***
Мне было грустно, тоскливо и ужасно совестно. Что-то грызло меня изнутри, но я не могла определить, отчего. Погрузившись в свои мысли, я шла, не заботясь о направлении, а после неведомым образом очутилась на кладбище, где была похоронена моя бабушка. Ухоженный газон, заборчики, аккуратные могильные плиты без изящества. Правильно, смерть — это не праздник, это даже не повод для красивой вычурной надгробной плиты. Проходя между чужих могил, вскользь глядя на надписи, я остановилась перед одной непримечательной могилкой. Изображение бабушки в молодости глядело на меня с серого камня. Я села на мягкую траву и принялась щипать ее, не решаясь заговорить. На меня редко находило настроение, чтобы прийти на кладбище, но в первый месяц после ее смерти, когда мне было особенно тяжело, я частенько навещала это место. — Знаешь, бабушка, я так ничему и не научилась у тебя, — первое, что я сказала. — Я не могу похвастаться, что раньше была примерной внучкой, но сейчас все кажется еще более запутанным. Мне кажется, я тебя подвожу. С каждым словом говорить становилось труднее. Спустя пару мгновений слезы все же обожгли кожу, и я зарыдала, спрятав лицо в сгибе локтя. Чувство вины разлилось по телу, и стыд не позволял поднять лицо и взглянуть на портрет бабушки. — Все валится из рук, — продолжила я. — Я не контролирую себя, не контролирую… — София? — рядом со мной раздался голос, и испуганным взглядом я воззрилась на мужчину, еле узнавая его. — Это я, Николка, помнишь? В памяти постепенно всплывал образ мальчишки в бретонской кепке набекрень и изорванных на коленях штанах. Он часто устраивал «войнушки» на нашей улице, пока не переехал, в каждом разговоре восхвалял своего отца и гордился, что носит его головной убор. А после… несчастный случай на военном судне, и его отец «переехал». На это кладбище. Больше не играл Николка в «войнушки», не носил морской берет отца, не веселился и вообще исчез из поселка. Бабушка тогда обмолвилась, что он уехал к матери, ближе к столице, и с тех пор я больше с ним не виделась. — Как поживаешь? Парень сел рядом. Теперь он был не мальчишкой, а полноценным юношей, приблизительно моего возраста. На его коленях все так же красовались дырки, только уже не на потрепанных штанах, а на джинсах из «Зары» или чего-то подобного. — Не так хорошо, как хотелось бы. А ты? — Замечательно. Недавно подал документы в Софийский университет на факультет журналистики. А у тебя какие планы? В какой ВУЗ метишь? Его слова были словно отдача от боксерской груши: я ударяла по реальности, а она мне напоминала, кто здесь главный. Я перевела глаза на надгробную плиту и замолчала, потому парень проследил за моим взглядом. Секунда размышления, и последовала ответная реакция. — О Боже! Как? Неужели…? — Да, в мае этого года. — И что ты намерена делать? — Работать. Иного выбора нет. — Ты можешь пойти учиться и оформить материальную помощь. — Ты веришь в то, что говоришь? Насколько эта помощь будет полезна мне? Думаешь, мне предоставят все, что мне необходимо? — Не уверен, что все, но… — Вот и я не уверена, что государство хоть как-то мне поможет. А работа обеспечит меня всем, что нужно. — А как же образование? — он глядел на меня так жалобно, будто это не я оказалась в трудном положении, а он. — Останешься без него и будешь горбатиться на трех работах с минимальным окладом? — А что еще делать? Ты парень смышленый, тебе не нужно говорить, что у меня все будет хорошо в дальнейшем, потому что мы оба знаем правду. Меня ждут только два расклада: работа или существование на уровне маргиналов. Мы оба погрузились в собственные мысли. Может, он думал о том, как плохо мне живется, и жалел, как брошенного котенка на улице, а я обдумывала, когда снова найду работу и стоит ли пробовать позвонить в тот хостел еще раз. — Жизнь у тебя сложная, и неудивительно, что ты сидишь одна с печальными глазами на кладбище, так что… — парень снял с плеч рюкзак и достал стеклянную бутылку, в которой плескалась жидкость, похожая на компот, — на, выпей. Сам приготовил. Протянутая бутылка не вызывала подозрения, но как только я сделала глоток, всё тут же встало на свои места. Выпучив глаза, я отодвинула напиток от губ, а Никола странно отреагировал, залившись смехом. — Это не компот? — А ты думала, что он? Но это не сильно и отличается от него. Те же ягоды, только на спирту. — Что? — я не поверила своим ушам, ощущая по всему пищеводу легкое жжение от алкоголя. — Называется настойка. И кстати, ее можно считать лекарством. Как для души, так и для тела. Так что не бойся: утром не будет болеть голова, — он подмигнул мне, взяв бутылку и тоже сделав глоток. — Грех — не помянуть твою бабушку, она была замечательным человеком. Мы сидели на траве, говорили о последних событиях нашей жизни, а бутылка в это время переходила из рук в руки. Вскоре разум слегка помутнел, а под конец нашего часового разговора я уже совершенно расслабилась. С меня спала напряженность, и мне хотелось без остановки болтать и изливать свою душу перед парнем. Время уже перевалило за пять часов, и он решительно поднялся, потягиваясь. — Ты собираешься еще сидеть здесь? — А ты уже уходишь? — еле ворочая языком, произнесла я, откидываясь на траву. — Мне на поезд пора, — улыбнулся он по-доброму. — Я приехал только на день — побыть на могиле отца. — Что ж… свою задачу ты выполнил, — сказала я, а мои веки медленно опустились и подниматься никак не хотели. — Да, но бросить тебя я не могу. Так что пока не провожу, вряд ли уеду с чистой душой и преисполненный долгом. — О, за меня переживать не стоит. Я доберусь до дома в целости и сохранности. — Не думаю, что ты даже поднимешься. — А вот это ты зря так, — я, кряхтя, приподнялась и села, выглядя при этом, наверное, нелепо. Ну и что, а мне все равно. Глупый смешок вырвался из груди, после которого Никола посмотрел на меня с сомнением. — Я правда буду в порядке. Мне нужно побыть наедине с воспоминаниями, — уже более серьезно добавила я. — А если с тобой что-нибудь случится? Или ты на нетрезвую голову куда-нибудь вляпаешься? — Значит, такова моя судьба. Я еле спровадила его, хотя он еще по дороге оглядывался на меня. Все-таки он заботливый парень, хоть и не обладает особо примечательной внешностью. Мыслями я пыталась настроиться на интимный разговор с бабушкой, но сердцем я находилась совсем в другом месте. Каждый раз, закрывая глаза, чувствуя прикосновение ветра к коже, я оказывалась на берегу моря — соленый воздух и крики чаек, шумные волны и теплый песок под ногами, идиллия и безмятежность. Мне не хватало этого в теперешней жизни, и, вспоминая моменты блаженства, мне становилось тоскливей вдвойне. — Я хотела бы рассказать тебе, бабушка, о том, чего бы я хотела на самом деле. Думаешь, мне нравится вставать рано утром, идти на работу и проводить свободное время только за грядками да домашними делами? Я свободна, но в то же время заперта своими же возможностями. Мне хочется уехать, к примеру, на Камен Бряг или в Созополь, но как я брошу дом? Я бы хотела жить сегодняшним днем, но постоянно думаю, что будет завтра. Я гоняюсь за будущим, когда мое настоящее стоит на костях. Думаю, что завтрашний день все изменит, а на деле только обманываюсь этим. Ничего не произойдет завтра, и ничем сегодняшний день не отличается от вчерашнего. Я просто еще больше устаю, и все. Это единственное отличие. Так скажи мне, бабушка, как построить свою жизнь? Этого ты мне никогда не рассказывала… Меня снова бросило в плаксивое настроение, и, шмыгая носом, я начала снова щипать травинки. — Мне кажется, что я все еще поглощена трауром, потому что боюсь улыбаться и смеяться. Вдруг я не заслужила этого? Ты столько делала для меня, а я для тебя — ничего. И в итоге ты спишь, а мне приходиться хранить воспоминания о тебе… Но знаешь, недавно я спасла человека. Может, и не оказала великой помощи, но я хочу думать, что спасла его. Может, потому что однажды не спасла тебя? В любом случае, он жив, и этого достаточно. Но мне одиноко, понимаешь? И это одиночество не просто приелось, оно мне омерзительно. Я невезучая во всем, из моих рук все сыплется. Даже удержаться на работе у меня не получилось. На этом запал эмоций закончился, и в немой печали я склонила голову, лишь бы не видеть окружение кладбища.***
Вдох — выдох. Шаг за шагом. Мне было сложно устоять на ногах, поэтому часто останавливалась отдохнуть на скамейках, около стен, в крайних случаях присаживалась на бордюры. Меня клонило в сон, и, возможно, Никола был прав, что до дома я могу не дойти. Ну и черт с ним. Не дойду, значит, судьбой так было указано. Очередной привал был устроен на краю дороги: я присела на кромку тротуара, вглядываясь в сгущающиеся сумерки, и прикрыла глаза. Мне стоило большого труда удерживать тело в вертикальном положении, даже сидя на асфальте. Казалось, что в любой момент я откинусь назад и просто усну. Но хрупкий голосочек в звенящей голове продолжал звать меня домой. — Дом… — прошептала я, взглядывая на небо. — А что такое дом? Почему-то это слово показалось мне абсурдным и смешным, поэтому я хихикала и грустила одновременно. Окружающая темнота неожиданно пронзилась светом фар приближающейся машины, которая, к моему удивлению, начала снижать скорость. Смех прекратился, и всё мое тело насторожилось, чтобы в случае необходимости быстро делать ноги. Из салона вышел человек: мужчина по телосложению, чья фигура расплывалась из-за рези в глазах. Он присел рядом со мной, но лица я так и не могла разглядеть, зато его голос мгновенно подсказал, кто передо мной. — И что на этот раз? Белые волосы и бесчувственный взгляд — никто иной как приятель Акиры с возмутительным характером. — Почему вы здесь? — Тот же самый вопрос к тебе. — Я… была на кладбище и думала там о смысле жизни, — сказала я с несерьезностью чистую правду. Его вопросительный взгляд вызвал во мне всплеск смеха, на что он удивленно повел бровью. — И, очевидно, ты под градусом, — мужчина детально рассматривал мое лицо. Я испытывала сотню эмоций: мне в одну минуту хотелось плакать, а в другую игриво улыбаться и танцевать под светом фонаря. — Совсем чуть-чуть. — Ясно, — он поднялся и протянул мне руку. Я вопросительно взглянула на него и поднялась собственными силами. Правда, еле как. — А что вы тут забыли? — Искал круглосуточный магазин, — меня рассмешила его сломавшаяся невозмутимость, и я даже увидела в светло-серых глазах неуверенность. Заметив мою улыбку, он нахмурил брови, ответив едко. — Что такого смешного я сказал? — А то, что вы, видать, привыкли все держать в своих руках, а простой магазин найти не можете. — И с каких пор вы насквозь видите людей? — пристально смотрел на меня Тео, и я мысленно присвоила себе одно очко за такую маленькую, но все же победу. — Недавно появилась такая способность, а теперь пойдемте — я покажу вам дорогу. Я хотела спать. Даже очень. Но ситуация кардинально все меняла. Я доехала, наверное, на самой крутой машине к обычному круглосуточному магазину, а водителем был, наверное, самый обворожительный мужчина, которого я когда-либо видела. Либо же это все было навеяно затуманенным разумом. Я хотела видеть в нем рыцаря на белом коне, и ничего не мешало мне это делать. Если бы он был чуть более сговорчив и выглядел чуть менее суровым, то я бы могла влюбиться в него с первого взгляда. Но этот от природы платиновый блондин даже не смотрел в мою сторону. Я была уверена, что сердце парня даже не трепыхнулось, ведь в его жизни, несомненно, появлялись девушки лучше меня. Во всем. Тео шел вдоль стеллажей с едой, и я незаметно за ним наблюдала, держась чуть позади. Неприметная скучная одежда на манер современной моды. С виду он даже походил на студента второго или третьего курса, однако манеры и поведение заметно отличали его от всей массы людей. Удивительно ровная осанка, чуть приподнятый подбородок, разведенные плечи — он словно учился держаться на людях в специальной светской школе, откуда вышел с красным дипломом. Уверена, если поставить перед ним столик для чаепития, он тут же сядет за него и оттопырит мизинец, когда будет держать чашку. В нем я видела манеры расчетливого англичанина или же аристократичного швейцарца. И он бы наверняка нравился всем, если бы… не выглядел как глыба льда, приплывшая прямиком из Антарктиды. Тео оказался в параллельном ряду, и было довольно неловко и странно пересечься с ним взглядом, который словно хотел меня в чем-то убедить. — Что? — я не выдержала и первая отвела глаза в сторону. — Акира хотел бы тебя завтра увидеть. — Для чего? — сарказм из меня так и выплескивался, а все из-за того, что сначала этот мужчина чуть ли не выгонял меня из палаты, а сейчас говорит о визите. — Он любит потешиться. И любит заводить новые знакомства. — Ты сейчас к чему клонишь? Чтобы я завтра пришла? — из-за затуманенного рассудка до меня долго доходило. — Я просто передаю тебе его слова, а как поступить, решать тебе. В конечном итоге я не его мамочка, чтобы запрещать что-либо. Мужчина что-то взял с полки и тут же пошел к кассе. Мне же хотелось пить, поэтому я выбрала бутылку воды, оплатила ее на уже пустой кассе и вышла из магазина к Тео, ждавшему около авто. — Я подвезу тебя. — К чему такая любезность? Хочешь задобрить меня или таким образом извиняешься за поведение в больнице? — Мне не за что извиняться, — отчеканил Тео, открывая дверь в салон. — И это не любезность, а темное время суток, которое романтично, но отнюдь не безопасно. Рискнешь пойти пешком? Я прищурилась и мысленно поставила ему подножку, чтобы его самодовольное лицо встретилось с асфальтом, но все же приняла предложение. Его я хотя бы знаю, а вот того, что скрывается в темноте — нет. — Между прочим, в селе у нас безопасно, а вот садиться в машину к тому, кто психологически нестабилен, — уже проблема посерьезней. За мной с грохотом захлопнулась дверь, и я хихикнула, удовлетворенная реакцией мужчины. Он наверняка рвет и мечет внутри, но не позволяет эмоциям показаться. Мне же было все равно, для чего он это делает и как. Меня больше удивляло, откуда у меня взялось столько смелости, чтобы высказать ему такое? Как только машина тронулась, меня словно убаюкало, и если бы путь до дома был длиннее, то я непременно бы уснула. А так я пробуждалась, снова дремала, и все за несколько минут. В конце поездки мотор заглох. — А ты хорошо ориентируешься ночью, — зачем-то сказала я, пытаясь взять контроль над своим телом. Однако мне так хотелось спать, что в один момент просто решила ничего не делать. На задворках разума голос кричал мне идти домой, но он звучал так далеко, что игнорировать его было куда проще. Прикрыв глаза, я видела волны, темно-синие, а под ними много разных ракушек, среди которых мелькали морские коньки и рачки. И я будто ощущала себя одной большой волной: гибкой, безмятежной и спокойной. Меня качало из стороны в сторону, как в старой колыбели на веревочке, прохлада окружала со всех сторон, а внутри что-то неистово горело. Мне показалось, что я слышала скрежет металла, но это оказалась простая железка среди гальки на берегу моря. Фантазии в моей голове обретали контуры и краски, а потом резко стухли и пропали. Я открыла глаза в темноте, ощущая под собой мягкую постель. Сон все еще маячил перед глазами, поэтому я решила не разбираться, а просто откинулась на подушки.***
Утро началось неприятно: жажда и дичайшая головная боль сразу дали о себе знать. Вдобавок, поднявшись, я обнаружила еще и отечность. Рассудок еще где-то гулял, отчего я соображала туго и не могла вспомнить, как оказалась дома. Помнила, как встретила Тео, даже как мы оказались в супермаркете, а вот как до дома добралась — хоть убей. К десяти утра во мне уже было не меньше двух литров воды, однако избавиться от пресловутого сушняка мне не удалось. Боль заглушила таблетка, но эффект длился недолго. Я мучилась, сбив все простыни, прилипающие к телу из-за жары. Я то засыпала, то снова просыпалась, но время, казалось, шло так медленно, а улучшения состояния даже на горизонте видно не было. После полудня ко мне нагрянул нежданный гость. Он постучался аккуратно, но громко, и мне пришлось подняться с постели, обернувшись в простынь, чтобы скрыть за ней свою пижаму. Через открытую дверь в глаза ударил яркий луч солнца, мешая разглядеть стоящего на пороге. Я приставила ладонь ко лбу, разглядывая гостя, которым оказался облаченный во все черное Тео. Я без слов пропустила его в дом, так как хотела как можно меньше напрягать голосовые связки. — С чем пожаловал? — спросила я будто не своим голосом. — Узнать, как твое самочувствие сегодня, — мужчина по-хозяйски прошел в дом, осматривая все вокруг. — И принес кое-что для облегчения похмелья. На стол опустился маленький пакетик, из которого виднелась бутылка и какие-то таблетки. — Мне это не нужно. — Ага, я вижу, — он кинул на меня недоверчивый взгляд, продолжая вести себя как король в этом доме. — Вряд ли у тебя есть таблетки от похмелья. Смею предположить, что ты и вовсе раньше не пила. А еще для восстановления организма полезны минеральные воды. Наслаждайся. Тео повернул к выходу, но я остановила его на ходу, ухватившись за рукав. — Я, конечно, могу просить о многом, но ты… не мог бы посидеть со мной? — с мольбой обратилась к нему я. — Мне надо кое-что узнать. Ему потребовалось пару секунд, чтобы дать утвердительный ответ. Я поставила чайник на огонь, он снял с головы бейсболку, и мы вместе сели за стол, будто на каком-то собрании по решению важных вопросов. — Я часть вечера не помню, но знаю, что встречала тебя. — Это логично. — Не мог бы ты мне рассказать, как… я оказалась дома? В постели? — Я тебя привез, — не мешкаясь, ответил Тео. — И завел в дом. Мне стало неудобно перед ним, что вечером ему пришлось возиться со мной, но он выглядел абсолютно спокойным: его лицо не было ни раздраженным, ни сомневающимся. Он ни на секунду не задумался, прежде чем ответить. И это мягко говоря пугало. — Прошу прощения за вчерашнее. Ты прав, я не выпивала уже давно, но вчера увиделась… — Мне не важно, по какой причине ты пила. Я не собираюсь осуждать тебя, это ведь твоя жизнь. Но будь осторожна — когда ты под действием алкоголя, ты уязвима. Тебе просто повезло, что на пути попался я, а не какой-нибудь бесчестный человек. В его словах прозвучала сокрушительная правда: если бы другой какой парень остановился, я могла бы проснуться не в родной спальне. От этого мне еще больше стало не по себе, и я в который раз за утро пообещала себе больше и капли в рот не брать. — Я знаю и понимаю, и меня только одна мысль об этом пробирает до ужаса, — я обняла себя за плечи, сжав простыню. — Больше не буду пить. Ни за что. Мужчина странно посмеялся и с неверием посмотрел на меня. — Это обязательно случится еще раз. Ты однажды напьешься до беспамятства и проснешься с чужими людьми. И это совершенно нормально: молодость толкает нас попробовать все в этой жизни. — Я не буду. Не хочу потом жалеть о содеянном. — Поверь мне, — он наигранно улыбнулся, придвинувшись ближе, будто хотел рассказать секрет, — все, что ты сейчас себе обещаешь — пустой звук. Я мог бы тебе сказать сладкую ложь, что юность — удивительное время, но это неизвестная дорога, в конце которой может быть пропасть. Спеши жить сейчас, — добавил он шепотом, — иначе потом будет поздно. Пока я сидела с разинутым ртом, ища, что ответить ему в противовес, он поднялся и бесшумно вышел. Словно призрак, он появился незаметно и так же исчез. От него остался только пакет с лекарствами и витающий в воздухе запах парфюма.***
На следующий день вместо того, чтобы пойти на очередное собеседование, я пошла в больницу. «Это глупая идея» — твердила я самой себе, но ноги все равно вели, а руки дрожали, держа целлофановый пакет с апельсинами. «Он их даже не будет есть, выкинет и не вспомнит, от кого» — продолжала вести диалог внутри, убеждая, что надо повернуть назад, пока не поздно. Но вот показалось здание больницы, с аккуратной аллеей перед входом. «Я там лишняя» — звучало у меня в голове, а эхом мне отвечал разум: «Просто поблагодари и уходи». На регистрационной стойке я уточнила информацию и отправилась на поиски палаты, где находился Акира, а заодно и Тео. По пути на второй этаж у меня затряслись ноги, а уже около двери — стал дрожать голос. «Не дрейфь, Вагнер, у тебя все получится. Ты идешь, чтобы отдать простые апельсины, а не просить его взять тебя замуж». Я удивилась собственным мыслям, но поспешила оборвать их, постучавшись в дверь и тут же открыв ее. Меня удивленно встретили две пары глаз, при этом один из них был приятно удивлен и сразу расположен к моему приходу. Поняла я это по радостной улыбке. — София, какой сюрприз! Проходи. — Я, в общем-то, ненадолго. — Можешь оставаться насколько захочешь, — брюнет выглядел бодро: ни внешних недомоганий, ни хмурого взгляда. Он, казалось, был совершенно здоровым, вот только сидел в четырех стенах под надзором несокрушимого приятеля. — Нет, я пришла просто поблагодарить, — осторожно подойдя к Тео, я протянула ему пакет, который он не спешил брать. — Ты мне очень помог вчера. Спасибо тебе. В знак благодарности прими от меня маленький презент. — Что это? — Апельсины. — Я не буду. — Почему? — У него аллергия на них, лучше отдай мне, — донеслось за моей спиной, и я вопросительно посмотрела на Акиру. — Это правда? — Считай, как хочешь, — снова холодный взгляд в ответ, а в следующее мгновение от Тео и след простыл. Я грустно смотрела на дверь, за которой скрылся беловолосый, и искренне не понимала, почему он так реагирует на каждое мое слово. Будто втайне ненавидит меня за то, что верчусь под их ногами как бродячая собачонка. Хотя, может, так и есть. Я присела на стул, положив пакет на тумбу, и тупо уставилась на свои колени, сохраняя молчание. — Не обращай внимания. Он почти всегда такой. — Я ему не нравлюсь, да? Это же так очевидно… — Дело не в этом. Он привык реагировать так на все. Думаешь, медсестрам он улыбается? Нет, он ледышка все двадцать четыре на семь. Но бывают моменты, когда эмоции берут над ним вверх. — И когда это бывает? — Когда он ни с того, ни с сего уходит, оставляя собеседника наедине. Был ли это намек или открытый посыл к тому, что недавно произошло, я понятия не имела, но комментировать это никак не хотелось. — У всех нас свои причины сердиться или негодовать, но молчанием не объяснишь, даже не укроешься от того, что тебя так разозлило. Именно поэтому нужно говорить. — Он такого лайфхака не знает, и объяснить ему ты не сможешь просто потому, что он не будет тебя слушать. — Верю. — «Ребенку» двадцать семь лет, его позиции во многом уже укоренились. «Двадцать семь» — пронеслось в моей голове, и я ошарашено взглянула на Акиру. — Ты не знала? — лицо парня исказилось по причине смеха, и он смахнул воображаемые слезы с глаз. — Он уже довольно… старый. А я вот на четыре года его моложе. — Ты блефуешь, — моему удивлению не было предела, пока я пыталась сопоставить его слова с внешним видом, — тебе максимум двадцать. — Но мне двадцать три. И это, увы, не изменить, — мои слова нисколько его не расстроили, ведь на губах блуждала улыбка принятия, что в нем разочаровались. На мои слова он мог только плюнуть и пойти дальше, а мне вот, восемнадцатилетней, такой возраст казался невообразимо далеким. Они же меня намного старше… — Теперь ты колись. Меня трясет от любопытства узнать о тебе больше. Как рыба я только выпучила на него глаза и двигала губами, не издавая ни звука. Ну не может судьба меня так подставить. — Я думал, что тебе не больше двадцати двух, а после недавней встречи, решил, что, вероятно, двадцать. Ты работаешь, значит, точно окончила школу и, возможно, начала учиться в вузе, но бросила, когда поняла, что это пустая трата времени, — продолжал беззаботно Акира, а у меня почва из-под ног уходила. Почему слова, произнесенные им, становились словно камнями, падающими прямо на меня? Верно, он болтает об этом как о пустяке, не ведая, что скрывается за предположениями о никогда не существующей реальности. Никогда и ни при каких обстоятельствах. — Мне в феврале исполнилось восемнадцать, — негромко сказала я, прерывая словесный поток парня. На миг все затихло: в комнате раздавался лишь шорох занавесок, колыхаемых ветром, и легкое жужжание электроприборов. Молчание хранилось недолго, ровно до того момента, когда я повернулась к нему. — Восемнадцать? — спросил парень с видом разочарования. Будто ему на день рождение подарили не обещанный новенький мотоцикл, а поддержанный, с облупленной краской мопед. — Все так плохо? — от его реакции мне хотелось истерично смеяться, но я только улыбнулась весьма натянуто и нервно. — Ты же еще совсем молода. — Ага, и ты тоже как бы. Вот так легко и просто между нами воцарилось напряжение, которое невозможно было бы рассеять ни ободряющими улыбками, ни словами поддержки. — И да, я отказалась от вуза в пользу работы. Для чего я это сделала? Чтобы выжить. Любой ценой. Ценой надорванной спины или подхватывания инфекции, ценой упорного труда и первого штрафа за опоздание, ценой раннего подъема и высокой утомляемости. Я вложила всю себя в ничтожную работу и, оказывается, сама стала такой. Права была Криста, называя отель ничтожным: работа там сгибает людей пополам не потому, что дел непочатый край, а потому, что бесцельная работа убивает. — Ты сильна, раз решила сразу пойти работать после окончания учебы. — У меня не было другой альтернативы. Что ты будешь делать, если останешься без средств для существования? Я выбрала работу и не промахнулась. — Но ведь ты сейчас сидишь дома. — Найду новую. Мало ли вакансий в туристическом поселке? Уборщицы, горничные, посудомойки… Спустя несколько долгих секунд парень нарушил тишину. — Я предложу тебе другую должность.