* * *
Но этой ночью Креста не проснулся, потому что вернулся второй монстр, обитающий не в воспоминаниях, а в теле. Боль. Он уже не ощущал присутствия врачей и не слышал взволнованных голосов, превратившись в один-единственный раскаленный нерв, у которого не осталось ничего, кроме души, но та тоже мучилась и болела. Болела так, словно была причиной и первоисточником всей остальной агонии. В какой-то момент это стало совсем невыносимо. Он метнулся, комкая одеяло ногами, и сжал в кулаке простыни. Ему вспомнилась ветренная набережная, высокий старый мост, мороженое и дождь. А еще река. Такая холодная река. Река - это совсем не то, что кипяток и стекло. Вода забирает боль, если она холодна. Так хотелось на мост сейчас. Прыгнуть и долго лететь. А потом, наконец, утонуть. Пусть вода будет холодная. Пусть вода... "Креста!" - ...ста! Мама. Это Мама! - Креста, ты меня слышишь? "Мама!" - Мам, - выдохнул он. - Мам, пожалуйста... Пожалуйста! - Что, мой хороший? - Отведи, - простонал он. Креста тяжело дышал. Он раскрыл глаза, но перед ними снова было мутно. - Отведи меня на мост. Слишком... больно. Он не успел уговорить ее. Ему было так важно объяснить, что без холодной воды он просто погибнет! Но третий монстр - монстр сна, не раз притворявшийся добрым другом, заглушающим боль, на самом деле оказался тем же монстром воспоминаний, только имеющим власть над телом. Он увлек мальчика в пучину видений, не оставив ему никакой возможности попросить о помощи второй раз.* * *
Я так виноват. Мне было слишком стыдно. Я до конца не понимал, что произошло. Что? Я - эгоист, я знаю! Но ты же во всем лучше меня! Знаешь, сколько я делал ради того, чтобы не теряться на фоне твоей непосредственности? Ты не представляешь, ты не можешь представить! Кто-то кричал. Голос. Прямо в его голове. Книги, учебники, учителя, снова книги, книги, книги! Книги по всем наукам. Ты хоть знаешь... А, ничего ты не знаешь. Ты не слышишь меня. Ты никогда не слышал! Сколько у тебя друзей было тогда, когда я безвылазно сидел в библиотеках? Ты и думать забыл обо мне! Где они сейчас, а? Где они все? Правильно, все были тут, но, спрашивается, хоть кто-нибудь вспоминал о тебе до того, как ты едва не погиб? Голос кричавшего неожиданно сорвался. Я так перед тобой виноват... Креста не мог прийти в себя. Он словно карабкался вверх по темному колодцу, но там, наверху, не было видно света, и путь его не заканчивался. И всюду эхом - этот голос. Голос потерянного человека. Ты же там... у меня на руках... Едва не истек-к... К-кровью! Послышались тихие всхлипы. Кому было дело до того, что ты мучился? Где были все твои друзья? Думаешь, я не замечал, что ты спишь на моей кровати? На кого ты меня ранее променял? Чего они стоят, если все разбежались, как только ты попал в беду? Кто он? Кто он? Да! Да! Да, я чувствовал злорадство! Да, я специально ранил тебя! Но разве ты со мной поступил не так же? А Сороут... он... предсказуемо... к тебе... Да я все тебе отдам, слышишь? Все! Да кто же это! Где выход?!! Не надо никаких мостов, ты, тряпка! Какие, к черту, мосты? Хочешь наказать меня, чтобы я помучился? Так будь собой доволен - у тебя вышло! Чтобы я мучился всю жизнь... Да если бы у тебя на руках... кровь... Самое дорогое! Да если бы ты терял самое дорогое! За что ты так со мной? Дважды! Что-то громыхнуло, и голос затих. Послышалось сдавленное ругательство. Креста открыл глаза.* * *
Креста открыл глаза и увидел Ливио. Тот стоял у окна, положив локти на подоконник, и вцепился пальцами в свои волосы, едва не вырывая их. У кровати лежал опрокинутый стул. Плечи брата подрагивали. "Ливио!" - хотел закричать Креста, но из горла вырвался хриплый стон, и мальчик зашелся кашлем. На глаза навернулись слезы. Уже через секунду его руки сжали прохладные ладони брата. - Что? Что? Болит где-то? Дышать можешь? Креста, Креста, ответь мне! Он продолжал кашлять, не в силах остановиться. - Держись! Держись, умоляю, я врачей позову! Креста судорожно втянул в легкие воздух, и схватил брата за короткую черную волнистую прядь волос. - Ливио. Он сморгнул слезы, и, посмотрев вверх, не узнал брата. Круги под глазами, опухшие красные веки, влажные следы на щеках и болезненная бледность. Он словно вновь посмотрел в зеркало того туалета. Правда, сам он наверняка сейчас выглядел и того хуже. - Ненавижу тебя, - прошипел Ливио на пределе слышимости, и обнял Кресту, прижимая к себе со всей силы. - Ненавижу, ненавижу, ненавижу! - Я... я тоже, - всхлипнул Креста. - Совсем ненавижу. - Если будешь реветь - задушу. - А ты? Сам-то...* * *
Кресте и раньше хотелось поцеловать брата. Он не знал, когда в нем зародилось это желание, очевидно было, что давно. Оно было болезненное и непреодолимое, его можно было терпеть, но переждать - никак нельзя. Оно существовало постоянно. На него не было никакой управы. А хотелось по-взрослому. В губы. Так хотелось, что немел язык. Но колючего Ливио нельзя было даже обнять - ему это не нравилось. Креста пробовал пару-тройку раз, но это всегда заканчивалось ссорой. В одиннадцать лет Ливио отказался мыться с Крестой в одной ванне. Тогда было обидно, что они больше не смогут играть в бумажные кораблики вместе, а теперь казалось, что брат с детства его избегает. Он редко позволял людям даже невинные прикосновения, сопровождая каждое из них ворчанием. Но на прикосновения Кресты, даже на случайные, он всегда реагировал по-особенному - с острейшей неприязнью. А когда они сидели за одной партой, между ними словно была возведена невидимая стена из шипов. Креста боялся неловко шевельнуть рукой. Ему всегда было сложно уживаться с Ливио. Бывало такое, что тот причинял боль каждым словом, и бедный мальчик бежал от своего близнеца к друзьям, товарищам, знакомым... к кому угодно. В этом было свое утешение. Но после этого Ливио совсем озверел. Он словно разучился нормально разговаривать, каждый день просиживая в библиотеке. Он не позволял себя оттуда вытащить ни на минуту, и яростно плевался ядом, если Креста предпринимал такие попытки. Сложно было еще и оттого, что безобразное поведение почти не убавляло брату привлекательности в глазах Кресты. Это, наверное, была главная причина, по которой он сбегал к друзьям. Но все прошлые сложности не сравнятся с той, что бедный Креста испытывал сейчас. Они уснули на его койке. И Ливио не просто обнимал, он вцепился в своего младшего брата мертвой хваткой, закинул правую ногу ему на бедро, и все никак не хотел просыпаться. Креста чувствовал неестественное, дикое возбуждение, и не знал, с чем оно могло быть связано. Возможно, с тем, что губы Ливио были прямо напротив его рта. Возможно, тем, что левая коленка брата упиралась ему в пах. Одним словом, возможно всё. Но что-то его беспокоило. Креста поежился, желая прогнать дискомфорт и непривычное онемение внизу живота. И почувствовал... влагу. Секунды хватило, чтобы понять, что происходит. Черт! Черт, черт, черт! Всегда знал, что она наступит в самый неподходящий момент! Он с досадой застонал и спрятал лицо в ладонях. Ливио тут же проснулся, и посмотрел на него сонным испуганным взглядом. - Что? Тебе плохо? Воды принести? Врачей позвать? Ну, не молчи, что? Креста совершенно точно знал, что им с братом повезло с кожей - они не умеют краснеть. Но лицо все равно горело, а глаза расширились от ужаса. - Ну?!! - Рявкнул Ливио. - Я... Нет... Ничего! Пожалуйста... оставь меня! В темных глазах брата сверкнула ярость. Никуда уходить он не собирался. - Ты издеваешься надо мной. Да? - Нет! Просто... пожалуйста! - Что? Ну что? Ты можешь хоть раз со мной поговорить по-человечески?!! - он вскочил, лишая Кресту приятного тепла. Злого брата мальчик боялся больше всего на свете. Но сейчас деваться было некуда. Он не мог доверить эту тайну даже ему, тем более ему. Пришлось защищаться. - По-человечески? А ты можешь хоть иногда на меня не орать? С чего ты вообще взял, что я должен тебе что-то говорить? Какие права ты имеешь на меня? Кто ты мне вообще? - стоило только начать, как припомнились все обиды. - Почему я должен отвечать на твои вопросы, когда мои ты мне засовывал в жопу? Уйди! Я тебя прошу... по-человечески прошу тебя - вали отсюда! Ливио стоял с огорошенным лицом ровно секунду. Потом он неожиданно нахмурился, и, подозрительно прищурившись, оглядел Кресту с ног до головы. А затем повел носом по воздуху. - У тебя что, течка? - мягко спросил он. Это повергло младшего брата в шок. Чувствовать чужую течку! Да, он и раньше подозревал, что у него не все в порядке с нюхом, но теперь он окончательно убедился в этом! Внезапно произошло что-то странное. Совершенно выведенный из себя Креста, готовый на все, лишь бы только остаться одному как можно скорее, вдруг заметил, как глаза брата помутились, и в ту же секунду его с силой толкнули на кровать. Весь страх и ужас, овладевший Крестой, заглушило кричащее осознание того, что Ливио, кажется, не в себе. Он навис над ним, опираясь локтями на подушку, и глядел куда-то в пространство. - О-оо, я знаю это ощущение, - недобрым голосом протянул он. - Все тело кипит, - рука брата нырнула под рубашку и сжала сосок, но бедная жертва не в силах была даже вскрикнуть, оцепенев от ужаса, - горит, и просит ласки, - две руки надавили на живот, а потом резким гладящим движением проехались по торсу вверх, - чужих прикосновений, - Ливио наклонился и впился зубами в шею брата, который не мог выдавить из себя ни единого вопля, хотя вопли эти просились наружу, - поцелуев. Ливио зализал укус, наслаждаясь тем, как безмолвный Креста прогибается в спине. - Но на самом деле тело хочет совсем не того, что оно просит. Его рука молниеносным неуловимым движением поднырнула под колени и подняла их вверх, а пальцы второй руки забрались под резинку штанов и проникли внутрь эпицентра чувственного сумасшествия, даря яркую колющую ласку. Вот тут-то Креста закричал. Его рот был накрыт поцелуем, превращая крики в мычание, которое то и дело срывалось на яркие и отчаянные ноты, потому что безумные пальцы двигались в анусе, распаляя его, заставляя раскрыться и выделять все больше и больше смазки. - А когда ты один, - все продолжал Ливио, тяжело дыша от возбуждения, - ты мучаешься днем и бьешься в агонии ночью, и никакая сила не может тебя успокоить. - Он прервался, чтобы укусить брата в губы. - А, сидя в пыльной и душной библиотеке, где нет ни души, ты задыхаешься, и выходишь на улицу. Ты выходишь и понимаешь, что улица - совсем не то, что духота и мокрые простыни, где ты мечешься, как безумный, видя себя словно со стороны, и представляя, представляя, представляя... что это не ты. Мощный толчок в простату едва не лишил Кресту сознания. - Что. Это. Не. Ты. Видишь себя, видишь его, такого же... Понимаешь? Понимаешь меня? Оо-о, ты-то понимаешь! Как не понять, отчего я не позволял тебе прикасаться ко мне? Все прозрачно! Пальцы бесновались внутри. - А улица, Креста, она и есть улица. Это вовсе не то место, куда одинокому, брошенному даже братом омеге следует выходить! На улице есть альфы, понимаешь? - Понимаю... Ааа! - Понимаешь. Даа-а. Ты меня понимаешь. Но мне повезло. Повезло с моим альфой. И я забыл. О тебе. Понимаешь? - Понимаю... Ливио! ААА! Он наклонился к уху Кресты. - Я смог забыть тебя, - прошептал старший брат одними губами. Яркая вспышка удовольствия и падение в пропасть. "Понимаю" - рокотало в наступившей темноте.