Герой

      Талион не знала, как давно это началось, но была уверена, что чувствует нечто большее, чем просто симпатию и уважение к этому светловолосому эльфийскому принцу.       Она не решалась говорить об этом Арагорну, ведь кто знает, как он на это отреагирует. Он мог рассмеяться, мог рассердиться, мог пропустить мимо ушей. Девушка не хотела пока говорить об этом никому — шанс на взаимность по-прежнему вызывал у нее много сомнений.       Конвой тянулся медленно и неторопливо. За день они проходили не так много, несмотря на то, что в течении дня привал делали только один раз. Многие люди уже начинали узнавать Талион среди бесчисленного количества путников. Они говорили с ней, рассказывали о чем-то, а девушка в свою очередь делилась своими историями. Некоторые, кто были пощедрее, помимо благодарностей за оказанную помощь, давали ей какую-то еду, дарили предметы.       Спустя какое-то время Талион осмелела окончательно, и начала привлекать к помощи местным жителям Леголаса и Гимли, а порой и Арагорна, но большую часть времени тот проводил в беседах либо с военачальником, Гамлингом, либо с королем, либо с Гэндальфом, либо с Эовин. Как позже выяснилось, маленькие дети были без ума от Гимли, который постоянно играл с ними, и, как ни странно, Леголаса. Талион поначалу сильно удивлялась такому повороту событий, но вскоре сама в этом убедилась. Он играл и развлекал их не хуже гнома, и порой они даже соревновались друг с другом, кто из них лучше в этом.       Эовин и Талион за время похода стали очень близки. Они много разговаривали, делились впечатлениями, но она всегда умалчивала о своем растущем интересе в эльфе. Она пока не была готова делится этим с кем-либо, так как не знала, как отреагируют на это ее друзья. — Мой дядя считает, что ты мудра не по годам, — проговорила Эовин. С недавних пор они решили перейти на более простое обращение к друг другу. — В самом деле? — удивилась Талион. — Я помню, как он был резок ко мне в первый день, когда я сказала ему о том, что война уже началась. Неужели он изменил свое мнение обо мне? — Твой брат рассказал ему, как тяжело тебе приходится и как ты справляешься с этим. Он проникся тебе уважением, говоря, что ты хорошо справляешься.       Талион вздохнула. — В детстве мне приходилось еще тяжелее. Если сейчас я уже свыклась с ощущением, что я наполовину эльф, то в возрасте 20 лет я ненавидела себя и весь мир за то, что они сотворили меня такой, какая я есть сейчас. Это было невыносимо. Но время показало, что у такого явления есть и хорошие стороны. Их мало и они незначительны, но когда все же думаешь о них, то становится понятно, что жить с этим не так уж и плохо.       Эовин ободряюще улыбнулась. Обеим девушкам было приятно делится чем-то сокровенным между собой, зная, что они поддержат друг друга, найдут, что сказать, и это несмотря на то, что они выросли совершенно в разных обстановках и мирах, и были совершенно непохожи друг на друга. — Дамы, позвольте вас развлечь увлекательной беседой, — вклинился в беседу девушек низкий голос Гимли.       Восседавший на коне короткий низкий гном вызвал у двух девушек улыбку, которая явно намекала на смех. — Не имеем ничего против, — ответила на предложение Эовин. — Я могу говорить на любые темы. Может, у вас есть ко мне какие-то вопросы. — Да, у меня есть! — воскликнула Талион. — Среди вашего народа есть гномы-женщины? Или это все неправда? — Ха! Кто тебе такой умный наплел весь этот вздор! — внезапно воскликнул Гимли. — Конечно, у нашего народа есть женщины! Многие утверждают, что их очень мало, просто они так похожи голосом и внешностью, что их часто принимают за мужчин. — Видимо, из-за бороды! — шепнула девушка на ухо Эовин. — Это породило ошибочное мнение, что среди гномов нет женщин, что, конечно же, сущий вздор и ложь…       Гимли не договорил. Лошадь резко дернулась с места. Гном не ожидал этого и выпал из седла. Прежде веселые девушки обеспокоенность ахнули и подбежали к собеседнику, чтобы помочь ему встать. — Все в порядке! Я сам! Не переживайте! Гномы так спешиваются, это абсолютно нормально.       Они рассмеялись. Талион подошла к строптивой лошади, чтобы успокоить ее, когда с ней поравнялся Теоден. Девушка слегка посерьезнела, ведь она не знала, что на этот раз скажет ей король Рохана. Будет ли это очередная колкость или что-то приятное? Эовин сказала, что он зауважал ее, но насколько, она не знала. — Давно я уже не видел улыбки своей племянницы, — произнес мужчина. — В наше нелегкое время всем нужен тот, кто выслушает и поймет, — ответила Талион, быстро уловив тон и нить разговора. — Эовин рассказывала мне много всего, но об этом она умалчивала. — Она была совсем маленькой девочкой, когда ее отца принесли мертвым, зарубленного орками. Она видела, как ее мать умерла от горя. В итоге она осталась одна в растущем страхе, присматривать за своим королем. Обреченная прислуживать старику, которому следовало любить ее, как отцу. — Я уверена, Вы сделали все возможное, чтобы она была счастлива. — Боюсь этого было недостаточно. Твое появление оживило ее, я снова услышал ее смех.       Спустя столько лет тоски и горя она наконец-то счастлива! Благодаря тебе. — Это не моя заслуга. Я всего лишь заговорила с ней, потому что мне самой нужна была помощь. — Даже если и так… Спасибо тебе, Талион. Я уверен, что и тебе эти беседы помогают и идут на пользу. — Да. Очень.       Но Талион даже не догадывалась о том, что в продолжение всей этой «увлекательной беседы» за ней наблюдал Леголас. /// — Талион говорила, что в последнее время ты сильно опечален чем-то.       Арагорн посмотрел на эльфа в поисках хоть какой-либо эмоции, но Леголас продолжал делать вид, будто не понимает намеков. — Она говорит, что причина в твоих грустных размышлениях. Это ведь неправда? — Почему ты так решил? — эльф насторожился. — Я знаю тебя, мой друг, и от меня нет нужды скрывать истинные причины твоей грусти, — он похлопал его по плечу и искренне улыбнулся. — Как давно ты положил глаз на мою сестру?       Леголас поджал губы. Он понимал, что рано или поздно это станет понятно всем и каждому, но почему-то сейчас он чувствовал некое подобие стыда за то, что не смог сдерживать себя. — Давно. Еще в первый раз, когда я приехал в Ривенделл, — ответил эльф. Арагорн весь обратился в слух. — Элронд и Линдир показывали мне окрестности и территорию, когда я увидел ее. Она практиковалась в стрельбе из лука, но я впервые в жизни видел такую грацию и аккуратность в обращении. Когда она увидела нас, то на ее сосредоточенном лице отобразилась улыбка, и в тот момент я понял, что не видел улыбки более живой, прекрасной и такой душевной, чем ее. А потом она перевела свои темные, словно ночь, глаза, и я осознал, что нет ничего более прекрасного, чем ее глаза… — Леголас запнулся, почувствовав, что сказал слишком много лишнего. — Прости. Я не должен был говорить так много. — Такое происходит, когда мы глубоко влюблены в кого-то, — лицо Арагорна озарила улыбка. — Теперь, когда ты признался во всем сам, для меня многое стало понятно: почему ты ударил Гриму, с чем связана твоя печаль, причина, по которой ты так беспокоишься за ее жизнь… — Я сказал ей, что переживаю за всех тех, кому суждено погибнуть, когда на самом деле переживаю всего лишь за одну жизнь. В этом и состоит моя печаль.       Арагорн помрачнел. Эта мысль тоже терзала его изо дня в день, с самого начала их путешествия к Хельмовой Пади. — Я тоже боюсь потерять ее, — озвучил свои мысли мужчина, — поэтому я сделаю все, чтобы она выжила в этой войне. Если надо будет, я пожертвую собой, ради ее спасения… Талион не так слаба. Она искусно умеет вести бой, храбра и умеет брать верх над своими страхами. Но есть вещи, с которыми она не справится, и очень часто она выбирает именно такие. Я не знаю, что за причина побудила ее отправится в это опасное путешествие, но, если выпадет возможность, я попытаюсь закончить ее путешествие как можно скорее. — Что ты имеешь в виду? — уточнил Леголас. — Опасностей, с которыми ей не под силу справится, становится все больше. Она должна покинуть Средиземье как можно скорее, иначе она погибнет. Я знаю, Элронд с радостью заберет ее с собой в Валинор. — Бессмертные земли? — Она наполовину эльф. Это будет наилучший способ оградить ее от всех бед. Талион будет сопротивляться, но у меня нет иного выбора. И пускай она меня будет ненавидеть потом за это, но я хотя бы буду уверен в том, что она жива. В Валиноре ей ничто не будет угрожать. — Ненавидеть за то, что отстранил ее от сражений? — Нет. Скорее, она будет ненавидеть себя за то, что не смогла защитить меня.