений лишь пальцем он находит то, что искал, и наконец протягивает телефон экраном к Александру.       Тот несколько раз глядит на него, а после всё же сосредотачивает внимание на том, о чём молчаливо попросил Томас. Их диалог в социальной сети.       Глаза Алекса забегали по тексту оживленнее, когда улыбка коротко блеснула на его лице. А после ещё раз. Снова.       - Да, зеленые батончики – просто отвратительны, - сказал он, не отняв взгляда от сообщения.       - Наверно поэтому именно он и остался в комнате.       Уголок губ Алекса дрогнул и вновь принял начальное положение, затем постепенно наклонясь вниз.       - Я бы голосовал за тебя.       - Я знал это.       - И ты всегда выглядишь плохо, не льсти себе.       - Где-то я это слышал.       - Ты прав, эта закусочная неподалеку отсюда.       - Нетрудно было догадаться.       - Очень… - попытка казаться равнодушным потерпела крах на лице Алекса – брови наклонились ниже, глаза болезненно сощурились. - …красивый рисунок. Ты отлично рисуешь.       - Спасибо.       Томас помнил, что идёт следом – неделя, когда они начали действовать. Когда он наконец-то написал, что судит Алекса лишь за его молчание. И всё ещё… любит.       Александр замирает взглядом на одном из сообщений. Его глаза бегают по паре строчек несколько раз, и Томас не решается заглянуть в экран – предполагая, что увиденное смутит его намного сильнее догадки.       Наконец Алекс идёт дальше по сообщениям.       - Бёрр? – чуть удивился Алекс.       - Бёрр.       - А я говорил ребятам, что он мой дружище.       - Мне кажется, он ищет поддержки в комитете.       - Мне кажется, он мой дружище.       Такое привычное упрямство Алекса. Томас пожал плечами, стараясь не обращать внимание на разливающееся в груди тепло.       - Бога ради.       - Придурок, - вдруг раздраженно выплюнул Алекс, пролистнув диалог чуть ниже.       Томас быстро вспомнил, о чём там речь.       - Чарльз?       - Ага.       - Мудак, - согласно кивнул он.       Дальше Алекс замолчал чуть на подольше, бегая глазами по тексту. Снова в его глазах появилось сожаление, едва ли успевшее их покинуть.       - Ты снял себя с выборов ради этого, - сухо произнес Гамильтон.       - Всего-то.       - Это не…       - Мне всё равно неудобно быть в студе и работать в ресторане, - выставил он перед собой одну ладонь, призывая выслушать сначала его. - Так что Бёрр даже сглупил, практически просто так отдав мне нужные сведения.       Александр с сомнением посмотрел на него, после опустив взгляд к экрану, но явно лишь для виду.       - Тебе же не нужно было работать там.       После этих слов Томас наконец понял, к чему ведет парень.       - Думаешь, создаешь много проблем?       - А нет? – смотрит на него Алекс, и в потемневших глазах видно, что это именно то, что терзает его больше всего. – Тебе, друзьям, Вашингтону, даже людям, чьи имена я только слышал. Давай по существу: конкретно тебе от меня же совершенно никакой… - парень покраснел, прервавшись и гораздо тише добавив: «Со мной даже не переспать».       Томас порядком удивился его словам, а затем сильнее нахмурился.       - Ты реально думаешь, что это всё, для чего ты мне можешь быть нужен? – и прежде, чем Александр хочет ответить, говорит ещё. – И это мы здесь будем обсуждать?       Кажется, Алекс тоже вспомнил наконец о соседях. Всё же и правда стоит зайти в квартиру – всего несколько шагов, чтобы не приходилось понижать голос и избегать излишне откровенных разговоров.       Кивком парень указал Томасу на 915-ю квартиру, отдавая в руки телефон.       Они прошли в квартиру и Томас усмехнулся зеленоватому цвету стен, ведь это был любимый цвет Алекса. Странно, вроде квартира отца. Одинаковые вкусы? Похоже.       Квартира не слишком обжита, - Томас уверен, что она выглядит пустой не из-за идеального порядка, хотя бы потому что Александр никогда не имел склонностей к домашней уборке, - хотя вроде как парень здесь уже месяц и деньги, судя по участившимся статьям в Нью-Йорк Пост, водились. Возможно, он знал это потому что стал забирать и хранить газеты со статьями Гамильтона в ящике рядом с кроватью. Может быть, некоторое время он пытался ограничить зону Алекса по местам, о которых тот пишет. Маразм второй недели, стоит забыть и выкинуть размеченные красным маркером страницы газет.       Едва ли спросив разрешения, Томас снял обувь, повесил куртку и поверх неё шарф на крючок на стене, и направился вглубь квартиры, беззастенчиво осматриваясь. Ему нравилась эта небольшая, но отделанная в стиле нового времени квартирка с видом на высотки Нью-Йорка. Она была как номер в отеле – просто чтобы остановиться на какое-то время. Томасу было немного тесновато в ней после стольких лет проживания в Монтичелло, но всё же в ней что-то было. Что-то своё и безопасное. Здесь хотелось находиться.       На кофейном столике ютился всё тот же ноутбук Гамильтона. Значит, здесь он работает. А справа небольшой планшет, видимо, деньги и вправду у Алекса наконец появились. Руки чесались заглянуть в холодильник.       Он с брезгливостью отбросил эту идею, вспоминая ЧТО когда-то оттирал от холодильника в их комнате.       Александр никак не мешал Томасу осматриваться – просто подпер угловую стенку между кухней и гостиной.       - Здесь неплохо, - повернувшись к парню, говорит Томас. А после просто не может удержаться. – Не усадьба моей семьи, но…       Александр закатывает глаза скорее по привычке.       Ухмылка недолго держится на лице Томаса. Убрав её совсем, он подходит ближе к парню, и тот встает как-то прямее.       Несмотря на атмосферу тяжести и недосказанности, Томас чувствует радость от того, что нашёл Александра в этом огромном городе, и сейчас видит его перед собой спустя самый долгий месяц в его жизни.       Он должен обижаться, скорее всего, это его полное право, и по стыдливо опущенным вниз векам Александра понятно, что он ждет от него того же. Но его чувства такие разнобокие… Он скучал, реально скучал.       Томас вздыхает.       - Давай, я начну заново, - спокойно говорит он, и Алекс недоуменно поднимает глаза к нему. – Ты уже прочитал, что я очень скучал по тебе. Гребаный месяц ты нихрена не написал мне, не позвонил и вообще будто растворился в этом городе, не оставив никаких адресов. Это херово, Алекс, даже не только по отношению ко мне.       Едва заметно парень качнул головой, не считая уместным прерывать речь Томаса словами.       - И я не знаю, насколько я, блять, конченный, потому что реально рад тебя видеть больше, чем хочу обижаться и стоять обвинять тебя в чём-то. Но видит бог, мне есть что сказать, Гамильтон, и когда я отойду от этого состояния - ты это всё услышишь, я кл… - речь его прервалась с удивленным выдохом.       Александр сильно морщится и отталкивается руками от стены, чтобы обернуть их вокруг тела Томаса и очень крепко прижать его к себе, уткнувшись лицом в место, рядом с плечом, часто сопя в малиновую ткань рукава свитшота. Его плечи подрагивают, и, чтобы прекратить это, Томас обнимает его сильнее.       - Скучал. Как же я скучал по тебе, - выдыхает ему в макушку Томас, прижимаясь теснее.       Они действительно долго стоят так, ни на шаг не отходя друг от друга. Томас чувствует, сколько вопросов скопилось у него на языке, но говорить так… Эх, он всегда многое позволял ему, так что пусть.       - Почему ты решил пропасть для всех? Я знаю, что даже твои близкие друзья не в курсе твоего адреса, и едва ли ты им писал, - спрашивает Томас, приложившись одной стороной лица на макушку парня.       - Это действительно тяжело объяснить… - выдыхает Алекс ему в плечо.       - Ты сколько слов пишешь в статьях на целую газетную страницу, а сейчас не можешь пару предложений состряпать?       - Сам понимаю, как это странно, - даже не спорит парень. – Но я так не хотел снова втягивать кого-то в свои проблемы… Я думал, если отстранюсь от вас на достаточное расстояние – никто из вас не полезет в это дело и не будет насильно вплетен. Я подумал об этом, когда стоял в кабинете Вашингтона. И когда услышал слова Коатсворда о твоей причастности к сокрытию документа – убедился во всём окончательно. Я поздно узнал о том, что вы задумали.       - Попытался бы отговорить?       - Разумеется да!       Томасу приходится с усилием отстраниться чуть назад, разрывая тепло прикосновения между ними, потому что для пришедшей догадки ему нужно видеть гамму чувств на лице Александра. Иначе ему, кажется, соврут.       - Ты вообще не хотел возвращаться в университет, так? – сурово спрашивает Томас, чувствуя, как слегка басит его голос на твердых буквах.       На лице Алекса проступает удивление, а после глаза его чуть темнеют, когда сожаление и тем не менее какая-то неясная твердость смешиваются в один цвет. Решимости для ответа у него нет, и он просто кивает.       - Потому что, по-твоему, сильно накосячил?       И снова.       - А сейчас?       - Я не думаю, что что-то в моей позиции перетерпело изменения, - с заминкой отвечает Алекс, наконец вновь смотря на Томаса и ища в нём понимание.       Но тот решительно не понимает логики такого решения.       - После всего, что мы сделали? Ты правда спустишь все наши усилия просто потому, что стыдишься появиться в университете? Перед кем? Перед студентами, среди которых всё знают только… Сколько? Человек пять? И осуждают тебя из них примерно никто, - натурально спорит с его позицией Томас, и до боли знакомо это напоминает их противостояния на смежных дисциплинах в одной аудитории. Александр постарался немедленно скрыть оттенок тоски, проступивший на его лице, но всё равно стало понятно, что тот тоже скучал по их дискуссиям, как и скучал по всему, что происходило в университете. – Кого ты так стыдишься? Никто не будет смотреть на тебя косо, ты просто вернешься и всё будет так, как раньше!       Александр хмурится.       - Будем скрывать значит так? – в голосе обида от того, что его не понимают или не воспринимают всерьез. – А тебе ничего не напоминает это? В прошлый раз кто-то сильно омрачил свою репутацию тем, что хвастался всем, как забрал документы из такого престижного и крутого университета, как Колумбийский, но не учел, что есть и те, кто знают правду! И что они с радостью ею поделятся со всеми так громко, что весь Нью-Йорк будет неделю обсуждать это!       Томас хочет сказать, что ситуация была иной, но Александр не даёт взять слово.       - А теперь представь, что будет, когда узнают эту историю. Ты думаешь, некому рассказать? Тот же придурок Ли.       - Мы заклеили ему рот.       - Угрозами? Ты думаешь этого дурака остановит нечто подобное? Может, мамочка его и наказала, но ничто не мешает зайти ему в сеть и написать одному из своих дружков, что наконец-то узнал, кто опозорил его на весь университет. И ты думаешь эта информация останется в одном личном диалоге? Эта тема была на слуху слишком долго, чтобы скрываться в тени.       В словах Алекса была рациональная последовательность – он полностью прав насчет Чарльза, никогда не умевшего держать излишние мысли на языке за зубами. Но Томас просто не хотел признавать свои усилия напрасными. Всё это заканчивается ужасно неправильно – в его голове они с парнями уже вернули Гамильтона в университет, и на экране ползли титры после счастливого завершения фильма, но, конечно, он не учел сложный характер Александра или даже излишней осмотрительности. Как было можно назвать эту ситуацию? Александр прав в том, что будет реально плохо, вернись информация по делу в университет. Кто-то обязательно начнет скандал, почему Гамильтона за подобное не исключили, но… Если сказать, что конфликт был улажен с семьей Ли? Что, максимально плохое, может произойти? Вашингтон и так в курсе, чьих это рук это дело, и, судя по всему, никак не заинтересован в открытом обвинении Гамильтона в краже.       И в итоге, максимум, что может произойти из не слишком приятного – кто-нибудь из работающих в архиве в прошлом году подойдет поговорить о жизни. В грубой форме. И будто Томас их подпустит к Гамильтону.       Тень за потерю рейтинга университета так же ляжет на парня. Но он и так много сделал для него, неужели один промах настолько критичен? Да что за бред, этот парень в два счета может вернуть их на прежнюю позицию, и все это знают!       Но похоже сам Александр забыл.       Сейчас Томас вздыхает и берет его холодные руки в свои, крепко сжимая ладони.       - Нет ничего, что бы ты не мог исправить, как и нет ничего, что бы ты не смог сделать, - уверенно говорит парню Томас, и что-то тихонько начинает загораться в глазах напротив. – Перестань бояться, ты же никогда не стыдился показать себя. Все знают, каким ты можешь быть, и все так же знают, что когда-нибудь каждый может споткнуться, ладно? Совершить ошибку.       Александр, ещё не до конца уверенный в этом, безотрывно смотрел в глаза Томаса, пытаясь убедиться, что тот действительно так считает. Возможно, всё это время ему было нужно мнение со стороны. Потому что собственные мысли зашли в тупик.       Поэтому глотоком свежего воздуха для него было то, что Томас как никогда уверен в том, что говорил.       - Но это не делает тебя плохим человеком. Хотя бы задумайся о причинах, почему ты сделал это, и убедись сам. Даже если ты навредил тем ребятам из архива – такое ощущение, что они уже забыли это. Ничего ужасного не произошло, небо не рухнуло от твоих глупых идей, - всё же не удержался Томас и уколол его, после усмехнувшись, заметив, как сердито Алекс фыркнул. – Не сердись, но твоя идея не возвращаться назад – такая же глупая. Ты будто ничему не научился – всё те же импульсивные решения, но остановись наконец и подумай, на этот раз у тебя есть время. Все ждут твоего возвращения, мы многое сделали, чтобы построить тебе дорогу обратно. По-твоему это будет правильным завершением истории, если ты просто не вернешься? Из-за того, что вновь постыдился себя.       Томас сжимает его ладони сильнее.       - По-моему – нет.       Всё застыло на лице Александра, хотя Томас был уверен, внутри парня происходило что-то похожее на ураган или водоворот из мыслей и чувств. На этот раз Гамильтон принимал окончательное решение, исходя из всего, что произошло: из своих перепутанных несколько раз мыслей, из слов Томаса, из своих ощущений. Подвести итог всему, чтобы на следующей странице сверху с усердием вывести чернилами слово «Вывод» и после двоеточия записать конечную позицию.       Он готов вывести свои первые слова на листе. Он смотрит на Томаса, и тот выдыхает, замечая в глазах парня смирение.       - Раз меня ждут – я должен вернуться.       Джефферсон кивает ему несколько раз, а после не сдерживается и обнимает его так сильно, как только может. Их сердца бьются рядом так громко, он чувствует это кожей.       С заминкой руки Александра смыкаются за его спиной.       Томас чувствует, что наконец-то изнутри его больше ничто не тянет. Теперь ему и вправду спокойно – он закончил всё так, как и планировал, некуда больше спешить, некого ждать и искать. Такое абсолютное спокойствие он никогда ещё не ощущал.       Просто стоя и сжимая Александра в объятиях, он чувствует, что всё происходит как надо.       Растратив столько сил на пути к этому парню, он чувствует, что ни о чём не жалеет.       Все его ожидания оправдали себя.