Наваждение

— Ого, а тот парень ничего так, — Криста обернулась, из-за чего мне пришлось потянуть ее за собой, как маленького ребенка около витрины. — Парень как парень. Ничего особенного. — Ничего особенного? Да ты посмотри на эти скулы! А его волосы… Да он натуральный блондин! — Не может быть в природе таких белых волос. — Софи, ты обламываешь мне весь кайф. Не дала даже полюбоваться красавчиком. А их в наших-то краях так мало! — К тебе каждый день приезжают туристы. Выбор огромный, хоть удавись. — Ты чего так завелась? Ревнуешь, что ли? — Бессмысленно ревновать к незнакомцу. — «...который притом чуть не сбил меня»… Первая половина дня была малодеятельной из-за Кристы, находившей буквально любую отмазку, чтобы сбежать с места работы, из-за чего мне приходилось прекращать свою и возвращать ее из комнатушки охранников. Труд составлял большую часть моей жизни, поэтому у меня выработался четкий принцип: не поработал как следует — не заслужил кусок хлеба. Поэтому оставшуюся часть рабочего дня я пахала как проклятая: носилась из номера в номер, меняла то полотенца, то банные принадлежности, то приносила туалетную бумагу. Тот беловолосый мужчина никак не выходил у меня из головы: раз он оказался в холле отеля, значит, наверняка снял здесь номер. Не хотела бы я столкнуться с ним вновь. К концу дня я была выжата как половая тряпка. Наверное, так они себя чувствуют, когда я заканчиваю уборку. Но мысль о том, что все мои старания служат для того, чтобы принести мне хорошую зарплату, вселяла в меня новые силы. Трудиться не покладая рук для самообеспечения — вот моя истинная цель пребывания в этом отеле в роли горничной. И как бы ни была мила моя униформа, убирать номера было последним в списке моих желаний.

***

Новый день начался не с улыбки и не с кружки бодрящего кофе, а с ноющей боли в пояснице. Надорвать спину после больничного — что может быть ироничней? Но даже так, скрипя зубами, я оделась и поплелась к остановке, чтобы доехать на автобусе до работы. Уже в раздевалке отеля я поведала Кристе о своей неприятности, за что она покрутила около виска. — Ты совсем того? Говорила же я: не переусердствуй, а ты будто нарочно. Мазохистка, что ли? — Нет. — Незаметно. Но тебе в любом случае придется остаться, потому что начальство не даст тебе повторный больничный сразу же после выхода на работу. Терпи, подруга. Бог в помощь. Так она и ушла, оставив меня наедине с негнущейся спиной, а ведь хоть бы доброе слово в утешение сказала! Я старалась не показывать свое внутреннее состояние, но не справилась с задачей, когда убирала один из номеров. Присев на кровать, я согнулась, шипя от боли. Нет, нельзя работать спустя рукава, особенно когда я проработала на этой должности всего полтора месяца. Но и превозмогать такую боль было крайне тяжело. Если бы позволяла моя совесть, я бы прямо в этом номере разлеглась и уснула. Но тогда меня точно выгонят, а этого я допустить не могу. Номер как номер: нейтральные обои, ковровое покрытие, деревянная мебель, успокаивающие цвета. Ничего особенного, и видно, что в нем кто-то живет. На полу валяется сумка, полотенца небрежно брошены на постель, притом она еще не убрана. Я, конечно, все понимаю, в отеле присутствует горничная, и можно не убираться, но хоть какая-то чистоплотность у человека должна присутствовать. Уборка постельного белья — привычка бытовая, однако не у всех она выработана. Кряхтя, как недовольная старушка, я поднялась с кровати и принялась заправлять ее, при этом бурча себе под нос: — Даже элементарного люди сделать не могут. Что говорить о более ответственных вещах, если они не в состоянии за своим номером приглядеть? — Иногда время не позволяет все выполнять безукоризненно, — донеслось до меня сбоку. Я тотчас вытянулась по струнке, немного испуганно глядя на дверь. Нет. Бог решил наказать меня. И потому послал мне номер, в котором жил тот мужчина, который едва не отправил меня в мир иной. — Извините, — пробормотала я, опуская глаза и чувствуя вселенский стыд. Да меня за такое могут в ад сослать! И почему мой язык так и норовит произнести что-то прежде, чем я подумаю? — В силу вашего трудолюбия и нетерпения к невыполнению обязанностей других людей, я вас прощаю, но будьте бдительны: не все такие всепрощающие, как я. Меня передернуло. То есть он сейчас сделал мне одолжение, простив меня? То есть «его величество» простило «простого крестьянина»? Язвительная усмешка вырвалась прежде, чем я смогла взять над собой контроль. Зажав рот, я уставилась на дверь. Мужчина собирался уходить, но, видимо, услышав меня, обернулся. — Ничего не подумайте, но ваши слова звучат угрожающе, — я поспешила пояснить, прежде чем он обрушил бы на меня свой праведный гнев. — Я не имел ввиду ничего подобного, — его взгляд скользнул по моему лицу, а затем спустился ниже. Он что, разглядывает меня? — София. Тон, с которым он произнес мое имя, не сулил ничего хорошего, по моей спине пробежался холодок. Незнакомец вышел, оставив после себя атмосферу напряженности. Да, неудобно вышло, но такая эгоистичная и наглая рожа другого и не заслуживает. Я встретилась в холле со своей коллегой. Тамара — женщина лет сорока: короткая стрижка, немного грузная, маленького роста, но с невероятно отзывчивым сердцем. Она поинтересовалась, как у меня здоровье, и я ей все честно выложила: — Спину надорвала, кажется. Только после больничного этого не хватало. Так, гляди, все лето пропущу за больничными, а ведь могла хорошо заработать. — Да, в твоем возрасте напрягаться — крайне вредно. Хоть и говорят, что молодым все по плечу, но это потом скажется на самочувствии в более преклонном возрасте, — она придвинулась ко мне, беря за локоть. — Тебе стоит отпроситься на пару дней. Полежишь дома, расслабишься, но обязательно сходи к врачу, мало ли. — Да, но… мне нужно работать. — Зачем молодой девушке такая изнурительная работа? — она укоризненно улыбнулась. — Ты же знаешь, что в летний период здесь очень много туристов и номера заняты каждый день. Нашла бы профессию попроще. — Например? Никакие другие вакансии я не встречала. Мне нужно образование, чтобы поступить на достойную работу, а его у меня нет. — Так почему бы тебе не пойти учиться? Легко людям рассуждать о чужих проблемах, не зная о судьбе человека. Им не понять, даже если рассказать. Примерить чужую шкуру и испытать все эмоции — вот что может в действительности донести до людей то, что испытываешь. Я, сама не заметив, довольно быстро убрала всю комнату. Воспоминания о бабушке отвлекли меня и словно перенесли на пять лет назад: объятия ее морщинистых рук, запах выпечки, исходящий от нее, и аромат духов, когда мы куда-то выбирались. Тогда она была еще живчиком, колкой на язык и буйной, такой же как и я теперь, а вот потом все медленно пошло на спад. В дверь постучали, на пороге стояла Криста и, уперев руки в бока, глядела на меня вызывающе. — Готова отчалить домой? — Да, я уже закончила. Убрав тележку с принадлежностями для уборки на место, я переоделась в свою одежду, захлопнула шкафчик и чуть ли не под руку с Кристой вышла из отеля. Солнце заливало все вокруг теплыми оранжевыми лучами, какие бывают только в пять часов вечера. Ни ветерка, ни облачков на небе, все будто замерло. И наступил не простой покой, а какое-то равнодушие ко всему, что происходит в реальном мире. Безразличность, вы скажете? Нет, абстрагирование от внешней суеты.