Шесть лет спустя.
В маленькой комнате царил полумрак. Крошечный светильник желтоватой звёздочкой мерцал, бросая неровные отсветы на два тела, сплетающиеся в объятиях среди смятых простыней. Слышался шёпот, негромкие сладкие стоны, звуки поцелуев… Цзян Чэн, тяжело дыша, раскинулся на кровати. Лань Хуань склонялся над ним, прочерчивая языком мокрые дорожки по коже, прихватывая губами, спускаясь всё ниже и ниже. Шея… плечи… грудь… живот… бёдра… Нежно и ласково, осторожно и бережно… Изящные пальцы медленно скользили параллельно губам, чуть более жёстко, добавляя нотку остроты в мягкий чувственный коктейль. Пряди волос шёлковыми змеями следовали за пальцами, щекотали, возбуждали прикосновением… Руки Цзян Чэна то комкали простыни, то вцеплялись в плечи Лань Хуаня, то вплетались ему в волосы. Сам Ваньинь ловил ртом воздух, выгибаясь навстречу жадным губам, сдерживал дрожь, сжимал в ладони металлический браслет с острыми гранями, едва контролируя себя, и стонал-стонал-стонал… Лань Хуань, добравшись до средоточия его мужской силы, накрыл напряжённую плоть губами, вызывая полный страсти вскрик. Мягко нажал на бёдра, принуждая Цзян Чэна немного развести ноги, и устроился между ними. Губы скользят по стволу вверх-вниз, язык оглаживает головку, слизывая выступающие капли. Ладонь смыкается вокруг, вторя движениям рта и Цзян Чэну от этого так хорошо, что он стонет в голос, подаётся бёдрами навстречу жаркой влажной глубине, мечется по постели, сбивая простыни в комок и, наконец, не выдержав сладкой пытки, бурно изливается… Лань Хуань выпивает его до последней капли и лишь после этого выпускает. Губы Сичэня покраснели и влажны от семени. Он медленно облизывает их языком, и Цзян Чэн тянет его наверх, прижимая к себе, вовлекая в глубокий поцелуй. Лань Хуань отвечает, лаская губы, сплетаясь языком, щедро делясь с Цзян Чэном его собственным вкусом. Некоторое время они целуются, потом Цзян Чэн, спохватившись, тянется рукой к паху Лань Хуаня: – А ты? Сичэнь перехватывает его ладонь, проводит кончиком языка от запястья до основания пальцев и тихо смеётся: – Ты так сладко стонал, моя радость, что я успел раньше тебя. Мне даже руки не понадобились. Я уже говорил, что твои стоны меня страшно заводят? Цзян Чэн, краснея, откидывается на подушки, прикрывая лицо локтем. – Да ну тебя… – бурчит он, вызывая новый смешок Лань Хуаня. Сичэнь вытягивается рядом с ним на кровати, легонько гладит по щеке, кончиком пальца обрисовывает контур губ, и спрашивает уже серьёзнее: – Как твой… "Защитник"? – Я еле удержал контроль. – зябко передёрнув плечами отвечает Цзян Чэн. – Думал, что не выдержу и сорвусь. – он поднимает ладонь, на которой до сих пор закреплён браслет. – Но, у тебя всё-таки получилось удержаться. – констатирует Лань Хуань, натягивая на них обоих покрывало. – Новая методика твоего доктора работает. А значит, рано или поздно мы преодолеем эту неприятность. И тогда сможем принадлежать друг другу полностью… Они очень долго шли к этому… Несколько лет понадобилось, чтобы преодолеть сопротивление «тёмного я» Цзян Чэна. Медленно они продвигались вперёд в познании друг друга, переходя от невинных поцелуев к глубоким и чувственным, осторожно пробуя ласки, постепенно избавляясь от слоёв одежды, неторопливо привыкая к ощущению обнажённой кожи… Лань Сичэнь был очень бережным и терпеливым любовником. Он помогал Цзян Чэну учиться доверять прикосновениям, испытывать от них удовольствие, заново обретать способность дарить и принимать наслаждение. Это было невероятно сложно. «Защитник», сумевший прорасти в сознании Ваньиня, не желал воспринимать любовные объятия и ласки иначе, как агрессию, на которую необходимо отреагировать немедленным нападением. Доктор Сяо Синчэнь разработал целую систему медитативных практик и методов аутотренинга, которая была предназначена, чтобы держать «защитника» под контролем, не давать ему вырваться. В перспективе предполагалось, что «тёмное я» исчезнет совсем, когда подсознание примет факт, что подобные действия несут лишь радость… Не раз и не два бывало, что Цзян Чэн, вместе с возбуждением ощутив накрывающую его багровую волну, вырывался из рук Сичэня и нёсся в ванную, где, сунув голову под струю холодной воды, заставлял зловещий туман отступить. А потом, глотая слёзы, доводил себя до разрядки руками, выстанывая: «– Лань Хуань!». Несколько раз случалось, когда Цзян Чэн, из последних сил удерживая контроль, успевал только скомандовать: «– Беги!!!». И теперь уже Лань Хуань запирался в ванной и плакал от бессилия, слушая, как в комнате бесится упустивший жертву ЗВЕРЬ. Положение осложнялось тем, что они не могли видеться часто. У обоих были обязанности руководителей, оба несли ответственность за свои университеты и студентов. Всё, что им оставалось, встречи раз в два-три месяца, когда Лань Сичэнь сопровождал Лань Чжаня в госпиталь к Вэй Ину. Ночь, реже две… Ещё иногда удавалось остаться вдвоём после конференций или всеуниверситетских совещаний. Поэтому, спустя столько лет они пребывали только на стадии внешних, хотя уже и очень откровенных ласк. Впрочем, доктор Сяо Синчэнь считал, что для подавления личности «защитника» понадобится не меньшее количество времени, чем для формирования. И что такие редкие встречи только на пользу, потому что дают возможность Цзян Чэну закрепить достигнутый эффект аутотренингами. Одной из последних его рекомендаций было надевать на ладонь гибкий металлический браслет с достаточно острыми гранями, чтобы они были способны причинить боль, когда руку сожмут. Боль отрезвляла и помогала держать контроль. Сегодняшняя ночь стала этому подтверждением: вряд ли Цзян Чэн сумел бы удержать ЗВЕРЯ без браслета, тем более, когда Лань Хуань, номинально был доминирующим. Но, на большее Цзян Чэн пока не соглашался. Он до истерики боялся снова причинить боль Лань Хуаню. И Сичэнь уступал, соглашался ждать. Его Лотос этого стоил…***
Вэй Ин пришёл в себя неожиданно. Хотя, в принципе, врач, наблюдающий его, предупреждал, что такое может случиться в любой момент. Показатели активности мозговой деятельности Усяня, в последнее время многократно возросли. Но, всё равно, это произошло неожиданно... Цзян Чэн в этот день находился в госпитале возле брата. Просто сидел в палате, по привычке просматривая документы. Погрузившись в работу, он как-то не обратил внимание на то, что тихие щелчки аппарата, отсчитывающие пульс Вэй Ина, ускорились. Немного, но всё-таки... Потом он внезапно почувствовал на себе взгляд. Подняв голову, Цзян Чэн встретился с широко раскрытыми глазами брата. На несколько секунд он оцепенел, не веря себе. Потом не глядя сунул куда-то ворох бумаг, поднялся и склонился над кроватью, попутно протянув руку и нажав кнопку срочного вызова персонала в палату. – Вэй Ин? – тихонько позвал Цзян Чэн. Губы брата шевельнулись, раздвинулись и раздался тихий-тихий, как шорох листьев, голос: – Цзян… Чэн… Я... что… умер?.. – Умер? – у Ваньиня сдавило горло и выступили слёзы. Он удержал подступившее рыдание. – Нет, нет! Умер он! После того, сколько мы его ждали! Попробуй только умереть теперь, и я сам тебя прибью! После этого Цзян Чэн уронил голову на руки и всё-таки расплакался…***
Спустя две недели
– Ты так вырос, А-Нин. И стал таким красивым. За тобой, наверное, девушки табунами бегают? – Вэй Ин полулежал на подушках, с улыбкой глядя на сидящего рядом Цюнлиня, рдеющего, как маков цвет. – Эй, ты чего краснеешь?! Я же правду говорю! Ты всё такой же стесняшка, как раньше. – Ты даже не представляешь, какой. – вмешался Цзян Чэн, сдержанно усмехаясь. – Его на аркане не вытащишь куда-нибудь. А уж, как он шарахается от поклонниц – не передать. Он настолько редко появляется на людях, что большинство студентов, да и преподавателей, понятия не имеют, как выглядит штатный композитор и поэт нашего университета. Знаешь, как они его прозвали? Призраком! – Ай-яй-яй, – укоризненно покачал головой Вэй Ин. – Ну и, зачем так себя мариновать? Надо жить, пока молодой! Насидеться по углам ещё успеешь, когда состаришься. – Мне так нравится. – тихо, но твёрдо ответил Вэнь Нин, не спуская глаз с Усяня, будто боясь, что, если отвести взгляд хоть на секунду, он тут же исчезнет. – Я не люблю, когда много людей. – Эх, – вздохнул Вэй Ин, – и петь на публике так и не решился? Ну ничего, вот меня выпишут, тогда я этим займусь. Хватит себя хоронить… Чэн-Чэн, а почему не приходят дядя и тётя Цзян? И Яньли? Они всё ещё на меня сердятся? – Нет-нет! – поспешно ответил Цзян Чэн, кидая на Вэнь Нина предупреждающий взгляд. – Просто их ещё не пускают. Ты пока очень слаб… Тут и мне-то пришлось почти с боем прорываться. А Цюнлиня просто не сумели выставить из палаты. Да и, твой врач считает, что его пение идёт тебе на пользу. Отдыхай пока. – Да наотдыхался уже на всю оставшуюся жизнь. – проворчал Вэй Ин. – Меня эта беспомощность убивает… А-Чэн, я что, правда проспал так долго? – Правда. – кивнул Цзян Чэн. – Ты ещё тот засоня оказался, братец! Я, конечно, знал, что ты любишь поспать, но, чтобы столько! Это уже ни в какие ворота… – Эй, будто я в этом виноват! Не будь занудой, Чэн-Чэн!.. – Это я зануда?! Вэнь Нин, да хоть ты ему скажи!.. – Ваш брат впал в кому, потому что его сознание оказалось перегружено сильнейшим стрессом. – объяснял лечащий врач Вэй Ина. – Настолько сильным, что он почти полностью подавил в нём желание жить. Плюс, тяжёлые ранения, болевой и геморрагический шок… У вашего брата молодой крепкий организм, и он сделал единственное, что мог на тот момент: полностью отключил сознание, оставив только основные рефлексы. Благодаря операциям и грамотному лечению, тело господина Вэй восстановило свои физические функции, но вот с психологическим состоянием всё оказалось не так-то просто. Видимо, он принял близко к сердцу произошедшее в Цишань Вэнь, и обвинил в этом себя. Душевные раны заживают медленно. А времени вне сознания не существует, поэтому кома продолжалась до тех пор, пока рана в подсознании не зарубцевалась. Сейчас ваш брат пришёл в себя, но его состояние ещё очень неустойчиво. Чаши весов могут в любой момент качнуться обратно. Не допускайте ни малейшего беспокойства. Только положительные эмоции и приятные переживания. Никаких тёмных теней из прошлого. Не допускайте к вашему брату никого, кроме господина Вэнь. Я, конечно, знаю о трагедии, постигшей вашу семью… Ни в коем случае не сообщайте пока господину Вэй об их смерти. Если он решит, что это произошло из-за него, мы получим новый нервный срыв, и, если его сознание заблокируется снова, не уверен, что он сможет выйти из комы. Тут и первый раз граничит с чудом, второй такой шанс никому ещё не выпадал…***
Цзян Чэн вышел из палаты, собираясь сходить в столовую за едой для Вэй Ина, и почти у самых дверей столкнулся с обоими братьями Лань. – Цзеу-цюнь, Ханьгуан-цзюнь… – вежливо поклонился он, вопросительно глядя на них. Вот, кого Цзян Чэн не ожидал увидеть сегодня в госпитале, так это ректора Гусу Лань и его помощника. Они были здесь около месяца назад и для нового визита было ещё слишком рано. – Что привело вас сюда? – Коллега Цзян, – так же вежливо ответил Лань Сичэнь, кланяясь в ответ. (На людях они с Цзян Чэном продолжали вести себя исключительно как коллеги, не желая афишировать свои отношения). – До нас дошла информация, что господин Вэй пришёл в себя. Мы приехали узнать, правда ли это? Цзян Чэн закусил губу. Не иначе, как Лань Сичэнь приплачивает кому-то из персонала, чтобы держали его в курсе больничных новостей. Глянул на Второго Нефрита. Лань Чжань молчал, но сколько всего было в его глазах! – Это правда. – неохотно ответил он. – Вэй Ин действительно проснулся…, но он очень ещё слаб. Врачи запрещают посетителей, за исключением меня и Вэнь Нина. – Это ничего. – спокойно улыбаясь ответил Лань Сичэнь. – Мы даже не будем заходить в палату, только поздороваемся… – Он… ничего не помнит… – сказал Цзян Чэн, глядя на Лань Чжаня. – Как выбирался из Цишань вместе с тобой… Его сознание заблокировало эти воспоминания. Он считает, что попал в руки наёмникам, когда выводил Вэнь Нина… Его избили, и, как результат, кома… Врач запретил пока ему что-либо сообщать, чтобы не спровоцировать новый приступ… Ханьгуан-цзюнь, мне правда очень жаль… Выражение лица Лань Чжаня не изменилось, но оно как будто помертвело, свет в глазах погас, превратив их в безжизненные стекляшки. – Это не ваша вина… – бесцветным голосом проронил он. – Прошу меня извинить… Лань Чжань слегка поклонился, и, резко развернувшись, чётким целеустремлённым шагом направился вдоль по коридору. – Ванцзи! – Лань Сичэнь встревоженно посмотрел вслед брату. Повернулся к растерянному Цзян Чэну. – Прости, я должен сейчас быть с ним! Зайду позже! – и побежал за Лань Чжанем.***
С самого детства Лань Сичэнь чувствовал брата лучше, чем кто-либо другой. Так, как будто они были близнецами. Он видел и понимал малейшие оттенки эмоций, возникающие на лице Лань Чжаня, для других людей выглядевшим холодным и бесстрастным. Вот и сейчас Лань Хуань ощущал разлитые в воздухе его горечь и отчаяние. Полынь и пепел… И это ощущение пугало его до дрожи. Потому что именно в таком состоянии люди способны выпить залпом горсть снотворного, пустить себе пулю в висок, или шагнуть с пятнадцатого этажа в пространство… Брата он нашёл на балкончике площадки между этажами. Лань Чжань стоял, опустив голову и судорожно, до белых костяшек, вцепившись в перила. От него исходила плотная аура беспредельной боли, настолько сильной, что Сичэнь пошатнулся, вынужденный вцепиться в дверной косяк. Усилием воли заставил себя успокоиться, и направил на брата поток тёплой духовной энергии, полной любви и поддержки, окутывая, зная, что он почувствует. Шагнул ближе, протянул руку, но не решился прикоснуться… – Ванцзи… – «Я знаю, что тебе сейчас больно, очень больно… Но, брат, ты нужен мне, ты нужен всем нам, пожалуйста…». – А-Чжань… – «Я знаю, что ничем не могу тебе помочь, кроме своего участия и поддержки… Пожалуйста, прими мою помощь, позволь разделить твою боль…». – Брат… – «Я прошу тебя, только не сдавайся! Борись! Борись с собой, со своей болью, со своим отчаянием! Я знаю, ты сильный! Ты сможешь это преодолеть! Пожалуйста, А-Чжань!..». Был момент, когда Лань Хуань был уверен, вот сейчас брат быстрым и уверенным движением перекинет своё тело через перила, отправляя в первый и последний краткий полёт. Он напрягся, готовый кинуться, схватить, удержать, остановить… Не понадобилось… Лань Чжань тихо выдохнул, плечи его расправились, возвращая телу идеальную осанку. Пальцы на поручнях разжались, оставив на лакированной поверхности вмятины. Он повернулся, встречаясь взглядом со взволнованным Лань Хуанем. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Потом Ванцзи сказал: – Главное, что он остался жив, и всё-таки пришёл в себя, ведь так? Спасибо за поддержку, брат… С этими словами он двинулся в сторону лестницы. – А-Чжань, куда ты? – тревожно спросил Сичэнь. – Подожду тебя в машине. – по губам Ванцзи скользнула слабая улыбка. – Не бойся, А-Хуань, я ничего с собой не сделаю. Обещаю… Лань Сичэнь проводил его взглядом, слушая удаляющиеся шаги по ступенькам. Он постоял ещё некоторое время на балкончике, пока внизу не появилась фигура брата, уверенно направившегося к парковке. Тогда Лань Хуань облегчённо вздохнул и вернулся в отделение, к палате, где находился Вэй Ин. Остановился перед смотровым окном, заглянул внутрь. Жалюзи были сдвинуты и было прекрасно видно, как Цзян Чэн, сидя возле кровати, кормит Вэй Ина с ложки. Рядом стоит Вэнь Нин и, о чудо! что-то оживлённо рассказывает. Вэй Ин полулежал на кровати, с несколькими подушками за спиной, руки лежат плетьми, шея закована в ортопедический воротник. Он покорно раскрывал рот, глотая больничную кашу, с трудом поворачивал голову в сторону Вэнь Нина и улыбался, слушая его. Лань Сичэнь засмотрелся на такую картину почти семейного покоя. Цзян Чэн повернулся, чтобы отставить на тумбочку опустевшую пиалу и увидел его. Неторопливо поднялся, складывая руки и кланяясь. Сичэнь ответил на поклон, знаком показав, что хотел бы поговорить. Вэй Ин, заметив движение Цзян Чэна, о чём-то спросил. Тот, повернувшись, видимо объяснил, потому что вслед за следующей репликой Усяня, он усадил его ровнее, поднимая изголовье кровати выше и поправляя подушки. Потом взял руки Вэй Ина в свои, помогая сложить в традиционном жесте приветствия. Голову в жёстком воротнике склонить было не так-то просто, а потому Усянь просто качнулся вперёд. Лань Сичэня невыразимо растрогал этот жест уважения со стороны человека, едва отступившего от края Небытия. Он поклонился в ответ; низко, как следовало бы, если человек значительно выше его по статусу. И отступил, жестом показав Цзян Чэну, что ждёт его.***
– Лань Хуань! – Цзян Чэн догнал его в коридоре и пошёл рядом, искоса поглядывая. – Как чувствует себя молодой господин Вэй? – спросил Сичэнь. – Выглядит он, вроде, неплохо? – Неплохо… – фыркнул Цзян Чэн. – Разве что, внешне. А так… Он сейчас беспомощен, как младенец. Ты же видел, едва шевелит пальцами, рук поднять не способен, не говоря о том, чтобы встать с кровати. Голову держит ровно только благодаря «воротнику»… – Но, он ясно мыслит и способен говорить. – возразил Лань Сичэнь. – А это уже большое дело. Они прошли отделение до конца и Лань Хуань свернул на тот самый балкончик, где буквально пятнадцать минут назад стоял с Ванцзи. – Ну да, – усмехнулся Цзян Чэн. – Язык, это единственное, что не атрофировалось у него за эти годы. – он помрачнел. – Вэй Ин многое не помнит, А-Хуань. Он до сих пор не знает, что родители и сестра уже больше десяти лет мертвы. Не может понять, что А-Лин вырос и ходит в школу… Доктор пока запретил рассказывать ему шокирующие новости. Мне приходится без конца следить за тем, что говорю, чтобы не сболтнуть лишнего, и выдумывать отговорки, почему они не могут прийти. За эти годы моя боль улеглась. Не прошла, нет, но утихла, перестала терзать каждое мгновение. А теперь я вынужден пережить всё заново… А ещё, Вэй Ин пока не очень адекватно воспринимает действительность. Это для нас прошло столько лет, а для него – всё было буквально пару недель назад. И, он действительно не помнит, что произошло с ним и Лань Чжанем на территории университета. Я осторожно расспрашивал его… Последнее, что осталось в памяти Вэй Ина, это что они поссорились перед его уходом в Цишань. Брат уверен, что Лань Чжань теперь его ненавидит. И рассказать я пока ему ничего не могу. Если, не доведите боги, случится что-то, чего боится доктор… Я же себе потом не прощу… – Но, прогноз благоприятный? – поинтересовался Лань Сичэнь. – В целом, да. Только реабилитация понадобится длительная. – Сколько? – Доктор считает, два-три года. – Так долго? – Да. Ему ведь придётся учиться всему заново. Как только мышцы окрепнут, придётся учиться ходить, держать ложку, одеваться, обихаживать себя… Доктор обещал дать список лучших реабилитационных центров. Выберем тот, что находится ближе всего. Мне не хотелось бы уезжать далеко. – Цзян Чэн помолчал и добавил. – Я… принял решение уйти с поста проректора и передать управление университетом семье Юй, родственникам мамы. Конечно, они никогда не занимались Искусством, но, тем лучше. Единственным условием будет, оставить в названии фамилию основателя. Университет Юньмэн Цзян просто перепрофилируется на спортивное направление, а я получу свободу действий. Буду помогать Вэй Ину учиться жить заново. Думаю, папа с мамой одобрили бы моё решение. В конце концов, сейчас именно я глава Семьи Цзян. А Вэй Ин тоже часть моей семьи. – Вот как… – уронил Лань Сичэнь. Сердце у него сжалось. – Что ж…, это твоё право… И… как скоро? – Я уже обговорил это с дядей и отправил запрос в Мэйшань Юй. Думаю, юридический вопрос решится в ближайшие месяцы. С практическим решением будет не так просто. Мы ведь не имеем права подвести студентов, что учатся в Юньмэн на данный момент. Как выпускников, так и первокурсников. Все они должны доучиться. Какое-то время в университете будет сдвоенная направленность, а потом спортивное направление плавно вытеснит искусство. Я планирую оставить за собой те полставки класса балета. Не хочу терять форму. Потому и реабилитационный центр буду искать поближе к городу, чтобы иметь возможность ездить на работу пару раз в неделю. – А Цзинь Лин? – спросил Сичэнь, стараясь, чтобы голос звучал ровно. И, кто бы знал, каких усилий ему это стоило! – С этим сложнее. Наверное, придётся искать колледж пансионатного типа, и будем забирать А-Лина на выходные и каникулы. Надеюсь, он поймёт, что это вынужденная мера, а не от того, что я стал меньше его любить. – Цзян Чэн ещё сильнее посмурнел. – А-Хуань… – позвал он. – Да? – отозвался тот. – Ты… ты ведь, не оставишь меня? – Я? – Ты – самое лучшее, что могло случиться со мной в жизни. – тихо ответил Цзян Чэн, обхватывая себя руками, словно ему было холодно. – И, самое большое, чего я боюсь, это потерять тебя… Лань Сичэню показалось, что с его сердца сняли бетонную плиту в несколько тонн весом. Он шагнул вперёд, обнимая Ваньиня, прижимаясь к его плечу, вдыхая тот неповторимый аромат, что всегда кружил ему голову. Выговорил хрипло: – Ты не потеряешь меня. Я буду с тобой столько, сколько ты захочешь, мой Лотос… Они целовались на балкончике, наплевав на то, что вокруг белый день, что мимо ходят пациенты и медперсонал, что их могут увидеть… Потом они вспомнят о возложенных и взятых на себя обязанностях. Потом они будут решать проблему, где и как встречаться. Потом будут считать дни до новой встречи и приходить в отчаяние от невозможности увидеться раньше. Всё это будет потом… А сейчас, в мире не было для них ничего более важного, чем держать друг друга в объятиях...