a day before

Чанёль скучал, топил своё горе на дне уже пятой кружки кофе и скучал безумно, всем сердцем. Без Чонина их небольшая квартирка, которую они снимали, совершенно теряла всё своё тепло. Возможно, в ней было уютно потому, что именно Чонин своим низким смехом и постоянным присутствием наполнял каждый сантиметр теплом. Без Чонина стало холодно. Сначала пак злился на Кима и ему даже казалось удачным, что Чонин уехал к Сехуну в общежитие, так дышится свободней, но прошла неделя, и становилось совсем не по себе. Он злился, но скучал, обижался как ребёнок маленький, но хотел снова обнять своего тёплого мальчика. Они списывались ежедневно, созванивались, но с каждым днём разговоры становились короче, а переписки банальными и сухими настолько, что можно было бы и вообще ничего не писать. Пак понимал, что обижается на сущий пустяк, но всё же для него это было важным, и он хотел простить Чонина, честно, но каждый раз вставая перед Кимом, перед ним самим словно непреодолимый барьер ставили, вероятно не такой высокий и при желании он обязательно бы его перешагнул, но... Пак ставит кружку (кружку Чонина в форме головы мультяшного медведя) в раковину и идёт собираться. Пора на учёбу. * Они с Чонином и в одной группе учатся, но теперь сидят в разных концах аудитории: он с Бэкхёном, а Чонин с Сехуном. Ещё одна пропасть. — Твою мать... — Пак тихо ругается себе под нос, вновь перерывает содержимое рюкзака, но пусто, последний конспект по философии благополучно забыт дома, и что ему теперь делать? Его же живём в землю зароют. — Ты чего? — рядом раздаётся голос Бэкхёна, который давно уже всё приготовил и теперь, раскинувшись на своём месте вальяжно, с невозмутимым видом листал ленту в инстаграме. — Я... — Пак окидывает взглядом аудиторию и замечает в другом конце, сидящего чуть ниже Чонина. Тот как всегда сидит привычно в своей манере, съехав по стулу, ноги расставив и утыкается чуть ли не носом в свой телефон. Сехуна по близости пока нет, — ... а, нет, знаешь, я конспект забыл. — Так давай я... — но Бён и договорить не успевает, как Пак с места своего срывается. — Чонин, — он совершенно не знает. зачем делает это, но ноги сами привели его к чужому месту. Пак садится рядом, пока место свободно и смотрит точно на младшего, а вот тот откровенно удивляется такому внезапному гостю. — Да? — он садится ровнее и телефон откладывает, поправляя клетчатый пиджак на себе. — Я... — чёрт, только сейчас он понимает, как это глупо, он мог спокойно воспользоваться конспектом Бёна, но, — ...я конспект свой дома забыл, не поделишься своим? Ей богу, как школьники маленькие, но тем не менее Ким всё равно соглашается, кивает коротко и взгляд опускает, улыбаясь мягко. Пара заканчивается непозволительно быстро. Он только начал наслаждаться обществом Чонина и обсуждением проблемы, заданной профессором, как всё это заканчивается: младший забирает свой конспект, они прощаются неловко как-то и... всё. — Что это было? — рядом с ним Бён встаёт, когда Пак уже провожает взглядом спину младшего, и того нагоняет у выхода О. В ответ Чанёль лишь плечами жмёт. — Серьёзно? Ты же мог у меня конспект попросить, да у кого угодно, — старший выдыхает, мысленно, кажется, до десяти считая. — Чёрт, Пак, вы с ним встречаетесь уже два года, и, честно, я пары лучше вас ещё не смог встретить, но... что это за детский сад? Вы ведёте себя так, будто едва знакомы. Это ненормально! — Он... — Да знаю я, но, Чанёль, вы же не можете вечно вот так бегать друг от друга, и вообще из-за тебя мне пришлось сидеть с Сехуном, а я этого чертя терпеть ненавижу! — старший поднимает взгляд на всё ещё задумчивого друга. И почему его друзья такие идиоты? — Вы вообще с ним говорили? — Говорили, — они идут к выходу, а Чанёль устало глаза прикрывает, — Вчера буквально, но по-моему только больше поссорились. Чанёль лишь усмехается, но думает о том, что так действительно нельзя больше. * Поговорил ли он с Чонином? Разумеется нет. Каждый раз, когда он хотел, когда собирался с силами, что-то изнутри словно не давало, потому он и топтался до сих пор на том же самом месте, съедаемый собственными мыслями. Но на выходных Бэкхён зовёт к себе расслабиться, выпить и поиграть в приставку, так что это абсолютно точно должно было помочь. А ещё Пак рассчитывал на разговор, что называется, по душам, ему необходимо это, возможно, если он кому-то расскажет о том, что творится у него на душе, то сможет хоть немного со всем этим болтом разобраться. Вот только... — Привет,— Пак здоровается с другом, проходя в чужой дом, и ставит пакет с принесёнными (пирожные, да сок) угощениями на пол, пока что. — Чанни, привет, — друг выглядит как-то дёрганно немного, хотя... это же Бэкхён. — Ого, ты принёс наши любимые эклеры? Проходи на кухню пока, я закрою. Пак подхватывает пакет, и только он он слышит как входная дверь запирается, как становится подозрительно тихо. — Хён, кто-то при... — Чанёль какими-то неверующими глазами смотрит на то, как из ванной выходит... Чонин. — Чонин? — Чан... хён? — он смотрит так же неверующе на пака с пакетом в руках и силится понять, что вообще происходит, — ... а где? — Вот же сукин сын! — Чанёль отбрасывает пакет на стол и бежит обратно в коридор, ну разумеется, ушёл. — Он свалил! — Вижу, —Чонин подходит сзади, выдыхая, так же на дверь смотря.— Вот же, а я думал зачем он меня отправил искать... теперь ясно, — Тихий смешок слетает с губ младшего. — Не могу поверить, что он сделал это! — А что? Давай... давай уже нормально поговорим, если нам выпала такая возможность, хён? — голос Кима звучит как-то обречённо-вымучено. Чанёль глаза прикрывает, клаки сжимая. Только не это. — О чём? — Пак поворачивается к младшему. Вот, снова этот незримый барьер. — Всё же в порядке, я говорил. — Ты называешь это, — Ким руками раскидывает, — В порядке?! Нет, это совершенно не в порядке, давай наконец-то уже решим всё, мне надоели эти кошки-мышки. — Я... я не знаю, Чонин, — тяжёлый выдох. Снова, вот он снова не знает, что ему говорить. — Ты... просто реши уже, чего ты хочешь! — Чонин от досады даже какой-то ботинок бёновский бьёт и оседает на маленькую тумбочку, — ... Чанёль, я устал от этого. Пак смотрит сверху вниз на младшего, на чужие глаза, полные боли и сожаления. Чёрт, внутри что-то нещадно ломит. Он опускается рядом с Кимом, вставая на колени (и плевать, что пол грязный), осторожно берёт чужую ладонь в свою, сжимая. Очередная пауза, он всё ещё не знает, что говорить, а Чонин лишь усмехается как-то горько, взгляд отводя. Чего он хочет? Пак подаётся чуть вперёд, и, сжимая пальцами чужой подбородок, мягко сминает губы Кима своими, совсем осторожно, словно того спугнуть можно. Но Чонин жмурится отчаянно и отвечает, каждый раз он тянется за Паком как мотылёк за светом. — Ты же не уйдёшь сейчас? — Ким крепко обнимает его за шею, уткнувшись лбом в чужой лоб, зная Пака... он и так мог сделать. Чанёль в ответ лишь улыбается и снова целует младшего, мягко прикусывая нижнюю губу. Он надеется, что теперь ему станем легче, им обоим станет легче решить это. — И кстати, — Чонин не может не улыбаться в ответ. — Тетрадь с твоими конспектами у меня, я случайно её забрал тогда.