Свинцовые, как литые ружейные пули, тучи угрожающе нависали над головой. Они были уже повсюду, скрыться в мерцающей вдалеке полоске светлеющего неба было уже невозможно. День еще только занимался, а у моряков впереди была лишь одна сплошная непроглядная ночь. Ночь, полная препятствий и тревог, которые уже успели обуять сердце каждого. Сколько продлится это угрожающее затмение - думать решительно не хотелось. Да и не было никакого смысла.
Отвлекая себя от жгучего чувства предвкушения, боцман самостоятельно проверял снасти. Все узлы были закреплены намертво, но он все же невесомо проходился по каждому рукой, будто это приносило какое-то успокоение. Нет, однозначно не приносило. Странно, если в этот момент вообще могло что-то успокоить.
Шлюпки к корме будто не привязаны - прибиты, с места сдвинуть просто невозможно, и Джон мысленно улыбнулся успехам своих подопечных. А матросы летали по палубе, наскоро одетые, сонные, но уже промокшие насквозь под начинающимся дождем. Дикон и сам был не лучше: камзол, снятый за неудобством в работе, больше не прикрывал спину, и тонкая летняя рубашка вмиг стала леденяще влажной. Но до того ли было?
Все двери кают уже наглухо задраены, как и всевозможные иллюминаторы, канаты крепки точно сталь, трюм от потока воды надежно укрыт, так отчего же тяжесть не отлегает от души? Брайан не выходил из рубки с самого утра и был предсказуемо задумчив и озабочен.
Неполно прозвучало... Они все были донельзя озабочены, да только вот до душевных ли терзаний было матросам и юнгам? Они трудились не покладая рук под непрекращающимся дождем, от которого слабо спасали плотные плащи, к тому же мешавшие работать. Корабль совершал последнюю подготовку, а оставшиеся паруса уже скрипели от натяжения, от качки уже казалось, что грот-мачта ощутимо кренилась в сторону. Воспаленный мозг, в общем, рисовал картины не особо приятные и тем более неуместные перед важным делом.
Люки закрыты, шкоты затравлены, кливер и стаксель спустили, были готовы в любой момент спустить паруса на бизани.
Матросы нетвердо стояли на собственных ногах, ожидали указаний. Что-то само собой произнеслось боцманом, будто в тумане. Его собственные мысли, как волны несли судно, направили Дикона в сторону штурманской.
Капитан молчалив - недобрый знак? Что ж, чересчур молчалив, стоило бы сказать. И Брайан решился, видимо, поддержать нудную, нервирующую молчанку. Можно было подумать, что сил на бессмысленные разговоры не было, начинающаяся ощутимая качка и так уносила почву из-под ног.
Ненастье приходило стремительно, слава Нептуну, также стремительно оно должно было и уйти. Кажется, Брайан говорил именно это, тыча пальцем в ртутный столбик барометра... До конца бури, конечно, еще далеко, но, в любом случае, нужно было находиться во всеоружии. Да вот только пистолет и ружья в кубрике и каюте. Неловко.
Неясная уязвимость, черт бы ее побрал. Совсем не нужное чувство, когда через сутки-двое корабль, на котором стоял моряк, будет мотать по океану не лучше щепки.
Боцман запустил холодные пальцы в растрепанную косу. Та уже давно расплелась, лента теперь качалась на волнах, пожалуй, в нескольких милях отсюда. Дивиться было нечему, скорость "Королевы" была близка к тридцати узлам. И она продолжала расти.
Можно было увидеть, как у Мэя костяшки пальцев побелели от мертвой хватки. Мужчина все-таки выглядел некрепким только со стороны - штурвал из его рук можно было выбить, пожалуй, только если тот отключался прямо на посту. Подобное случалось редко, но Джон уже вспомнил случай, произошедший несколько лет назад, как в особенно тяжелый период непогоды Мэй не отлучался заснуть даже на жалкие несколько часов. Помощников на судне в тот момент не имелось, а буря была неумолима, терроризируя экипаж неделю за неделей. Никакие уговоры Фредди не действовали, когда перед лицом неистовствовала стихия. Подействовала только тьма в глазах и резкий приступ слабости, словно подставивший невидимую подножку неровно идущему вперед штурману. Фред был как никогда удачно осмотрителен и внимателен. Заметить, что спор о необходимости отдыха прервался слишком легко и неожиданно, было несложно. Не сложнее, чем поймать почти двухметрового друга и удержать его от рандеву с досчатым полом рубки. Меркьюри тот момент вспоминать отказывался, а вспомнить было что: шквал, почти все паруса убраны, бессонные ночи на встречах, будто каждый один на один с бушующим морем...
Да ну что уж, сейчас определенно творилась история не менее захватывающая дух и лишающая кислорода.
Тучи только сгущались. Начиналась гроза.
Все офицеры как один неотрывно следили за надвигающимися грозовыми облаками, объятыми серебристо-золотыми нитями молний. От фатальности происходящего холодели пальцы и ритм дыхания и сердцебиения сбивался. Нужно было изо всех сил сохранять холодную голову в этот миг сумасшествия, чтобы не дать стихии поразить сознание. Глаза капитана, боцмана и штурмана устремились далеко вперед, сквозь ожидающие их ненастные дни, и на миг они даже увидели уступающую свету и солнцу бурю. Мужчины были уверены, что выйдут из этого трудного боя, как минимум, в здравии. Пока что.
Брайану приходилось держать в руках не только себя, но и тяжелый, тугой штурвал. Ветер принимался яростно трепать паруса, когда они вошли под каскад воды, подобный водопадам, бушующим на порогах амазонских рек. Гром запоздало возвещал об острых, обжигающих затмленное мраком зрение, молниях. Те редко, но яростно пронизывали небосвод, их силуэты искаженно отражались на будто взбесившейся океанской глади, вторя белеющим в свете гроз гребням пены. Шипение бьющихся о борт волн отдавалось в голове странным шумом. Звуки будто бы вскипающего в гневе или в пугающем предзнаменовании моря вгоняли Джона в подобие транса, хотя он давно был привычен к причудам стихии. Сопротивляться этому было сложно, учитывая то, что друзья продолжали молчать. Даже Меркьюри вел себя слишком, просто непозволительно тихо.
Прошло уже немало времени, Мэю начинало отчетливо казаться, что он находился не на корабле, а один в открытом море, готовящемся в любую секунду поглотить его, утащить в глубокую пучину, где нет ничего, способного подтвердить жив ли ты, существуешь ли ты. Это представлялось хуже всякого кошмара.
Брайан понимал: это пройдет. Какие-то несколько часов неописуемой словами рефлексии, и он вернется в норму, осознав, что вокруг него пусть и свирепая, но не роковая сила природы, которую следовало не подчинить, нет. Моряк понимал, что в его возможностях, как бы фантастично оно не звучало, стать частью того, что происходило вокруг. Если корабль, противостоящий взбушевавшемуся морю, тонул, трескаясь под натиском водяных толщ, то стоило найти волну достаточной силы, чтобы она несла судно вперед, и природа становилась могучим спутником. Чтобы понять океан, нужно было осознать колоссальную силу, таившуюся в тихой и спокойной глубине. Мэй знал, что не найти сейчас более могущественного и опасного союзника, чем море. И он собирался этим союзом воспользоваться.
Все же хотелось, чтобы кто-то из друзей нарушил наконец тишину, прерываемую только звуками за стенами рубки. Но Фредди то нервно листал записи, свои и Брайана, пытаясь что-то разобрать, то хватался за карты и бросал рваные взгляды на большой компас перед собой. Они определенно не отходили от курса больше, чем на пару румбов. Однако капитана такой расклад радовал мало. Штурман должен был понимать, что товарищей скорее всего охватило привычное лихорадочное беспокойство, являвшееся их неизменным спутником в любом, в какой-то мере, рискованном путешествии. На перестройку нужно было время.
Но прошло уже больше пары часов. Джон стоял в углу с лицом чернее туч над их головами и, по-видимому, сам задавался вопросом, что так сильно гнетет их души.
Мэй замечал, что его моральное состояние многим лучше чем то, что друзья чувствуют сейчас. Складывалось ощущение, будто картина, которую все наблюдали снаружи, уже сильно разнилась. Это представлялось несколько странным.
На протяжении нескольких часов к ряду (все смутно представляли скольких именно) ситуация не сменялась ни коим образом ни за дверями штурманской, ни в ее пределах. Капитан бросал в пространство бессвязные фразы. Боцман молчал как рыба и, черт, это начинало выходить за рамки беспокойства. Друзья были необъяснимо подавлены.
Все шло как нельзя хорошо для штормового положения. Но в глазах Меркьюри отражалась тьма, которая теперь расстилалась перед их глазами на мили и мили вперед.
- Такими темпами мы можем настолько сойти в сторону берега, что сами не поймем, как наткнемся на рифы. Черт бы побрал этот беспокойный ветер, - говорил он, прекрасно понимая, что его заявление не имело ни малейшего веса. - Он мне совершенно не нравится.
За прошедшее время эта фраза являлась самым осмысленным из того, что сказал капитан. Он говорил громко, будто обращаясь ко всем присутствующим в помещении.
В этот же момент Брайан почувствовал сильнейший прилив раздражения, явившийся на слова шкипера и на безукоризненное молчание боцмана. Он не видел смысла более держать это в себе, друзья словно ввели себя в упадническое настроение, которое медленно, но верно затрагивало и его самого.
- Если ты считаешь, что ради такой погрешности мы отправим команду качаться на пертах, чтобы на пару градусов поменять положение парусов, то я теряю способность верить в здравость твоих решений, Фред, - нарочито язвительно, но с трудом выдавил он из себя. Нужно было выудить из друга хоть каплю гордости и уверенности. Казалось, он стремительно хоронил эти чувства в глубине своей души, вглядываясь в пучину черных вод. - А ты, Джон, не думаешь, что твои матросы все-таки хотят пережить эту чертову поездку? И что, к примеру, пора бы перестать накручивать самих себя и друг друга?
За его словами последовала вспышка молнии, осветившая болезненно хмурое выражение лица Дикона и непроницаемо потерянное лицо Меркьюри, которые вмиг потонули в возобновившейся темноте. Они за все время даже не потрудились зажечь свет, никто даже не подумал об этом.
Однако вдруг в очередной виток неприятной качки по комнате разлился еле заметный, но теплый свет свечи, разгонявший тусклый свет, порождаемый молниями, а в следующую секунду плечо Мея, вздрогнувшего от неожиданности, сжала рука Джона. Из темноты появилось его лицо. Мужчина улыбался, несколько тяжело и слабо, но искренне. Как же он был бледен...
Брайан оторвал взгляд от вод и внимательно посмотрел на друга. Узел, сжимающий его сердце горечью, ослаб.
Дикон же тем временем крепко ухватился за ладонь капитана, отнимая ее от стола с картами, и немного хриплым от долгого молчания голосом произнес:
- Брайан, в чем-то ты определенно прав. Я, честно, плохо осознаю, что именно сейчас творится в моей голове. Мне тревожно, как ни в одно бедствие, коих мы повидали немало. Дело даже не стихии, а в том предчувствии. Ты, кажется, называл это сном. Что ж, значит сны преследуют меня наяву, - он на секунду замолчал, но почти сразу же продолжил. - Команда переживает тяжелое время, как и мы. Некоторые из них даже не попадали ни разу в такой силы шторм, а значит, мы должны все ясно и четко продумать. Все наши решения должны быть донельзя взвешенными и осознанными. Нужно прекращать безмолвно предаваться размышлениям, нам предстоит сложный разговор.
- Что ж, - прочистив горло, подал голос Фред. - Кажется, мой дух затерялся где-то перед наступлением этих дьявольских туч, и я действительно будто начал терять здравый смысл. Извините за эту слабость, парни.
Он поднял голову, снова открывая глаза навстречу виду впереди, отрывая их от старых карт. Одновременно сдавив ладонь Джона, он выбросил другую руку вперед, в сторону рассекшей небо напополам серебристой ленты. Последовавший за ней грохот не мог заглушить его слов.
- Какие-то несколько миль против жизней ребят. Глупости, разве я совсем идиот, дорогуша? Мне достаточно того мрака, которым меня одарил негодяй Нептун. Но будь я проклят, если прогнусь окончательно, поддаваясь гнету его боевой стихии, - Фредди перевел взгляд сначала на Джона, а затем на Брайана, улыбнувшись, будто несколько надломленно. - Команда выйдет в целости и сохранности из этой бури. Ты прекрасно знаешь, Брай, что я скорее сам взберусь на эти чертовы реи в такой момент, чем пошлю туда Рами или Джо или кого-либо еще.
Порыв качки, особенно сильный, заставил его потерять равновесие, но Фред устоял на ногах, ухватившись за нактоуз.
- Хорошо трясет...пара таких порывов, и конец нашей бизани.
Не успел он договорить, как дверь рубки распахнулась, подгоняемая свистящим ветром, а в комнату ввалился запыхавшийся Малек в компании еще пары крепких матросов. С него ручьями лилась вода. Не ожидая команды, он заговорил:
- Топсель на бизани, капитан! Если не снимем - мачта через несколько порывов ветра будет качаться на волнах. Он уже изорвал в клочья бизань-стаксель! Разрешите...
- Идем, - Джон сорвался с места и, стараясь удержаться на ногах, вышел из штурманской, прихватив канат - вся палуба была непрерывно омываема вздымающимися волнами. - Сейчас же привяжите себя к бортам, не хватало, чтобы вас смыло. В такой ветер мы точно будем не в состоянии вытащить кого-то, - говорил он затягивая узел на борту неподалеку от третьей мачты корабля.
Шквальные порывы ветра нещадно тянули скрипящие от натуги паруса. Трапецевидный топсель действительно находился на последнем издыхании. По незамедлительной команде Джона моряки, уже в полной готовности стоявшие на палубе, схватились за нирал, убирая чуть было не растерзанный парус. Четверо моряков во главе с боцманом спустя несколько минут наконец осилили сопротивляющийся кусок парусины, и корабль перестал безвольно качаться на длинных гребнях волн. И все же становилось более заметно - ветер все сильнее свежел.
Когда Джон вернулся в рубку, он ожидаемо увидел друзей, обсуждающих снятие прямых парусов. Они уже давно уговорились, что скоро снимут почти все косые, но, судя по всему, остановиться на этом не получится. Ненастье грозилось превратиться в самый настоящий ураган.
Наконец, спустя пару часов они заметили, что гром прекратился и, хотя дождь не останавливался ни на секунду, ветер стал несколько менее рваным и стремительным. Все понимали, что обыкновенные свежие порывы продлятся совсем недолго, и было принято решение снять большинство прямых парусов на фок-мачте и зарифить нижний марсель, оставив по одному кливеру и стакселю, чтобы не уменьшать возможность хоть какого-то управления судном в этом хаосе.
Матросы взлетели на перты, хватаясь за скользкие реи. Трясущимися от холода руками они развязывали снасти, но ощутив, что ветер набирает обороты, начали рубить канаты напрочь, уже не заботясь об их сохранности. Они жутко торопились скорее оказаться на твердой поверхности: килевая качка наверху становилась уже невыносимой. От нахлынувшего страха перед набирающей обороты бурей, почти оказавшись у земли, мужчины теряли контроль над своими конечностями и еле находились в состоянии держаться на ногах. Один матрос грозился сорваться с фор-брам-рея, но его товарищи на палубе уже растянули под мачтой один из срезанных впопыхах парусов. Сильный свистящий порыв ураганного ветра неумолимо снес бедолагу и тот бы разбился, если бы парусина не смягчила его падения. Те немногие, кто держался уверенно, принялись пристраивать на время снятые паруса, укладывать канаты, а заодно проверять люки и двери кают. Других потащили в сторону кают-компании, а прямые подчиненные офицеров направились в штурманскую.
Завидев краем глаза Бена, тащившего под руку Джо, Брайан подавил тяжелый вздох. Повезло - тот всего лишь немного ушиб ногу. Добираться по скользкой палубе даже так, конечно, было непросто. Да... Маццелло, определенно, еще и с другом повезло.
- Сэр, скоро будут вторые сутки, как вы не сходите с поста. Вы же понимаете, что это сильно скажется не только на вас, но и на судьбе всего экипажа? - парень, оставив Джозефа у стола с картами, приблизился к штурвалу. - Капитан уверен, что я смогу заменить вас на ближайшее время. Вам нужны хотя бы пара часов отдыха, сэр.
Брайан не хотел делать вид, будто не слышит своего ученика, но противопоставить ему было просто нечего, кроме как дать положительный ответ. А этого он сделать не мог. Мэй смотрел в окошко, и его все больше накрывало потоками беспокойства, которые он всеми моральными силами пытался сдержать. Усталость уже давно давила на него, но разве можно было оставлять баркентину в такой момент? Нужно было думать об этом раньше... Когда еще была возможность.
- К слову сказать, - вдруг подал голос стоящий в стороне Джо. - Я слышал, как уважаемый боцман пообещал подмешать вам в воду или насильно споить снотворное, которое отключает примерно на половину суток, но, возможно, мне просто послышалось, - он картинно усталым жестом потер переносицу. - В ушах до сих пор звенит, сэр...
Брайан начал всерьез размышлять о том, что слова материальны, потому что спустя мгновение на пороге объявился Джон и деланно удивился, почему Мэй все еще не у себя в каюте, а затем, отослав пару молодых моряков в кают компанию, с серьезным видом подошел к Мэю. Не говоря ни слова, он с невозмутимым видом отнял руку Брайана от ручки штурвала, придерживая ее своей. Штурман заметно качнулся на месте и ему пришлось опереться на плечо друга.
- Ты же понимаешь, что сейчас совершенно не время прохлаждаться. После этого шторма все пойдет на спад, я уверен, и уж тогда настанет звездный час Харди... - Брайан промолчал ожидая, что Дикон начнет возражать, но тот предусмотрительно молчал. - Я не хочу послать корабль ко дну, Бен слишком молод, чтобы ставить его на передовую, не думаешь?
- Я-то думаю, но вот ты головой, кажется, думать перестал. О себе в первую очередь... С каждым днем ты все беспокойнее Брайан, тебе будто надо заново учиться доверять людям! Можно подумать, мы оставим Бена одного. Ты же прекрасно понимаешь, что мы с Фредом ни на шаг не отойдем от этой рубки? Всего лишь несколько часов, я тебе обещаю, не заставляй меня звать Фредди, если не хочешь концертов.
Брайан бывал упрям, в некоторых моментах даже уперт, но тогда он в первую очередь был глубоко измотан. Не только тело, но и душа молила о нескольких пусть коротких часах отключки. Джон был чересчур убедителен, а объявившийся Фред - слишком настойчив.
Указания мичману отдавались уже, кажется, не совсем осознанно, скорее, инстинктивно.
На сердце было относительно спокойно - Бен слушал с несвойственной ему серьезностью и вниманием. Мэй понимал, что может отдать управление судном в его руки, хоть часть его глубоко в душе противилась этому, вещая противным недоверчивым голоском где-то на подкорке сознания.
Однако даже этот голос не помешал ему отключиться на второй минуте пребывания в закрытой от всего внешнего мира каюте. Сон штурмана был совершенно непоколебим, и ни одна качка не могла разбудить его до прихода Джона. Последний в условленное время являлся безукоризненно.
Им сильно повезло: буря до странности милостиво качала корабль на волнах. Ветер спустя сутки после того, как Мэй позволил себе отдых, сменился с предураганного на "очень свежий". Однако моряки не спешили поднимать паруса. Барометр, мягко говоря, сходил с ума, меняя значения по-несколько раз за день по небольшой амплитуде, а небо не прорезалось голубизной сквозь тучи. Все это не предвещало никаких изменений, но изрядно раздражало.
В привычном и относительно спокойном для штормовой погоды темпе прошло несколько дней к ряду. Мэй отказался от дежурства по ночам, и беспокойные сны неожиданно оставили его. Команда работала слаженно, и капитан довольно кивнул, отмечая продвижение по курсу, о котором Брайан сообщил ему на днях. Все шло своим чередом, даже беспрестанная качка и дождь уже так не беспокоили матросов.
До поры.
***
Одной ночью штурман очнулся от резкого падения и острой боли в спине. Дрема сразу пропала от удара об откатившийся в сторону кованый сундук. Мэя хорошенько вытрясло из кровати его собственное судно, с большой силой повернувшееся против фордевинда.
Мужчина попытался прийти в себя и осознать происходящее, но его мысли были прерваны громкими возгласами сверху. Часть слов прерывалась громовыми раскатами, но другую часть он успел уловить: "Джозеф, еще раз на палубе без веревки...лично прикажу протащить под килем...", затем прозвучало резкое: "Черт побери, ростры! Кто укреплял ростры!?"
Брайан постарался встать и только в этот момент понял, что вокруг была вода, много воды.
Приносимая волнами, которые свирепо ударялись о корпус баркентины, она преодолела порог у двери каюты и попала внутрь, и теперь в воздухе стоял удушающий, немного затхловатый запах, мешавший дышать.
Темнота вокруг была кромешная, а лампы на столе ожидаемо не оказалось, другую повезло найти в одном из ящиков. Под ее тусклым светом удалось разглядеть обувь и впоследствии - замок. Снаружи ветер чуть ли не сбивал с ног, к несчастью ему помогали в этом неблагодарном деле тяжелые шипящие пеной валы, словно горы, вздымавшиеся над судном.
Посреди всего этого океанского безумия "Королева" казалась до боли крошечной и беззащитной, будто еще мгновение - и ее поглотит пучина бесконечно беспокойных холодных вод. На мачте одиноко белел фок, от косых остались лишь изодранные клочья бесполезной парусины, подхватываемые всеми ветрами. Над головой сгустившаяся хаотичная тьма боролась со светом молний, будто бы пантеон богов сошелся в битве; верхние слои дымчатых облаков кружили в неясном цикле, наверняка наводя ужас на любого, даже самого матерого морского волка. Все вокруг застилали ледяные потоки ливня, нагоняя яркий, слепящий страх. Он звучал грозой в ушах и ощущался в носу режуще острым запахом озона.
Сердце Брайана в одну секунду болезненно сжалось, но в следующую по телу прошлась обжигающая волна действенного напряжения, пробуждавшего желание бороться. Веяние вброшенного в кровь адреналина взбудоражило мозг и сознание - Мэй помчался в сторону рубки. В дверях, встретившись с Джоном, он услышал от него короткое: "Харди не потянет: управление никакое. Ветра сошли с ума. Я иду в капитанскую, спасай положение, иначе разобьемся в щепки". Не успел Мэй утвердительно кивнуть головой, как друг уже скрылся за завесой дождя.
У штурвала Брайан сразу ощутил некий прилив уверенности, тот, что дарует бодрость даже в самых выбивающих из колеи ситуациях. Решительность, будто осязаемая, чувствовалась в чуть треснувшем лаковом покрытии руля и проникала глубоко под кожу.
Харди неподалеку растирал ноющие от напряжения запястья, всматриваясь вглубь бури, сам точно не осознавая - зачем. Он молчал, задавать глупые вопросы не было смысла, но один из них так и разрывал изнутри душу, заставляя трескаться маску деланного спокойствия.
"Мы сможем выбраться?"
***
"Мы должны выбраться. Черт возьми, должны же?"
Шум снаружи терзал уставшую душу капитана. В запертой наглухо каюте отчаянно не хватало воздуха, и все же казалось, что даже под страхом смерти Фред не будет способен отпереть этот чертов засов. Уже отчетливо ощущалось, что от недостатка кислорода боль распространялась по всему телу и блокировала работу мозга. Он отчаянно отказывался размышлять адекватно. Сон превратился в явление эфемерное и невозможно мимолетное, так что теперь мужчина был измотан до крайности, до глубокой тоски, прерывающейся ранящими вспышками гнева.
Все, что сейчас было способно занимать сознание Фредди, так это навязчивые мысли о том, какой же на деле он бесполезный идиот. Как можно было полагаться на то, что он вывезет подобный "круиз"? Ни один опытный руководитель не позволит судну добровольно пройти сквозь ненастье только ради жалких, призрачных пары срезанных миль. Неужели в нем проснулась тяга к глупому и ненужному риску? Он ведь прекрасно понимал, на что ведет такое огромное количество людей. Нет, теперь же это решительно напоминало умопомрачение... Даже мысли не следовало допускать о том, что можно пройти добровольно под такими тучами. Кем он себя возомнил для такой ответственности, чтобы не побояться после, сидеть, заперевшись, в этой каморке, словно загнанный в угол зверь. Силы уходили так же быстро, как сорвавшийся канат ускальзывает из пальцев, и это приводило в бешенство терзающуюся виной и сомнениями душу.
Да, злость его охватывала поистине звериная. И как возможно было ее удержать, если он предал их. Правда же, предал! Выкинул за борт то доверие, которое испытывали его подопечные и друзья, с тем чтобы, боже, срезать какие-то несколько миль. Мысли сцеплялись друг с другом и смешивались в одно, и вот уже невозможно было разобрать, что было истинно в сознании капитана кроме всеобъемлющей тревоги и давления, которое уже битые сутки стремилось сокрушить уверенность мужчины. Что ж, это было вполне достижимо - Меркьюри был разбит и чуть ли не ловил себя, тянущимся к шкафу с парой бутылок превосходной мадеры в углу.
Он с противным царапающим чувством на душе игнорировал слова и вопросы Рами, который вот уже несколько минут стоял у двери. А что было отвечать? Что он без сил и почти готов почтить своим присутствием самого царя Посейдона или черт знает кого еще?
Вряд ли это то, что сейчас нужно было измотанным, теряющим надежду в этой кромешной тьме морякам.
Боги, а ведь их "Королева" была не простая затертая волнами шхуна. Неужели и шанса не было на то, чтобы выйти им из этого путешествия блестящими победителями?
Но видела ли баркентина когда-нибудь подобное ненастье?
Вопросов к себе было больше чем ответов. Фредди просто напросто устал их задавать, а когда он перестал это делать то, понял, что стоит прекратить думать, как тут же пламя стыда начинает жечь его изнутри. Оно сжигало все на своем пути: гордость, уверенность, силу воли, оставляя только пепелище наполненное тревогой.
Как же противно ему становилось от самого себя - капитана, который страшился урагана.
А был ли он после такого капитан?
Мечты о благородном входе в лондонскую гавань рассыпались прахом, вслед доверию команды. Было сложно отрицать возможные последствия такого тяжелого плавания. Да, он все еще руководитель, и пока еще судно в его подчинении, но вот заслуженно ли? Нужно было идти туда, под потоки обжигающего холода дождя и увидеть осуждение и страх.
Фредди был уверен, он смог бы устоять под взглядом каждого. Назло всему мог попытаться выдержать этот ужас, чтобы потом снова быть в состоянии гордо смотреть вперед.
Но на деле, он прекрасно понимал, что один единственный упрекающий взгляд из под каштановых ресниц убьет всю его решимость.
Стук в дверь остался бы незамеченным, назло или нечаянно - неважно, если бы не оказался таким настойчивым.
Уж он-то умел быть настойчивым и смелым. Ведь казалось, что попытаться разговорить Меркьюри сейчас это идея не для трусливых.
Фред мог игнорировать все, но отчетливая спокойная угроза снести выстрелом засов - это отнюдь не "все".
Дикон не спешил идти на прямой контакт, если оный был вовсе возможен. Он лишь сидел за тяжелым дубовым столом, с виду спокойный и по-обыкновению своему молчаливый, и не выпускал из испрещенных трудовыми мозолями пальцев влажные пряди потемневших волос, неуверенно-задумчивыми движениями закручивая несчастный локон в тугую спираль. Он не любил пустых разговоров - Фредди обожал пышные драматичные монологи, в которых можно было себе позволить спрятать все важное за обрывками пафосных фраз.
И тем не менее кажется именно Фред сейчас сидел будто лишенный дара речи и вопреки всем своим предубеждениям и страхам пытался сфокусировать взгляд на лице рядом. Получалось сносно, разве что эмоции на лице Джона уловить было по-прежнему сложно.
И все-таки однажды кому-то должна была надоесть игра в гляделки и это молчаливое заламывание рук, почти не заметно, скрытно, под столом. Нужно было это прекратить.
Дикон опустил ладонь на свое колено, а в следующую секунду аккуратно, но ощутимо отхватил чужое запястье, кончиками пальцев касаясь массивных дорогих перстней и колец, затем крепко сжимая чужую ладонь, будто в призыве прекратить терзания.
Охваченные перстнями пальцы обожгло очевидно неслучайным касанием. Меркьюри поднял взгляд от истертой дубовой столешницы и неминуемо столкнулся с прямым и ясным взглядом Джона. В нем не сквозило и доли того отчаяния, которое должно быть в тот момент укрывало взор капитана. И все же в серо-зеленых чуть устало прикрытых глазах Фредди удавалось разглядеть не только замкнутость чувств. Дикон определенно хотел поделиться с ним мучающим его, нет - их, сознание ощущением. Имя ему было точно тревога. Неясно, что еще скрывал в себе боцман, но беспокойство его явило себя в полной мере, когда Фредди почувствовал, что обжигающее горячими были его собственные, согретые гневом пальцы.
Стоило Меркьюри задуматься об этом Джон уже отпустил его руку и очень тихо, но твердо произнес:
- Фредди, я вижу, что разговаривать ты не настроен, но все же... Ситуация сложная, да что уж там... Ужасная. Мы в таком положении впервые, и на тебе сейчас большая ответственность за всех, кто бы ни находился на этом корабле, - Дикон замечал, как стремительно мрачнеет лицо капитана, на котором секунду назад мелькало некое сочувствие. Он продолжал. - Я... Как бы избито это не звучало, я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, не имея сил что-то сделать, чтобы изменить ситуацию. Это невообразимо тяжело, смотреть на измотанных матросов, которые денно и нощно мерзнут на скользкой палубе.
Фредди, казалось, и не помышлял об ответе, и Дикон хотел продолжить, но...
- И что, ты разве можешь представить, что здесь есть хоть малейший смысл? Дикки, я завел вас в эту пучину и, - в горле резко пересохло и капитан тяжело сглотнул. - Я, право, не имею понятия о том, что делать... Какой я могу послужить теперь опорой? Черт, да матросы уже, пожалуй, готовят план забастовки.
"Что из меня за лидер? "
Джон, выслушавший его, с тяжелой мыслью потер переносицу.
- Какой бы тяжелой ни была ситуация, неужели ты думаешь, что мы решим повесить все проблемы и обвинения на тебя? Боги, Фред, когда ты уже поймешь, что на этом судне ты с морем не с глазу на глаз в одиночку?
В нетерпении боцман встал на ноги и, подведенный качкой согнулся над столом, цепляясь за дерево. Фред неосознанно крепко схватил его руку. Тут же капитан застыл, склонив голову и все еще не поднимая глаз на боцмана.
Джон же сдержал судорожный вздох - все же и его нервы начинали сдавать, - и, когда волны прекратили на время мотать судно, продолжил, все так же удерживаемый Фредди на месте. Да будто бы он собирался куда-то уйти!
- Мы можем помочь тебе, но это не означает, что ты вправе закрыться за семью замками от нас во всех смыслах этой фразы, - слова путались на языке и Дикону начинало казаться, что он несет полнейший бред. Мужчина попытался собраться. - Ты нужен нам там, наверху Фред. Им всем нужен ты, а не ропот, который ты себе надумал, - он сделал паузу, следя за реакцией Меркьюри. - Никто уже сейчас не способен на бравадные и пылкие речи, и никто не ждет от тебя деланной уверенности... Им просто...
Не сумев больше выносить опущенный взгляд Фредди, Джон свободной рукой охватил его лицо и тихо приподнял, убирая в сторону взлохмаченные смольно-черные волосы.
Тишина была бы сейчас так уместна. Ужасно хотелось замолчать и просто бесконечно смотреть в темные, сокрытые тьмой самого ненастья, наполенные раскатами гроз, глаза.
Но он должен был продолжить. Казалось, еще немного, и в потонувшую в черноте каюту все же проскочит наконец долгожданный луч надежды.
- Они просто хотят знать, что их капитан все еще с ними, что он по-прежнему не сдался. Фредди, твое упорство крепче самой сильной надежды. Мы поможем, но вести судно дальше - задача лидера, и все хотят наконец увидеть тебя наверху, смотрящим вперед.
"И я в их числе."
Все слова, как бы уверенно и твердо они не звучали, Дикон произносил с большим трудом, что-то сильно сдавливало его грудь будто в тисках. Он выбивался из сил.
Он снова упал на стул рядом с капитаном и не удержавшись устало уложил голову ему на плечо. Некоторое время они провели в таком положении и ни один даже не помыслил о том, чтобы сдвинуться с места. Это дало им ту необходимую толику спокойствия, которую они так тщились найти. Но любой приятный момент имеет свойство проходить.
Меркьюри ослабил хватку, выпустив руку Джона. И наконец звуки взбешенный бури прервал его надтреснутый и хриплый голос.
- Знаешь, мне совершенно не представляется, каков лидер из человека, чья уверенность камнем тонет на дно океана, Дикки. Я отчаянно слаб и совершенно не знаю как мы выберемся и...
Ему не дали договорить. Фредди не успел опомниться, как Джон резко вскочил на ноги будто бездумно и сверкнул пылающими яростью глазами в сторону капитана. В темноте они, как казалось капитану, загорелись жарчайшим огнем. Предательски сверкнули искры досады и зарождающегося отчаяния.
- Как выберемся? - сказал он еле различимо. - Только вместе.
Захлопнувшуюся с грохотом за Джоном дверь провожала лишь горькая от крепленой браги кривоватая ухмылка.
И все же на деле капитану было далеко не до улыбок. Проклиная себя за сказанное, он, как ему казалось, целую вечность провел в мрачных размышлениях, перебиваемых не вяжущимися с адекватным восприятием происходящего мыслями. Ему просто не хватало сил, чтобы выйти вслед за Джоном и... А что дальше? Он даже понятия не имел, есть ли смысл в оправданиях и пустых словах, когда Дикки стал так зол на него.
Наконец, устало прикрытыми глазами штурман взглянул в сторону закрытого завесой ливня окна. С каким-то печально радостным, заглушающим стыд и раскаяние чувством, Фредди признавал, что сейчас его по-настоящему тянет в сон. Не просто тянет - сознание было готово отключиться в любую секунду. Кажется, алкоголь неплохо справлялся со своей задачей. Спустя пару часов после ухода Джона голова Меркьюри обессиленно упала на сложенные на столе руки, а горькое пойло разлилось по полу из глухо стукнувшейся о доски початой бутыки. Ни один сон не мог прорвать тяжелой пелены глубокого забытья.
***
Брайан, вздрогнув, ощутил физически все собравшееся в теле напряжение, когда спустя сутки в рубку, беспокойно оглядываясь, вошел Фредди. Взгляд его был нечитаемо темным, как если бы он был серьезно разозлен. И в то же время во всем теле его застыло выражение какой-то тяжелой, но сильной энергии, перемешивающейся с тревогой, но заглушаемое неким непонятным энтузиазмом. Брови его сошлись на переносице в жесте вредного озлобления, когда собственное отражение мелькнуло в стекле. Он подошел к Мэю почти вплотную. Штурман отчетливо чувствовал запах легкого похмелья, раздражение и отчаяние, которым, кажется, все пропиталось на этом судне. Тишина все еще сохранялась между двумя мужчинами, и снова, и снова этот извечный грохот снаружи мучал их слух, лишь крики матросов, возвещающие о существовании хоть чего-то человеческого в этой стихийной вакханалии, прерывали его.
- Все еще хандришь? - нет, ну стоило же бросать эту противную молчаливую привычку? - Кажется, сон был тебе необходим...Ты же сейчас трезв во всех смыслах этого слова, так ведь, Фред? - в голосе Брайана невольно проскальзывали осуждающие нотки. - Я думаю, ты в состоянии мне помочь, а там уж и Рами с Джоном вернутся...
Все еще как-то рассеянно оглядываясь по сторонам, Фред вдруг повернул голову в сторону Мея и ясно взглянул на него.
- Я правда вел себя в последнее время откровенно по-свински, Брайан, но это же не значит, что я заслуживаю быть прожженным твоим яростным взором. Бегут с корабля в непогоду только последние крысы, и я, право, чуть не стал одной из них, ты уж прости. Мы все немного...
- Мы все изрядно встревожились, Фред. Этот шаг, чертов шторм чуть не стоили нам здравомыслия. Но мы все придем в норму, я уверен. Ненастье - не повод для разлада, понимаешь? И не с таким сталкивались.
Меркьюри лишь понимающе кивнул, а молчание его было теперь порождено некоторым смущением от высказанного вслух раскаяния. И от того, что Брайан как всегда слишком хорошо знает и понимает его самого и все вокруг.
- Джон пробыл тут где-то пол дня, потом ушел помогать ребятам снаружи. Они в ближайшее время будут проверять состояние палубы и кают. Но сейчас не об этом. Хотел поделиться с тобой мыслями, если ты не против.
Подбирающий с пола карты Фред вдруг резко встал в полный рост, вероятно, заметив, как слова Брайана всколыхнули в его приходящим в порядок сознании, какие-то предположения.
- Если ты хочешь сказать, что прошедшие сутки были кульминацией сего перфоманса, то я по первому твоему знаку иду снимать показатели с твоих примочек, - приподнявшиеся уголки губ капитана породили в душе штурмана приятный проблеск некоего радостного чувства, которое обычно предвещает то, что все совсем скоро вернется на круги своя. Свет становился ярче. Еще немного и все это закончится, точно.
- Проверь барометр. По записям Бена, я так понимаю, что нас ждет постепенная, но довольно продожительная смена погоды, - он улыбнулся. - И она уже приходит в действие. Шквал прекратился.
Предчувствия не обманули моряков. Погода решила смилостивиться над уставшей "Королевой" и изрядно сдала обороты. Волны все спокойнее и ровнее несли корабль чуть в сторону от основного курса, но с довольно большой скоростью. Свежий ветер уже аккуратно играл во вновь поставленных парусах. Лица взлетавших на перты матросов все боле озарялись усталыми, но радостными улыбками. Команда наконец смогла познать прелести сна, перестав сутками напролет слушать симфонии ветра и дождя за окном.
Офицеры наконец распрямили плечи и твердо смотрели в сторону проявляющегося в лучах солнца через плотный туман горизонта. Они смогли вздохнуть полной грудью, когда ненавистные тучи остались почти позади, а море было охвачено будто беспокойным сном, покрытое белой плотной пеленой.
Хотя настроение у всех значительно улучшилось, напряжение царившее вокруг оставляло руководителей судна в последнюю очередь.
Джон почти не бывал в рубке, капитан почти все возможное время проводил с Брайаном или в своей каюте. И вот в очередной раз, когда он вышел наружу, встретив направляющегося в штурманскую Мэя, узнал от него, что Дикон с очередным поручением уже битые несколько часов просиживает в трюме в компании плотников и еще нескольких матросов. Приходилось изрядно провозиться с некоторым едва не попортившимся товаром и внутренней обшивкой корабля, дабы, не приведи Посейдон, не пустить в трюм воду.
Наверху возилась кучка матросов под гордым предводительством Рами и Джо.
Все шло своим ровным чередом.
Может, из-за зарождающегося в душе, абстрагированного ото всех невзгод, привычного спокойствия Фредди слышал громкий возглас смотрящего с носа вперед Бэна очень глухо и неотчетливо. Может, его сознание отчаянно сопротивлялось, заставляя мир меркнуть перед глазами, и именно поэтому он не сразу сумел различить темное пятно, разорвавшее пелену тумана.
Во всяком случае, даже возглас: "Веселый Роджер! Со штирборта в нескольких кабельтовых!" - прозвучал прежде, чем капитан сумел сфокусировать взгляд на острой ехидной улыбке ухмылке окольцованного костями черепа на треплемом ветром драном пиратском знамени.
Он даже не сразу успел о чем-то подумать и, только оглядев обессилевших, стоявших на подкашивающихся ногах матросов, он, наконец, осознал.
Они пропали.
